Любовь Черникова
Огонь в твоих глазах. Обещание
Глава 27
1.
Харила застыл посреди горницы, обхватив голову руками. Закружился, издав не то рык, не то вой отчаянья.
– Где! Где, сартог меня дери, эта книга?
Он сходил с ума, наверное, уж в сотый раз простукивая половицы. Каждую подковырнул ножом, нажал, попробовал сдвинуть в сторону. Стены, потолок, притолоку, лавки, стол, постель тин Хорвейга – он проверил всё. Книги нигде не было. Харила даже пошарил в печи, хотя это было глупо, учитывая, что он собственноручно растапливал её каждое утро.
– Думай тин Шноббер! Думай!
«Пасита может быстро её достать и спрятать, значит, на деле ничего сложного», – он снова лихорадочно обвёл комнату взглядом, но никаких новых идей в голову так и не пришло.
– Прав Мордан. Я тупица.
Вспомнив о брате, Харила испытал новую волну разочарования. Кузен ни разу не написал с тех пор как уехал: «Обиделся? Наверное, дядя и правда заслал его в Болотное поместье. Но это тоже не повод для молчания! Написать можно было и оттуда ».
Мысли, сделав круг, плавно вернулись к первоисточнику его бед. Нариша стала терять интерес. Не улыбалась, почти не ласкалась, как прежде. Уворачивалась от его поцелуев и надувала шаловливые губки, едва позволяя чмокнуть. Казалось, с наступлением зимы замёрзли и её чувства. На последнем свидании, кутаясь в богато украшенную соболем шубку, она назначила день и час новой встречи. Сказала, чтобы смел явиться только с книгой, или не приходил вовсе…
«Неужели ублюдок забрал книгу с собой? Но ведь был в стельку пьян накануне. Да и с момента, как ушла Глафира, я не спускал с него глаз. Проснулся тин Хорвейг тоже при мне. Как раз, когда я растапливал печку. Молча оделся. Буркнул с порога, что вернётся завтра к обеду и все…»
Мысль, что у него в запасе почти не осталось времени приводила в отчаянье. Заревев как раненый бык, Харила смел с полки книги, которые Пасита накупил для Киры.
– К сартогам эту дыру! Тин Хорвейга! Мордана! Всех капризных баб вместе взятых!
Дверь хлопнула, и тин Шноббер резко обернулся.
– Не это ищешь? – На пороге стояла Глафира. Она протянула ему сумку.
Это была та самая сумка, в которой Защитник возил книгу с собой. Не веря в происходящее, тин Шноббер вырвал её из рук девушки. Заглянул внутрь: «Она, родимая! О боги!»
Перекинув лямку через голову, он выскочил в сени, где лежала собранная загодя котомка с вещами – возвращаться Харила не собирался: «С меня довольно! – а в сердце поселилась радость: – Нариша будет моей! Теперь ей не отвертеться».
Предвкушая, как заберёт любимую с собой, у выхода тин Шноббер все же обернулся:
– Спасибо!
Глафира криво усмехнулась и ничего не сказала.
2.
– Стая!
Сотни глоток огласили окрестности воем. Крэг подскочил как ужаленный.
– Боги! И часто тут такое?
– Бывает, но так близко в последние годы не подходили, – Кира торопливо натянула куртку, и принялась прилаживать ножны.
– Куда ты?
– Нужно срочно в деревню.
– Что происходит? – Всклокоченный Нааррон проснулся последним, адепта сильно вымотала дорога.
– Стая близко, – бросила Кира с порога.
– Мы с тобой! – Крэг принялся натягивать штаны. В отличие от остальных, на ночь он разделся. Кира поспешно отвернулась:
– Поспешите, я пока оседлаю лошадей.
– Ветер… Он у меня с норовом.
– Не беспокойся, мы уже подружились.
3.
Всхрапывая и теряя клочья пены, лошади проскакали через деревню и вылетели на площадь.
Повсюду царила суматоха. Раздавались крики. Кто-то кого-то звал. Кто-то ревел в голос. Кто-то истово молился. Кто-то спешно запирал ставни и двери. Кира осознала – люди не готовы. Столько лет Стая обходила их деревню стороной…
Среди общего гвалта выделялся крик Опорафия:
– Защитник Пасита! Где Защитник?
