Любовь Сушко
Баллады, сказки, мифы, сны. Мифомистика 21 века

© Любовь Сушко, 2023

ISBN 978-5-0060-0626-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мы встретимся снова

 
Мы встретимся снова, пускай проплывают столетья,
И в жизни иной я узнаю тебя и приму.
И снова в объятьях твоих я проснусь на рассвете,
Средь тысячи лиц я увижу тебя и пойму..
Условности мира, его миражи, расстоянья —
Пустая забава, мы все одолеем вдвоем.
Сияние радуги после дождя и признанье,
На мокрых ладонях мы ежика в лес отнесем.
Ты помнишь, как он оказался, на нашей дороге.
Испуганный зверь о пощаде устало просил.
И кот зашипел в тишине – и гроза на пороге.
Он бегал по дому, о, как он тебя рассмешил.
Все врезалось в память – и гром, и испуганный ежик,
И наше свиданье совпало с внезапной грозой.
Но мир был прекрасен: и тихо закончился дождик,
И радуги чудо. И так мы стояли с тобой.
В сиянии сказки летело усталое время,
Оно равнодушно взирало на счастье и боль.
Внезапно приходит любовь, если даже не верю,
Высокий мужчина мне послан судьбой и грозой.
И только любовь нам подарит покой и бессмертье,
А страсть отшумит и утихнет как эта гроза.
Мы встретимся снова, пускай пролетают столетья,
И в вечности, милый, мы будем встречаться всегда.
 

В плену у чародея

Любимейшему Д. Фаулзу «Волхв»

 
Лихо построен сюжет, и страстей не унять,
Хочется знать, что в финале готовит нам он.
И ощущаю прозренье опять и опять.
Странная песня любви позабытых времен.
Странная дева во тьме – проступают черты.
Узнана всеми, но тайну до срока хранит.
Дивный художник – в экстазе судьбы и мечты.
Нас он тревожит, и в пропасть сознанья манит.
 
 
И безрассудно шагну в эту бездну с моста,
И не задумаюсь даже о той высоте.
Странная дева, чужая, иная, не та.
Снова мелькает, подобна летящей звезде.
Что в ней найду я, и что мне еще передать,
В дикую бурю все выше поднимется птица,
И упадет, но научится дерзко летать.
Скажут потом, что она не боялась разбиться.
 
 
Впрочем, какое ей дело, что скажут потом,
На маскараде веселом, меняются лица.
Вот ты с поэтом танцуешь, а это с шутом,
Надо подняться над бездной, и можно разбиться.
Жизнь безрассудна, и даже жестока порой,
Только стремимся к финалу, и снова гадаем,
С кем он останется, этот беспечный герой,
Кто его бросит, кому он улыбку подарит.
 
 
Что нам до них, только знаю, что мне не заснуть,
Вот и дошла я легко до последней страницы.
Вот и сумела в ту бездну опять заглянуть.
Вот и окончен роман, отчего мне не спится?
 

Три пряхи

 
Три девы прекрасных над миром парили вдали.
Искали напрасно и счастья они и любви.
В истерзанном мире так трудно, так страшно найти,
И пряхи устали, и сбились те девы с пути.
И нити судьбы человека отдали ему.
А сами в печали, забывшись, ушли в эту тьму.
И что ему делать с судьбою не знает с тех пор,
То бесится с жиру, то снова стреляет в упор.
 
 
То пишет доносы, то лучшие строки поэм.
О, Демон измены, измаялся бедный совсем.
И понял, что он не способен без них обойтись,
И видит, что надо вернуть и прощенья просить.
Поди же туда, а куда? И не ясно ему.
Как больно и страшно решать это все самому.
Три девы прекрасных следят за ним снова в тиши.
О, только б не продал души своей он за гроши..
 
 
О, только б остался собой, не транжиря дары,
Но слаб человек, и не знает он правил игры.
И нити судьбы выпускает небрежно из рук,
Ошибки свершает, страдает от диких разлук.
И снова в пустыне любовь он желает найти.
Измаялся бедный и сбился внезапно с пути.
Но девы обиды не могут простить и забыть.
И все завершилось, и рвется в отчаянье нить.
 
