Лиза Даль
Screenplay 3. Потерянная

– И то, что я о них знаю, не сильно обнадёживает, – продолжал он, присаживаясь на край стола и принимая подчёркнуто доверительную позу. – Нам любят представлять русскую мафию как самых кровожадных, беспринципных ублюдков, очень хитрых, очень жадных. Но поверь мне – это всего лишь фильмы. Всего лишь шаблоны, не имеющие отношения к реальной жизни. Все ужасы слишком преувеличивают, чтобы подчеркнуть, насколько отважен, смел и крут главный герой, понимаешь?

Он встал, подошёл ко мне, снова положил руки на плечи.

– А ещё я уверен, что мы имеем дело с деловыми людьми, а не с какими-то маньяками. Это их бизнес, такая работа. Будем считать, что сегодня они с ней справились. Просто дадим им то, что они хотят, и нас отпустят. Поняла?

Ах, Рональд! Если ты дашь то, что мне нужно, я тебя уже никуда не отпущу, будь уверен. Я готова была пустить слезу умиления. Какой же он всё-таки… Невероятный. Доброты в нём больше, чем азарта в Лас-Вегасе! Его похитила русская мафия, держит в каком-то сарае в лесной глуши, в наручниках, собираются отнять его деньги, а он беспокоится о том, чтобы какая-то малознакомая переводчица не нервничала. Восхитительно.

Видимо, у меня и правда выступили слёзы, но Рональд расценил это по-своему. Он ещё крепче сжал мои плечи, чуть пригнулся, так чтобы глаза его оказались на уровне моих, сказал очень уверенно:

– Я сделаю всё, чтобы вытащить нас отсюда. Живыми и здоровыми, правда, в моём случае чуть обедневшими, – он улыбнулся. – Из-за меня мы сюда попали, но скоро я всё устрою. Ничего не бойся и делай так, как они говорят. Нас отпустят, и знаешь, что мы сделаем в первую очередь? – он хитро прищурился.

– Что? – спросила я заворожённо. Он опять меня гипнотизировал.

– Мы пойдём пить кофе, как и собирались. Идёт?

Рот мой растянулся в смущённой улыбке, я никогда не слышала ничего более приятного. И прежде, чем я успела что-либо понять, уже стояла, прижимаясь к нему со всей силы. Я бы обняла его, если б мне не мешали наручники, и я мысленно прокляла этот дурацкий маскарад. Но Рональд не видел в них помеху – чуть отстранился от меня, поднял руки вверх, опустил их за моей спиной и прижал к своей груди.

Я чуть не задохнулась от восторга – неужели это происходит на самом деле? Я стою здесь и обнимаюсь с Рональдом Шелтоном? С самим Рональдом Шелтоном? Я уткнулась носом в его плечо, сжала ткань его майки. Меня мгновенно охватил страх того, что, как только он меня отпустит, то сразу исчезнет, и я всеми силами пыталась остановить мгновение. Законы физики снова играли мне на руку – рядом с крупными звёздами время течёт намного медленнее, известный факт. И моё сознание пользовалось этим, плыло куда-то, лениво отталкиваясь от берега шестом. Тело взрывалось тысячами маленьких фейерверков, снизу вверх шла волна сладкой дрожи, оставляла за собой длинный мурашечный след.

достаточно! отлепись от него!

Я отпустила его майку, упёрла руки в его грудь, подалась назад, улыбнулась:

– Да. Всё будет хорошо.

Довольный мной, он выпустил меня из волшебной обволакивающей теплоты, и мне тут же стало одиноко и холодно.

холодно

Что там приволок Денис?

– Давай посмотрим, что в нём?

Я подошла к мешку, похожему на те, в которые обычно складывают всё необходимое для фитнес-центра. Новый, с ценником. Я повертела ценник в руках и насторожилась, увидев на нём данные сетевого спортивного магазина и адрес московского филиала. Какая-то неясная паника нарастала внутри меня, пока я вытряхивала вещи и торопливо их осматривала. Не знаю, что я пыталась найти, но то, что я нашла, заставило мои ноги подкоситься, и я медленно опустилась на пол. Внутренне обмирая, я сжимала в руках пару новых костюмов для трекинга. Один женский, моего размера, второй мужской, размера Рональда. Я ожидала увидеть в мешке всё что угодно – обычные новые тёплые вещи или старое поношенное тряпьё с помойки, но только не два костюма с московскими ценниками. Идеально подобранные для того, чтобы ходить в них по лесу. Я застыла на полу, не дыша и уставившись в одну точку.

