Лоя Ксеанелис
Тайное вплетение

© Лоя Ксеанелис, 2019

ISBN 978-5-4496-2806-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая
Там, где всё началось

1. Она. На пороге

Эля смотрела, как за окнами старенького «уазика» исчезали в сумраке проносившиеся картинки пейзажа чужой страны. Всё было ново, хотя ничто не поражало воображение. Она чувствовала сейчас лишь растерянность, страшилась неизвестности, в голове царил сумбур, вызванный срочным отъездом. Девушка знала о предстоящей перемене, готовилась к ней, однако события стали развиваться неожиданно скоро. Случившееся оказалось на руку. Рутина последних лет жизни засасывала её в омут безысходности, не давая никаких надежд на будущее. Спокойная стабильность, застой в отношениях, какая-то неподвижность во всём, тоскливая скука пролетавших дней, месяцев, лет заставляли чувствовать себя отработанным материалом, чужой в собственной судьбе. Изматывали постоянные скандалы в семье, устраиваемые истеричной матерью, приевшаяся работа да извечные проблемы эгоистичного брата.

Эле надоели ничего не значащие, скоротечные знакомства, одномоментные встречи, одноразовые свидания, заискивающе-масляные взгляды потенциальных претендентов на благосклонное внимание. Холодную пустоту девичьего сердца они не согревали. Один странный тип, приглашённый вздорной мамашей, племянник давних знакомых, возомнил себя её женихом, вызвав протест в сознании недотроги. Мать настойчиво рекомендовала не отворачиваться от гостя, обходиться с ним поласковее. Окрылённый поддержкой визитёр набрался смелости, размечтался о совместной жизни, стал планировать скорое рождение двух детей-погодков. Эльгу не спрашивали, даже слова вставить не давали. Она махнула рукой, оставила бесполезные попытки, опасаясь очередного припадка материнской агрессии. Скоропалительный контракт на три года явился для неё избавлением от ненужных выяснений отношений с родительницей да с загостившимся «женихом», своеобразным побегом.

Эля ехала за новыми эмоциями, надеждами, скрывалась от одиночества, грусти, оставляя за плечами всю серость, неурядицы московской жизни.

Городок Фюрстен встретил их неоновым светом вывесок на немецком и тишиной. Разъехавшиеся ворота на пропускном пункте военного городка открыли для машины проезд на территорию части. Девушку с провожатым высадили у двухэтажного серого здания общежития для служащих. По ступенькам широкого крыльца они поднялись к входной двери, из-за которой раздавался гул мужских голосов. Створки неожиданно резко распахнулись, Элю едва не сбил с ног мужичонка, вылетевший на улицу под крики оставшихся:

– Николаич, будет тебе! Постой!

Безнадёжно махнув рукой, тот потрусил прочь.

Прибывшие вошли внутрь. Шум стих. На Эльгу оценивающе глядели с десяток мужских глаз. Девушка ненавидела такие моменты, хотя жизнь любила бросать её в подобные ситуации. Ещё в подростковом возрасте ей приходилось частенько испытывать на себе любопытные взгляды сотен подчинённых отчима, служившего командиром в одной из войсковых частей. Чтоб скрыть свою природную стеснительность, скованность, она придавала лицу выражение равнодушной отстранённости, словно пряталась за маской, что вошло в привычку. Мать неизменно отчитывала её за «надменную манеру поведения», но освоенный приём всегда выручал. Сейчас опять пришлось прибегнуть к излюбленной тактике, принять холодно-безразличный вид, дабы не залиться краской смущения. Следуя через узкий проход между разгорячёнными, подвыпившими незнакомцами, с которыми ей предстояло жить по соседству, она ни на кого старалась не смотреть, пока в этой безликой для неё толпе не упёрлась в спину высокого жилистого парня, стоявшего в проходе, размахивающего руками, хриплым громким голосом доказывая что-то своим оппонентам. Отступив на шаг, Эля попробовала обогнуть препятствие. Неторопливо обернувшись, молодой мужчина заглянул прямо в глаза оторопевшей девушке, вызывающе прохрипел:

– Здрасте!