– Опорафий, тин Хорвейг вернулся? – Кира придержала гарцующую на месте Полночь.
– Сами ищем, и тин Шноббер куда-то запропастился… – Староста лишь развёл руками, в его поблёкших глазах отразилась безысходность.
Волчий вой раздался совсем близко. Похоже, Стая уже была на берегу Широкой.
Люди разом смолкли. В наступившей паузе особенно жутко прозвучал трусливый скулёж, которым ответили волкам деревенские псы, достаточно смышлёные, чтобы понять, что с этой силой им не тягаться.
– Крэг? – Кира повернулась к Защитнику. Растерянность на лице парня боролась с решимостью.
– Сделаю что смогу, но мой потенциал невелик…
Он нахмурился. Кира кивнула и немедля дала шенкелей лошади. Измученное животное рвануло с места. Крэг с Наарроном поспешили следом.
– Заучка, останься! – Крикнул Крэг на ходу.
– Я с вами!
Защитник не стал тратить время на уговоры, увидев выражение глаз друга.
Вылетев с противоположного конца деревни, они некоторое время скакали почти вровень. Затем дорога превратилась в тропу по обе стороны которой возвышались сугробы. Извиваясь, она взбиралась наверх по склону холма, того самого, на котором Кира тренировалась с Паситой, когда приезжал дядька Боян.
Почуяв волков так близко, Ромашка с Ветром заартачились, наотрез отказавшись идти дальше. Полночь, более привычная к запаху зверя, всё же внесла хозяйку на самый верх, прежде чем, протестуя, взвилась на дыбы.
Кира не стала её мучить. Бросила поводья и соскочила. За последние несколько дней выпало много снега, и по эту сторону холма тропу замело. Бежать было тяжело. Ноги тонули, порой, по колено.
На середине склона охотница поравнялась с одинокой фигуркой. Узнала Фению, жену Аккария. Та лишь несколько месяцев назад разродилась очередной девочкой.
– Алинка! Степан! Киалана! – Женщина металась и заламывала руки.
– Беги домой! – Рявкнула, поравнявшись, Кира.
Внизу у подножья суетились две маленькие фигурки. Восьмилетняя Алинка громко ревела, Стёпка тщетно тянул подружку за руку, а прямо на них неслись обезумевшие звери. Волки рычали, мощными прыжками обгоняя друг друга. Самые шустрые вырвались вперёд, желая раньше прочих заполучить добычу.
Кира сбавила шаг, на ходу сдёргивая с плеча лук. Вынула стрелы – две зараз. Обе выпустила почти в одно и то же мгновенье. На снег упали два трупа. Кто-то неприхотливый, подгоняемый голодом, тут же набросился на свежее мясо. Другие желали более нежной добычи. Кира выстрелила ещё дважды, а затем отбросила лук в сторону – всё равно на всех стрел не хватит. В руке очутился нож. Охотница не думала, что станет делать, когда окажется там внизу. Она просто старалась успеть и бежала, что есть мочи, наблюдая, как готовясь к страшной смерти, обнялись дети. Спрятали лица на груди друг друга. До неё донёсся тихий сдавленный плач.
От стремительного бега уже болела грудь. Подавив кашель, Кира, не останавливаясь, взвилась в воздух одновременно с серой тушей. Зверь погиб в прыжке. Приземляясь, Кира одним точным ударом убила второго. Оттащила за хвост от детей ещё одного. Тот развернулся, скаля клыки, в жёлтых глазах плескалась голодная ярость. Кира зарычала в ответ, когда мощные лапы ударили в грудь, опрокидывая её на спину. Волк коротко взвизгнул. Горячая кровь брызнула из горла, заливая лицо. Отцовский нож не подвёл…
4.
Перед самой вершиной Крэг обернулся, Нааррон сильно отстал и сейчас едва плёлся далеко позади, держась за бок. Следом от деревни бежали похожие отсюда на муравьёв люди. Защитник поднажал, отчаянно боясь опоздать. На вершине холма он на миг остановился:
– Храни, Киалана! – Вырвалось само собой, когда он увидел серое море. – Керун, дай мне силы! – опомнившись, воззвал он к богу-воину и припустил вниз.
Пасита нагнал, когда Крэг преодолел треть склона:
– Сопляк, ты-то здесь откуда? – Казалось, ублюдок даже не задохнулся.
