Любовь Ив
Судья

Предисловие

Знакомьтесь – Фемида, богиня правосудия.

Её символы красноречиво говорят о главной миссии: весы – мера справедливости для взвешивания добра и зла, вины и невинности; меч – символ духовной силы, воздаяния и возмездия. Острие непременно должно быть вверх – указывает на волю небес и высшую справедливость. Обязательно острый – не просто карает, но закон предупреждает. Завязанные глаза – беспристрастность. Для закона нет значения принадлежности человека к обществу, классу. Все равны. Только факты. Воздаётся лишь по праву….

Судья… – это исключительно и именно высшая власть, которая понимает всю ответственность за решения о судьбе другого человека.

Отцу посвящается.

Ласточкины гнёзда

ОТ АВТОРА

«Взмывая, выше ели,

Не ведая преград,

Крылатые качели

Летят – летят – летят…»

***

«Крылатые качели»  композитор Евгений Крылатов, слова Юрия Энтина из советского фильма

«Приключения Электроника». 1979 года

***

– Каникулы! Ур-р-а-а-а!!! – вбежав в квартиру с беззаботным воплем, Тамара бросила на пол пустой школьный портфель, разулась на бегу, разбросав туфли в разные стороны, в приподнятом настроении, принялась напевать гимн: «Вставай, страна огромная…»

Уютная прибранная двухкомнатная квартира, казалось, была пустой. Очень захотелось вскипятить чаю, сделать бутерброд с маслом и маминым яблочным вареньем, которое она варила из бабушкиных уральских некрупных ранеток. «Так и сделаю, прямо сейчас!» – подумала Тома. – «А потом, с девчонками сходим в пекарню на углу дома, купим пирожных – отметим конец учёбы. Где-то было у меня несколько копеек, должно хватить. Кстати, о сладостях…»

– Пирожные! Кому пирожные?!– Прокричала она во весь голос. А в ответ? Тишина! Только двуцветный кот Барсик мурлыча, потерся о её ноги.

– Барс! Тебе тоже надо?

Тамара погладила кота, плеснула в стеклянное блюдце коровьего молочка, которое родители привезли вчера вечером от бабушки, включила чайник на плите, вернувшись в коридор, собрала разбросанные ботинки и поставила их на полку для обуви. Надев домашние вязаные тапочки, она направилась в детскую, тихо раскрыла дверь и как запела:

– Вставай, страна огромная!!!

– Чего кричишь? Тооомаааа!… – Вылезая из-под одеяла, простонала сонная Лиля и, тут же спрятавшись под подушку, добавила: – Дай поспать…

– Что даже сладенького не хочешь? Самая главная сладкоежка… «Вставай» пришёл! Меня зовут: Вставай!…

– Не хочу, Вставай. Хочу спать… – отозвалась вторая младшая сестрёнка, потягиваясь в своей постели.

– Эх! Лентяйки, это вы тут спите, в сад не ходите, а я вот уже ещё один год школы закончила… – Буркнула Тома и прямиком бросилась к Алле: – «Вставай, страна огромная! Вставай, на летний бой!!»

– Какой бой? Я вообще-то тоже уже во второй класс перешла. Это вы там долго учитесь…

– Да шучу я! Летний вышибальный бой мячом во дворе… Или в городки? Пошли играть с ребятами! А, не пойдёте – пирожные сама съем. Дрыхните! В большой семье ушами не хлопай! Всю жизнь так проспите.

– Я с тобой! – Курносая Аля, выпрыгнув из постели, наскоро надела ситцевый цветочный халатик и, босая, побежала за старшей сестрой на кухню, пока Лиля так и осталась в кровати, но под подушку больше не пряталась, напротив – замерла в задумчивости, наблюдая за раскидистыми кронами высоких тополей, что подглядывали в их окна. Форточка в детскую была приоткрыта, потому слышалось, как шумит листва, окутанная майским тёплым ветром. Сочный окрас зелёных листьев, родившихся новому лету, играл переливами то на солнце, то в тени, раскрываясь всей палитрой, отзывчиво перекликаясь с ярко-голубым небом и лёгкими белыми облаками…

Лето! Ах, лето! Ты так близко! И уже зовешь пьянящими ароматами цветущих трав да лесов. Хочется окунуться в лучи тёплого солнца, чтобы позволить разукрасить ему детские курносые носики веснушками.

