Любовь Гайдученко
Скольжение в бездну

При таких рассуждениях мне очень хотелось посмеяться над всеми этими «абхамовичами», но тут я вспоминала о своей личной обречённости, которая прямо-таки была разлита в воздухе вокруг меня в страшной концентрации. Ну вот кто я была после этого??? Козявка, много лет борющаяся с судьбой? Но я не умела не сопротивляться – этого природа мне отмерила в избытке, я ещё с тех пор, когда меня крестили (мне не было ещё и годика) вцепилась бедному попику в бороду, это долго вспоминали мои родные. То ли я испугалась, то ли мне вообще все эти религиозные дела не нравились ещё с пелёнок – кто теперь это поймёт? Но уже тогда было видно, что из меня вырастет вполне «протестная» личность.

И так оно и получилось. Протестовала я всю жизнь и против всего и всех. И допротестовалась… финал-то получился весьма плачевный…

Вообще, было такое ощущение от нынешнего моего состояния, что я одна на белом свете. Рядом со мной не было никого. И даже кричать не хотелось – «люди, где вы?» – понимала отчётливо, что ни до кого я не докричусь. Если кто-то мной и интересовался, то только для того, чтобы извлечь свою мелкую выгоду (надо же! Значит, не всё «человекческое» мной было потеряно, и не до конца была разорвана связь с теми, кого я начисто отрицала, если я ещё иногда могла пригодиться каким-то пусть даже нечистоплотным личностям – тут я вспоминала некого Петю, который всех людей видел только в свете своей корысти: могли ли они приносить ему прибыль или нет, говно и ничтожество был мужичок, но самомнение было ещё то!).

А те, кто мог меня понять – существовали ли вообще такие? На этот вопрос можно было смело ответить абсолютно однозначно: нет, нет и тысячу раз нет.

А я, как и абсолютно каждый человек, наверное, нуждалась в том, чтобы меня понимали…

Но этого почти никогда не было (если не брать в расчёт короткий период моей молодости, когда я совсем недолго общалась с интересной Личностью – она была профессором консерватории, пианисткой – вот она меня понимала, наверное, в силу того, что вообще была очень неглупой и многое понимала, а не только стремления и мысли зелёной девчонки, совсем недавно начавшей жить своей маленькой жизнишкой без опеки строгой бабушки), я привыкла находиться в безвоздушном пространстве и не дышать… И, когда дочь жестоко пнула меня под задницу, объявив: «Ты мне не мать!», именно поэтому я и выжила, а не сдохла от горя – потому что и до этого меня почти всегда предавали люди, с которыми я общалась по жизни, и неважно, что иногда это продолжалось много лет, и общение было очень тесным. Всё равно в конце меня неотвратимо ждало людское предательство.

Я, конечно, не собираюсь себя сравнивать с Иисусом Христом, хотя думаю, что если бы ему вздумалось явиться в наше время, эффект от его появления был бы такой же нулевой, как от моих этих писулек. Его бы просто не заметили сытые равнодушные ко всему, кроме своей тупой персоны, обыватели, как никто не замечает меня. Я могу начать умирать на глазах всей этой публики – наверняка они будут проходить мимо с полным равнодушием, может быть, даже со злорадством: «Наконец-то кончается эта дура, которая выпендривалась всю свою жизнь, противопоставляя её нашей, такой правильной и нужной, ведь мы всю жизнь упорно жрали, срали и размножались и не искали всяких глупостей, как эта странная тётка, считающая, что она лучше других». Я, конечно, никогда не противопоставляла себя и свои взгляды тупой толпе, состоящей из безмозглого быдла – ведь ежу понятно, что это заведомо безнадёжное предприятие. Я пыталась обращаться к лучшей части нашего общества, к тем, кто не погряз в погоне за материальными химерами, в ком ещё не убит Человек, порядочный и мыслящий. Я верю, что такие есть, и их не так уж мало. Но они, к сожалению, разрозненны и ничего не решают в этой жизни, где «сатана правит бал».