 
И кто-то завяжет вдруг узел опять на судьбе,
Грядет испытанье, и быть пустоте и беде.
А пряхи все ждут, и витают в небесной дали.
Как хочется Веры, Надежды и Пылкой Любви..
 

Дом на берегу моря. Гений

 
В доме не было окон,
а двери так плотно закрыты,
Что какие-то птицы
разбились просясь на постой,
Никого не впускал в этот мир,
о, чудак деловитый
А меня вдруг окликнул
с порога так странно: – Постой.
 
 
И ему подчинилась,
сама я себе подивилась.
Ведь никто в этом мире
не смог бы меня укротить.
И морская волна возле ног
обреченно забилась.
И меня он позвал,
чтобы чаем в саду угостить.
 
 
А потом он роман свой
читал и в порыве экстаза
То взлетал к облакам,
то валился на землю, шутя,
Что там было – не помню.
Тонуло и слово, и фраза
В этой водной пучине.
Кто был он? Старик и дитя.
 
 
Впрочем, это со всеми
мужами однажды случится,
И затворники снова
врезаются горестно в мир.
И закат там алел, и кружилась
растерянно птица.
И какая-то тень
все витала спокойно над ним.
 
 
Что там было еще?
Ничего из того, что смущало
И тревожило нервы
усталых и желтых писак.
Только птица вдали
обреченно и дико кричала.
Он смотрел в эту даль,
и я видела, как он устал.
 
 
Дар общения нам,
как богатство и слава дается.
Мы бежим от него и в писании
скрыться вольны.
Только призрак прекрасный
над гением снова смеется,
– Кто она? – я спросила,
– Душа убиенной жены.
 
 
– Как могли вы? – Я мог, —
повторил он, как горное эхо
И расплакался вдруг,
как ребенок, почуяв беду,
И я к морю бежала,
и помнила снова про это.
Ночь прекрасной была,
но я знала – к нему не приду.
 
 
И сидел он один, и в саду,
где усталые птицы
Все взирали угрюмо,
хранили покой свысока,
Будет долго потом мне старик
этот призрачный сниться,
И свечу погасила
прекрасная в кольцах рука.
 
 
– Навести его, детка, —
она, наклонившись, сказала, —
– Я сама умерла, он невинен,
он просто Старик.
И погасши давно,
та звезда мне во мраке мигала,
И забылся опять, он в романах
прекрасных своих.
 

Какая чудесная осень. Заповедный лес

 
В лесу заповедном, как листья, кружатся
Усталые души, и мысли о вечном
В такой тишине и покое родятся.
И новые сказки приносит нам ветер.
 
 
И снова с драконом вернется принцесса.
И будет Яга ему раны лечить.
О вечные сны заповедного леса,
Как листья все будут над нами кружить.
 
 
И рядом ворчит растревоженный Леший,
А ветер – проказник затих и заснул.
В тревожной тиши заповедного леса
Вдруг огненный змей чешуею блеснул.
 
 
И волк выбегает, умаялся Серый,
С царевичем снова случилась беда,
В лесу заповедном Кикимора пела
О том, кто уже не придет никогда.
 
 
И снова Баюн выбирался из мрака,
Куда его дерзко загнал старый черт.
А это что там? Да затеяли драку,
Омутник и Банник, и солнце печет,
 
 
Как будто бы лето обратно вернулось.
Но листья кружат в заповедном лесу.
И нам Берегиня в тиши улыбнулась,
И снова русалки покой принесут.
 
 
И Велес на камень у дуба садится,
И вечность пред этой лесной тишиной.
И новая сказка в тумане родится.
И радуги прелесть, и дивный покой.
 
 
Смотрю в глубину твоих глаз и не верю.
Что так все прекрасно в осеннем лесу.
И дивные духи и дикие звери
В беде нам помогут, от скуки спасут.
 
 
На свитках записаны эти преданья.
И Мокошь не даст нам солгать о былом.
В лесу заповедном пора увяданья,
И ветер проснулся, и тихо кругом.
 

Сон о чайке и художнике

 
На морском берегу снова
чайка тревожно кричала.
Только грустный художник
портрет рисовал на песке.
И хотелось в тот миг все забыть
и начать все сначала.
Набегала волна,
и душа к небесам улетела.
 