Крэг, не останавливаясь, процедил сквозь зубы:
– Тин Хорвейг? Разве не ты должен быть на её месте?
Пасита зло сузил глаза и, оттолкнув курсанта в сторону, что есть мочи рванул вперёд по протоптанной Кирой тропе. Крэг, не желая отставать, пустился следом.
У подножья уже валялось больше десятка трупов. Снег из белого превратился в алый. Оставшиеся в живых волки обступили хрупкую фигурку с ножом в руках. Они переминались, скулили, рычали, взлаивали от возбуждения, но, наученные горьким опытом, не спешили расставаться с жизнью.
Один решился.
Прыжок. Взметнулись косы.
Крэг практически сам почувствовал, как нож, преодолевая сопротивление, входит в сердце. Как рука, касаясь жёсткой шерсти, отводит в сторону оскаленную морду. Как вязкая слюна пачкает пальцы. Услышал, как капкан челюстей щёлкнул смертельно близко над ухом.
Впустую.
Дальше время потекло, будто его заморозили, хотя Защитник в жизни так быстро не бегал.
Стая была совсем рядом. Оставшиеся, взбодрённые близкой подмогой, напали одновременно. Один на Киру, другой на кого-то за её спиной – вошедший в боевой транс Защитник видел лишь две теплящиеся точки: «Дети?!»
Киррана стремительно развернулась. Лицо и волосы – все сплошь покрыто кровью. На фоне страшной маски нереальным синим цветом сияли глаза.
Крэг с Паситой одновременно вздохнули, сбившись с шага. Почувствовав, как мощным толчком всколыхнулась в груди сила.
Внезапно во все стороны от Киры разошлись волны уплотнившегося воздуха, подобно миражу искажая пространство. Когда они достигли Защитников, их будто молотом в грудь ударило, отбросив обоих назад на десяток шагов.
Здесь снега намело по пояс и Крэг, барахтаясь, пытался выбраться, когда рядом засмеялся Пасита. Тин Хорвейг хохотал все громче и не мог остановиться. Крэга передёрнуло:
– Вот кто точно умишком-то тронулся…
5.
Кира так отчаянно билась, что не могла позволить себе проиграть или сдаться.
– Керун! Киалана!
Не слова – короткая мольба, в которую она вложила всю себя, готовая раствориться, превратившись в непреодолимую преграду, но спасти невинные жизни: «Так нельзя! Я уже подарила детям надежду. Нельзя же теперь её отнять?»
Что-то случилось. Волки, взвизгнув, разлетелись в стороны. Кира же не могла сойти с места. Замерла, раскинув руки, и не видя, что творится вокруг. Лишь чувствовала, как отдаёт себя по капле, ведомая безудержным желанием спасти.
Опустошённая, наконец, смогла вернуть контроль над отчего-то застывшим в странной позе телом, и осознала – транс закончился. Рука с ножом предательски дрожала. Ноги налились болью, предупреждая, что вот-вот перестанут держать. Сознание будто плавало, грозя померкнуть в любое мгновение. Кира медленно моргнула и пошатнулась.
Оказалось, волков, словно жухлую листву, разбросало в стороны. Вокруг в радиусе пятидесяти шагов от неё бродили оглушённые, потерявшие ориентацию звери. Другие медленно приходили в себя, встряхиваясь и мотая лобастыми головами. Некоторым повезло ещё меньше – они не шевелились вовсе. Но всё равно оставшихся было ещё много: «Со всеми мне не совладать».
– Могута! – Закричала Кира так громко, насколько хватило охрипшего от рыка горла и горящих лёгких.
Снова повело, и она на секунду прикрыла глаза, борясь с тошнотой – невыносимо пахло мокрой псиной и кровью. Когда открыла глаза – перед ней стоял огромный седой волк.
– Вожак, так ты держишь слово? – Не сказала, прокаркала.
Она не видела, как тот изменился, но мгновение и вот уже перекидень-воин склонился к самому её лицу. Поросшее шерстью тело с очертаниями мужского торса и все та же волчья морда с клыками-кинжалами. Густой тяжёлый запах зверя, перебив все остальные, чуть не свалил с ног. Влажные ноздри втянули воздух:
– Волчонок Кар-р-рона? – Он указал длинной рукой с когтистыми пальцами на валяющиеся вокруг тела. – Ты их убила.