– «Вставай» пришёл! – Вновь послышались настойчивые голоса старших сестёр.

– Иду! – Отозвалась Лиля, но тут же, завидев в окне птичку с белой грудкой, черными крыльями и остроконечным, разделенным надвое хвостом, завопила, захлебываясь счастливым восторгом: – Ласточки прилетели! Я их так ждала! Снова! Прилетели!! Глядите, девчонки!!!

В комнату вбежали рыжеволосые сёстры и всей гурьбой, они завалились на широкий подоконник, задрав любопытные носы в небо.

– И правда!…

Тома была старше двух меньших на пять и шесть лет, – обаятельная, золотоволосая, рослая зеленоглазая девочка, обладающая раскосым разрезом глаз с длиннющими ресницами, имеющими красивый нежный изгиб. Её правильные черты лица, точно вода, отражали прямой нос мамы и контурные губы папы, а яркие веснушки придавали невероятный шарм и изюминку. Про таких говорили: если б жила в средневековье, точно сожгли бы на костре за красоту неземную! Создал же Бог! Не тощая – в соку! Уже сейчас дух захватывало, а чего же дальше – то ждать?! Она слыла второй мамой для маленьких сестрёнок и была очень хозяйственной.

Средняя Алла с такими же огненными волосами и каре-зелёными глазами была самой непоседливой, озорной и невероятно красивой девчушкой. Аки Златовласка с пухлыми, словно бутон розы, губами, тонкой шеей и очень длинными, густыми волосами. В восемь лет она умудрилась влюбить в себя одноклассника стершей Томы и сама втрескаться по уши. Оглядываясь ему вслед, Алла вздыхала: «Бахарика люблю…»! На что старшенькая сестра гоготала во всю лучезарную белозубую улыбку.

Самая младшая черноволосая синеглазая Лиля, – считалась капризней остальных, наверное, потому что была меньшой, а потому воспитывать её приходилось всему семейству: «Скажи букву: р-р-р-р!» – не отставала Тома, когда та пошла в ясли. В ответ, распахнув и без того огромные синие глаза Лиля старательно повторяла: «тл—л-л-л…». «Да не «тл-л-л», а «р-р-р-р-р-р!» – говори же уже, когда ты начнешь рыкать!?»

Люди в округе судачили – она не из вашего семейства – две старшие рыжие и конопатые, какие-то космические девочки, словно из сказки сошедшие, а эта – тоже очень красивая, но выделяется. «Почему она темноволосая? Ну и глазища! Ну и огромные, ну и синющие, словно их художник нарисовал! Мама согрешила?» На что отец закатывался шутливым смехом и говорил, зная всё точно о своей семье: «Борода рыжая! Все мои!»

И действительно – стоило только завидеть Александра в кругу семейных вечеров средь двоюродных рыжих братьев, вопросы сразу отпадали – слишком сильный корень!

Позавтракав, девочки помыли за собой посуду и, переодевшись, ринулись на улицу к ребятне. Но прежде заскочили в пекарню, что находилась в соседнем двухэтажном красном кирпичном доме – прямо на углу.

Зовущий аромат хлеба и сладостей разносился от неё во все стороны посёлка, в котором жили в основном семьи служивых офицеров, трудящихся в лечебной трудовой колонии.

– Ты что будешь, Лиль? – поинтересовалась старшая сестра.

– Картошку – Пироженку.

– Свежие, девочки, только что из кухни…

– А ты, Аль?

– Я эклер с масляным кремом и шоколадом…

М-мм! Как звучит вкусно это меню советских десертов. Крема для сладких розочек и цветочков изготавливались исключительно из сока свеклы или моркови, а для лепестков добавляли немного зелёнки. И все были счастливы отведать этот невероятно вкусный Ленинградский тортик или корзинку из песочного теста, или безе, которое богато украшали аппетитными маслеными ягодами.

