Любовь Сушко
Подозреваются все. Литературный детектив

Глава 3 Оранжевый или Рыжий бес?

Рыжий бес присел на нары в обезьяннике.

– Тебе поставили укол, обезболили, это я уговорил их, чего так маяться-то, говорят, это самое больное место.

– Ты? А почему ты не сказал, что у этой швабры есть собака?

– Не знал, – не моргнув глазом, соврал бес.

– Не знал, – прохрипел Вадим, конечно он не поверил Оранжевому.

– Но так еще интереснее получилось, забавнее. Ты же писатель-юморист, что еще можно было придумать, чтобы народ посмешить.

Маньяк готов был прибить беса, но как только дернулся, адская боль уложила его на нары. Обезболивающее действовало плохо, было очень больно… К камере подошел капитан полиции и бросил газету.

Бес подхватил ее еще до того, когда она успела коснуться грязного пола.

– Получите то, что заказывали, доставили вам курьеры, просвещайтесь.

– А вот и статья, полюбуйся.

Маньяк впился глазами в текст, где рассказывалось о писательнице, о романе, который хотел похитить и присвоить очередной графоман, о том, что с ним случилось дальше, и как он теперь оказался безвреден для всех окружающих.

– Раньше он писал дрянь, но хотя бы по бабам ходил, а теперь и этого не потребуется. Нет, ходить – то может, но толку от того.

– Что это? – вопил Вадим, – ты же обещал сделать из меня литературного маньяка.

– Прости, с литературным не вышло, пес помешал, мы в другой раз попробуем литературного, но вот тут есть и про литературного.

Он развернул газету, там была громадная статья о философе из Казани, который сначала опубликовал книгу, а потом и совершивши двойное убийство любовницы и ее матери. В реальности он действовал точно так, как было описано в книге. Раскольников наших дней, не больше, не меньше.

– Этот тебя обошел, я же говорил тебе – пиши романы, а не юмористические рассказы, у каждого маньяка свой жанр, тебе одно – ему другое, а я что, я только подсобный рабочий… Принеси, подай, убери, унеси, все остальное творите вы своими руками.

Хотелось пить и есть, но, швырнув ему газету, Рыжий исчез, не таким уж Оранжевым он был, как оказалось, обычный рыжий бес, каких тьма и тьма кругом. Побежал к своей писательнице или еще какого литературного маньяка творить.

– Упырь, – прохрипел Вадим, – осинового кола на тебя нет…

Он закрыл лицо руками и зарыдал, как ребенок малый, у которого отняли любимую игрушку.

Трудна доля маньяка, но как же тяжело быть литературным маньяком…

Хотя у него все впереди, он выйдет из обезьянника и еще всем покажет, на что он способен. Но пока только огромная пасть пса мерещилась гению в полусне, оставалось только благодарить полицейских за то, что они успели вовремя. И надо меньше пить, чтобы фиолетовым, оранжевым, бирюзовым чертям не захотелось использовать тебя в своих целях, твоими руками и другими частями тела творить пиар старухам – графоманкам, будь они неладны, писательницы чертовы. Так за чужой счет в рай и въезжают, как Солоха на черте, или на черте катался все-таки Вакула. Да какая разница, его черт сбросил его и забыл про его существование, гад такой.

Надо меньше пить. Только как не запить от жизни такой? Вот и получается замкнутый круг, из которого гению никогда не выбраться, остается только маньяком стать – Литературным маньяком, но в следующий раз надо подумать, как лучше это сделать, и никаких собак.

А потом появилось стихотворение той самой мерзавки, она его посвятила ему, и даже адрес указала, куда обращаться за пиаром…

 
Житейские размышления кота Баюна
 
 
Ко мне вчера пожаловал упырь,
Он был развязан и мертвецкий пьян,
И разговорчив, озверев в пустыне,
На теле и душе полсотни ран
И комплексов там столько, Велес мой,
Какая чушь летела в этот миг,
Мне показалось, что упырь живой,
Но нет, он мертв, и глубоко проник
 
 
Осины кол, не шевелиться вновь,
Кикимора могла б его спасти,
Но он отверг невинную любовь,
И чушь свою все продолжал нести.
Я слушала его, еще шутя,
Жаль упыря, мне, правда, очень жаль,
В его душе старик или дитя
Сражались за иллюзии печаль.
 