Речь вожака была понятной, но Кира этому даже не удивилась. Отвечая, она постаралась, чтобы голос прозвучал твёрдо:
– Я защищала детей.
– Вижу. Потому пр-рощаю. – Вожак выпрямился и посмотрел вдаль. – Моя Стая пр-ройдет мимо и в этот раз, но бер-регись др-р-угую.
– О чём ты? – Насторожилась Кира.
– Вы их зовёте сар-ртоги. Они задумали дур-рное. Разбудят то, что др-ремлет.
Внезапно горячий язык слизнул кровь с лица охотницы.
Темнота.
6.
Когда Нааррон, наконец, достиг вершины холма, его обогнали даже деревенские. Десятка два мужиков из тех, кто посмелее, вынув мечи, спешили на верную смерть. Хотя оная, как теперь видел адепт, явно откладывалась.
Стая уходила.
Волки по льду пересекали Широкую, устремившись к противоположному берегу. Когда адепт смог оторвать взгляд от этого зрелища, то увидел следы побоища. Участок у подножья холма казался одним сплошным красным пятном. Повсюду валялись серые туши. Навстречу по склону поднимались люди.
Будущий Хранитель, несмотря на близорукость, хорошо видел вдаль и сразу понял, вторая фигура рядом с курсантом – это Пасита тин Хорвейг, а на руках у него: «Кира…»
– А ублюдок-то откуда здесь взялся? – Тут Нааррона обдало жаром: – Кира! – Он, спотыкаясь, побежал навстречу: – Кира! Киррана! Кира! Сестрёнка!
7.
Харила спешился и повёл лошадь в поводу. Вскоре деревья расступились, и он оказался на маленькой круглой полянке, обрамленной молодыми елями. Сейчас их ветки были присыпаны искрящимся на солнце снегом. Тин Хорвейг осмотрелся: «Да. Это – то самое место», – однажды они с Наришей здесь уже были, ошибиться он не мог.
Припомнился разговор:
– Это ведьмин круг. Веришь? – Нариша весело рассмеялась.
– Глупости все это. Ведьм не бывает. Бывают уродливые старухи с обвислыми грудями и мерзким характером.
– А как же танцующие в полнолуние обнажённые красотки, о которых рассказывают сказки?
– На такую ведьму я бы посмотрел с удовольствием.
Нариша надула губки.
– Значит, тебе без разницы на кого таращиться? А ещё говорил, что любишь…
– Я бы с удовольствием и на тебя потаращился. – Харила обнял её сзади, почувствовав горячее упругое тело через тонкую ткань сарафана.
– О чём мечтаешь?
Харила вздрогнул, очнувшись от воспоминаний, и улыбнулся:
– О тебе.
– Ой ли?
– Выйдешь за меня? Я принёс книгу.
Лицо девушки просияло. Она шагнула ближе, потянулась будто за поцелуем, но, остановившись на волосок от его губ, прошептала, глядя в глаза:
– Покажи.
Харила вздохнул и хотел притянуть её ближе, но Нариша упёрлась:
– Сначала покажи мне книгу.
Тин Шноббер снял и протянул ей сумку. Девушка резко выхватила её из рук, заглянула внутрь. Губы расплылись в холодной ухмылке, сделав лицо красавицы хищным.
– Ты справился. Прими награду, – мурлыкнув, она шагнула к нему.
Сердце мужчины затрепетало. Все существо затопило сладкое тепло. Он протянул руки навстречу, заключая любимую в объятия, потянулся к губам за поцелуем.
Клинок вошёл в печень практически незаметно. Тин Шноббер не сразу понял, почему в глазах Наришы не отражается его счастье, и лишь потом почувствовал, как слабеют ноги.
Пайшан отступила на пару шагов.
– На…риша… – Харила не осознавал, что уже мёртв.
– Меня зовут Пайшан.
– За… что? – Он опустился на колени, и только тогда догадался прижать ладони к ране. Тёмная кровь капала на снег, просачиваясь сквозь пальцы. Харила моргнул, понимая, что сегодня любимая одета иначе.
– Ты падаль, как и твой брат. Мир без вас стал чуть чище.
– Чу… довище! – Прохрипел умирающий.
– Я знаю.
Последнее, что увидел Харила был капюшон, скрывший в тени лицо той, которую он полюбил по-настоящему. А последнее, что мелькнуло перед глазами – кривящиеся в презрительной ухмылке кроваво-красные губы.