Рональд встревоженно присел рядом, повернул моё отсутствующее лицо к себе:

– Что-то случилось?

С трудом ворочая онемевшим языком и пытаясь придать интонации как можно более безразличное выражение, я сказала:

– На ценниках адрес московского магазина. Они из Москвы.

– Да ты настоящий детектив, – улыбнулся Рональд.

Итак, они заранее готовились к пикнику.

Глава 3

Не придумав ничего лучшего, чем соврать Рональду про ужасную головную боль, я лежала на кровати, поджав колени, лицом к стене, и прилагала серьёзные физические усилия, для того чтобы не выдать своего состояния.

Напряжённо соображала. Мозг мой уже давно выстроил логическую цепочку, но я отказывалась верить в то, что он мне вырисовывал. Пыталась подобрать объяснения, оправдания, пыталась свести концы с концами так, чтобы получилась более-менее удобоваримая картина, но факты всплывали сквозь эти ничтожные попытки, как трёхдневные трупы с глубин реки. И пока я не получу объяснений, пока не удостоверюсь, что контролирую ситуацию, я не могу сохранять лицо и создавать перед Рональдом видимость того, что всё в порядке. Думать обо всей этой ситуации легко. Нужно всего лишь лежать, обхватив голову руками, до тех пор пока на лбу не выступят капли крови. Я сдалась. Просто притворилась мёртвой и пыталась не обращать внимания на мешанину в голове. Ждала кого-нибудь из своих.

Ждать, впрочем, пришлось недолго. Через час-полтора мы услышали копошение возле двери, после чего она приоткрылась и в щель проник голос Руслана.

– Вы, двое! Сядьте на кровать.

Я позвала Рональда к себе и села сама. За это время напряжение в теле возросло до предела, я еле шевелилась, казалось, все кости и мышцы превратились в камень.

Руслан вошёл в комнату, за ним Денис, оба вооружены, обе физиономии спрятаны под масками. В окошке показалось ещё одно чёрное пятно – Вася. Руслан по-хозяйски огляделся, удовлетворённо кивнул:

– Уютненько у вас здесь. Уже обжились, голубки? Вьёте гнездо помаленьку? – он улыбнулся нам, как старым друзьям, но от этой улыбки меня пробрал озноб. – Скажи своему дружку, чтоб шёл с нами.

Я попросила Рональда следовать за ними, и они вышли, конвоируя похищенного спереди и со спины. Когда через несколько минут все трое вернулись, мне казалось, что огненные муравьи, изъедавшие мой мозг, теперь выбрались на поверхность и ползают по телу, отчего кожа покрывается болезненными мурашками.

– Пристегни их, – Руслан больше не улыбался.

Денис подошёл и по очереди приковал нас одой рукой к железным спинкам кровати. Пока Денис возился с наручниками, мы с Русланом поедали друг друга глазами. Не выдержав моего взгляда, он отвернулся и подошёл к столу, сел на него, поставил ноги в облепленных грязью ботинках на лавку. Сложил локти на коленях.

– Иди, – махнул он Денису. – приготовь чего-нибудь пожрать. Я сам поговорю.

Денис вышел. Я застыла, ссутулившись, как кобра за секунду до атаки. Руслан хищно улыбнулся, кивнул на мой наручник:

– Не хочу, милая, чтобы ты выцарапала мне глаза. Так будет спокойнее нам всем.

Мышцы свело нервной судорогой, я всё ещё отказывалась верить. Всё это просто сон, ужасный сон, я уже видела, наверное, тысячу таких же реальных ярких снов…

– Ну прости, прости меня! Ну не смог удержаться! – взвыл Руслан и драматично ударил себя в грудь кулаком, развернул ладони вверх, растопырил пальцы: – Деньги сами падают мне в руки! Как я могу отказаться от них? – протянул руки в мою сторону, будто желая обнять, и посмотрел на меня с обожанием: – Особенно когда ты, милая, так всё удачно организовала! Ух-х, расцеловал бы, да, боюсь, укусишь, так что обойдёмся без сантиментов, если ты не против.