Усладив беспечное жаркое утро свежей выпечкой, насидевшись под кроной тенистых тополей на лавочке, девочки разделились по своим интересам. Те, что постарше играли в городки, в догонялки, разбежавшись по всей округе. Лиле было скучно за ними поспевать – куда угнаться за рослой ребятней? «Я так не играю…» – думала она и уходила заниматься любимым делом – кувырканием на турнике и лазаньем по отопительным трубам, что опоясывали весь поселок. А птиц сколько в небе-то! Да как щебечут! Как поют! Висит порой Лиля на турнике вверх ногами да небо разглядывает, наблюдая, как ласточки летая то туда, то сюда, носят что-то в клювиках прямо в свои полукруглые серые домики, точно приклеенные к самому основанию крыши их дома.

– Ты что тут одна? Где девчонки? – раздался мамин голос прямо за спиной у Лили.

– Мамочка! – ловко спрыгнув с детского турника, крепко обняла девочка женщину. – Не знаю, они где-то бегают…

– Опять тебя бросили?! Ну, попадёт им!

– Не-е-е! Я сама ушла. А что они делают? – Указывая пальцем в небо, спросила Лиля.

– Ласточки? Они гнёзда вьют, а потом в них вскармливают птенцов, когда те появляются на свет.

– Да? А как они появляются?

– Из яиц.

– А какие они – птенчики?

– Такие же красивые и маленькие, как ты. Ласточки их будут кормить до тех пор, пока те не сумеют летать. Пошли домой? Голодная, наверное?

– Не хочу, мы только встали и покушали уже. Мам, а как они летают?

– Так же, как ты научилась ходить или говорить. Или читать… Читала сегодня?

– Нет. Не люблю читать – это трудно.

– Ну, милая моя, и летать первый раз страшно трудно, но видишь – они же рождены для этого! И для семьи. А папа твой, сколько книжек прочитал?! Ух!! Вон как много учится. Я кстати с ним сегодня по телефону разговаривала на работе.

– А скоро он приедет?

– Он очень скучает и скоро вернётся домой. У него сегодня экзамен в академии. Прямо сейчас сдаёт.

* * *

Юридическая академия города Екатеринбурга слыла лучшим образовательным учреждение в области юриспруденции в Уральском регионе. Конкурс при поступлении был весьма высок, но для Саши Попова экзамены дались легко – он с энтузиазмом преодолевал вступительные испытания, поскольку любимым предметом в школе и в училище для него была история. Русский язык абитуриент знал на отлично, а тяга к правосудию началась еще при оперативной службе в исправительной лечебной части. Этот вихрастый парень среднего роста служил там старшим опер уполномоченным. Репутация за ним закрепилась безукоризненная не просто от того, что он был честен да справедлив, нет. Самой главной отличительной чертой, выделяющей его среди прочих сослуживцев, являлась сдержанность в любой ситуации. Даже самой критической. «Интеллигент» – такую кличку дали ему заключенные. Мог поддержать по-человечески, совет добрый дать, соблюдая некий баланс, позволяющий человеку, оступившемуся в жизни, и скатившемуся на самое дно, крепко задуматься над собой без порицаний и осуждений, оскорблений или негодований, но объективно. Хоть и спуску виновным не давал. Заключённые понимали – с ним не забалуешь, коль дело важное. Не каждый справлялся с грузом осмыслений, ибо слаба человеческая натура. И самый страшный враг каждого из нас – это заносчивое «я», то, что внутри себя. И собственный порок.

Незаметно пролетело пять лет заочного обучения, которые он виртуозно совмещал с суточными дежурствами и воспитанием троих дочерей. Работа – дом – хозяйство и снова работа. Всегда при деле. Всегда с семьей. На летние выходные они привычно ездили помогать свекрови – на покосы да на огороды, так как хозяюшка держала земельное хозяйство и нескольких коров, дабы прокормить внуков, которых у неё было больше десятка. Да и своего такого добра у Поповых было вдоволь: кролики, бык, куры, сад под овощи с теплицами и поле для посадки картофеля.

Гулять? Выпивать? Было некогда!

