Льюис Уоллес
Падение Царьграда

Знак информационной продукции 12+

© ООО «Издательство «Вече», 2014

Об авторе

Льюис (Лью) Уоллес родился в городке Бруквиль (США, штат Индиана) 10 апреля 1827 года. Его отец был вице-губернатором Индианы, а мать – активисткой движения борьбы за права женщин. С детства Лью отличался беспокойным характером и склонностью к авантюрам. Окончив школу, он занялся изучением права. В это время (1846) вспыхнула Американо-мексиканская война, и юноша поступил в пехотный полк. Когда был заключен мир, Лью продолжил учебу и вскоре стал дипломированным юристом. В 1856 году его избирают в сенат штата Индиана. С начала Гражданской войны Уоллес вступает в союзную армию, где делает быструю карьеру, получив в свое распоряжение бригаду. В чине генерал-майора в 1864 году он командует войсками, обороняющими Вашингтон. Лью был участником сражений под Форт-Генри и под Форт-Донелсон, в битвах под Шилохом и под Монокаси. Впечатления от битвы при Шилохе впоследствии вошли в роман «Бен-Гур». Уоллес был членом трибунала, осудившего Джона Уилкса Бута, убийцу президента Линкольна. В ноябре 1865 года Лью Уоллес вышел в отставку, однако по поручению правительства следил за перемещениями оккупационных сил Франции в Мексике. Уоллес продолжает играть заметную роль в политике, – в частности, в 1878–1881 годах он был губернатором штата Нью-Мексико, имевшего тогда статус федеральной территории. В этой должности он навел порядок в мятежном округе Линкольн и утвердил приговор известному убийце Билли Киду. В 1881–1885 годах Уоллес занимал пост посланника в Оттоманской империи.

В начале 1870-х Лью Уоллес начинает заниматься литературной деятельностью. В 1873 году он издает повесть «Настоящий бог» о завоевании Мексики Кортесом. Книга имела успех, что побудило писателя продолжать творчество. Следом он создал свой главный роман – «Бен-Гур». По первоначальному замыслу это должна была быть небольшая новелла о трех евангельских волхвах, но после разговора с атеистом Робертом Ингерсоллом автор изменил свой замысел и решил написать настоящий роман, в котором доказывал историчность существования Иисуса Христа и показывал благотворное влияние христианской веры. Книга, благодаря сочетанию исторических, религиозных и авантюрных компонентов, имела огромный успех и была переведена на многие языки мира. В США «Бен-Гура» называют первым историческим бестселлером. В течение многих лет роман находился в числе самых продаваемых книг. В конце XIX века чаще, чем «Бен-Гур», издавалась только Библия, по крайней мере в Америке. Писатель не скрывал, что на книгу о Бен-Гуре некоторое влияние оказал знаменитый «Граф Монте-Кристо» – роман Александра Дюма, которым Уоллес всегда восхищался. Влияние «Монте-Кристо» и романа Эжена Сю об Агасфере, чувствуется и в другом, тоже довольно известном романе Уоллеса «Индийский князь» (в русском переводе «Падение Царьграда»), рассказывающем об одном из самых драматических моментов мировой истории – захвате турками Константинополя и окончательном уничтожении Восточной Римской империи. Книга была опубликована в 1893 году.

В 1896 году Лью Уоллес принимается за свою автобиографию, которая увидела свет только через год после его смерти. Писатель ушел из жизни 15 февраля 1905 году. Его мраморная статуя с 1910 года находится в Американской национальной коллекции скульптур.

А. Москвин

Избранные произведения Л. Уоллеса:

«Настоящий бог» (The Fair God: A Tale of the Conquest of Mexico, 1873)

«Бен-Гур» (Ben-Hur: A Tale of the Christ, 1880)

«Отрочество Христа» (The Boyhood of Christ, 1888)

«Падение Царьграда» (The Prince of India; or, Why Constantinople Fell, 1893)

«Автобиография» (Lew Wallace: An Autobiography, 1906)

Часть первая. Тайны земли

I. Безымянная бухта

В полдень светлого сентябрьского дня 1395 года торговое судно тихо колыхалось на волнах, разбивавшихся о берег Сирии. Пассажир современных почтовых пароходов, поддерживающих постоянное сообщение по Средиземному морю, посмотрел бы с удивлением на подобный корабль и поблагодарил бы судьбу, что не находится на нем.