 
Мне казалось, что я
в этом мире печальном тонула,
Зарывалась в песок
и хотела от счастья бежать.
Только белая птица
к воде так внезапно прильнула,
И на миг замерла,
и в простор улетела опять.
 
 
– Это жизнь и судьба, —
я услышала странные речи.
Да и знала сама, что от этой
стихии шальной
Надо в небо лететь,
и расправить усталые плечи.
И о прошлом забыть,
если дивный художник со мной.
 
 
Только море шипит
и поет, и взвиваются чайки.
Мы случайно сюда
добрели и остались одни.
На морском берегу,
вдруг старик и темно и отчаянно
Снова просит: – Верни его,
слышишь, очнись и верни.
 
 
– Но кого мне вернуть?
Я не знаю… -Ты знаешь, конечно, —
Он упрямо твердит,
и так смотрит мне в душу опять,
– Там темно и уныло.
И лишь улыбнется небрежно.
– Я мертва и забыта. – Мой ангел,
не спорь же как знать.
 
 
Только чайка кричит
вдохновенно и как-то тревожно,
И сбежавшая к морю,
в просторе металась душа.
– Но вернись же в свой мир.
Говорю ему я: – Невозможно.
И валюсь на песок,
все труднее мне жить и дышать.
 
 
И раскинулась где-то
бескрайнее черное небо.
Но на этом просторе
одна загорелась звезда.
Растворился Старик,
я не знаю, он был или не был.
Но страданья и страсти,
врывались они и сюда.
 
 
Что за рокот такой,
это море вскипало внезапно.
Посейдон бушевал,
но бежать от него не могла.
И сияла звезда,
и в каком-то порыве азарта
Обнимала мужчину,
и такою счастливой была.
 

Любимая тень оживает.. Сны золотого века

И снова граф в старинном зеркале возник.

 

И тихо улыбнулся на прощанье,

Увлек туда, и снова этот лик

Приснится мне, окутанный печалью…

 
И тихо стоял у могилы любимой жены
Высокий старик, и не верил, что это случилось.
– А помнишь, мой ангел, тот бал, были мы влюблены.
Она не ответит, листва только тихо кружилась.
Не помнила, нет. И пространство иное опять
Ее обнимало, и в холоде тихой аллеи
Графиня привыкла смеяться, встречаться, порхать
И даже теперь ни о чем она там не жалеет.
 
 
Тогда почему, ты ее не оставил одну,
С любовником юным, и князем во мрак увлеченным.
Молча старый граф, только слушал еще тишину
И музыку бала, тогда он казался влюбленным
В другую, да только женился поспешно на ней,
Она согласилась, она так легко соглашалась,
И быстро расстался он с девушкой верной своей,
А что оставалось? Одна только горесть осталась.
 
 
Она умерла от чахотки в том странном году.
Помолвка закончилось вдруг неожиданно скоро,
И к этой могиле все ноги его не ведут.
Зато от графини уйдет он не скоро, и ворох
Опавшей листвы убирает он молча с плиты
И хочет в черты ее снова и снова вглядеться.
– Что стало с тобой, и зачем нас оставила ты,
Смеется беспечно, и странно колотится сердце.
 
 
И надо привыкнуть, что все были с нею милы,
И многие были близки, и она не скрывала.
Он страшно сердился, ее ревновал до поры,
А после устал, и смотрел, как она флиртовала.
– А что мне поделать, ведь я ее просто люблю,
Ответил он снова, графиня стоит, как живая,
С ним рядом, а я только в зеркало это смотрю
И век золотой, и их жизни опять проживаю.
 
 
По темной аллее куда-то уходит старик.
Он так одинок, как никто никогда не бывает.
И бабушки юной прекрасный и ветреный лик
Листва золотая к рассвету опять засыпает.
 

Сага о Черном Драконе

 
Черный дракон моих страхов и тайных страстей,
Ну почему ты сегодня кружишься во мраке.
Вечером этим к себе не ждала я гостей.
Птицы тревожно кричат, и завыли собаки..
 
 
Вот он создатель иллюзий невиданных стран.
В мире фантазий его Василиса живет.
Черный дракон, мы с тобою напишем роман,
Дивную повесть о том, как художник придет,
 
 
А не герой, чтобы убить тебя, ставши тобой.
И породивший печаль, он не нужен нам, знаю.
Ведь отвечать предстоит за пролитую кровь.
Наши жрецы нам такого вовек не прощают.
 