8.
Тин Хорвейг шёл впереди и нёс на руках бесчувственную девчонку. Это казалось почти что правильным и привычным.
– Дай её мне!
– Тебе ещё не надоело, сопляк?
У курсанта заходили желваки, он буравил взглядом и явно едва сдерживался, чтобы не наброситься. Тин Хорвейг гнусно усмехнулся, прекрасно понимая метания парня: «Если молокосос ощущает то же, что и я, могу лишь посочувствовать».
– Давай попробуй, – голос прозвучал вкрадчиво, Пасита только и ждал первого шага. – Сначала я отделаю тебя так, что родной наставник не признает, а потом ещё и ответишь за нападение на Защитника в его владениях.
– Ублюдок, – Крэг в сердцах сплюнул, вызвав новую улыбку.
– Это моя сестра! – Попытался в очередной раз Нааррон.
– Мозгляк, сестра, конечно, твоя. Кто же спорит? Но ты и себя донести сейчас не в состоянии. Так что заткнись по-хорошему и перебирай ногами молча.
У Паситы было просто чудесное настроение, и он не удержался от шутки:
– Эй, молокосос, – обратился он к хмурому курсанту. – Почему бы тебе не потащить свою подружку для разнообразия? – Он указал головой на адепта и засмеялся над собственной шуткой. Ожидаемо его никто не поддержал. – Ребята, у вас вместе с мозгами и чувство юмора напрочь отсутствует?
Позади чуть поодаль шли деревенские, ставшие свидетелями страшной схватки. На руках несли перепуганных, все ещё всхлипывающих детей. Рядом, едва переставляя ноги, тащилась зарёванная Фения, которую под руку держал какой-то бородач.
Так и подошли к дому знахарки.
– Ранена? – Матрёна встретила их за воротами.
– Не сильно. Вот он, – Защитник указал на Нааррона, – ей уже помог. Нужен только восстанавливающий отвар.
Матрёна протянула фляжку.
– Тут концентрированный, надо развести.
Пасита кивнул и зашагал к дому.
– Куда ты её несёшь? – Не выдержал Нааррон
– Домой.
– Ты знаешь, где её дом?
– Представь себе. За год как-то сподобился выяснить, – хохотнул тин Хорвейг и добавил издевательски: – Но несу я её к себе домой. А вас – не приглашал.
– А вот и ошибаешься! – Тут уже Нааррон постарался гаденько улыбнуться. – Мы направлены Орденом, чтобы провести официальное расследование в доме, где жил Защитник Каррон. И ты обязан оказывать нам всяческое содействие. Тин Хорвейг, ты ведь не хочешь ещё больших неприятностей?
– Думаешь, уел меня, мозгляк?
– Думаю, ты впустишь нас внутрь и не посмеешь чинить препятствий, – вконец оборзел адепт тин Даррен.
Пасита не ответил. Хмыкнув, зашагал бодрее. А вскоре принялся насвистывать весёлую мелодию, крепче прижимая к себе драгоценную ношу. Пасита тин Хорвейг был почти счастлив. Теперь можно было беспрепятственно отправиться в столицу и сделать новый шаг к мечте. И даже двойное недоразумение, которое вышагивало сзади, ему не казалось помехой.
Глава 28
Бонус. Защитник Каррон и дева-клятва
1.
Каррон с тревогой всматривался в горизонт, откуда жёлтой змеёй выползала струящаяся по холмам дорога. Весна выдалась дружной. Хотя снег со склонов сошёл не так давно, но необычайно жаркое в этом году весеннее солнце щедро делилось теплом и уже успело просушить землю, покрытую нежной зеленью молодой поросли.
Защитник ждал. Посланники Ордена должны были появиться точно в срок, об этом предупредила полученная с почтовым голубем записка. С тех пор пролетело ровно пять седмиц – достаточно, чтобы небольшой отряд проделал путь по «летнему» тракту от Ордена до самых приграничных земель.
Наконец, на верхушке дальнего холма показалось четверо всадников. Каррон сопровождал их внимательным взглядом чуть прищуренных глаз, пока те не спустились, ненадолго скрывшись из виду, а потом снова показались уже ближе и, обогнув малый холм и преодолев оставшееся расстояние, остановились в нескольких шагах, обдав запахом конского пота.