Всё я понимала – и что кончу я плохо, и что «так жить нельзя»… А что я могла сделать? Я напоминала себе муху, бьющуюся об стекло. Смотреть в зеркало на себя я уже не могла – рожа была абсолютно старческая. И когда я успела так постареть??? Я не могла смириться с тем, что эта ужасная старушка в морщинах – я, которая ещё недавно была цветущей женщиной.

Сказать, что я всё на свете ненавидела, было бы абсолютно неправильно. Нет, я всё ещё была открыта и людям, и новым заблуждениям. Смешно, но жизнь таких дураков, как я, абсолютно ничему не учит…

А тут вдруг всё сошлось одно к одному: моментально кончились те небольшие деньги, которые у нас называют «пенсией», перестал функционировать интернет, кошка, которая должна была вот-вот родить, тоже голодала (и это терзало мои нервы больше всего – я совершенно не могла видеть, как страдают животные), погода была полная дрянь – на пляже дул холоднючий резкий ветер, и море вздыбливалось огромными грязными волнами. Тот единственный человек, который мог мне реально помочь, сам сидел без денег. А самое главное – я ведь рассчитывала, наконец, остаться совсем одна, потому что нашла, вроде бы, неплохое пристанище на зиму – караулить дом, но семейство, состоящее из довольно тихого работящего нерусского мужика, симпатичной девочки двенадцати лет и назойливой полной дуры их жены и матери, которая никому не давала покоя, не торопилось уезжать в тот город, где они жили постоянно. Их отъезд всё затягивался и затягивался на неопределённое время, хотя девочке давно надо было в школу (лето прошло, шёл сентябрь).

Баба пугала, что она останется тут ещё на месяц или два – дел, видите ли, невпроворот (а что она делала, интересно, летом, если везде царил сплошной развал?) – дурная энергия в ней так и кипела…

А я голодала уже несколько дней. Нервы были на пределе, потому что не было и намёка на то, что ситуация как-то улучшится. Выхода даже не просматривалось. Всё было глухо, как в танке. Я не спала по ночам, а днём лежала в своей комнатке в слезах. Хотелось умереть – сил жить уже не было, но жизнь ещё тем и подла, что по заказу умереть невозможно.

Просто не верилось, что это закончится хорошо. За последние десять лет я уже привыкла, что всегда всё заканчивается полной катастрофой. Причина была простой, но озвучивать её не рекомендовалось: как только я выдавала свои «соображения» насчёт общества, устройства жизни и прочие комментарии, против меня сразу начинали ополчаться все примитивы и зауряды, которые теперь переместились из реальной жизни в виртуальную и резвились там на просторе, не рискуя быть пойманными за руку, когда творили очередную мелкую пакость ближнему.

Тем не менее, надо было продолжать жить. Лечь на берегу, уткнувшись головой в грязный песок (пляж никто не убирал, здесь вообще никому ни до чего не было дела), я не могла. И придумать что-то позитивное, что пошлО бы мне на пользу и изменило бы моё безвыходное положение, было просто невозможно. Работу здесь можно было найти только сугубо сезонную, да и на ту охотников было много – безработица, как и везде, была просто катастрофической, экономика страны лежала в полном развале, при последнем издыхании.

Сил слушать глупости, которые выдавала баба каждую минуту, уже не было. Самое последнее, что она придумала, было – «ты нас постоянно объедаешь» (как-то я взяла ложку сахара в чай). Это при том, что они позволяли себе брать мои продукты – помидоры, картошку, когда им было лень сходить на рынок. Было просто нестерпимо противно находиться рядом с такими людьми. Я ушла на пляж, хотя погода была преотвратная, и наплакалась там вдосталь, понимая, что глупая мерзкая баба не стоит моих слёз. Как всегда «на нервной почве» сильно закололо сердце и потом кололо весь день, не переставая.

Я прекрасно знала, что всю эту шушеру и рядом со мной нельзя было поставить!!! Одноклеточные обыватели, которые уйдут в землю, не сделав ничего полезного, ни разу в жизни не совершившие ни одного доброго поступка – что такое добро, они даже понаслышке не знали!..