Если и отдыхал он, то только вместе с женой Леной. Друзья офицеры часто подтрунивали: «Опять самовар с собой везёшь?» На что он спокойно отвечал: «Только вместе с женой, а без неё – мне не надо. Без неё не отдыхается…»

Выпускная сессия на сей раз выжала из него все соки. Но сдал! На отлично всю сессию!

Выйдя из академии, он глубоко вдохнул свежий весенне-летний воздух, наполненный ароматами цветущей сирени и, точно сбрасывая напряжение с шеи, помотал головой. Спина ныла так, что колени подкашивались, а боль от грудины выстреливала куда-то в затылок. Фокус в глазах плыл неясными очертаниями городской архитектуры, перемешанной с зеленью.

– Всё! – выдохнул он, позволяя самому себе расслабиться и сказать это вслух! – Всё! Надо позвонить семье!

Саша направился к пешеходному переходу. Остановившись возле расчерченной известью дорожки на асфальте и дожидаясь зелёного сигнала светофора, он поднял свой взор на мигающие огоньки. Как вдруг картинка пред глазами его перевернулась: небо оказалось под ногами, а городская черта уплыла куда-то наверх. Он пошатнулся, едва не рухнув вперед на проезжую часть.

– Что с вами? Вам нехорошо? – спросил кто-то сзади, с силой задерживая и одновременно утягивая его за локоть обратно.

– Ч-ч-ч-ч! – шепнул он, сощурив глаза и тряся головой так, как если бы мокрый пес сбрасывал с себя капли воды. – Ща… Ща пройдет…

– Вам плохо?

– Эээ… Да. Нет. Не знаю.

С опаской он открыл сначала правый глаз, левый – картина всё та же – мир вверх дном!

– Вон лавочка, давайте поможем ему… защебетали люди вокруг.

– Не стоит беспокоиться… Спасибо. Вы идите… – застенчиво парировал Александр, не в силах справиться с волнением, пока прохожие помогали ему усаживаться, чтобы перевести дух.

Мужчинам слишком болезненно даётся осознание беспомощности в подобных ситуациях. Потому он проявил изрядный артистизм, одарив людей широкой улыбкой, чтобы избавить их от беспокойства. Но сам так и остался сидеть на скамье возле городского парка до той поры, пока зрительное восприятие окружающего мира не восстановилось.

«Что со мной? Неужто перегруз?» – подумал он.

Немудрено – бессонные ночи, проведённые в подготовке к экзаменам, суточное дежурство, поимка беглого преступника из колонии накануне сессии – всё сказывалось. Но сейчас нужно просто отдохнуть и выспаться.

Проведя в раздумьях некоторое время, Саша переключил внимание на красивый город. Он наблюдал за спешащими куда-то людьми, за проезжающими мимо старенькими трамвайчиками, за молодыми мамами с детишками, которые с неподдельным удовольствием уплетали мороженое.

«Надо позвонить Лене – пусть приедет на выпускной, а девчонкам купить гостинцы. Они любят земляничные жвачки… Что там ещё привезти?!» – с такими мыслями он поднялся и направился в телеграф, а поле – в общежитие.

***

– Девочки, мои хорошие, подъём! Едем к бабушке!

– Ура!!! – промурлыкала Тамара, нежно потягиваясь в постели…

– Оставлю вас в деревне на все выходные. Папа звонил – еду к нему, вернёмся к понедельнику вместе.

– А можно с тобой? – спросила Лиля.

– Мам, и я хочу с тобой! – Отозвалась Алла.

– Там ничего интересного – одни взрослые дяди, тёти, пыль и газ от автомобилей, шум города. А вы будете у бабушки качаться на гамаке и пить парное молоко, пока мы занимаемся взрослыми делами.

– И есть оладушки с клубникой и домашними сливками… – с удовольствием протянула Тома.

– А можно просто клубнику и землянику? Или варенье…

– Уй, сладкоежка наша! Смородину лучше ешь, что растет за домом у бабушки, черную крупную – она такая вкусная и очень полезная!

– Тома, я не хочу смородину. Беее…

– Смородина ещё не созрела, – прервала спор мама, – но клубника и земляника – уже да – есть! Давайте, одевайтесь, у нас электричка скоро нельзя опаздывать.