Каррон склонил голову в традиционном приветствии.
Настоятель Махаррон, желчного вида старик с зачёсанными назад седыми волосами и крючковатым носом неожиданно ловко спешился, естественным, почти изящным движением руки оправив тяжёлый чёрный плащ, и подошёл ближе. Худой, но жилистый и крепкий, он утёсом возвысился над склонившимся Защитником, взгляд которого упёрся в громовик – символ Ордена, висящий на толстой золотой цепи.
– Здрав будь, Защитник Каррон! Хорошо ли живёт люд в Золотых Орешках?
– И тебе долгих лет, Настоятель, – Каррон поднял голову и тепло улыбнулся. – Чем я заслужил честь лицезреть твой умудрённый годами лик?
– У моего любимого ученика родился сын – будущий Защитник! – Настоятель воздел палец к небу. – Уж не думал ли ты, что я отправлю сюда Затолана? – Махаррон усмехнулся, отчего суровые черты чуть смягчились, и не глядя кинул повод одному из сопроводителей. – Ну, веди нас в свои хоромы. Хотя, зная тебя, это будет скорее волчье логово.
2.
Настоятель обвёл взглядом просторную комнату. Обшитые свежим тёсом стены наполняют пространство запахом древесины. По правую руку двустворчатое окно, прохладный ветерок поигрывает расшитыми васильками занавесками. Под окном – длинная лавка, рядом дубовый стол заставленный ароматно пахнущей снедью, да два стула – это Каррон на досуге балуется. Слева от входа белёная печь, дальше за ней у противоположной от окна стены аккуратно заправленное широкое ложе, рядом покрытый сукном большой сундук. Тут и там мелькает вышивка: петухи, кони, разнотравье. Напротив двери – украшенные резьбой полки. На верхней, как водится, фигурки богов – Керун-воин, да Киалана Заступница.
– Скромно, как я и ожидал, – Настоятель, скрипнув половицей, прошёл в просторную горницу. – Но добротно. – Он хитро прищурился, уставившись на затейливо расшитый ворот рубахи Защитника, и погрозил пальцем. – А ведь тут явно чувствуется женская рука!
Каррон покраснел как мальчишка. Правильно истолковав его смущение, Махаррон успокоил:
– Не переживай, все это условности. Нравится девка и ладно. Конечно, ежели не супротив воли.
– Не супротив! – Горячо воскликнул Каррон.
– О-о-о! – Внимательно присмотрелся к нему Настоятель. – Защитник, – тон Настоятеля посуровел, напомнив времена ученичества, – надеюсь, ты руководствуешься Кодексом и разумом в своих действиях?
От этих его слов Каррону припомнился первый день в Золотых Орешках:
По древней традиции новому Защитнику привели самую красивую девку в деревне. Тонкий стан, белая кожа, высокая грудь и шёлковые русые волосы до самых пят. Она дрожала не то от холода, не то от страха, кутаясь в кисейную прозрачную накидку. Каррон, заворожённый необычайной красотой и невинностью, которой сквозила вся её фигурка, подошёл, осторожно приподнял голову за подбородок. Девушка оказалась страсть как хороша. Неизвестно то ли это на него так повлияло, то ли уважение к Орденским обычаям, пускай и забытым, но он не удержался. Повинуясь какому-то порыву, наклонился и нежно поцеловал приоткрытые полные губы.
Бездонные синие глаза заблестели, из них тут же выкатились две слезинки, оставляя мокрые дорожки на фарфоровых щеках. Защитник, тяжело вздохнув, усилием воли сбросил наваждение, отступил назад и вышел из горницы на мороз, чтобы привести в порядок мысли и взбунтовавшуюся силу. Скоро он вернулся. Сняв с крючка подбитый волчьим мехом плащ, укутал девушку – та, похоже, так и простояла всё это время посреди комнаты, не сходя с места.
– Зовут как, красавица? – Спросил он, плотней запахивая края плаща.
– …А… Анасташа. Люди Ташкой или Тасей кличут, – девчонка робко подняла взор, на лице читалось неподдельное удивление.
– Ладно. Заступница с тобой Анасташа. Иди. Не трону я тебя, не бойся.
Девушка растерянно медлила, и Каррон, отворив дверь, за плечи вывел её в сени. На улице в ожидании переминались с ноги на ногу мать с отцом. Пожилая, красивая статная пара: «Так вот в кого пошла дочь».