 
Остановиться он уже не мог,
И все вещал наивно, и кляня,
Сюда он все проблемы приволок,
Не оставлял беспечную меня.
«Я улыбаться мог одним лишь ртом» —
Мне вспомнился Высоцкий в этот миг.
А мой упырь все говорил о том,
Куда мне ехать, как писать, Старик,
 
 
Он юношу еще изображал,
Он был безумен и безмерно груб,
Я видела, как от кола страдал,
Но выньте кол, и вырвется из рук.
И вот тогда беды не избежать,
Недаром прикололи упырей,
И Леший мой посетовал: – Опять
Ты с ними носишься, уйди скорей.
 
 
– Но как же он? – К Яге перепекать.
– Не выйдет, тут бессильна и она.
А мой упырь все продолжал вещать.
Я думала: – О, бедная страна,
Где столько их сегодня развелось,
Что не увидишь больше и людей,
И вдруг он на меня обрушил злость.
Смеялся Леший: – Ну их, упырей,
 
 
Всех не спасешь, и стоит ли спасать,
Оставь его, я приготовил кол
Еще один, – замолк он, благодать,
И дальше пить на сайт знакомств пошел.
Там пыль в глаза пустить всего милей,
А после свой шедевр сюда строчить,
И все же очень жалко упырей,
Которым тяжелей на свете жить.
 
 
Ведь Домовой, и Леший начеку,
Никто не хочет больше их понять,
А на болото вновь уволокут,
Запрут в тюрьму болотную опять.
Кикимора смеется, бес молчит,
Никто не пожалеет упырей,
От боли одиночества кричит,
Пристать к кому-то хочет поскорей.
 
 
На те же грабли снова наступлю,
Начну с ним так бездумно говорить,
Я на мгновенье даже полюблю
И этот злой азарт, и эту прыть…
Пусть Лада улыбнется с высоты,
И снова расхохочется Ярило:
– Ну ты даешь, куда же, детка, ты
И в этот раз отчаянно вступила.
 
 
Купала снова будет защищать,
И лишь Услад махнет рукой устало.
– Что упыри, когда Кащей опять
Там расходился, в Пекле тошно стало…
Да, мир спасать видать настал черед,
Тут не до шуток, осень так уныла.
– Любой упырь к тебе лишь пристает, —
Морена рассмеется, и шутливо
 
 
Опять мы в хороводе у костра,
В лесу прохладно, и колдует осень.
Ко мне упырь пожаловал с утра,
Он пьян и сир, его мне жалко очень.
Но лучше не жалейте упырей,
Спокойней так и проще, я-то знаю,
И к Лешему пошлю его скорей,
Ни дна и ни покрышки пожелаю..
 

Глава 4 На год раньше. Сначала был кот
Непризнанный гений просит убежища

За белой полосой в жизни всегда есть черная, за черной – белая. В глухую июньскую ночь, когда кот Макар вторгся к Грете, и она не стала прогонять черного кота, хотя особенной радости не испытывала, появился этот человек. Был он самым мрачным философом с большой дороги в мире, и звали его Вадимом, совсем, как знаменитого бунтаря из поэмы маленького гусара, но на этом сходства их кончались.

Он рухнул на сене, на сеновале было тепло и тихо, и заснул мертвым сном до утра. Только не стоило надеяться на то, что он взял и помер. Вадим был живее всех живых. Не будите маньяка, пока он спит, вам же спокойно будет, но рано или поздно и они просыпаются.