Водоизмещение судна было не более ста тонн. На корме и носу были устроены высокие каюты, а посредине палуба была открыта, и с обеих ее сторон в уключинах лениво торчало по десяти весел, которые время от времени стукались друг о друга. Четырехугольный, серовато-белый парус был поднят, и рея его скрипела о желтую мачту. Часовой помещался под тенью походившей на зонтик маленькой постройки на носу. Верх кают и обнаженная палуба блестели чистотой, а во всех других частях судно чернело смолой. Кормчий сидел на скамье и по временам инстинктивно схватывался за руль, как бы желая убедиться, что он находится под рукой. За исключением этих двух людей, все на судне: гребцы, матросы и шкипер – спали. На палубе не было ни ящиков, ни бочек, ни тюков, ни сундуков – одним словом, ничто не обнаруживало товара или багажа, и при самом большом колебании волн судно ни разу не погружалось ниже ватерлиний, а обшитые кожей уключины были совершенно сухи.

Под навесом, покрывавшим половину кормы, на которой находился кормчий, виднелась группа людей, не походивших на моряков. Их было четверо. Один из них лежал на мягком ложе, и хотя спал, но сон его был тревожен. Черная бархатная шапочка сползла с его головы, обнажая густые черные волосы с проседью. От самых висков опускалась волной на шею, грудь и даже на подушку большая черная, едва серебрившаяся борода. Между волосами и бородой оставалось очень мало места для пожелтевшего лица, испещренного узловатыми морщинами. Тело его было покрыто широкой, рыжевато-черной шерстяной одеждой. Костлявая рука покоилась на его груди, поддерживая полу одежды. Ноги его в старинных развязанных сандалиях нервно подергивало. Одного взгляда на окружавших было достаточно, чтобы признать в спавшем господина, а в остальных – его рабов. Двое из них – белые – лежали на обнаженных досках палубы, а третий, гигантского роста негр, сидел, поджав ноги. Все они дремали, но негр по временам поднимал голову и, едва приоткрыв глаза, махал над головой своего господина опахалом из павлиньих перьев. На белых невольниках были одежды из грубого полотна, перехваченные кушаками, а негр, не считая пояса, был совершенно голый.

Если, желая узнать, кто был спавший господин по вещам, находившимся вокруг него, кто-нибудь взглянул бы на его ложе, то внимание любопытного сосредоточилось бы на необыкновенно длинном, сильно потертом посредине посохе на трех узлах, и в особенности на старинном кожаном свертке с широкими ремнями и почерневшими серебряными пряжками. Этот сверток, по-видимому, был чрезвычайно драгоценный, так как спавший держал его правой рукой, но в нем не могло быть ни монет, ни объемистой вещи, а, по всей вероятности, он содержал документы.

Спустя полчаса господин поднял голову, взглянул на своих рабов, на кормчего и на все судно, потом он присел и ощупал лежавший подле него кожаный сверток. Суровые черты его лица смягчились. Все обстояло благополучно.

Медленно отстегнув пряжки у свертка, он, прежде чем открыть свое сокровище, задумчиво устремил глаза на морскую синеву. При виде его лица в эту минуту легко было заключить, что он ни дипломат, ни государственный деятель, ни деловой человек. То, о чем он думал, очевидно, не касалось ни политических интриг, ни государственных дел, по его взгляду ясно было, что мысли его о другом. Так отец смотрит на своего ребенка, а муж на любимую жену – мягко, нежно, беспокойно.