Решившись, родители кинулись к крыльцу. Бросив тревожный взгляд на девушку, сразу всё поняли.
– Ах ты! Я вот тебе! – Замахнулась мать.
Каррон без труда преодолел короткое расстояние, перехватив занесённую для удара руку.
– Не тронь! Ни сейчас, ни впредь, – спокойно произнёс он, а затем повернулся к народу. Вокруг на площади для собраний прямо перед домом Защитника, несмотря на поздний час, шатались зеваки. – И больше девчонок не водите! – У самой двери Каррон обернулся и добавил: – Не бойтесь, не осерчал я.
Защитник вскинул голову и хмуро уставился прямо в холодные светло-голубые глаза, такие же, как у него самого:
– Настоятель Махаррон, ни разу ни в чём я не отступил от Кодекса и совести! – В глазах Защитника пылала вера в произнесённые слова.
– Ну-ну. Не горячись, сын. – Сухая жилистая рука похлопала по плечу, и Каррон удивился, узрев на лице старика печаль. Тот, глядя сквозь бревенчатые стены далеко в прошлое, продолжил: – Любовь к женщине мне знакома не понаслышке, – он усмехнулся, и суровые его черты неожиданно смягчились. – Будь разумным и сможешь позволить себе быть счастливым. Но! Сам понимаешь, ребёнка твоего я все равно заберу. Он – будущий Защитник и должен воспитываться в духе Ордена, как полагается.
Каррон покорно кивнул, всё ещё не веря в то, что услышал. Отец впервые за всё время упомянул о матери, пускай и вскользь.
3.
Годом ранее…
Анасташа не стала изгоем, но порой чувствовала себя не принадлежащей этому миру. На вечерних гуляньях парни сторонились её, более не норовя чмокнуть украдкой, как часто бывало. Не выкрикивали в горелках. Не ловили, играя в «Ящера». Да и ей было не до веселья, сердце железными оковами сжимала непроходящая тоска. Она по привычке продолжала приходить вечерами на берег Широкой, туда, где у подножья Керунова холма издавна было принято веселился народ, но всё больше просиживала в сторонке. К ней не спешили засылать сватов, даже из соседних деревень, хотя это-то как раз было на руку. Подруги больше не делились сокровенным, а сама Ташка ходила все время словно в воду опущенная. Встречая Каррона, густо краснела и спешила поскорее скрыться, не поднимая на Защитника глаз.
Так пролетело две зимы, и Анасташе миновало девятнадцать. Мать частенько ворчала, а порой и откровенно злилась:
– Отвергла Защитника, дура! Да если бы ты нрав свой поумерила, сейчас от женихов бы не было отбою.
– Мама, он сам меня не захотел!
– Не захотел, он! Рассказывай. Каррон ведь после тебя на других-то и не смотрит. По деревне и слухи уже ходят. Говорят, сглазила Защитника Ташка. Да и какой он Защитник, ежели не дал клятву?
– Мама, он настоящий Защитник! Лучший!
Анасташа нервно схватила ушат с бельём, замоченным в мыльном корне ещё с вечера, прихватила резной валёк и выскочила наружу. Разговор продолжать не хотелось – без того Защитник Каррон из головы не выходит, а она и мысли допустить боится кому-то про то рассказать, ночами мечтая, как бы всё сложилось, поступи она тогда по-другому.
Добрый, сильный, справедливый – лучшего мужа вовек не сыскать.
Да только невозможно это. Таким, как Каррон, запрещено заводить семьи. Недаром в песне о Раггальде Защитнике поётся, как ради любимой покинул он деревню, да тем самым обрёк её жителей на погибель. Когда влюблённые сбежали, пришла Стая и вырезала всех до единого. Ферита – возлюбленная Раггальда, узнав о том, утопилась в реке. Защитник три дня и три ночи горевал, обнимая холодное тело. А потом, развеяв её прах над обрывом, бросился на собственный меч.
Каждый раз Анасташа, заслышав протяжный, исполненный тоски напев, не могла сдержать слёз. Может, оно и к лучшему! Так хоть доживёт век старой девой, зато никто руку не поднимет, да постель с немилым делить не придётся.