Зажав растерянность в кулак, сдерживая дрожь в голосе, Эльга постаралась ответить ровно, спокойно, в тон приветствию:

– Здравствуйте, – и поспешно проследовала за провожатым, уже скрывшимся за углом.

Подселили её к женщине тридцати пяти лет, в просторную светлую комнату, разделённую шкафами на жилые отсеки, где каждая из жиличек имела угол с пружинистой кроватью, тумбочкой. Около самой двери находилась кухонька, отделённая занавесью, там помещались столики для приёма пищи да разделочный с электрической плиткой, рукомойник, полки с немудрёной посудой, пара табуреток, в углу примостился маленький холодильник. В центре помещения, между шкафами, красовались большой стол с несколькими разномастными стульями, два кресла, тумба со стареньким телевизором для совместного пользования. В общем, на первый взгляд всё приемлемо, даже довольно мило. Рина – так звали соседку – накормила Элю с дороги жареной картошкой, наскоро ввела в курс дела, чтоб поскорее отправить в душ, дабы избежать очереди, – как раз наступило их время пользования санитарным отсеком.

Прихватив с собой халатик с тапочками, полотенце, сумочку со всем необходимым, девушка поспешила в самый конец длинного общего коридора, который, к её радости, опустел. Подставив уставшую спину под упругие струи тёплой воды, новенькая с наслаждением расслабилась, лениво прокручивая в голове события дня. Вскоре, обмотав мокрую голову полотенцем, затянув влажное тело в ярко-красный халатик с белым горошком, посвежевшая, ожившая, она толкнула дверь в уже свою комнату и растерянно остановилась, замерев на пороге от неожиданности.

За большим столом сидел тот самый парень, который поразил её самобытностью голоса ещё на лестнице, что-то говорил, почти кричал Рине. Вынув дымящуюся сигарету изо рта, окинув оценивающим взглядом худенькую девичью фигурку, он вдруг обрушил на неё шквал вопросов, незамедлительно требуя ответов, словно имел право на допрос с пристрастием. Ситуация слегка сбивала, чуть злила, заставляла думать, что парень глуп, не понимает двусмысленности положения или намерено разыгрывает комедию.

Девушка, мокрая, полураздетая, растрёпанная, казалась испуганной первоклассницей перед разошедшимся директором школы, не смела дать отпор зарвавшемуся нахалу, ввести его в «игнор». Эле не хотелось начинать пребывание на новом месте со скандала, она еле цедила слова, отвечала, стиснув зубы, старалась больше отмалчиваться. Мучителя спектакль забавлял, он длил и длил эту пытку, дразня её, и, похоже, вознамерился оставаться в девчоночьей комнате долго. Наконец, отбросив свои вопросы, гость разразился тирадой о политике, политиканах, обругал Москву, москвичей, прошёлся по новинкам из мира музыки. Вдруг, прервав свой монолог, заявил:

– Сними полотенце, волосы высохли. Я хочу их видеть.

Задохнувшись от негодования, Эльга прошипела, что знает, когда что делать. Тут мелькнула догадка – паренёк пьян! Возмущение овладело девушкой. Упрямо сомкнув губы, она, отбросив стеснение, недовольно уставилась на дерзкого человека, посмевшего нарушить её спокойствие. Долговязый, светловолосый, с сильной шеей, широко развёрнутыми плечами, молодой мужчина определённо отличался привлекательностью, неброской красотой, извечно притягивающей женщин, и знал об этом. Его насмешливые, искристо-серые глаза из-под прищуренных век изучали её, принимая условия предлагаемой игры. Поломанный нос с горбинкой, тонкие твёрдые губы, нависшие светлые брови, с одной стороны перечёркнутые небольшим шрамом, тяжёлая челюсть да рыкающий голос заметно будоражили воображение. Было в нём нечто общее с образом русского воина из былинных времён, но одетого в современные джинсы с чёрной футболкой.