Он закончил кривляться, голос его приобрёл металлический оттенок, стал жёстким, холодным, лишённым всякого выражения.

– Переводи ему слово в слово, что я скажу.

Я была не просто в ярости – я была в бешенстве, кулаки сжимались так, что кожа на костяшках едва не лопалась от напряжения, Я посмотрела на Рональда. В его глазах не было страха или растерянности, лишь спокойное любопытство. Он желал знать, что значит это мини-представление, устроенное тут похитителем.

– Радуется, что скоро разбогатеет и что поможет ему в этом такая очаровательная переводчица, – объяснила я, еле проталкивая слова сквозь стиснутое горло.

– Я так и подумал, – кивнул он. – Спроси, сколько он хочет.

– Что тебе нужно? – спросила я Руслана и мысленно поблагодарила себя за сдержанность. Голос мой звучал ровно.

– Сто миллионов долларов.

И хоть спина моя моментально вспотела, я отчего-то подумала, что ослышалась.

– Сколько? – переспросила.

– Сто миллионов.

– Ты рехнулся? – от сдержанности не осталось и следа.

– Ты, милая, забываешь, что рядом с тобой не просто красавчик в браслетах. Его состояние оценивается в полмиллиарда, так чего мелочиться? Он ведь заплатит любые деньги, лишь бы убраться отсюда. А если вздумает кобениться, ему придётся смотреть на то, как я по одному отрезаю твои красивые пальчики. Переводи.

Осознание собственного бессилия раздувало, удваивало, утраивало скопившуюся во мне глухую ярость. Запинаясь, я перевела требования Руслана. Рональд выслушал всё это с каменным выражением лица, а когда я договорила, только развёл руками:

– Скажи ему, что бумажник с сотней миллионов остался в других штанах.

Я повернулась к Руслану.

– И как ты, мать твою, себе это представляешь?

– Пятьдесят тысяч купюрами по двадцать долларов, пятьдесят тысяч тысяч купюрами по пятьдесят долларов, сто тысяч купюрами по сто долларов, остальное я возьму камешками. Бриллиантами. Само собой, я не смею отрывать мистера Шелтона от чудесного пикника, поэтому ему нужно подумать, кому бы он смог доверить разрешение всей этой нашей… ситуации. Я хочу, чтобы он назвал мне доверенное лицо, нужен кто-то, кто мог бы уладить все технические вопросы. Да, и скажи ему, что это доверенное лицо должно быть достаточно сообразительным, настолько сообразительным, чтобы ему хватило мозгов не соваться в полицию. Переводи.

Я перевела. Рональд задумался.

– Да, и добавь, что за каждую мелкую ошибку его доверенного лица я буду отрезать по пальцу уже у вас обоих. Одна ошибка – два пальца, нехитрая арифметика. А если это лицо нажалуется полиции на наши шалости, я перережу тебе глотку у него на глазах. Так что пусть хорошенько подумает, кому бы доверить это дельце.

Я переводила Рональду и наблюдала за тем, как постепенно меняется его лицо, становится всё более напряжённым и отстранённым. Он помолчал минуту, глядя в пол, потом сказал твёрдо:

– Передай мистеру Зануде, что мне нужно время всё обдумать. До завтра. Но пусть он будет уверен: я оценил его по достоинству. Сто миллионов – вполне приемлемая благодарность за такое увлекательное приключение.

– Завтра он назовёт тебе имя, – прошипела я исподлобья. – Ты получишь свои деньги.

– Вот и чудненько, – Руслан потёр ладони. – Ладно, я пойду, а вы наслаждайтесь природой и обществом друг друга, – он встал, смахнул несуществующую слезу и одарил нас умильной улыбкой, за которую я с радостью зарезала бы его. Вздохнул: – Как романтично! Ну ладно, не буду мешать…

Мне казалось, я очутилась внутри какой-то особенно ужасной картины Макса Эрнста. Словно переела на ночь и вижу кошмар. Ещё долго смотрела на захлопнувшуюся дверь, будто передо мной действительно разворачивалось что-то интересное. Я была слишком потрясена, чтобы думать или делать что-то ещё. Ступор? Прострация? Шок? Свесив голову набок, я лишь тупо смотрела на подгнившие деревянные доски. Контуженная взрывом рыба.