И всякий, кто взглянул бы теперь на него, забыл бы о сокровище, о белых рабах, о гигантском негре, о роскошных волосах и гордой бороде неизвестного, а все свое внимание сосредоточил бы на его лице. Смотря на сфинкса, не отличающегося красотой, мы, однако, привлечены к нему непреодолимой, чарующей силой желания узнать его тайну. Такое же точно чувство возбуждало лицо этого путешественника, с его европейскими чертами и черными, ярко блестевшими в глубоких впадинах глазами, таинственная маска его лица скрывала необыкновенную жизнь, непохожую на обычное человеческое существование, и если бы он захотел, то какую бы мог рассказать историю!

Но он молчал. По-видимому, он считал разговор слабостью, от которой следовало воздерживаться. Наконец, отогнав от себя приятные мысли, очевидно, занимавшие его в эту минуту, он открыл сверток и вынул из него высохший и пожелтевший, как лист сикомора, пергамент. На нем были видны странные письмена, вроде геометрических фигур. Неизвестный внимательно прочел этот таинственный документ и с довольным выражением лица спрятал в сверток, который застегнул на пряжки и положил под подушку. Очевидно было, что дело, которое он предпринял, шло по его желанию. Затем он дотронулся пальцем до негра. Тот нагнулся вперед всей своей громадной фигурой и поднес ко лбу обе руки, ладонями наружу. Все его лицо выражало напряженное внимание, и он весь как бы обратился в слух. Но господин не сказал ни слова, а только указал рукой на одного из спавших. Негр встал, разбудил его и снова занял прежнее место. При этом обнаружились его гигантские размеры. Он, как Самсон, мог бы легко поднять и перенести ворота Газы, но к его громадному росту и силе прибавлялись еще мягкость, ловкость и грация кошки.

Разбуженный невольник вскочил и почтительно приблизился. Трудно было определить его национальность, но по сухощавому лицу, горбатому носу, желтоватому цвету кожи и небольшому росту он походил на армянина. Выражение его лица было приятное, умное. Неизвестный сделал ему знак пальцами, и он поспешил исполнить полученное приказание. Спустя несколько минут он привел шкипера, коренастого, с красным глупым лицом и растопыренными ногами. Остановившись перед господином, матрос спросил на греческом языке:

– Вы послали за мной?

– Да, – отвечал неизвестный на том же языке, но с лучшим произношением. – Где мы?

– Если бы не такая тишь, то мы были бы уже у Сидона. Часовой доложил мне, что горы уже в виду.

Неизвестный задумался и потом спросил:

– Когда мы можем достичь города на веслах?

– В полночь.

– Хорошо, слушай меня внимательно. В нескольких стадиях от Сидона находится небольшая бухта в четыре мили в поперечнике. Две речки впадают в нее с обеих сторон. Посредине на берегу находится источник пресной воды, который в состоянии поддержать жизнь нескольких поселян с их верблюдами. Вы знаете эту бухту?

– А вам, по-видимому, хорошо известен весь берег? – фамильярно заметил шкипер.

– Вы знаете эту бухту? – повторил пассажир.

– Я слыхал о ней.

– Можете вы найти ее ночью?

– Я постараюсь.

– Хорошо. Войдите в эту бухту и высадите меня на берег в полночь – я не остановлюсь в городе. Посадите людей на все весла. Потом я дам вам дальнейшее приказание. Помните, что меня надо высадить на берег в полночь и в том месте, где я укажу.

Сделав эти распоряжения, пассажир снова растянулся на своем ложе и приказал знаком негру махать над ним опахалом.

II. Ночная высадка

Шкипер оказался пророком. Судно стояло в бухте около полуночи, судя по звездам на небе.

Неизвестный был очень рад и сказал ему:

– Я доволен вами. Теперь приблизьтесь к берету. Не пугайтесь, здесь нет подводных камней, но не бросайте якоря и спустите лодку.