– Долго пялиться друг на друга будем? – прервал молчание парень. – Может, попробуем познакомиться? Меня Олег зовут. Я тут самый главный бузотёр. Тебе ещё расскажут про меня. Своё имя назовёшь?

– Эльга, – механически ответила девушка.

– Уже кое-что, – опять поддразнил парень.

От непривычной беспардонности в общении, нетактичного поведения незваного визитёра захлестнуло волной ярости. Всё копившееся раздражение грозило выплеснуться наружу. Устав слушать их перебранку, Рина пришла на помощь, вызвалась проводить гостя до его комнаты. Когда дверь за ними закрылась, Эля устало подумала о предстоящем весёленьком житье, если всякие алкаши начнут ходить сюда без спросу, просиживая здесь штаны.

2. Он. Вторжение

Олег лежал на кровати, уставившись взглядом в потолок. Любимый томик – «Момент истины» Богомолова – валялся на полу рядом. Магнитофон на тумбочке без толку надрывался голосами группы Scorpions с композицией Still Loving You – его не слушали.

Сосед по комнате ушёл в гости к подружке, затянувшаяся связь с которой не доставляла Валентину никакой радости, вызывала хроническое недовольство. Разорвать же парень не мог, не хотел обижать девчонку, у той заканчивался контракт через полгода. Друга грела надежда – тогда всё разрешится само собой, Тая уедет без скандала.

У Олега через шесть месяцев трёхгодичная командировка тоже подходила к концу. Произошедшее нынче вечером смыло остатки хмеля, всколыхнуло где-то глубоко в груди нечто, о чём даже не смел задумываться, что казалось несвойственно, слишком ново, непривычно для него. В голове мелькали картины довольно бурной юности, казавшейся бесконечной, – там всегда находилось место безумству мальчишечьих выходок, красивым девушкам, танцам, книгам, музыке, увлечению техникой. Впрочем, всё обычно, у многих так. Отслужив в армии матросом Балтийского флота, он на всю жизнь приобрёл валкую походку бывалого моряка, хриплый сорванный голос, придающий ему дополнительный шарм в глазах прекрасного пола, да страстную привязанность к Ленинграду. Девчонки тянулись к нему, недостатка в женском внимании не испытывал, но долго они не задерживались из-за его тяги к свободе, смене лиц, приключениям. Связи распадались самопроизвольно, без боли, радости. Одни лица память хранила, другие исчезали бесследно, зато запоминался азарт охоты при завоевании нового трофея и триумф победы. Ему нравилось слышать признания в любви, но в конце всегда ждала разлука – делить свою жизнь ни с кем не хотел.

Судьба помотала по свету, технари требовались везде. С годами пришло осознание: ничего стоящего в багаже прожитых лет не осталось, денег не накопил, жил легко, не обременяясь ничем, семьёй в свои двадцать восемь лет, в отличие от друзей, не обзавёлся. Как-то случай столкнул на улице с одной из бывших подружек – та шла, светясь от счастья, с мужем, толкавшим детскую коляску. Неожиданно кольнула мысль: если бы он захотел, дитя могло быть его. Мать с сестрой постоянно в письмах ноют, требуют остепениться, жену в дом привести. Была девушка, которая вроде всем устраивала, только родным, близким не понравилась. Друзья предупреждали о ветрености избранницы – не верил, пока в постели с другим не застал. Банально, однако до сих пор обида на распутницу не забывается. Долго мечтал о реванше, мол, подруга призовёт, прощение станет вымаливать, вновь сумасшедшие ночи захлестнут их, а натешившись, он сам оттолкнёт её, отомстит за унижение, – но девица вернулась в деревню, вышла замуж за одноклассника. Более трёх лет минуло, а сладкие объятия беспутницы не забываются. Нет, Олег не любил, считал себя неспособным к возвышенным чувствам, для радости хватало лёгких отношений, пьянящих, будто пузырьки шампанского, что будоражат кровь, а вскорости быстро, без последствий исчезают.