Когда пес обнаружил пришельца и пронзительно завыл, кот бросился туда, откуда раздавался вой. Он посмотрел на спящего мужчину, которому было на вид лет 50, и стал нервно чесаться.

Белая шелковая рубаха была грязновата, словно он долго носил ее, не снимая, да и весь вид его ничего хорошего не обещал. Хотя Вадим был внешне привлекателен, но красота казалась какой-то зловещей.

Кот и пес обязательно бы что-то придумали, как его отправить подальше, чем быстрее, тем лучше, если бы Грета не вошла в тот самый сарай, где лежало сено и не посмотрела удивленно на спящего мужика.

– Откуда он взялся? – спросила она и передернула плечиками.

Нет, она, конечно, была не против чудовища, но не такого, в этом было что-то от господина Раскольникова. Казалось, что за поясом можно даже топор обнаружить.

Наша Грета немного приуныла, когда вспомнила такой яростный роман про молодого человека, который никого не любил, а по улицам ходил с топором, натворил много бед и не раскаялся. Примерно так она усвоила содержание знаменитого романа из школьной программы. Но все-таки усвоила. Но тут же наша жрица себя упрекнула за предвзятое отношение к непрошеному гостю.

Если бы в это время пронзительно не закричал ворон над головой, она бы может не так, расстроилась. Но ей послышалось, что кричал он буквально следующее:

– Гоните его, он же убьет ее.

– А ты помешай ему, – потребовал кот.

– Тебе придется мне помогать, – стал торговаться ворон.

От такого шума и крика пробудился бы и мертвый, а Вадим был жив и здоров, вот он и проснулся, и вспомнил, что случилось накануне, почему он тут оказался. Он посмотрел сначала на птицу во тьме, почувствовал, что рядом черный кот, пес его испугал и насторожил меньше, хотя он был все-таки большой собакой. И только после всего этого Вадим заметил прелестную женщину. Что само по себе было странным. Но что тут и теперь не было странным? И желание, неодолимое влечение возникло в голове и груди его, и всех остальных членах такое же желание появилось… А когда такое случается, то бежать надо от маньяков без оглядки, иначе беда.

Желание уже дошло до того места, где становилось по-настоящему опасным для любой женщины, и это сразу стало заметно всем, у кого были глаза. Грета это желание заметила первой и почему-то смутилась. Он прикрыл пучком сена брюки, но озверел еще больше, оттого, что его тайна стала достоянием женщин и животных. Кого он не любил больше, женщин или животных, сказать трудно. Первые над ним смеялись, вторые его кусали, все было одинаково скверно. А тут еще все сразу, полный комплект, так сказать.

№№№№№№№№№

Дальше события разворачивались стремительно.

– Это наш дом, – тихо говорила Грета, – что вы тут делаете?

– Сплю, а что жалко, в чистом поле меня оставить хотели? – с вызовом спросил Вадим.

Грета только развела руками. Он же уже забыл и про кота и про пса, и даже про ворона и, замолчав внезапно, словно онемел, со всей решимостью двинулся к ней. Грета должна была ответить за все обиды, нанесенные Вадиму женщинами.

Халатик распахнулся от резких движений сильней. Жрица резко отступила, но это только распалило Вадима. В своей погоне он был грациозен и достаточно симпатичен, если бы не то зверское выражение лица, с которым даже зверь лютый не встречает добычу, а на такое способен только человек, у которого проблемы с головой, да и много других проблем тоже.

Можно ли это назвать эротикой? Это была дикая страсть, страшноватая даже на первый взгляд. Она наводила панический ужас на любую женщину.

У Вадима не было топора, но было что-то этакое, что пугало Грету не меньше, чем топор за пазухой у Раскольникова. Она даже пошутить никак не смогла, и уже видела, как ее швырнули на то самое сено, и там под звездным небом произойдет то, о чем ей совсем не захочется вспоминать, если она вообще останется жива. Маньяк есть маньяк

И тогда мысленно она обратилась к хозяину этой постройки. Точно не зная, как он называется, Грета назвала его Овинником. Хотя скорее всего это был Хлевник, но времени разбираться не было совсем.