 
Странная сказка о дивных и темных мирах
Будет дописана нами, мой черный дракон.
Только к финалу в душе одолею я страх.
И зажигаются звезды, и странно знаком
 
 
Мне этот мир, где крылатые змеи парят.
И озверело их ищут во мраке герои.
Черный дракон, так печален пронзительный взгляд
Только роман о гармонии пишем с тобою.
 
 
Что нам сражения, если во мраке лесов
Места хватает и людям, и чудным твореньям.
Песню о свете и мире поет мой дракон.
И задувает пожар, и засыпает в забвенье.
 
 
Где он герой, и в объятиях чьих до утра.
Песни поет он о мертвом драконе и схватке.
Ложь так красива, и так привлекает игра.
Пусть говорит, эти сказки пленительно сладки.
 
 
Ты же поднимаешь меня в тишине в небеса.
Чтобы звездою земля показалась в тумане,
Черный дракон, как не верить теперь в чудеса.
Как ты паришь, и герой никого не обманет.
 
 
Черный на белом, останешься ты навсегда,
И вдохновенно художник напишет движенье,
И воплощенный ты будешь смотреть иногда
В сказочный мир, он прекраснее и совершеннее.
 
 
Все мы из сказки, но только летали не все,
Кто-то не смог в забытьи от земли оторваться.
Черный дракон я мечтаю о той высоте.
Черные крылья мне белою ночью приснятся…
 

Время тает, как снег

 
Время тает, как снег на ладони у Доли моей.
И лютует Недоля, и шлет мне опять испытанья.
И кончается ночь, и проходит она все быстрее.
Что еще остается, лишь хмурого дня трепетанье.
Что еще нас волнует, лишь спесь и печали друзей.
Возникают они, и врываются в жизнь виновато.
Вот и кончился век, и в закате немых площадей
Остается лишь миг, а потом наступает расплата.
 
 
И стоим мы с тобой в тишине у лесного костра
Слышим песни русалок и видим незримые дали.
То ли Велес опять говорит, что собраться пора,
И мигает огонь, и вернуться в реальность едва ли.
Время тает, как сон, позабытый в момент бытия.
И в сиянии звезд он ненужная миру стихия.
Только звуки имен, и улыбка и радость твоя
В эту даль заповедную снова меня уносили.
 
 
Я боялась, что там и останется с ними душа
И уже не вернется к усталому старому телу.
Потому подхожу я к окну в эту ночь, не дыша,
В эту черную бездну, в провал я взираю несмело.
С кем-то девочка там, то смеется, то плачет в тиши.
И спокойна старуха, как будто бы вечность в запасе.
И мой ангел кружится и требует снова: «Пиши»
Время тает как сон, есть иллюзия трепета в страсти.
 
 
Только это мираж, остаются во мраке слова.
Остаются стихи, им сюда еще можно вернуться.
И прохлада ласкает, и я понимаю: жива.
И внезапные рифмы, как птицы, поют, и смеются.
Там внизу наши дети, им страсть и себя подавай,
Эта ночь откровенье для них и мечта и отрада.
Я ловлю в черном небе какие-то фразы, слова.
И слетают они, словно звезды, в момент звездопада
 

И юноша влюбленный и забытый

 
И юноша влюбленный и забытый
В плену своих иллюзий и стихов.
Опять приходит к даме деловитой
Чтобы молчать про вечную любовь.
Она его тогда едва узнала.
И проводила, не успев понять.
Она с другим куда-то уплывала.
Он даже не посмел ее обнять.
 
 
Но время с расстоянием бессильны
И даже вечность у любви в плену.
И где-то там, в заснеженной России
Он снова на портрет ее взглянул.
Вино, в нем яд. Он это понимает.
Он сам смешал с вином старинным яд.
И все еще стихи во мгле читает.
И ждет минуту.. Листья лишь шуршат.
И ангелы несут дурные вести.
Туда, к тебе, за тихий океан,
Ты говоришь: «Мы не могли быть вместе.
Я не любила. Это все обман.
И я тебя прекрасно понимаю,
Твой муж надменный так еще красив,
 
 
Но почему сегодня вспоминаю
Той песни оборвавшейся мотив.
Закат алеет где-то там внезапно.
И по аллее тень бредет во тьму,
И жизнь летит с тоскою и азартом.
Но без любви зачем она ему.
 