На море была та же тишь, и под мерные удары весел судно тихо двигалось вперед, пока нос его не врезался в песок. Тогда шкипер приказал спустить лодку и доложил господину, что все готово. Последний знаками приказал невольникам спрыгнуть в лодку, а за ними с ловкостью обезьяны последовал негр. Кроме людей в лодку поместили три узла, заступ, лом, пустой мех для воды и корзинку со съестными припасами. Наконец к трапу подошел неизвестный.

– Теперь, – сказал он, обращаясь к шкиперу, – идите в город и оставайтесь там до завтрашней ночи, но старайтесь не обращать на себя внимания. К утренней заре будьте здесь, я вас жду.

– А если я вас здесь не застану?

– Так, ждите, пока я не явлюсь…

С этими словами он спустился в лодку, и негр, приняв его на руки, как ребенка, осторожно посадил на скамью. Вскоре они достигли берега и, высадившись, остались там, а лодка вернулась к судну, которое тотчас же ушло в море.

Распределив багаж между невольниками, неизвестный повел их в путь. Перейдя Сидонскую дорогу, они углубились в горы. Мало-помалу им на глаза стали попадаться все чаще и чаще старинные развалины, остатки колонн и мраморных капителей, глубоко засевших в песке. При мерцании звезд они светились каким-то роковым образом. Очевидно, они приближались к той местности, где некогда возвышался старинный город, вероятно, предместье Тира, который представлял одно из чудес света и царил над морем.

На берегу одной из вливавшихся в бухту речек был сделан привал и наполнен водой мех, который дальше понес на своих плечах негр.

Вскоре они добрались до древних развалин, напоминавших кладбище. Много каменных глыб и обломков прекрасно изваянных ваз попадалось на каждом шагу. Наконец дорогу пересек громадный открытый саркофаг. Неизвестный остановился и устремил пристальный взгляд на небо, найдя Полярную звезду, он сделал знак своим спутникам, и все они двинулись по направлению, указываемому этим путеводным светилом.

Через некоторое время они достигли возвышенной местности, на которой виднелись массивные саркофаги, выбитые в утесе и покрытые такими тяжелыми плитами, что, вероятно, их никогда не приподнимали.

Далее потянулась толстая стена, оканчивавшаяся у двух арок исчезнувшего моста. При виде арок неизвестный вздохнул: именно их-то он и искал.

Однако он не остановился, а прошел в огражденное со всех сторон углубление в утесе: тут он приказал разгружать багаж. На земле устроили ложе для неизвестного, а слуги поместились вокруг. Поужинав съестными припасами, принесенными в корзине, все заснули мертвым сном.

На следующий день не сняли бивака, и только после полудня неизвестный пошел на разведку. Он взобрался на гору и на соответствовавшей аркам моста вышине очутился на широкой террасе, заваленной камнями. Сделав несколько шагов, он остановился в нише, выбитой в известняке.

– Никто здесь не был с тех пор, – произнес он громко, пристально осматриваясь по сторонам.

По его взгляду было ясно, что он бывал здесь прежде, и, пытливо оглядев все вокруг: камни, груды земли и кустарник, – он повторил с видимым удовольствием:

– Да, здесь никого не было с тех пор…

С этими словами он подошел к утесу в том месте, где было искусственное возвышение и, свалив несколько камней, обнаружил рельефно изваянную поверхность. При виде ее он улыбнулся, положил камни на место и вернулся к биваку.

Из одного узла он вынул два железных старинных римских светильника и, приказав заправить их маслом, лег на ложе. По-прежнему вокруг царила тишина, и только пришедшие откуда-то во время его отсутствия козы доказывали, что местность не была совершенно необитаемой.

Когда наступила ночь, незнакомец разбудил рабов. Он дал одному орудия, другому светильники, а негру мех с водой. Потом он пошел с ними в горы, к террасе, которую осматривал днем, и вскоре добрался до утеса. Там он приказал невольникам отвалить груду камней перед утесом, и после получасовой работы их глазам представилось маленькое отверстие, указывавшее на существование в этом месте двери.