И никогда я не могла понять, хоть меня убей, почему я вынуждена жить среди этой серой бессмысленной беспросветной духовно протоплазмы, особенно последние десять лет, когда лишилась своего угла из-за дочери, таким образом отплатившей мне за всё хорошее, за то, что я много лет отдавала ей всю себя без остатка

Я жду весны

Посвящается памяти Ляли, умершей 11 февраля 2008 года, а также людям, помогшим мне в трудную минуту – Вере, Наташе, Ире, Андрею и Татьяне Курдюмовой, которым я обязана тем, что написала эту повесть, а может, и гораздо бОльшим…

«И ВОЗДАСТСЯ ИМ ПО ДЕЛАМ ИХ…»

Вот так, наверное, люди сходят с ума. Сначала сломался ноутбук, за ним телефон, а потом начались такие катаклизмы, что не приведи Господь!!! И уже не только мои личные. Не знаю, как люди, а вот природа точно сошла с ума. Но по порядку. Дело в том, что я, Евгения Ливанова, десять лет назад попала в пиковую ситуацию и осталась без квартиры. И все эти годы я мотаюсь неприкаянно по жизни – куда меня только не заносило! И всё бы ничего, всё было не так страшно, пока я была, как говорится, «в расцвете сил» – я могла как-то подрабатывать и зарабатывать себе на кусок хлеба, иногда даже с маслом.

Но вот мне стукнуло шестьдесят, и дальше годочки покатились под откос… А самое главное, рухнуло от жизни такой моё железное сибирское здоровье.

В начале лета я попала на берег Азовского моря, и худо ли, хорошо ли, но в принципе даже прекрасно проводила время: больше четырёх месяцев купалась и загорала, нежилась на жарком южном солнышке, лопала рыбку и фрукты (здесь бывает навалом всего, особенно персиков, винограда и арбузов, которые в августе и сентябре стоят буквально копейки) – в общем, блаженствовала. Но пипец подкрался незаметно…

Уезжать осенью было некуда, да и не на что. И я осталась. И, как всегда в последние десять лет, вляпалась в такую отвратную тупиковую ситуёвину!

Меня приютила довольно молодая тётка. Они с мужем и дочерьми жили на море летом, а потом уезжали куда-то в центр России, где у них имелась квартира. А меня они вроде как оставили присматривать за домом и всяким хламом, который у них валялся во дворе в изобилии: доски, кирпичи, разная строительная ерунда, потому что тётка лелеяла идею, понастроив шикарных «номеров» для отдыхающих, сделаться богатой (впрочем, они и так не были бедными по российским меркам – трёхкомнатная квартира в большом городе, огромный дом на юге, две иномарки и прочая и прочая… Откуда у них деньги, было непонятно. Мужик промышлял каким-то там «целительством», я и вообще-то не особо в такие вещи верю, а уж в то, что такой тупой пень, полностью находящийся под каблуком своей сварливой бабёнки, способен кого-то там «исцелить» – и подавно! Но дело в том, что они были «лицами кавказской национальности», а у них на Кавказе богатство приплывает к людям чисто автоматически…)

Она была настолько глупа и бесцеремонна, что меня от неё просто трясло внутри, мне делалось плохо от одного звука её голоса. Но деваться было некуда. Она лезла в такие вещи, которые её совершенно не касались – буквально во всё. Такие понятия, как «тактичность» и «деликатность», были ей совершенно неведомы. Наконец, в октябре они отвалили восвояси, и я осталась одна. Вернее, не совсем одна, а со своей кошкой Муськой.

Пока было тепло, мы жили ничего себе. Даже январь был сравнительно тёплый, с небольшими плюсовыми температурами, иногда вдруг пригревало совсем не зимнее солнышко и доходило до 12—14 градусов тепла.