Видимо, у меня не осталось сил сохранять хорошую мину при плохой игре, и, видимо, все эмоции вылезли наружу, потому что Рональд протянул свободную руку, взял меня за подбородок и повернул моё лицо к себе, чуть приподнял:

– Выше нос, вот так. Они получат всё, что хотят, и очень скоро нас здесь уже не будет. Не переживай так, деньги не проблема.

– Но это же сто миллионов!

Я делала вид, что поразившая меня сумма виной моему состоянию, на самом же деле я вся горела огнём и одновременно превращалась в глыбу льда по другой причине – гнусного предательства.

– Деньги – это всего лишь побочный эффект моей работы, – пытался достучаться до меня Рональд. – Я работаю не ради денег, а ради удовольствия, я действительно очень люблю то, чем занимаюсь, и мне просто повезло, что моё любимое занятие хорошо оплачивается. Понимаешь?

Погрузившись в свои мысли, я с трудом разбирала, что он говорит. Видимо, Рональд расценил выражение моего лица как непонимание.

– Хорошо. Вот что ты любишь больше всего на свете? – спросил он.

тебя

– Погружаться с аквалангом… – пролепетала я неуверенно первое пришедшее мне на ум.

– Отлично. Я, кстати, тоже люблю, – он улыбнулся и протянул мне горячую ладонь. Я нерешительно вложила в неё свою ледяную руку. – А теперь представь, что за каждое погружение тебе выплачивают по миллиону долларов. Здорово, да?

Если что и могло отвлечь от раздирающих меня на части мыслей, то только он. Я смотрела в эти удивительные глаза, на эти чувственные губы, упрямый подбородок, широкие мускулистые плечи, стройные бёдра…

Но и он ненадолго отвлёк меня. Мне вдруг стало невыносимо одиноко, тоска пронзила железным прутом, тело сковал холод, мне казалось, что весь мир против меня, я вдруг почувствовала, что совсем одна. Меня предали… предали… И это чувство причиняло мне такую боль, с которой вряд ли бы сравнилась любая боль физическая, мне хотелось кататься по полу и выть, выдирать себе волосы, делать что угодно, как угодно сходить с ума, лишь бы не ощущать этого. Но Рональд смотрел на меня, и я ничего не могла делать, могла только сидеть, чувствуя, как чудовищное давление разрывает мне голову

и слушать его голос

и смотреть в его добрые глаза

и на эти губы, которые что-то говорят мне

Я не знаю, что было между, но вот я только что цепенела от постигшего меня кошмара…

…и вот я уже неистово целую его, судорожно цепляюсь свободной рукой за его волосы, прижимаю его голову к своей, впиваюсь в его губы всё сильнее, всё глубже…

…и он отвечает мне. Секундное замешательство от моей неожиданной атаки на его рот сменяется ответным поцелуем. В висок. Он мягко отстранил свою голову от моей и поцеловал меня. В висок. Контрольный выстрел – последний за этот день, убивший меня окончательно. А потом прижался щекой к моему затылку, баюкая меня у себя на груди, как испуганного ребёнка, пока я цепенела от ужаса произошедшего. Охватившие меня стыд и отвращение к себе были такими невыносимыми, что мне хотелось провалиться внутрь себя самой, просто перестать существовать. Я только что всё испортила. Я испортила. Всё. Только что….

И не знаю, что бы случилось дальше, может, я и умерла бы тут же на месте, а может, и в самом деле разревелась, что ещё хуже, но дверь открылась, и вошёл Денис. Он поставил на стол битком набитый пакет, бросил нам ключи.

– Отцепитесь от кровати, застегните друг другу наручники и киньте ключи мне обратно.

Рональд выпустил меня из объятия и принялся возиться с замками.

Набрав полную грудь воздуха, я взглянула на Дениса. Он избегал смотреть мне в глаза и смотрел куда угодно ещё – в угол, в стену, в потолок. Это дало мне повод думать, что он чувствует некое подобие вины, и я решила прощупать почву получше. Какое счастье, что Рональд ни слова не понимает по-русски.

– Это была его идея? – спросила я.

Денис молчал, но глаза сказали всё за него.