Он первым проник в отверстие, за ним последовали рабы. Внутри оказался такой же карниз, как и снаружи, но по нему идти было труднее из-за совершенной темноты. Ощупью они опустились на тянувшийся под этим карнизом пол, и незнакомец, вынув из кармана маленький ларец с каким-то порошком, насыпал его на пол и стал высекать огонь, ударяя стальным оружием по кремню. Как только одна из искр прикоснулась к порошку, вспыхнуло красное пламя, от которого он зажег светильники.

Рабы увидели с удивлением, что они находились в древнем склепе. Вдоль стен, выточенных в камне резцами, шел длинный ряд углублений, над которыми виднелись надписи выпуклыми буквами, теперь почти исчезнувшими. Пол был завален обломками саркофагов, которые, несмотря на их массивность, были взломаны и ограблены. Излишне было бы задавать вопрос, кто совершил это святотатственное дело. В нем могли быть виновны халдеи времен Альманасара, или греки, шедшие под знаменами Александра, или египтяне, которые редко заботились о мертвецах побежденных ими народов, как они пеклись о своих собственных, или сарацины, трижды занимавшие Сирийский берег, или, наконец, христиане, так как немногие из крестоносцев походили на Святого Людовика.

Но не об этом думал незнакомец. Он находил совершенно естественным, что тут царило опустошение. Не глядя ни на надписи, ни на изваяния на стенах, он что-то искал глазами, и успокоился, когда увидел зеленый мраморный саркофаг. Подойдя к нему, он ощупал его полуприподнятую крышку и, убедившись, что задней стенкой он плотно опирался об утес, произнес снова:

– Никто здесь не был с тех пор…

И по-прежнему он не окончил своей фразы.

Приказав негру подсунуть лом под угол саркофага, незнакомец стал подкладывать под него все большие и большие камни, по мере того как приподнималась каменная масса. Наконец саркофаг пришел в движение и отодвинулся от стены.

Незнакомец проник в открытое таким образом пространство и, взяв один из светильников, стал внимательно осматривать стену. Инстинктивно рабы следили за его взглядом, но не могли ничего различить. Их господин позвал негра и приказал ударить ломом в небольшой красноватый камень. После третьего удара камень исчез, и, очевидно, упал вовнутрь. Тогда стена, до высоты саркофага и шириной в большую дверь, с шумом обрушилась.

Когда пыль, поднятая этим разрушением, рассеялась, то перед глазами рабов предстала еще одна стена. Очевидно, древние каменщики, выказывавшие замечательное искусство в устройстве подобных тайников, скрыли первой стеной вход в соседний свод, а маленький красный камень служил ключом к открытию секрета.

Вторая стена состояла из отдельных камней, которые с помощью рук и лома были вынуты один за другим и старательно положены на пол, причем незнакомец выставлял на них мелом цифры. Наконец стена вся была разобрана и путь в пещеру открыт.

III. Скрытое сокровище

Рабы с испугом посмотрели на зиявшее перед ними пыльное отверстие, но их господин вошел в него, держа светильник в руке, и они последовали за ним.

Они очутились в коридоре с гладко отшлифованными стенами, низком, но широком и постепенно поднимавшемся кверху. Он был также выточен в утесе, и на полу были видны следы колес от повозок, в которых вывозили оттуда камень. Глухое эхо откликнулось на их шаги.

Поднявшись по тридцати ступеням, они вступили в большой круглый зал с куполом, и, несмотря на окупавший мрак, который не мог быть побежден мерцанием светильников, незнакомец прямо подошел к саркофагу, стоявшему посреди зала.

Он был высечен из утеса и имел необыкновенно большие размеры. Стоя прямо перед входом, он по вышине подходил под обыкновенный человеческий рост, а в длину был вдвое больше. Поверхность его была совершенно простая, хотя гладко отшлифованная, но на крышке, состоявшей из белой мраморной плиты, был изваян самым художественным образом храм Соломона. Незнакомец поднес светильник к этому изваянию и стал с видимым волнением осматривать все его подробности. На его глазах навернулись слезы, и он старательно сдувал пыль, накопившуюся в углублениях барельефа, который своей белизной сиял в окружающей темноте, как некогда сам храм Соломона сиял среди окружающего его света.