Девчушки соскочили с кровати, как по команде и в доме закрутилась веселая суета сборов.

– Тома, что будешь читать?

– «Тимур и его команда»!

– Хорошо. Для девочек ещё сказки возьмём… Лия, читать – обязательно!

– Угу… – угрюмо кивнула та в ответ, нарочито подчёркивая тем своё нежелание это делать.

Семья собралась достаточно быстро и после завтрака всей гурьбой направились на вокзал. Пешим ходом путь составлял чуть более двух километров. Погода на улице стояла жаркая! Потому непременно были нужны панамки, что прячут детские головы от испепеляющего солнца.

– Мам, давай пешком, а не на автобусе, пожалуйста! – стонали дети. – Пошли лучше песни петь по дороге!…

– Не устанете?

– А мы и к бабушке можем пешком через железнодорожные линии пойти так же, как вы с папой нас возите на велосипедах…

– Нет, на этот раз на электричке. Слишком жарко и папы нет – куда я вас одна поведу? Это опасно! До вокзала дойдем, а там поедем.

Через час девичье семейство вошло во двор большого одноэтажного дома, с огромными витражными окнами, который стоял на высоком холмистом берегу широкой реки. Дом был обшит деревянными досками, окрашенными в густой голубой цвет, и окружён садом, что раскинулся на несколько десятков соток. Цветы… Их здесь было столько вокруг! От весны до глубокой осени двор буквально утопал в садовых клумбах из ромашек, космей, астр, анютиных глазок, гладиолусов, георгинов, бархатцев, благоухая невероятными ароматами. Всю эту благодать, витающую в воздухе, гармонично дополняло буйство красок распустившихся бутонов. Напротив центральных окон дома раскинули свои ветви две многолетние черёмухи, между которыми дедушка Миша натянул для внуков гамак из хлопковой сетки. А напротив поставил бильярдный стол, но уже не для детей, а для взрослых, чтоб можно было отдохнуть в вечернее время, после ударного трудового дня на лесопилке, в огороде или в стайке для скота.

Тротуар из свежевыстроганных досок вел к невысокому крыльцу и зимней крытой веранде, служащей дополнительной комнатой в летнее время. Там стоял мягкий диван средней величины, кресло и столик. Окна веранды были украшены белоснежным кружевным тюлем и вазами с сухими и свежими лекарственными растениями.

– Мама, здравствуйте!

– Бабушка! Бабушка! – Закричали дети, увидев хозяйку дома, что вышла их встречать на веранду.

– Внученьки мои родные! – хлопнула в ладоши длинноволосая седовласая женщина. Она была аккуратно причесана и волосы её были убраны в тугой пучок, который покрывал ситцевый платок в мелкий цветочный узор. Настоящая русская красавица, а не женщина – добротная и душой и внешним видом! Даже в свой преклонный возраст выглядела невероятно статно.

– Как я рада вас видеть! Как хорошо, что приехали! Леночка, здравствуй, родная. Проходите… Проходите скорее! Кушать будете? Голодные?

– Неее, бабушка, а можно я на гамаке покачаюсь?

– Поешь сначала – вон какая тонкая: кожа да кости, Лия! Что вообще ничего дома не кушаешь?

– Да, трудно заставить… – отозвалась мать Лилии.

– Молочка парного хоть иди попей, только что корову подоила…

– Уай! Я хочу, бабушка, где оно! – обрадовалась Тамара.

– И я! Бабулечка моя любимая! – Прижалась к ней маленькая Алла.

– Да ты моя хорошая!

– И я хочу обнять! – Спохватились Лиля с Томой, прощебетав это почти в унисон. Внучки подлетели к бабушке, окружили со всех сторон, бережно обнимая её маленькими детскими ручками.

Что уж говорить! Бабушка была настоящая хозяюшка русского дома, которая даже пахла по-особенному тепло: блинами, молоком и чистым бельём. От неё всегда исходили мягкость и неподдельная доброта. Дети любили её так, словно это были соты для пчёл, всегда кружили вокруг, то и дело, норовив попасть в её объятья.