И вдруг погода взбесилась! Однажды ночью начался страшенный ураган, который продолжался трое суток. Балки с крыши летали, как соломинки, чудом не расколотило окна. Массивную дверь уличного туалета просто вывернуло из косяка. Затем повалил сплошной стеной снегопад – снега насыпало, наверное, полметра, как на каком-нить Севере! Но самое главное – начались лютые морозы с ледяным пронизывающим ветром. Море застыло, чего не было уже много лет.

Если бы баба не была так глупа и корыстна и побеспокоилась бы о человеке, которого она оставила зимовать, не подумав о том, что надо создать ему какие-то элементарные условия для существования, то, может, всё как-то и обошлось бы. Впрочем, я и без того понимала, что надолго тут не останусь.

Но дом был совершенно не приспособлен для житья в нём зимой. Комнатка, где я обреталась, продувалась насквозь. Баба, уезжая, и не подумала включить газ, она оставила мне допотопный обогреватель, который жрал электричества немеряно, я платила по счетам огромные деньги, сжиравшие мою крохотную пенсию, а толку от него было совсем мало, да и какой может быть толк, если он обогревал практически улицу?

Но я не сдавалась. Я писала целыми днями. Да – забыла сказать, что лет шесть назад я вдруг ударилась в писательство, меня тоже коснулось это модное поветрие. Но когда почти новый ноут, заработанный прошлой зимой тяжким трудом по сгребанию жутких каждодневных сугробов в садовом товариществе под Питером, где всем заправляла энергичная мошенница и прохиндейка Сашка, державшая народ в своём жёстком воровском кулаке, вдруг сдох, и я осталась один на один с жуткой действительностью – я взвыла. И две недели я провела в холодном беспросветном кошмаре!

На помощь пытались прийти друзья, которых я завела в инете. Один из них, Павел, был довольно своеобразной личностью. Он стал моим «главным» читателем наряду с Кирой Мурзиловой, которая, когда я надолго заткнулась, стала писать мне смс-ки, уверяя, что без меня на сайте «царит полный скучняк». А Павел пытался мне помочь, поместив на главной странице описание моей «страшной трагедии», которую так легко было ликвидировать, если бы…

Если бы натура людская была другой. Но она была такой, какой была: все триста бездарей, зашедших и прочитавших о моей критической ситуации, дружно промолчали. Я уж не говорю о деньгах! Но эти люди столько раз уверяли, что любят читать мои опусы! А оказалось, что всё это полное враньё и лицемерие (непонятно только, зачем оно было нужно?), ведь если бы это было правдой, любой человек мог так легко отправить смс-ку типа «Держитесь, мы с Вами!», как сделала Кира Мурзилова. Ведь никто не собирался заниматься вымогательством – да и смешно, по инету за глотку, как говорится, не схватишь, к стене не прижмёшь, и никого нельзя заставить что-то сделать против его воли. Так что дело было вовсе не в бедности нашего населения и отсутствии у него возможности помочь материально, а в элементарной душевной чёрствости этих людей. Они мне напоминали мой обогреватель. Он был «как бы обогреватель». А они – «как бы люди». А уж про то, какие они «пейсатели», давайте вообще умолчим… Из всего огромного сайта (170 тысяч человек) интересно читать было только талантливую Анечку Шугаеву (ну и изредка попадались, но очень редко, другие стоящие внимания произведения, не без этого, конечно, но не они «делали погоду», а так сайт был просто забит пошлой бездарной ерундистикой).

Впрочем, откликнулись две женщины, правда, из другого сайта – социальных сетей, где я тоже активно писала свои мизантропические опусы. Одна из них, хоть и была, как и я, «бедной пенсионеркой», положила мне тысячу на телефон и развернула широкую «кампанию» помощи, которая, впрочем, особого успеха не имела, кроме того, что вторая из этих женщин послала на мою банковскую карту значительную сумму, благодаря которой – да-да, ни больше ни меньше! – я избежала смерти в летнем неотапливаемом помещении, когда вдруг в конце мягкой южной зимы завернул такой невообразимый минус, что замёрзло море, и схватить воспаление лёгких было делом двух минут. Но я отделалась только небольшой простудой и лёгким испугом, потому что очень быстро сумела снять просто шикарное помещение, где мне уже не грозил холод и фатимкин моральный террор.