Вскоре незнакомец поборол свое волнение и приступил к работе. Он приказал негру с помощью лома осторожно приподнять мраморную плиту и по-прежнему сам подкладывал камни, чтобы поддержать ее. Наконец она была приподнята.

Внутренность саркофага представляла разительный контраст с простотой внешности. Он был выложен золотыми листами, на которых были изображены корабли, высокие деревья, вероятно, ливанские кедры, каменотесы в работе и два человека в царственных одеждах, пожимавшие друг другу руки. Все это было изваяно резцом с утонченным изяществом. Но глаза незнакомца не остановились на этих чудесах искусства, а их привлекло к себе иное.

Среди саркофага, на каменном сиденье помещалась мумия человека с короной на голове и в золотой мантии, покрывавшей все тело. В одной руке он держал скипетр, а в другой – серебряную дощечку с надписью. Уши, руки и ноги были украшены кольцами, золотыми и с драгоценными камнями. Подле него лежал меч в ножнах, усыпанных драгоценными камнями, а рукоятка его состояла из громадного рубина. Перевязь сверкала бриллиантами и жемчугами. Под мечом виднелись священные символы масонства: треугольник, молоток, лопаточка и циркуль.

С первого взгляда было видно, что это мумия царя. Но смерть одержала верх над искусством древних в бальзамировании. Щеки мумии впали и пожелтели, лоб был стянут, на висках образовались впадины, глаза наполнились каким-то коричневым веществом. Только седые волосы и борода, а также тонкий, горбатый нос сохранились в своем естественном виде.

При виде этой спокойно восседавшей в саркофаге фигуры рабы отскочили в страхе. Лом с шумом выпал из рук негра.

Вокруг мумии стояли сосуды с монетами, жемчугами и драгоценными каменьями; их было столько, что они наполнили всю остальную внутренность саркофага, углы которого были драпированы золотыми тканями, усеянными жемчугами.

Незнакомец снял свои сандалии и с помощью рабов взлез в саркофаг. Ему подали один из светильников, и он с гордым самодовольством стал осматривать все сокровища, которые теперь принадлежали ему, как некогда царственной мумии. Не имея возможности унести всего, он старательно делал выбор, что взять и что оставить. Ему некого и нечего было бояться. Отставив в сторону несколько сосудов, он очистил место на дне саркофага, разостлал вынутую из-под своей одежды большую белую салфетку и высыпал на нее драгоценности, находившиеся в одном из сосудов. Затем он стал отбирать лучшие из драгоценных камней и откладывать их в принесенные с собой толстые полотняные мешки. При этом он выказывал большое знание и опытность: так, он иногда отвергал большие камни и отдавал предпочтение гораздо меньшим, но лучшего достоинства и с большей игрой. Забракованные камни он возвращал в сосуд и приступал к другому. В продолжение нескольких часов он перебрал все сосуды и наполнил драгоценностями девять мешков. Старательно связав, он отдал их рабам, а сам, усталый, утомленный от долгого напряжения мускулов, стал потирать себе руки и ноги.

Работа была кончена, он легко вздохнул и, бросив последний взгляд на внутренность саркофага, еще раз промолвил свою неоконченную фразу:

– Никто здесь не был с тех пор…

Но прежде чем выйти из саркофага, его глаза остановились на серебряной дощечке, которую мумия держала в руках, и, подойдя к ней ближе, он опустился на колени, приподнял к самой дощечке светильник и прочел следующее:

«1

Бог один, и он был в начале, и не будет ему конца.

2

При жизни я приготовил этот склеп и гробницу для моего тела, но, быть может, сюда проникнет кто-либо, так как земля и море всегда выдают свои тайны.