Провожая в Германию, мать просила остепениться, приезжать с невестой, мечтала о внуках. Олег матушку боготворил. Она и сестра воплощали в себе самое дорогое в жизни молодого мужчины.

Попав в эту часть, вдруг ощутил – время остановилось. Дни тянулись, а годы летели. После смены заняться нечем, семейные заботились друг о друге, холостякам же спешить некуда. Зачитанное старьё из библиотеки, редкие дискотеки, демонстрация устаревших кинофильмов в клубе – весь непритязательный набор для культурного досуга. Иногда летом, сговорившись с ребятами, выезжали на рыбалку или на шашлыки, приправляли горячительным. В общаге сбивались в группы, запивая скуку ликёрчиком или пивком, перекидывались в карты. Свободные мужики по женским номерам ходили, интрижки затевали, кто кого переманит, скольких уломает, уговорит. С бабёнкой под боком жилось веселее, некая осмысленность появлялась.

По приезде с непривычки чурался этого, но одна шустроглазая, из дальнего номера, стала откровенно новенького обхаживать. Он поддался на провокацию, веселье понеслось. Женщина оказалась падка на приключения, принялась подбивать клинья к другому. Глупо неволить пустышку – разбежались. Другу любовница оказалась без надобности, любил жену, разбивать семью не планировал. Расстроенная дамочка кинулась обратно, да у него интерес сдулся, пригляделся к соседке бывшей пассии. Девочка прибыла из Горлова, от которого до родной Нежи рукой подать, – на том сошлись.

Вета сначала всего побаивалась, стеснялась. Она казалась созданием готического стиля: фигура, лицо, нос, волосы – всё выглядело удлинённым, устремлённым ввысь. Неприметная, закомплексованная, вызывающая сочувственную сопричастность, девушка смотрелась странноватой, потом привык к ней, проникся, находил даже привлекательной. Бывшая от ревности остервенела, накинулась на напарницу. Олегу пришлось стать на защиту. Вета плакала, он утешал, урезонивая соседку. В первое время разговаривали много, потом Веталина, с его молчаливого согласия, окружила заботой, стала подкармливать, обстирывать, чинить одежду, одалживала денег.

Девчонка быстро влились в его компанию. У бывшей пассии контракт закончился, она отбыла в Союз. Веталина, оставшись единственной хозяйкой в комнате, осмелела, взялась открыто проявлять к нему симпатию, что, безусловно, льстило. Очень нравилось ей выезжать с ним в город или на природу. Когда Олег начинал артачиться, мягко надавливала, убеждая сладеньким голосом в необходимости его присутствия. Чувствуя себя обязанным, со скрипом соглашался, к тому времени ему всё стало порядком надоедать.

В общаге подсмеивались над активными ухаживаниями Веты на фоне его апатичности, впоследствии их объединили в пару, хотя они тогда ещё даже не целовались. Всё произошло гораздо позже и стало нудной обязанностью. Что касается постели, Веталина возвела стену защиты, обещала ввериться ему только после замужества. Такая расстановка пугала: Вета неплохая компаньонка, однако жениться не рвался, это казалось скучным, чувств никаких не возникало, не хватало остроты ощущений. Он считал девчонку лишь другом. Их вялотекущие, длительные отношения приелись, но вреда от них не ощущалось, пользу же приносили. По умолчанию в общаге Веталину принимали за его девушку – парень отмахивался, хотя частенько думал о матери, которую такая хозяйственная невестка устроила бы. Готовила подруга классно, чистенькая, скромная, но останавливало полное отсутствие влечения к ней, такого счастья не хотелось. Влюблённость подопечной тяготила; спасаясь от надоевшей, парализующей опеки, затягивающей в трясину обыденности, парень чаще прикладывался к бутылке. Вета мягко журила, просила не пить, отхаживала от похмелья, прощала грубые выходки, тот же, протрезвев, сбегал к друзьям. Им требовался отдых, разрядка, в отпуск решили идти порознь, тогда-то наконец он обрёл лёгкость, ощутил дыхание свободы.

Сейчас девушка находилась в Союзе. Попойки с пацанами не прекратились, правда, стали менее интенсивными, привычный образ жизни враз не изменишь.