Ташка дошла до реки и поставила ушат на деревянные мостки. Принялась раскладывать белье. Губы сами зашевелились, над водой полилась тихая «Песнь о Раггальде». Изредка утирая плечом слёзы, девушка старательно работала, постепенно успокаиваясь. В Последнее время то и дело не давала покоя мысль: не поддаться ль на уговоры матери, не уйти ли в Вороньи Гнёзда или ещё куда? Желана думала, что в другом месте дочери не побоятся выказывать знаки внимания, и та постепенно оттает, а там уж до сватов дело дойдёт. Сама же Анасташа надеялась, станет легче, если она не будет больше видеть Каррона. Не зря же говорится: с глаз долой – из сердца вон.
Солнце стояло в зените, когда выполоскав в проточной воде и развесив выстиранное бельё на верёвках, растянутых между ветками, растущих по берегу кустов, Анасташа устало выпрямилась. Поясница затекла, пот струился по спине, подол просторной льняной рубахи расшитый обережным узором вымок и лип к ногам.
Никого вокруг не было, только птицы вяло переговаривались, попрятавшись от жары в ветвях. Домой возвращаться не хотелось, и Анасташа, оставив ушат и валёк тут же под кустом – прихватит на обратном пути – решила подняться выше по течению к тихой заводи. В деревне место это называли Девичьими купальнями. По негласному уговору женщинам там можно было плескаться без опаски. Мужики заявлялись, только если шутить, да подглядывать, но такое редко случалось. Пойманного охальника били всем миром, чтобы неповадно было. А не много удали – сначала получить на орехи от голых баб, а потом ещё подставить рёбра под мозолистые кулаки их заступников.
У купален Анасташа распустила шнурок на вороте и скинула с себя рубаху, прополоскала её тут же. Крепко выжав, встряхнула и повесила на куст с той стороны, где сильнее припекало солнце. В прохладную воду окунулась сразу не медля. Рыбкой ушла на глубину. На середине заводи вынырнула на поверхность и поплыла на спине. Крепкие девичьи груди дерзко смотрели в синее небо. Так доплыла до противоположного берега, там вода стала теплее – сюда дотягивались солнечные лучи. На мелководье резвились мальки, испуганно разлетаясь в стороны, они приятно щекотали кожу. Натруженное за день тело блаженствовало, заново наливаясь энергией. Отступили тяжёлые думы, смытые целительной влагой.
Вдоволь наплескавшись, девушка поплыла обратно, выбралась из воды и распустила косу. Разбирая мокрые волосы руками, направилась к месту, где оставила рубаху, но та куда-то исчезла. Анасташа внимательно осмотрелась. Она не волновалась. Случалось подружки шутили, пряча одежду и требуя пустяковый выкуп: «Вот, ужо, она оттаскает шельму за косу!» Ташка наклонилась, высматривая не спрятана ли рубаха под кустами.
– Смотри-ка, а с этой стороны она ещё лучше!
Анасташа подпрыгнула от неожиданности и обернулась. Позади стояли четыре незнакомых мужика. Она и не заметила, когда те появились. Все заросшие, одетые абы как, но вооружённые. У одного на поясе короткий меч, у остальных – дубины. Не то беглые каторжники, не то разбойники. Сразу видно – пришлый люд.
4.
Каррон одетый в простую льняную рубаху, подпоясанную бечевой, хоронился в теньке и неспешно правил косу, когда издалека послышался крик:
– Каррон! Каррон Защитник, беда!
Босоногая, рыжая Аглашка, придерживая подол одной рукой и заполошно размахивая другой, что есть духу неслась через лесок по тропинке. Не добежав нескольких шагов, споткнулась и чуть было не распласталась во весь свой долговязый рост. Защитник, верно, чудом, успел отложить инструмент и поймать её за плечи. Аккуратно поставив девушку на ноги, спросил:
– Что стряслось, Аглая? Говори, не медли.
– Я к купальням пошла, а там Ташка. Я подшутить над ней решила – спрятала рубаху, а сама в кустах затаилась. Едва дождалась, пока наплещется, вот ведь русалка!
– Аглая! – Поторопил болтливую девку Защитник.
– Так вот, вылезла Ташка и стала одёжу искать, а тут откуда-то эти пришлые взялись! По виду – чистые разбойники. Стархолюдные!
– Много их? – Каррон нахмурил брови.
– Трое или четверо. Я не запомнила…