3

Поэтому, о странник, впервые открывающий меня, да будет тебе известно, что я всю жизнь поддерживал сношения с еврейским царем Соломоном, мудрейшим, богатейшим и величайшим из людей. Как известно, он задумал выстроить храм своему Господу Богу, и такой храм, которого никогда не видывал свет по своим размерам, богатству, красоте и полному соответствию со славой его Бога. Сочувствуя его намерению, я дал ему искусных рабочих: каменщиков, серебряников и золотых дел мастеров, а мои мореходы отвезли ему на многочисленных судах сокровища земли со всех концов мира. Наконец храм был окончен, и он прислал мне все, что находится здесь: изображение храма, монеты, золотые ткани с жемчугами и сосуды с драгоценными камнями. Если ты, о странник, удивишься величию этого дара, то знай, что это лишь малая часть того, что он оставил себе, так как он был повелителем всей земли и всего, что в ней.

4

Не думай, о странник, что я взял с собою в гробницу все эти богатства, полагая, что они мне пригодятся в будущей жизни. Нет, я окружил себя здесь ими потому, что любил Соломона, и хотел, чтобы доказательства его любви не покидали меня и в смерти. Вот и все.

5

Поэтому, о странник, ты можешь свободно взять отсюда все эти сокровища, но употреби их во славу Господа Бога Соломонова, моего царственного друга. Нет другого Бога, кроме его Бога!

Так говорю я —

Хирам, царь Тирский».

– Упокой, Господи, твою душу, мудрейший из языческих царей, – сказал незнакомец, вставая. – Я первый открыл тебя здесь, и твои сокровища принадлежат мне. Я употреблю их во славу Господа Бога Соломонова. Поистине нет другого Бога, кроме его Бога!

Незнакомец достиг своей цели, и лицо его сияло теперь удовольствием. Он положил руку на край саркофага и хотел уже покинуть его, как снова что-то обратило» на себя его внимание. На дне валялся громадный изумруд, а когда он нагнулся, чтобы его поднять, то его взгляд приковал к себе крупный рубин на рукоятке меча. После минутного колебания он произнес свою обычную фразу, но на этот раз уже окончил ее:

– Никто здесь не был с тех пор, как я приходил сюда тысячу лет тому назад!..

Хотя никто не мог расслышать этих слов, но как только они сорвались с его губ, он невольно вздрогнул, и светильник заколыхался в его руке. Но, поборов свое смущение, он повторил:

– Да, никто здесь не был с тех пор, как я приходил сюда тысячу лет тому назад. Но земля и море всегда выдают свои тайны. Так говорил добрый царь Хирам, и я, служа доказательством справедливости его слов, должен верить ему. Поэтому мне надо поступить так, как будто вскоре другой последует по моим стопам.

И он стал жадно смотреть на блестевший своими драгоценными камнями меч. Ему жаль было оставить такое сокровище, особенно когда, наполовину выдернув его из ножен, он увидал, что лезвие сверкало той ясной, глубокой синевой, которой отличается небо между звездами в ясную ночь.

– Чего не купишь такой редкостью? – промолвил он задумчиво. – Какого царя не соблазнит меч Соломона? Я возьму его с собой.

Передав меч и громадный изумруд рабам, незнакомец медленно вышел из саркофага.

Теперь он занялся уничтожением всех следов найденного им сокровища. Негр под его руководством возвратил мраморную плиту на ее прежнее место, и, обойдя саркофаг со светильником в руке, незнакомец старательно осмотрел, все ли на месте. Убедившись в этом, он махнул рукой, как бы прощаясь с древним царем, спокойный сон которого он на минуту нарушил, и направился к выходу. Рабы следовали за ним, неся мешки с драгоценностями, орудия и меч Соломона, завернутый в верхнюю одежду незнакомца, который скинул ее, еще находясь в саркофаге.

Вернувшись в наружный склеп, они заделали камнями отверстие, наполнили швы горстями пыли, поднятой с пола, и поставили наружный саркофаг на его прежнее место. Таким образом вполне был скрыт тайный ход в опочивальню царя Хирама.