Слуху о прибытии новенькой в отдел ядов Олег не придал значения. Сегодня, стоя в компании мужиков на лестнице, весь прокуренный, чуть пьяный после пары бутылок пива от Николаича, отмечавшего очередную днюху, заметил её не сразу, не обратил внимания на внезапно наступившую тишину, лёгкий стук каблучков по лестнице. Потом запах сирени, ещё чего—то необычайно свежего, лёгкого заставил обернуться и утонуть в зелёном омуте распахнутых глаз. Растерявшись, автоматически стряхнул пепел с сигареты прямо на пол, неловко буркнул, проклиная грубость своего голоса, нечто вежливое, уместное, по его разумению. Девушка ответила в тон, теми же словами, нежнейшим голоском, как из зазеркалья. Обойдя их бочком, она поспешила за провожатым с лёгкостью бабочки, исчезла за углом. Парни зашумели, делясь впечатлениями. Олегу же показалось, что сердце в груди забыло биться. Чудесный голос, непривычная серьёзность взгляда отпечатались в памяти. Ему нестерпимо захотелось узнать, чем его зацепили, повторить, осознать непривычные ощущения.

Под каким-то надуманным предлогом он ввалился в комнату к Ринке, куда подселили новенькую, ввязался в бессмысленный диалог, дождался возвращения из душа заинтересовавшей особы. Девушка вошла с полотенцем на голове, раскрасневшаяся, тёплая, влажная, в тонком халатике. Несмотря на неловкость ситуации, Олег не смог уйти, не уяснив природы странного наваждения, испытанного впервые. Забавляла девичья растерянность, когда он её рассматривал. Чуть больше среднего роста, с осиной талией, длинной шеей, высокой небольшой грудью, стройными ногами, маленькими детскими ступнями, девочка казалась худенькой, необычайно привлекательной, с чарующими зелёными глазами на нежном лице. Захотелось втянуть прибывшую в разговор, дабы вновь услышать голос, увидеть улыбку, краску смущения на щёках. Парню понравилось новую соседку дразнить, наблюдать за вспышками гнева, негодования, даже злости; ответные реплики собеседницы становились хлёсткими, голос напрягался струной. Решив не накалять обстановку до критической, позволил девчонкам выпроводить себя. В ушах звенел дерзкий, дрожащий от ярости голосок. Рассеянно чему-то улыбаясь, Олег спустился к себе, теперь произошедшее перетиралось в деталях. Валька так и не пришёл.

«Наверно, у Тайки ночует, опять не отпускает, присосалась намертво», – отметил он про себя.

Ничего не хотелось, только бы лежать, уставившись в потолок, предаваясь фантазиям о зелёных чарующих глазах. Он пытался анализировать ощущения, но чем дольше думал, тем больше запутывался в хаосе чувств, поступков.

Утром Олег вышел на крыльцо. Мужики встретили вопросами:

– Ну? Обломилось что-нибудь?

Парень лишь безнадёжно махнул рукой, неопределённо пожал плечами, пробормотал беззлобно:

– Откуда в общаге все и всё всегда знают?

3. Она. Предшествие

Пятница пролетела в хлопотах. Эльга осваивалась на новой работе, принимала отдел. Суббота принесла те же проблемы. Вечером соседка позвала на какой-то немецкий праздник. Идея сходить проветриться в городской парк, познакомиться с местными обычаями показалась заманчивой.

Девушки не спеша прошлись по аллеям, продегустировали ликёр на раздаче, попробовали что-то из национальной кухни. Когда вышли к танцполу, уже смеркалось. Всех мужчин вокруг изрядно штормило. Элю пригласил на танец рыжий накачанный немец. Рина сделала страшные глаза; соседка заранее предупредила о неприемлемости отказа на Паркфесте – так назвалось торжество, нечто праздника любви. Несогласие местные воспринимали с обидой. Эльга, опасаясь скандала, скрепя сердце, подчинилась обстоятельствам. Партнёр, насквозь пропахший острыми колбасками и пивом, издавая непонятное рокотание, с силой вжимался в неё. Девушка механически кивала в ответ, не в состоянии ничего понять, тщетно пыталась чуть отодвинуться, глотнуть свежего воздуха. Немца не смущал языковой барьер, партнёрша устраивала, отпускать её из ловушки рук он не думал, удерживал пленницей тур за туром.