И меня ещё помнили (почти через полвека!) мои одноклассники. Правда, одна из них превратилась в полную сволочугу, потому что верно служила нынешнему мошенническому режиму, который легко превращал людей в отборное говно – воров и взяточников и последних чёрствых сук. Вот и эта полная дебилка, которая не умела обращаться даже с мобильником, но пролезшая в «высшие сферы», где решались человеческие судьбы, наговорила мне кучу такой бредятины и чуши, укорив меня непонятно в каких грехах, что стало даже смешно, хотя ситуация к смеху совсем не располагала. Впрочем, в инете я привыкла к тому, что наше общество состоит в основном из таких вот уродов, которые пороли свои благоглупости от души и по велению сердца.

Зато другая… она вообще не стала долго думать и размышлять. Она даже слушать меня не стала – буквально с первой минуты нашего разговора заявила, что тут же бежит переводить мне деньги, на которые я купила вполне приличный, хоть и не новый ноутбучок.

Да! Я могла голодать сколь угодно долго. Но не писать – это было для меня сущей пыткой.

И вот теперь можно было наслаждаться, вспоминая все ужасы, которые я только что пережила. Несколько дней назад мы проводили время с Муськой, валяясь под двумя одеялами в насквозь продуваемой холодным ветром комнатке, которая больше походила на тюремную камеру, так как единственное узкое окошко у неё было где-то высоко под потолком (только что не зарешёченное!). Так как я потеряла огромное количество записей классической музыки, которые слушала ежедневно, особенно в исполнении двух моих любимых пианистов-гениев – Дэниэла Баренбойма и Артура Рубинштейна, делать было ну абсолютно нечего. И я принялась усиленно развлекать Муську, а заодно и себя.

Сначала я ей спела бетховенского «Сурка», которого в первом классе музыкальной школы наигрывала на своей скрипочке. «Из края в край вперёд иду, и мой сурок со мною, под небом кров себе найду, и мой сурок со мною… Кусочки хлеба нам дарят, и мой сурок со мной. И вот я сыт, и вот я рад, и мой сурок со мной…». Ну прямо про нас с Муськой! Аж потянуло зарыдать и пожалеть самих себя, двух несчастных девчонок! Но расслабляться не стоило.

Песен я никаких не знала (кроме революционных, которыми пичкали нас в изобилии в школьные годы. А вообще-то – почему бы и не спеть: «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг, пощады никто не желает»? Тоже вполне подходяще в такой критический момент!). Впрочем, что-то такое всё-таки я вдруг выдала – из времён моей молодости, когда высоко горела звезда Александры Пахмутовой, талантливой женщины, не в пример нынешней бессмысленной попсе. И я усладила Муськин кошачий немузыкальный слух хитами 70-х годов прошлого века – «Надеждой» и «Нежностью» (впрочем, будем самокритичны – моё пение ненамного отличалось от неблагозвучного Муськиного мяуканья… Но уж, как говорится, чем богаты… К тому ж, никто кроме Муськи, и не услышит!). Но на этом мои песенные возможности иссякли, и я прочитала внимающей мне животине моё любимое стихотворение Блока.

«Тебя скрывали туманы, И самый голос был слаб. Я помню эти обманы, Я помню, покорный раб.

Тебя венчала корона Ещё рассветных причуд. Я помню ступени трона И первый твой строгий суд.

Какие бледные платья! Какая странная тишь! И лилий полны объятья, И ты без мысли грустишь…

Кто знает, где это было! Куда упала звезда? Какие слова говорила? Говорила ли ты тогда?

Но разве мог не узнать я Белый речной цветок, И эти бледные платья, И странный белый намёк???»

Вот как надо писать, господа бездари! Но вам до этого, как до Марса.