Волки. Вещий сон

 
Этой ночью мне снились волки,
растревоженные луной.
Этот путь был в пустыне долгим,
только призрак мечты со мной.
В этой полночи маг усталый
не смыкал до рассвета глаз,
И русалка во мгле плясала,
и я слышала древний сказ
 
 
О таких прекрасных и юных
девах в полночи, в тишине
Этой ночью мне снились волки,
и стремились они к луне,
И в глазах их таких печальных,
было много силы лихой.
И давно завладевший тайной,
чародей потерял покой.
 
 
Эти сказки и эти мифы
расскажи нам в такой тиши.
Снова где-то кружили птицы,
и любви отдавшись в глуши,
Нас не слышали те, другие,
лес все тайны от глаз укрыл,
Только волки устало выли,
и душа, лишенная сил,
 
 
Оставалась такой печальной
и такой далекой была,
И бессильная боль и тайна,
и уже лишенный тепла
Он метался, он знал, что скоро
та стрела или острый нож
Прекратит с этой жизнью споры,
от судьбы своей не уйдешь.
 
 
И в просторе, залитом светом,
и в печали немых затей
Только волки воют об этом.
И молчит во тьме чародей.
Это сказка не будет долгой,
устремится во тьму душа
Этой ночью мне снились волки,
и лежала я, не дыша.
 
 
Но однажды Лада вернется,
в этом блеске ленивых лун,
И очнется, и рассмеется
чародей, он красив и юн,
Белый волк вдруг шагнет навстречу,
снова скажет:: – Я пригожусь.
Снова вспыхнут звезды, как свечи,
и вернется, очнувшись, Русь.
 

Вечные соперники в любви

Мифы 11 века.

(Ярослав Мудрый – Мстислав Красивый)

 
На княжеском пиру шумели гости.
Был Ярослав подавлен и угрюм.
Опять война, и пострадает гордость.
Опять он брата, тот красив и юн,
С мечом встречает около столицы.
О, князь Мстислав, что хочешь ты теперь.
Мою рабыню? Будет веселиться
Весь княжий двор уж ты – то мне поверь.
 
 
Она ушла со мною в час заката.
Ушла сама, тебя оставив там.
Ей нужен Киев, и не виновата
Моя дружина, я тебе не дам
Из-за рабыни этой снова в схватку
Идти с утра, опомнись, младший брат.
А женщины во тьме поют так сладко.
И так красив сияющий закат.
 
 
И хмурится в хоромах там княгиня.
Ей спор такой не по сердцу опять.
А девушка, конечно, не рабыня,
Она княжна, но как же их унять?
Тогда оставив мужа, к гостю снова
Она идет во мраке в этот час.
И юный князь отчаян и взволнован.
– Не уступлю ему на этот раз.
 
 
– Оставь его, мой ангел, он страдает,
Ты так красив, – и замерла на миг.
И вот обняв ее, он отступает.
Пред женщиною юноша поник.
– Она к тебе придет, – княгиня снова
Пообещала, и ушла во тьму.
И ждет Мстислав до часа рокового.
И девушка, порхнув, идет к нему.
 
 
Увезена насильно – князь всевластен.
А Ярослав бывает так суров.
Дружина там волнуется напрасно,
Ушел с любимою Мстислав без слов.
И удивленно на жену взирает
Великий князь, он знает все о том,
Какую роль она теперь играет.
И он один остался без шутов.
 
 
Не будет битвы, и ее не будет.
О страсть мальчишки, не к лицу теперь.
И лишь княгиня больше не забудет
Глаз синеву, страшнее нет потерь.
И отчего она так тихо плачет,
И все молчит на княжеском пиру.
– Угомонись, совсем еще он мальчик.
– Я знаю, только без него умру….
 
 
Князь Ярослав пирует в час заката.
Дружинники веселые пьяны
А где-то там, в степени, почти крылатый,
Спит князь Мстислав в объятиях княжны.
 