Эля с облегчением вздохнула, когда заметила ребят из общаги, тоже воспаривших в пиво-ликёрных парах. Они подошли большой компанией, спугнув тем самым незадачливого кавалера, мгновенно растворившегося в толпе. Позволив наконец себе расслабиться, девушка повернулась к вновь прибывшим.

– А, москвичка! Как тебе здесь? – Знакомый надтреснутый голос раздался у самого уха.

Неопределённо пожав плечами, Эльга попыталась ответить, однако зазвучавшая музыка заглушила слова. Олег, схватив за запястья, потянул танцевать.

– На ногах-то устоишь? Меня не уронишь? – съязвила она, но, вспомнив рыжего бугая, положила руки ему на плечи – свой лучше, не так пугает.

Парень прижал к груди с настойчивой нежностью. Девушка неожиданно ощутила уютную безмятежность. Плыть в волнах музыки под куполом звёзд, меж тёмных стволов огромных деревьев, под защитой сильного мужского плеча показалось необычайно хорошо. Среди танца он опустил одну руку, крепко поддерживая другой за спину, откинув голову назад, принялся подпевать звучащей песне, наблюдая за ней из-под полуприкрытых век. Минутный дискомфорт сменился неизъяснимой прелестью такого положения, она полностью отдалась мелодии.

Приближалась полночь. Рина засобиралась домой, позвала Элю. Ребята оседлали велики, стайкой потянулись к части. Девушки шли по тёмным тропам, во мраке выбираясь из города. Один из велосипедистов приостановился возле них, знакомый хриплый голос окликнул:

– Садись! Поехали!

Очевидная нетрезвость Олега да беспросветная темень пугали.

– Нет! – пролепетала в ответ. – Багажом не езжу, опасаюсь! Тебе бы самому удержаться! Рискуешь разбиться.

– Садись, говорю! – пьяно упорствовал парень, разозлённый отказом, убеждая не трусить, согласиться.

Эля возмущённо вскинулась, оставаясь непреклонной.

– Что привязался? Меня возьми! – отшутилась Рина.

– Нет! Нужен вес полегче, такой только у москвички, – настаивал упрямец.

Уговаривал долго, потом, потеряв терпение, вконец раздосадованный кавалер умчался вперёд, оставив соседок в одиночестве. Вскоре их догнала группа знакомых девчат, глубокой ночью шумной стайкой все вернулись в часть. Олег сидел на освещённом крыльце, курил. Увидев их, вскочил, обиженно отвернулся, направляясь к себе. Эльга, проследив взглядом за долговязой фигурой, недоумённо пожала плечами.

На следующий день в комнату девушек под разными предлогами, да и просто так, потянулись свободные парни, «временные» холостяки общаги, проживающие без жён, дабы представиться новенькой, перекинуться парой слов. Эля отчаянно смущалась, но храбро встречала атаки мужского населения, даже находила силы чуть дерзить – сказывался московский опыт отваживания нежеланных ухажёров. Выходные пролетели быстро.

Рабочие дни принесли новые хлопоты по огромному списку служебных вопросов, требующих скорейшего разрешения. Среди недели новые знакомые не очень докучали, если не считать ежедневных сборищ на крыльце по утрам-вечерам да в обед, когда ей приходилось пробираться сквозь толпу мужчин, ощущая оценивающие взгляды. Эльга собиралась с силами, маскируясь отрешённостью, проходила ежедневные испытания пристальным вниманием, напряжённая скованность была заметна только при очень тщательном наблюдении. В глубине души ей это льстило, хотя она с грустью осознавала неизбежность привыкания со временем. Понимала, что откровенный интерес к ней вскоре исчезнет. В толпе парней глаза Эли всегда отыскивали фигуру Олега, сумевшего всё же обратить на себя внимание; неодолимо тянуло вглядываться именно в него.