А интересно – сколько сейчас времени? Я посмотрела на часы. 4.34 утра. А впрочем, какая мне, блин (как в наше время премерзко выражаются), разница, сколько сейчас времени? Не всё ли мне равно??? Я услышала в полной тишине, как в наш переулок заехала машина. Я взвыла: «Нееет!!! Только не это!!!» Вот как панически я боялась фатимкиного пришествия. Но, слава Богу, на сей раз пронесло.

И я вспомнила, как в раннем детстве я всегда просила бабушку (зимой, когда в Сибири стояли в те времена нешуточные морозы, и иногда доходило до 50 градусов, помнится, я даже, однажды ненадолго выйдя на улицу, моментально серьёзно обморозила себе лицо), которая меня укладывала спать и сидела рядом со мной, пока я не засну: «Пожалуйста, подоткни мне одеяло!» И когда она это делала, мне становилось так хорошо и уютно, что я тут же засыпала.

Вот и сейчас, шестидесятисхвостикомлетняя уже практически сама бабка (выгляжу так, что часто называют «бабулей») я мысленно попросила свою давно в муках умершую бабушку: «Подоткни мне одеяло!» И вдруг мне стало опять так же хорошо, как в детстве… И я вырубилась.

Когда я сидела в инете чуть ли не сутками, сны мне не снились. Но сейчас – наверное, оттого, что я старалась всё время убежать от кошмарной действительности в сон, они были яркими, цветными и фантастическими, точнее, имели фантасмагорические сюжеты, сильно смахивающие на фильмы ужасов. Повадилась сниться Светлана Петровна – одна из самых омерзительных личностей, встреченных мной по жизни (Фатимка отдыхает), Сонечкина, так сказать, подруга. Во сне она делала со мной что-то дико противное, до такой степени, что я даже не понимала, что именно, и, проснувшись, не могла вспомнить конкретно, что это были за действия, оставалось только общее впечатление чего-то мерзостного и тошнотворного.

Сонечка и Светлана Петровна олицетворяли собой тезис «противоположности сходятся»: Сонечка была убеждённая, твердокаменная, железобетонная старая дева, начисто отрицающая секс, а Светлана Петровна – редкостная ****ь. Причём мужики бросали её сразу же, трахнувшись с ней всего один-два раза. Для меня это была загадка: что такое надо было делать с ними, чтобы ни один не задержался хотя бы на неделю? Но, естественно, расспрашивать её об этом я не могла, хотя и имела чисто человеческое любопытство.

Сонечка рассказывала, что когда у неё умерла мать, и стоял гроб, Светлана Петровна, войдя, во всеуслышанье заявила: «Ты представляешь – я познакомилась только что с дивным мужчиной!». Народ был настолько шокирован, что настала «гробовая тишина» уже буквально. На днях рождения Сонечки она, ничуть не смущаясь, вылизывала свои тарелки. Зрелище было не для слабонервных, но остальные Сонечкины знакомые – люди высокоинтеллигентные (Сонечка была известным московским театральным журналистом, вращавшимся в элитных театральных и киношных кругах, в основном мхатовских, тесно общавшейся с Кторовым и Прудкиным, начавшей первой писать и открывшей миру таких известных впоследствии актёров, как Александр Лазарев, Эдуард Марцевич – до потери пульса красивого мужика, сыгравшего Мальмгрена в «Красной палатке» – и Владимира Рецептера, питерского актёра, который когда-то был невероятно знаменит своим «Гамлетом» и вообще имел разносторонние таланты: писал прекрасные стихи и издавал свои невероятно эффектные по оформлению и очень интересные по внутреннему содержанию книги) делали вид, что ничего особенного не происходит, как и полагалось вести себя настоящим интеллигентам.