– Там молоко – на столе стоит… Ну пойдёмте! Пойдёмте в дом. Лиля, на печи блинчики, как вы любите – упрели – на масле сливочном…

– Ой, ура! С корочкой нежной… – люблю! На печи?

– Ну конечно, где ж ещё-то им быть? Варенье – тоже свежее, вчера сварила, сметанка там домашняя в холодильнике стоит.

– А пенка от варенья осталась? – Спросила Тома, с надеждой разыскивая на столе блюдце со сладостным нектаром.

– Да где ж, Томочка, они уж остыли и вкус потеряли, сегодня буду снова варить…

– Все равно вкусно…

– Ну конечно, родные! Идите скорее, кушайте. К вечеру Сава прибежит, а завтра Дима с Макаром приедут.

Девчонки заверещали, захлёбываясь восторгом. А всё от того, что вскоре вновь соберется толпа братьев да сестер и начнутся «Казаки – разбойники» с утра до ночи.

– Леночка, во сколько выезжаешь?

– Вечером, мама.

– Ну, ничего. Сашенька молодец – наконец-то отучился. Сейчас всем полегче будет.

– Ой, не говорите, мам, собирается уходить с оперативной службы.

– И, слава Богу – слава Богу! С другой стороны – суд, прокуратура, адвокатура – тоже рисковая профессия.

– Мам, он офицер, и другой жизни для себя не видит.

– Как знать… Ну ладно, дай Бог, чтобы всё было хорошо. Возьми хоть с собой в дорогу что поесть, ему привези.

– Ну что вы, оставьте… Ночь будет – усну в дороге. Да и там только на день. Быстро вернемся. А где папа?

– Миша коров на пастбище увел. Сегодня на лесозавод не идёт – выходной.

Так скоро время пролетело, что не заметили девочки, разбежавшись из-за стола, кто куда, как мать их уехала в Екатеринбург. Пока три сестрицы то клубнику с гряды снимали, да с молоком и сахаром её взбивали, то ногти из лепестков цветов себе клеили, устраивая показ мод на строганном деревянном тротуаре, то, завалившись валетом в гамак, песни из любимых детских фильмов горланили: «Крылатые качели», «Прекрасное далёко», «Дикие лебеди»…Да так, что соседские мальчишки под забором начинали лазать, подглядывать и зазывать голосистых девочек играть на улице.

К вечеру братья двоюродные собрались, тут начиналась деревенская по-детски непринуждённая, счастливая жизнь!

Бывало, к вечеру ребятня так выматывалась, что сил не было дойти до бани, омыть испачканные грядами и зеленой травой ноги. Бабушка слыла хоть и доброй, но строгость проявить могла и в постель чумазых внуков не пускала. От того с песнями да шутками дети всей гурьбой плескались в тазиках, помогая друг другу, поливая водой из ковша. А коль истоплена банька, то следовало всем мыться по очереди: девочки первые, поскольку дамам место нужно уступать – так воспитывали будущих мужчин. Во всём этом было особенное удовольствие. Потому что после купаний дети падали не в кровать, а на перины, которые весь день сушились на заборе во дворе под солнцем палящим. Раскинут их к вечеру баб да деда на полу, чтоб вся внучатая братия штабелями укладываясь, начинала сладко сопеть, погружаясь в глубокий здоровый сон.

Те перины бабушка шила да набивала пухом, перьями сама – собственными руками. Служили они в доме очень много лет. Потому что знала хозяюшка, как ухаживать за домашним текстилем безо всякой химчистки. Каждое летнее утро их выбивали от пыли и оставляли на безветренной южной стороне, где солнышко гуляло от рассвета до заката. Внуки с удовольствием в этом помогали да не по наставлению и «заставлению», а всё делалось как-то играючи и с любовью – от души, с доброго сердца. Хлопушки для матрацев изготовлялись детям в помощь и были выстроганы, отшлифованы гладко дедом вручную из свежесрубленных поленьев. То «казаки», то «разбойники» колотили ими по подушкам да перинам, так, что и пылинки больше в высь не взмывалось. После такой обработки постель пуховая наполнялась невероятным свежим воздухом и ароматом лета. Нырнуть в это? Высшее блаженство! Будто в облако!