В очередной субботний вечер Рина вновь потащила соседку в городской парк. Отмечался заключительный день Паркфеста. На этот раз ощущение новизны исчезло, праздник не впечатлял, погода испортилась, моросил дождик. Эльга, боясь натолкнуться на рыжего немца, удерживавшего её танцами неделю назад, периодически нервно оглядывалась. Общежитские ребята опять налегли на пиво, до жути надрались.

– Неужели отдых для наших – это наклюкаться до болтанки? – шептала девушка с тоскливой жалостью к ним, к себе, ведь придётся жить среди такого сброда целых три года.

В какой-то момент знакомые лица растворились в толпе гуляющих. Ринку уволок куда-то Коста, довольно видный «одесский еврей» – так называл он сам себя – с кучерявыми волосами, которого Эля посчитала близким другом приятельницы. Сейчас же, оставшись в тёмном незнакомом месте в одиночестве, девушка растерялась, не зная дороги домой. От подступающей паники спас парнишка из ближайшей части. Тот приметил новенькую со складов в общем магазине и теперь, увидев беспомощно оглядывающуюся девушку среди толпы немцев, поспешил на помощь. Красавчик с шапкой кудрявых русых волос мягким голосом представился Андреем, предложил не волноваться понапрасну. Но тут спасителя оттеснил смутно знакомый мужичок, потребовавший отрекомендовать его даме. Огорчённый помехой парень неохотно выдавил:

– Николай Николаевич – мой начальник!

Эле вспомнился день первого появления в общаге. Человек, чуть не сбивший её с ног, вылетевший навстречу после попойки, претендовал на знакомство. Девушка зябко повела плечами, впечатление о вынужденных попутчиках не обнадёживало, вызывало настороженность. Но других провожатых в темноте искать не имело смысла. Они шли, не торопясь, втроём, выискивая очертание знакомой тропинки. Эльга старалась держаться ближе к Андрею. Пьяненький шеф парня принялся расшаркиваться, раскланиваться, забрасывая комплиментами:

– Мадонна! Как есть Мадонна! – заплетающимся языком бубнил он, похотливо оглядывая фигуру девушки.

Напористость Николаича шокировала, а рассказы о пикантных приключениях, пересыпанные бесконечными объяснениями в любви, пугали.

Их группа подошла к проходной. Мужчина усилил давление на спутницу, заявил напрямую, что имеет женщину со складов, которую готов сейчас же заменить на «Мадонну», так как он околдован, сделает для неё всё. С облегчением схватившись за створки ворот на пропускном пункте, Эля, прервав монолог разошедшегося ухажёра, осведомила его об оставшемся в Москве любимом женихе и неприемлемости замены.

Николаич, после непродолжительной паузы, упрямо попробовал преодолеть возникшее препятствие, наклонив голову, пробубнил:

– Жених далеко, а я близко!

Наткнувшись на насмешливый взгляд спутницы, осёкся. Через несколько минут, подходя к дверям общаги, жалобным тоном неожиданно выдавил:

– Дай тебя поцеловать! Разреши! Только попробуем! Ты хоть раз целовалась по-настоящему?

Девушка сдержала нервное передёргивание плеч, всегда возникающее при попытке нарушения извне её личного пространства. Ничем не выдав отвращения, мягко ответила, проскальзывая в приоткрытую дверь:

– Не надо. Ни к чему. Спокойной ночи. Спасибо за компанию!

Общага ещё не спала. Она прошла к своему номеру на втором этаже, толкнула створку. Дверь не поддалась, закрытая на замок со вставленным изнутри ключом. Робко постучав, Эльга отошла к лестничному маршу, изнывая от смущения, интуитивно догадавшись о происходящем в комнате. Идти было некуда. Эля одиноко стояла, думала, что жизнь идёт своим чередом, как и в Москве, да только всё мимо неё.