– Тот, кто явится сюда после меня, должен иметь очень зоркие глаза, чтобы добиться аудиенции у моего царственного друга, – промолвил незнакомец, ощупывая под своей одеждой кожаный сверток, который он так старательно берег на корабле.

Потом, сделав знак рабам, чтобы они подождали его, он направился в противоположный конец склепа и, приставив светильник к самой стене, где виднелась такая большая дверь, что она скорее походила на ворота, произнес:

– Это прекрасно. Грабители в будущем, так же как в прошедшем, пойдут сюда, а не туда.

Действительно, эта дверь охраняла более всего остального тайну гробницы царя Хирама, и проникавшие в пещеру люди направляли свои шаги в дверь, за которой шли подземные галереи, совершенно ими опустошенные, и не догадывались о тайном проходе за саркофагом.

Вернувшись к своим рабам, их господин вынул из-за пояса негра нож и разрезал горлышко меха с водой, в сделанное отверстие он сунул один за другим мешки со своими драгоценностями, которые, вытеснив значительное количество воды, свободно поместились там. Когда эта работа была окончена и мех взвален на плечи негра, они погасили светильники и вышли из пещеры.

Рабы с удовольствием дышали теперь свежим воздухом, а незнакомец стал пристально смотреть на небо, определяя по звездам время. Убедившись, что они успеют до зари добраться до берега, он приказал заделать вход в пещеру камнями и направился прежде к месту своего бивака, а затем на берег моря.

В определенное время подошла галера на веслах и приняла на свою палубу незнакомца с рабами.

Прежде всего они подкрепили свои силы хлебом, смирнскими финиками и принкипским вином, а затем был позван шкипер.

– Ты хорошо исполнил мои приказания, друг, – сказал незнакомец. – Теперь спеши на всех парусах и веслах в Византию. Я увеличу тебе плату, торопясь, насколько возможно.

Быстро неслась галера от неведомой бухты близ Сидона, не останавливаясь нигде. Над нею простиралось все то же голубое небо, а под нею зияла все та же морская синева. Днем незнакомец часами глядел на видневшиеся вдали берега, и по его взгляду было ясно, что он знает эту местность.

Наконец достигнуты были Дарданеллы, а затем Мраморное море, но пассажир требовал, чтобы кормчий держался открытого моря.

– Нечего бояться погоды, – сказал он. – Этим путем мы выиграем время.

На вечерней заре галера уже шла в виду того места европейского берега, где теперь находится Сан-Стефано. Вдали виднелась Святая София, а за ней возвышалась Галатская башня.

– Дома будем к ночи, слава Деве Марии, – набожно проговорили матросы.

Но они ошибались. Их господин позвал шкипера и сказал ему;

– Я не желаю входить в гавань раньше завтрашнего утра. Ночь прекрасна, и я поеду на берег в лодке. Я когда-то был хорошим гребцом и теперь люблю погрести. Бросьте якорь и довесьте два фонаря на мачту, чтобы я мог найти судно, если вздумаю вернуться.

Шкипер, подумав, что пассажир очень странный, молча исполнил приказание. Через несколько минут лодка была спущена, и незнакомец вместе с негром снесли в нее мех, наполненный сокровищами, и одежду, в которую был завернут меч Соломона. Незнакомец взял весла, и лодка быстро направилась к острову Принкипо, но когда она исчезла из вида галеры, то незнакомец отдал весла негру, а сам, взяв руль, повернул на юг.

Вскоре показалась возвышенная оконечность Плати. Там в старину была выстроена каменная башня для часовых, которые наблюдали за движением разбойников на суше и пиратов на море, а теперь она представлялась заросшей мхом развалиной. Незнакомец причалил лодку к самому берегу и, выйдя из нее, пошел к развалинам, неся мех, из которого предварительно вылил всю остававшуюся там воду. Негр остался в лодке. Через некоторое время незнакомец вернулся без меха и, взяв одежду, в которой был завернут меч, снова отправился в развалины, куда он проникал через скрытое камнями отверстие.