Муж в своё время ушёл от неё, забрав десятилетнего сына, и опять же для меня загадка, какой надо быть матерью, чтобы можно было спокойно на это согласиться. Да и вообще – у КАКОЙ МАТЕРИ можно забрать ребёнка, да ещё такого большого (в этом возрасте дети уже сами решают, с кем им остаться)??? У меня бы, например, забрали мою дочь только через мой труп. А мальчик, естественно, вырос, стал виолончелистом в симфоническом оркестре, и НИ РАЗУ за полвека не навестил свою мать (!!!). Так что Светлана Петровна имела внуков, которых она никогда не видела. Сонечка намекала, что она убила своих престарелых родителей, но моё сознание отказывалось воспринимать такие чудовищные вещи. Хотя, пожив, например, в деревне, я поняла, что среди людей чудовища не так уж и редки, и это даже не какие-то там Чикатилы, а обыкновенные деревенские старухи – яркий пример многократно описанная мной Комориха, настоящий деревенский монстр.

Однажды мы (когда жили уже в Питере) приехали в Москву, остановиться нам было негде, и пришлось идти переночевать к Светлане Петровне. С нами был наш мраморный дог. Светлана Петровна жила в самом центре около Тверского бульвара в огромной коммунальной квартире. Надо было видеть своими глазами, что творилось в двух её комнатах – моих литературных способностей не хватает, чтобы ЭТО описать адекватно. Я попросила у неё одну из многочисленных замызганных кастрюль, выбрав самую старую и грязную, потому что мы забыли взять с собой собачью миску. Я её отмыла и сварила в ней суп. Когда он остыл, Дэндик съел половину (он у нас был малоежкой, несмотря на внушительные размеры, и охотнее всего лакомился только чем-то особо вкусненьким типа бутербродиков с ветчинкой, которая тогда даже близко не напоминала то, что продают под этим названием сейчас), кастрюля с недоеденным супчиком осталась стоять на полу, мы куда-то ушли, и каков же был мой ужас, когда, вернувшись, я увидела, что Светлана Петровна с большим аппетитом доедает Дэндиков суп прямо из кастрюли! Я не знала – сказать ей или промолчать. Но, с другой стороны, она же видела, что он стоит на полу – значит, собачий… И я сказала. Но никаких особых эмоций не последовало. Светлана Петровна спокойно ответила:

– А я вашей собачкой не брезгую.

Комментарии, как говорится, излишни.

Как-то летом я отвезла их с Сонечкой на отдых в нашу тверскую деревню, где мы задёшево купили домик, чтобы было куда вывозить животных (кроме Дэндика тогда у нас жили кошка с котом – Лиля Мурлыкина и Дантес). Через какое-то время приехала их навестить, привезла Сонечке продукты и деньги. Деньги я перед этим поменяла в обменном пункте (доллары на наши деревянные), и поэтому точно знала сумму, у меня имеющуюся, поменяли мне их новенькими сотенными купюрами. Я вообще человек по жизни очень неаккуратный по отношению, например, ко всяческого рода документам и прочему такому. Поэтому деньги у меня лежали не в кошельке, а просто во внутреннем кармане джинсов такой толстой пачечкой, перетянутой резинкой – как мне их вручили в обменном пункте. Джинсы висели на стуле.

Утром я услышала какую-то возню около стола, где стоял этот стул. Обычно я сплю очень чутко и моментально просыпаюсь. Тут я проснуться почему-то никак не могла, хоть и сильно пыталась. Наконец, мне это удалось. Я сразу обратила внимание, что джинсы висят совсем не так, как я их оставила с вечера. Я пересчитала деньги – не хватало ровно тысячи.

Зачем она украла её, я тоже не понимаю. Попросила бы – я бы дала, потому что я много раз давала суммы в районе ста и больше долларов и ей, и другим Сонечкиным знакомым-пенсионерам. Деньги у нас тогда водились немалые – мы сдавали квартиру.

И хотя я не знала, как об этом сказать, «разборки полётов» не произошло – Светлана Петровна, сославшись Сонечке на «тесноту» в связи с моим приездом, тут же упорхнула на проживание к какой-то своей недавно приобретённой деревенской подруге.