– Так я и думала. Тебе самому такая подлость вряд ли пришла бы в голову. Он, видимо, был очень убедителен, миллионами соблазняя тебя на предательство.

Денис по-прежнему молчал. Меня сдерживало только одно – присутствие Рональда. Если бы не он, я бы бросилась на Дениса, чтобы вцепиться ему в глаза, изорвать его в клочья. И меня не остановило бы оружие в его руке, о, нет, нисколько – и именно это он читал в моём взгляде.

– Ты бы выстрелил? – прошипела я.

Он отвёл глаза.

– Выстрелил бы ты в меня, я спрашиваю?

Ответа я не дождалась, с глухой яростью отвернулась к Рональду. Он протягивал мне ключи. До меня дошло, что нас собираются держать в наручниках всё время, и я снова ощутила вспышку бешенства. Рональд смотрел на меня, и мне пришлось успокоить свою ярость, прежде чем вновь повернуться к Денису.

– Как ты, думаешь, чувствовал бы себя с постоянно скованными руками? – спросила я осторожно.

– Хреново, – промямлил он.

– Если у тебя осталась хоть капля уважения ко мне, ты заберёшь эти наручники с собой.

– Ну… не знаю…

– Зачем они нам тут? Мы что, собираемся драться друг с другом? А как я куртку надену? А как буду спать в них? Ну, сам-то подумай.

– Ладно, кинь их мне.

– Неужели, – съязвила я и забрала ключи у Рональда.

Через минуту бросила наручники изнывающему от неловкости Денису, и он, не выпуская нас из поля зрения, попятился к двери и вышел.

– О чём ты его спрашивала? – строго поинтересовался Рональд.

– Хотела выяснить, первые ли мы, кого они похитили. И что стало с теми, кто был до нас, – соврала я и снова погрузилась в меланхоличное отупение.

Всё никак не могла поверить в то, что действительно сделала это. Как я могла накинуться на Рональда?!

– Я же попросил тебя не высовываться. Пожалуйста, больше никаких разговоров, хорошо? Не зли их.

– Хорошо, – бросила я в его сторону и отвернулась, чуть не плача.

Я всё испортила. Глупая, несдержанная идиотка! Теперь он видит во мне всего лишь ещё одну свою безумную фанатку. Проклятье! Как я могла так глупо и безнадёжно лишить себя шансов произвести на него серьёзное впечатление! Поздравляю тебя, Лиз, ты всё та же непроходимая тупица! Можешь распрощаться с ним сейчас же и ехать обратно домой! Ага, домой! Теперь, запертая с ним наедине, ты будешь вынуждена сходить по нему с ума уже без малейшей надежды на взаимность. Это ведь то, чего ты так боялась, Лиз? Ты всегда любила смотреть в лицо опасностям, но брать себя за шкирку и собственноручно скидывать в жерло кипящего вулкана… Как глупо. Как обидно…

Действовать. Простые будничные действия помогают решить большинство глобальных проблем. Каждый раз, обретая контроль хотя бы над малым, тем самым мотивируешь себя на дальнейшие конструктивные действия. Страх, отчаяние, подавленность и даже гнев происходят от сознания собственного бессилия, беспомощности. Нужно предпринять какие-то действия. Просто начни делать хоть что-нибудь, Лиз, хватит сидеть, как каменная горгулья на стене собора!

Я встала, походила по домику, чтобы унять дрожь. Отчаяние переросло в зловещее спокойствие, я подошла к столу, заглянула в пакет.

– Посмотрим, чем тут угощают?

Мы оба старательно делали вид, что забыли о нашем поцелуе, как будто это случилось не с нами и не здесь. Рональд – не знаю по какой причине. Я – по причине того, что не представляла, как с этим быть и как к этому относиться. Особенно учитывая новые обстоятельства. Голова просто шла кругом.

Пакет был довольно объёмным, и я по очереди извлекла из него двухлитровую бутылку воды, хлеб, фрукты, овощи, пачку чая, банку кофе, несколько вакуумных упаковок с мясной нарезкой, сахар, пластиковые стаканы, влажные салфетки, зажигалку, колоду игральных карт, две плитки шоколада и большой пакет с печеньем. Задумчиво повертела колоду в руках – надо же, ещё и о досуге нашем побеспокоились, неслыханный альтруизм. Наверняка Денис, мы с ним частенько перекидывались в покер. Карты… Как будто мы и в самом деле просто отдыхаем на природе. Он бы ещё гитару в пакет засунул, придурок. И бадминтон.