Видя, что Вадим сейчас схватит Грету, кот странно увеличился в размерах, в тот момент Макар был не меньше пса. Он бросился к ногам насильника, кота, даже черного не замечавшего. А это как раз оказался тот случай, когда кот нес беду, и уж точно милости от него ждать не стоит.

Он наткнулся на того и свалился. Грета не стала ждать, пока он поднимется и двинется дальше, и, позвав пса и кота бросилась домой. Прыти у нее оказалось не мало, как ни странно.

Глава 5 Спасение философа

Дверь домика захлопнулась. Только напрасно они надеялись на то, что он опомниться и остановится. Разозлился Вадим еще сильнее и рванулся туда.

Грета дрожала всем телом. Кажется, никогда прежде ей не бывало так страшно, как на этот раз.

Кот на ходу за что-то попрекал Макса, тот тявкал что-то ему в оправдание, но энергия насилия висела в воздухе, они должны были ее ощущать. Кажется, кто-то невидимый им подсказывал, что не стоит злить философа, и под ноги ему бросаться тем паче не стоит – растопчет и глазом не моргнет.

Но кто и когда о чем-то подобном может думать? Дверь скрипнула и распахнулась. Грета взвизгнула., понимая, что произойти должно неизбежное. Только она тогда так и не поняла, как оказалась раскрыта крышка глубокого погреба.

Он рванулся вперед во тьме, вовсе не рассчитывая на коварство такой пышной и милой женщины, и провалился в тот самый погреб с грохотом, а головой еще стукнулся сначала о железную ступеньку, потом о стеклянную банку со всего размаха.

Крышка погреба упала на то самое место, с которого недавно ее кто-то поднял. Она оказалась очень тяжелой…

Для верности Макс на нее уселся, хотя она не открылась бы и сама по себе. Из погреба раздавались крики, нехорошие слова и проклятия, но открыть люк наш Вадим никак не мог, как ни рвался назад. Там пыл его должен был немного остыть – в погребе было темно, сыро, холодно. Ведь там и должны были храниться все продукты на зиму, а не маньяки пьяные и озверелые.

Грета подкатила бочонок с водой и поставила рядом с псом для надежности, сама она уселась на старый сундук рядом. Такое надо было еще пережить.

№№№№№№№№

Как Вадим выбрался на другой стороне дома, почти в огороде на рассвете на белый свет, сказать было трудно. Там оказался какой-то потайной ход, по которому в погреб выкопанный картофель сбрасывали, вот он его и обнаружил. Только радовался он рано. Штук шесть волков уже встречали его. И то, что это были не мирные псы, он понял сразу, когда оглянулся и увидел их раскрытые пасти, горящие в темноте глаза.

Волки подходили к нему с разных сторон. Прекрасная Грета успела уже этих живодеров позвать на помощь? Вот и ходи в гости к таким дамам, безобразие. Из-за спины одного из волков выглядывал черный кот Макар.

– С таким котом никакого пса не надо, и другой охранник может отдыхать, – в ярости думал философ, когда он очень проворно заскочил на столетний дуб, стоявший в том самом месте, где он выбрался из погреба на белый свет.

Забрался он по дубу довольно высоко, так, что волкам его точно не достать, только волки не сильно расстроились. Они со всех сторон уселись под деревом, да так, что куда бы ни захотел прыгнуть или не свалился бы нечаянно Вадим, он все равно попал бы на одного из волков.

Как только рассвело, маньяк это сразу и понял.

– Кто с насилием к нам придет от него и погибнет. – Вадиму показалось, что именно эту фразу и произнес тот самый черный кот, который каким-то образом командовал свирепыми волками. Хотя совсем непонятно было, как он это мог делать.