Буря вдохновения и страсти

Памяти Николая Гумилева

 
Как Летучий Голландец душа уносилась во тьму.
И шутили матросы о чем-то, и долго смеялись.
Был суров капитан, и приблизился Дьявол к нему.
И забытые сны в этой бездне суровой остались.
Море дико ревет и бросает нас снова в туман,
И далекие скалы я вижу яснее и ближе.
– Мы погибнуть должны? Улыбается мне капитан:
– Невозможно погибнуть. И взор его снова я вижу.
 
 
Но о чем он опять? Мне узнать это странно теперь,
Только дикие волны куда-то уносятся с хрипом,
Альбатрос покачнется, какой-то невиданный зверь
Посейдоном подарен нам, снова я слышу и вижу
Как шальная гроза все тревожит усталую ночь.
И в тумане они проступают, и ждут в суматохе,
А Летучий Голландец уносится яростно прочь.
Океан проглотил этот миф и немой и жестокий.
 
 
Только снова в тумане все ищут обратно пути
Капитаны, которым назад никогда не вернуться.
И душа моя снова в те бури и стоны летит.
И приблизился Один, Аттила из тьмы улыбнулся.
Снова Дикой охотой закончился яростный сон,
Волны-черные псы в темноте небывалой ревели.
Гулко падали в бездну герои минувших времен,
Звезды сыпались вниз, и от страха матросы хмелели.
 

Пленники любви

 
Золотистая страсть уплывающих мимо видений.
Эта нега и власть, эта сила волшебных сомнений.
Ждет Тристана Изольда, волшебнице снова не спится.
И холодная осень в закрытые двери стучится.
Королевою стать, полюбив его ты не хотела,
Но внезапная страсть королем в этот миг овладела,
И угрюмый Тристан повезет тебя снова куда-то.
Что осталось – лишь стон, только боль и сплошные утраты.
 
 
О, Изольда моя, что же делать там царствует осень.
И понять короля ты могла бы, да кто тебя спросит.
Только хмурый Тристан пьет угрюмо, о чем он тоскует,
И жестокий обман над любовью уже торжествует.
А король, он влюблен, да и как им в тебя не влюбиться,
Эта нежность и сон, это осень, как дивная птица,
Как котенок в тиши веселится, не зная покоя.
Золотистая страсть, что сегодня случилось с тобою.
 
 
И в сиянии лун к королю поспешила невеста,
А Тристан, он угрюм, он уходит, и нет ему места,
Как же страшно отдать, как потом еще жить и смеяться,
Только осень и страсть снова принцу в печали приснятся.
Золотистая страсть уплывающих мимо видений.
Эта нега и власть, эта сила волшебных сомнений.
Только хмурый Тристан, пьет угрюмо, о чем он тоскует.
И жестокий обман над любовью уже торжествует.
 

Крик израненной птицы

 
Мне снова Венеции дивная снится,
И юная дама, плывущая мимо.
К кому на свидание райская птица
Направилась снова, а муж нелюбимый
 
 
Спокойно с другой развлекается где-то.
И даже не верит он слухам сначала.
Но вилла пустует ее до рассвета.
И тихо вода все шуршит у причала.
 
 
Ей больно и весело быть одинокой.
И рваться куда-то, забыв о печали.
И только вода, как темна, и жестоко
Опять поступают мужья, и начала
 
 
Рыдала, просила, хотела остаться.
Хотела забыться с собакой и сыном.
Но поздно и будет в тумане качаться,
И может быть встретится снова с любимым.
 
 
Но нет, этой страсти она не узнает.
И резко назад повернется гондола.
Крик раненой птицы во тьму улетает.
И сын просыпается. С тихим укором
 
 
Служанка посмотрит:– Чего еще надо?
Она не ответит, но будет во мраке
Все видеться снова вода и громада
Забытого склепа. И память о драме,
 
 
Которая там позабыта в начале.
И птица кричит так пронзительно снова.
И снится Венеция снова ночами.
И странно душа в полумраке взволнована
 
 
И муж, обнимая послушное тело
Любовницы, снова во тьме замирает.
И город во мраке, но как неумело
Бродячий скрипач где-то скрипку терзает
.
И душу терзают и сны, и виденья.
О город полетов, и город страданий.
И кружатся в пропасти робкие тени.
И с юностью снова назначу свиданье