Внуки помогали деду коров встречать с пастбища. Вот гонит он их вечером к дому, прихрамывает. От ран и осколка в бедре после войны шибко трудно ходить ему было. Потому и взгляд его казался суровым, но вместе с тем добрым, словно вымученным. Как видел он сорванцов своих, что оравой бежали ему навстречу, так вроде, и боль проходить начинала. Только и горазд был подбадривать: «Не тронь за ноги только сзади – то! Лягнёт ещё! На вицу: если видишь, что не туда побрела, шлёпни бочок легонько, она и повернёт, куда тебе надо. Да не бей со всего маху-то! Коровы ласку любят. Погладь её меж глазёнок, она тебя оближет…»

После вёл дед тех коров, да быков поить, кормить, а бабушка шла – доить, да детей парным молоком перед сном поить.

Чуть свет, встанут оба дед да баба, и всё по новой: на пастбище вывести стадо рогатое, яйца в курятнике собрать, завтрак во втором банном доме сготовить, детей поднять, напотчевать их, задания по дому дать да гулять пустить. Закружит жизнь деревенская в работе по хозяйству и уюту домашнему.

Хорошо!!

Добро в деревне живет, но в тех домах, где хозяева свет души не потушили, невзирая на житейские трудности.

Душевно тут! Как-то по-настоящему всё!

Так и минуло пару дней, что счастливый миг! И не заметил никто этого из дома райского, словно место то и есть родовое гнездо, какое ласточки в поднебесной вьют.

Приехали родители за детьми. Накрыли стол огромный во дворе, чтоб уместиться всем здесь можно было: шесть внуков, шесть родителей и баба с дедом во главе стола – старейшины. Ух и уважали их все. Да было за что. Никто в доме ругань не позволял – не уживалась такая грязь в доме этом. Никто зла не помнил. Но стержень семейный такой воспитывался, что ничем не сломить – ни войной, ни распрями, ни распутством. Дух русский! Настоящий, сильный, чистый, лишённый порока.

Бывало, за такими семейными посиделками растянут гармонь, а хор семейный так и льётся песней: «Ой ты степь широкая!.... Ой, ты степь раздольная…» и тоже река, да не Волга, но Тура, по которой на покосы на лодках ездят мужики рода – стар и мал, выискивали самые добротные места.

А пейзажи вокруг, Богом отмеченные! Святым Симеоном Верхотурским Чудотворцем облюбованные. Величает тайга уральская ягодами, грибами, шишками кедровыми. А водица в реке чистая – чистая! Глубока река та, что до платины. Судоходной в исторические времена была. Так и грезится: плывет навстречу атаман Ермак со своим казачьи войском, врата в Сибирь отворять. Да. Так всё было.

Вот и поют, затягивая песни за семейным столом душевные, раздольные, как сама Россия – Матушка. Начнёт запевать бабушка голосищем своим сильным, добротным, русским – народным, да все подхватывают, а потом в разноголосье разбиваются по нотам, тут же сливаясь в песнь красивую так, что парит она, словно птица, по всей округе – до соседних берегов разносится!

Хорошо! Так и жить бы – не тужить, остаться.

Но выросли давным – давно детки и разлетелись кто куда. Свили свои гнёзда, лишь проведают, помогают и гостят у старших.

Вот и Саню Попова долг офицерский зовёт. Пора собираться с семьёй домой – завтра на дежурство заступать чуть свет – заря.

***

– Здравья желаю, товарищ подполковник! – Щелкнув сапогами и отдав честь, приветствовал Александр. – Попов на службу прибыл! Вызывали?

– Капитан? Здравствуй! – Уставившись на служивого, подполковник Ковязин и начальник трудовой лечебной части как-то неохотно приподнялся со стула. Он начал свои медленные шаги вокруг стола слишком настороженно. Отвернулся, избегая прямого взгляда прибывшего офицера. – Ты уж прости, что по тревоге ночью поднял. Из отпуска выдернул приказом…