– И сдалась мне эта проклятая баба, – ворчал на дереве философ, – да что на ней свет клином сошелся? И ничего в ней нет особенного, она вообще не в моем вкусе.

Но волкам и коту, которые не спускали с него глаз, про свои вкусы наш маньяк рассказывать не стал. Пусть это останется его тайной, которую он, возможно, скоро унесет с собой в могилу, если волки с котом будут его так же охранять и дальше.

– На ней свет не сошелся клином, – только и повторил про себя Вадим.

Но когда он увидел открытую оскаленную волчью пасть, то решил, что свет на Грете мог и сойтись клином, кто его знает.

Напрасно Грета надеялась, что пленник так и остался в ее погребе, когда она вышла на улицу на рассвете, она увидела довольно странную картину. Сначала она увидела дюжину волков около старого дуба.

– Еще не лучше, то сумасшедшие, то волки, – пролепетала она и остановилась на приличном расстоянии от животных.

Тогда она и заметила ногу в старых джинсах, болтавшуюся где-то в верху. Грета поняла, что на дереве сидит еще один маньяк.

– Да это тот же самый, он из погреба выбрался, – прокаркал ворон над ее головой.

В тот момент, Грета даже не удивилась тому, что она понимает язык птиц, или они говорят на человеческом языке, как-то этого она не усвоила.

– Убери своих волков, я же к тебе в гости шел, – заговорил незнакомец.

Грета поняла, что ворон был прав, скорее всего, это не другой, а тот самый мужик, только теперь он более миролюбивым казался.

– А что-то я не заметила твоих добрых чувств и даже нежности, – лукаво улыбнулась она, – вот и животные тоже засомневались в твоих намерениях, иначе бы ты на дубе не оказался.

– Да переспать я с тобой хотел, всем можно, а мне нельзя? – скулил неудавшийся маньяк.

Говорил он явно что-то не то, сразу было ясно, что Грете это не понравилось, да и парочка волков угрожающе завыли.

– Ну может и было что, – согласился мужик, – только теперь уже нет, даже спать не хочу, да и не в моем ты вкусе, убери волков, по хорошему прошу, а то…

Дальше говорить он не стал, вспомнил, где находится, понял, что не в его положении угрожать кому-то

Кот подошел к Грете, взглянул на ее, словно спрашивая, что делать дальше.

– Будем спасать, – спокойно отвечала Грета.

– А это с какого перепою, тебе жить спокойно надоело? – удивился Макар.

– Ну если я не в его вкусе, он же просто уйдет отсюда, – Грета смотрела на человека на дубе.

Тот молчал, кот тоже не двигался.

– А волки его проводят, да так, чтобы он забыл дорогу? – продолжала говорить Грета.

– А может ему еще кое – что откусить? – спросил ворон, сидевший на ветке соседнего дуба.

– Какой ты жестокий. Пусть просто уходит, – потребовала Грета.

– Ну, воля твоя, а я бы на твоем месте приказал волкам откусить то место, которое его на такие подвиги бросает, так спокойнее будет для всех.

Грета не согласилась с черной птицей. Но со жрицей ворон не стал спорить. Когда Грета заверила Вадима, что волки его не тронут, если он пойдет прочь от поселка по тропинке, он осторожно спрыгнул с дуба, радуясь тому, что жив остался, и пошел, не оглядываясь. Волчья стая следовала за ним. Но они к мужику не приближались. Макар и Грета смотрели на то, как он уходил.

– Может за ним пойдешь? – спросила кота Грета.

– Вот еще, уж лучше с тобой останусь, – отвечал ей кот.

– Ты меня похвалил или обругал? – вырвалось у нее невольно.

– Да сам не пойму, – признался тот.

И только тут Грета испугалась, словно их маньяк вернулся назад. Но Вадим был далеко и вряд ли когда вернется. Только теперь она поняла, что разговаривает с котом. Но может ли быть кот говорящим, или с ней за эту ночь что-то случилось?

– И то и другое, – отвечал кот.