В этот момент через наше единственное крошечное окно в комнату закинули охапку хвороста и вслед за ней несколько маленьких брёвнышек. Ну да, у нас же тут печка в углу. Сверху на ней стоял маленький котелок.

– Зажжём камин? – предложил Рональд, поднимаясь и потирая ладони.

Мы пили кофе, на столе лежали сандвичи, но кусок не лез мне в горло. Я просто сидела перед остывающим стаканчиком, закрывшись рукой и закусив губу. Рональд тоже не притрагивался к еде. Выстукивал пальцами (длинные пальцы) незатейливую мелодию по бурой столешнице, сдувал парок со своего кофе.

– Сейчас бы водки выпить, да, Лиз? – он участливо вытянул шею.

– Ага. И стаканом закусить, – пробубнила я, поднимая на него глаза. – Что вы, американцы, о нас, русских, только не думаете…

Он спокойно улыбался, рассматривал меня.

– Тебе нужно поесть, – придвинул ко мне бутерброд.

– Тебе тоже, – ответным жестом я передвинула бутерброд к нему.

– Хорошо, но ты съешь это первой. И если с тобой ничего не случиться, я пойму, что еда безопасна.

Я хлопала глазами, Рональд ухмыльнулся:

– Помнишь, у Марка Твена был такой лорд-отведыватель?

– «Принц и нищий»? – с трудом припомнила я.

– Ну да. Обычно я не страдаю приступами чрезмерной щепетильности, но что поделать. Ты ведь любишь попадать в истории, и теперь у тебя новая должность. Будешь проверять, не отравлена ли моя еда.

Он по-птичьи наклонил голову с интересом уставился на меня. Всё-таки он очень милый, но…

– Мне не хочется есть, Рональд.

– Ну, значит, будем голодать вместе, – поник он.

– Это шантаж, мистер Шелтон, – сказала я строго, но лицо его было непроницаемым. Пришлось взять сандвич и начать медленно жевать. Вкуса я не ощущала совсем, будто во рту у меня находились опилки или солома. Рональд удовлетворённо кивнул и тоже принялся за еду.

– Знаешь, что я сейчас чувствую? – спросил он, добавив в голос вкрадчивости.

– Что? – у меня перед глазами встала сцена с поцелуем, и я судорожно повела лопатками.

Не хочу ничего обсуждать сейчас. Не до этого. И не до этого дурацкого бутерброда. Я отложила его в сторону.

– Острую нехватку камер, режиссёра и всей этой съёмочной толпы.

– Надо же…

– Нет, правда. Вот смотри…

Он замолчал, откусил от сандвича и поднёс его вплотную к моим губам. Бровью отдал приказ. По его глазам я поняла, что продолжения не будет, пока Мистер Суперзвезда не добьётся своего. С какой-то обречённостью, покорностью даже, я осознала, что окончательно и бесповоротно утратила инициативу в руководстве собственной жизнью. Как будто села в самолёт, и дальше от меня ничего не зависит.

– Декорации потрясающие, – продолжил он, после того как я откусила от его сандвича, – я в наручниках, похищенный, в лесной глуши, в каком-то сарае, ужинаю с прекрасной леди, эта лампа, эта печка, это всё, – он широким жестом обвёл комнату, – это не из реальной жизни, это из какого-то фильма, из вестерна. И я сбит с толку. Почему здесь нет камер? Почему никто не говорит мне в какую из них смотреть? Почему никто не поправляете мне грим? И где вообще мой текст, хотел бы я знать? Где сценарий? Я не привык работать в таких условиях!

Всё ещё пытается отвлечь меня. Дурачится, как будто мы действительно на съёмках. Жаль, что киноакадемия никогда не сможет по достоинству оценить его в этой сцене: если Рональд за что-то и заслуживает награду, так это за ту роль невозмутимого оптимиста, которую играет сейчас.

– Каждый рад бы жить по заранее написанному им же самим сценарию, – пробубнила я.

– Но жизнь никогда не бывает организована так же правильно, как кино? – спросил Рональд беззаботно.