Сонечка рассказывала, что Светлана Петровна, когда они куда-нибудь вдвоём ездили (а Сонечка была большой любительницей путешествий по разным малоизвестным достопримечательностям России), всегда воровала ложки и вилки в общественных питейных заведениях… И, так как Сонечка никогда не считала своих денег и бросала кошелёк где попало – когда она находилась в обществе Светланы Петровны, деньги из него исчезали тоже…

При этом Светлана Петровна в своё время кончила Московскую консерваторию (по классу вокала) и вроде бы считалась «интеллигентной женщиной».

И что она мне вспомнилась? Видимо, мне было настолько плохо, что ничего лучшего моё подсознание не могло выдать. К сожалению, снов по заказу не бывает. Но Бог с ней, со Светланой Петровной – это призрак давно прошедшего прошлого…

Самые счастливые часы у меня были, начиная от 5—6 утра – я накрепко засыпала и спала иногда до 3—4 часов дня. А просыпаясь, жалела, что я не медведь и не могу залечь в бессознанку на всю зиму…

Удивительно, как я, неженка, привыкшая к отличным бытовым условиям (всегда жила в хороших благоустроенных уютных квартирах со всяческими удобствами), выдерживаю такую жизнь, которую ведут все эти несчастные люди, называемые в нашей стране бомжами! Только что в коллекторах не ночую, но ведь всё ещё впереди!

Да, вот в такие жуткие февральские денёчки и умерла Сонечка ровно четыре года назад. Кончила свои дни в полном беспамятстве в какой-то сибирской богадельне для психов и умственно отсталых. Сама она тоже давно уже превратилась в полный овощ, но я всё равно хотела, приехав из Америки, где надеялась заработать много зелёного бабла, забрать её, да не успела… И заработать не получилось…

Слава Богу, мне не 85, как было Сонечке, и я в своём уме. Мы ещё повоюем!!! Кто сказал, что против высших сил мы бессильны? В конечном счёте, ничего не скажешь – побеждают они. Но в отдельных раундах? Вот как сейчас? Ведь им опять не удалось меня изничтожить, как они ни старались.

Теперь мне стало всё абсолютно ясно про этот мир. Ну прямо просветление снизошло. Создавало его Зло, по своему образу и подобию. А потом напрочь забыло про своё крайне неудачное создание – видно, другие злобные делишки вселенского масштаба отвлекли. Я всегда сильно подозревала, что в мироздании что-то капитально устроено не так, какая-то жуткая порочность положена в основу не только жизни на этом комочке грязи, но и всего этого необозримого и непонятного пространства, именуемого Вселенной… А теперь убедилась конкретно. Мир населён сумасшедшей тупой биомассой, несмотря на то, что ей таки бывают доступны «души высокие порывы». Но вспомним, как она, эта тупая биомасса, жестоко расправилась с Иисусом Христом, и ведь только за то, что он кротко призывал её «возлюбить ближнего своего» (отвратные хари на картинах Иеронимуса Босха – вот истинное лицо человечества!). А Моцарт – в возрасте всего лишь 36-и лет легший в неизвестную общую могилу для бедняков, это он-то, гений из гениев, давший этому гнусному миру такие моменты просветления, что, когда он, этот мир, будет корчиться в последних судорогах (а это обязательно будет!), его, может быть, даже пощадят только из-за того, что сюда приходил этот человек (или всё-таки не человек?..) – живое доказательство, что существует Чудо, а не только семимиллиардная тупая гнусность моральной вони, исходящей из этой пердящей и чавкающей биомассы!..

А Паганини, прах которого какие-то церковные злобные недоумки не давали предать земле в течение не то тридцати, не то сорока лет (точно не помню, да и какое это имеет значение?). Вот что за удовольствие они получали от своего садистского запрета? Ведь самому Паганини уже было глубоко плевать!

А Марина Цветаева, повесившаяся только потому, что все вокруг были глубоко равнодушны к её судьбе? А потом начали строчить мемуары, вспоминая, какая она была необыкновенная, гениальная и ни на кого не похожая?