Как выяснилось, он еще и мысли читать умел, а не только говорить, вот чудеса. Так эта история начиналась когда-то, потом все повторилось в доме у писательницы, только с более серьезными последствиями. Вот недаром же говорят, что если преступление осталось безнаказанным, а преступник на свободе, он обнаглеет окончательно и захочет все повторить снова и снова. Не врут законы и народные приметы не врут.

А теперь давайте посмотрим, чем закончилась та самая история с писателем и маньяком, как говорила моя бабушка, да и ваша наверное, тоже, сколько ниточке не виться, а конец у нее все равно будет. Вот что случилось с Вадимом дальше, как погиб наш славный герой, а главное, кто его все-таки убил, если это были не Грета когда-то, и не Виктория недавно, давайте и посмотрим

Глава 6 Явился не запылился

Как хорошо быть генералом,

Как хорошо стать генералом,

Лучше работы я вам, сеньоры, не назову.

Стану я точно генералом,

Буду я точно генералом…

(старая песенка)

Наша удивительная история, которая закончилась для героя плачевно, сразу предупреждаю, убили его жестоко и безжалостно, началась в жаркий июльский день – 13 в пятницу, а когда еще могла начаться такая история?

А начиналось все так. Из маршрутки (Алина ничего не перепутала) вышел генерал-лейтенант (две большие звезды, в то время как у генерала майора только одна – это ей еще дедушка в детстве объяснил, а ребенком она была любопытным). Так вот тот самый генерал-лейтенант вышел из обычной маршрутки, расправил свои не богатырские вовсе плечи, икнул, дыхнул перегаром, очень сильным перегаром, скажу я вам, и пошел в сторону серого дома. Того самого серого дома, где наши внутренние и не только внутренние органы и сосредоточены. А куда еще мог направиться генерал? Только в долину смерти. Сразу видно, что был он в городе не в первый раз, а раньше бывал, может быть когда еще лейтенантом службу начинал.

Напротив того серого дома с недавних пор красовался храм, который отстраивали долго и упорно. Так именно на него и вылупился генерал, как завороженный, перекрестился как-то неумело двумя пальцами, а потом резко повернулся к храму задом, а к Серому дому передом, словно вспомнил о чем-то очень важном, или чего-то сильно испугался. И бодро так к серому дому и зашагал, словно каждый день только туда и стремился. И проделывал этот путь до места своей службы. Но до двери парадного крыльца он не дошел.

Генерал почему – то остановился в сквере, сел на грязноватую лавочку, достал дешевую сигарету, закурил, долго смотрел на тот самый серый и мрачный дом, словно вспоминал весь свой жизненный путь от рядового и до генерал-лейтенанта. А когда вспомнил, то стал очень грустным, оглянулся на пивной ларек, но нигде поблизости его не нашел. И хорошо, что не нашел, от пива бы генерал не отказался ни за что на свете, а представить себе такого вот генерала с банкой пива в руках было удивительным делом. Ну как говорится ни в какие ворота такая картина не лезет. Хотя подоспевший патруль возможно и спас бы его от гибели лютой и остальных неприятных событий.

Какие-то девицы, проходя мимо, смотрели на него удивленно. И он на них посмотрел с такой тоской, словно бы с тех времен, когда он был рядовым, никаких девушек у него не было в помине. И вот только теперь он решил приударить за ними, сразу за двумя, надо же наверстывать упущенное.

Но и к девушкам он приставать не стал, как-то в такой форме не солидно получалось. Вовремя вспомнил, что он был не в обычном прикиде. Но как же трудно генералу сдерживать свои эмоции.

Когда на него удивленно посмотрел какой-то полковник, которому он отдал честь, наш генерал пожалел, что в театре не оказалось формы со звездами поменьше, как выяснилось уже сразу, эта сильно бросалась в глаза. Не потому ли он чувствовал себя так не уютно?

Говорят, что в нашей любимой столице генералов полно, они даже в метро едут спокойно, и никто на них внимания не обращает, так это в Москве, а не в центре Сибири.

Он и обитал там какое – то время без проблем и забот. Но когда ему пришлось срочно эвакуироваться в свой родной Сибирский город, то Вадим Миллер, а именно такая странная фамилия была у генерала, немного не рассчитал. Он прихватил в театре своей подружки первое, что под руку попало, а это та самая форма и оказалась, в которой он иногда в метро ездил, создавая видимость, что генералы люди очень простые.

Хотя город и был огромным, но генералов здесь было значительно меньше, чем ему было необходимо для того, чтобы сам он меньше в глаза бросался. Но и просто так отказаться от формы, к которой он, как вы уже поняли, никакого отношения не имел, и иметь не мог, он уже не собирался.

Нет, если ты рожден летать, хотя бы в мечтаниях своих, то ползать уже никак не получается. И ведь что интересно, всю прошлую жизнь ушлые журналисты, и тупые ребята из внутренних органов только и делали, что ловили его и хватали за руку, разоблачали и позорили перед всеми, то публично, то в узком кругу, но всегда одинаково шумно и яростно. И никак не признавали его актерских талантов.

Вадим столько раз висел на стенде «Их разыскивает милиция», что сосчитать у вас бы не хватило пальцев на руках и на ногах. Но как-то умел ускользнуть, спрятаться у какой-нибудь сердобольной тетки, которая благодарности так и не дождалась, и вынырнуть в новом обличие, так что с фото на стенде не было уже ничего общего. Ни одна полицейская собака бы на след его не упала, если бы они за ним гнались.

Думаете это его хотя бы чему – то когда-то научило? Да ни грамма.

Как только ему удавалось выпутаться из очередной истории, впутывая туда других, часто повинных лишь в том, что на пути у него оказались, так в новую и впутывался.

Нельзя сказать, что он выходил сухим из воды, это не совсем так, чаще всего он выходил именно мокрым, но и это не меняло сути дела. Он сушился, немного приводил себя в порядок и прыгал с головой в новый водоворот. Он становился кем угодно, кем вам хочется, только бы звание повыше, да денег побольше под шумок какой-нибудь наивный простак отвалить мог. Остальное все не важно. Ни стыда, ни совести у него не было сроду, потому все и проворачивал так легко и весело.

Удивительно другое, ему все время все-таки очень сильно везло с какими – то безбашенными знакомыми, влюбленными девицами, обстоятельствами, которые то ли топили, то ли спасали его из очередной невероятной заварушки. И от писательницы ушел, и от волков укатился наш колобок, и все как-то неизменно спасался.

Тем, кто с ним был знаком, но оставался все-таки в здравом уме и трезвой памяти, то есть мог анализировать происходящее, а такие люди встречались на е пути Вадима, к его великому сожалению. Так вот они и говорили, что какой-то бес средних размеров его ведет по этой жизни исключительно для того, чтобы позабавится самому, и посмешить народ вокруг. Потому он до сих пор жив и невредим.

Но трудно было сказать, что этот самый бес, хотя бы для кого-то совершает благо, потому что наш генерал бессовестно обманывал доверившихся, а это тот самый восьмой круг ада. Он причинял столько горя и душевных страданий близким людям, да что там, многих просто до тюрьмы и сумы доводил, что со временем это становилось совсем не смешно, а очень даже грустно. Но опять же возникает вопрос, а чего это мы такие доверчивые все, наверное, прав был поэт, когда говорил, что обмануть не трудно того, кто сам обманываться рад. Ну, нельзя же так, хотя бы ради собственного спокойствия и безопасности. Иначе куда же нас с вами заведут наши генералы, не настоящие, а такие вот проходимцы, трудно и страшно даже представить. Обычно о них не пишут романов, а стараются тут же забыть, но я все-таки решила рассказать вам о жизни и смерти афериста Виктора Миллера, плохого поэта, среднего актера и липового генерала