Я бросила на него хмурый взгляд и отвернулась к стенке.

И как мне теперь быть?

Понемногу я приходила в себя и уже могла достаточно ясно соображать. Если раньше эта обстановка и была декорациями, во всяком случае для меня, то теперь она стала реальностью. Перестав быть кукловодом, управляющим развитием этого представления, я сама переместилась на сцену. Но какая у меня роль, я не понимала. Что я должна сыграть теперь? Я была в растерянности. А может, и не нужно ничего играть? Может, нужно просто жить? Смириться с ситуацией?

Итак, разберёмся в ситуации. Меня, переводчицу сопровождающую голливудскую звезду мистера Шелтона, похитили вместе с ним и удерживают в лесной глуши опасные (я это знаю) преступники. Они требуют выкуп, и я должна помогать им вести переговоры с заграничным доверенным лицом мистера Шелтона. Получив деньги или их алмазный эквивалент, они отпустят нас на свободу. Скорее всего, опять накачают транквилизаторами и оставят в каком-нибудь заброшенном доме, чтобы, очнувшись, мы самостоятельно добрались до людей. Я бы во всяком случае так и сделала. Что будет дальше? Рональд вернётся к съёмкам фильма? Или поспешит покинуть эту безумную страну на своём прекрасном личном самолёте при первой возможности? Нужно уточнить.

– Рональд?

Он отвлёкся от пейзажа за окном, локтями упёрся в столешницу, голова опустилась на кулаки.

– Да?

– Когда нас отпустят, что ты будешь делать?

– Зашью датчик GPS себе под кожу, – смеётся он.

Смеётся заразительно, я тоже не могу сдержать улыбку.

– Ну а всё же? Сразу уедешь или продолжишь работу над фильмом?

– Если и продолжу, то уже в другом месте. У нас плотный график. Локации находятся в нескольких странах, следующая, например, в Азии, в храмах Ангкора. Ты слышала про него что-нибудь?

– Не знаю, – пробормотала я, погружённая в свои мысли.

– О, Лиз, они прекрасны. Как-то давно я побывал там, и с тех пор они не выходят у меня из головы. Эти огромные тысячелетние храмы, перепутанные корнями и лианами, все эти барельефы, древние статуи, ступени – всё это так красиво, что дух захватывает! Это круче, чем всё вместе взятые пирамиды! И я просто поражаюсь тому, как мало людей знает об их существовании. Я хочу рассказать миру об этом чуде света и уже очень давно планирую организовать там съёмки. Кажется, я наконец добился своего – переписал сценарий, чтобы иметь возможность снять в этих храмах некоторые сцены…

Я смотрела на него исподлобья, недоумевала над его энтузиазмом. Какие ещё, мать твою, храмы? Тебя похитили, очнись! И меня тоже…

– Нам пришлось, как обычно, получать кучу разрешений в различных комиссиях, – продолжал Рональд, не обращая внимания на выражение моего лица. – Существуют определённые договорённости с властями о времени проведения съёмок. Где-то будут перекрываться дороги, где-то закроются для посещения общественные места. Если мы задержимся в России, мы не уложимся в график и не сможем своевременно начать работу на следующих локациях. Всё очень сложно.

ну какого чёрта тебя сюда принесло?! ничего этого бы сейчас не происходило

– А зачем вообще понадобилось устраивать съёмки в России? У вас что, своих пещер не хватает? Или заварушки без злых русских недостойны внимания?

– Этот фильм, как и многие свои другие, я продюсирую сам. А у меня есть своя «фишка» – минимум компьютерной графики и максимум реальных локаций. Ненавижу павильонные съёмки, если есть возможность, всегда устраиваю их на настоящих объектах.

– Почему?

– Для меня пребывание в Голливуде – сплошное разочарование, мне в нём тесно. Там не осталось ничего живого, и я не ощущаю себя живым в этих павильонах. С другой стороны, я люблю путешествовать, люблю посещать новые интересные места, люблю рассказывать о них людям. Часто действия в моих фильмах разворачивается сразу в нескольких странах, плавно перетекает из одной в другую. Видишь ли, давно известно, что у зрителей возрастает интерес к фильму, если они знают, что съёмки проходили и в их стране тоже, и они с большим удовольствием покупают билеты. Как продюсер я не могу не заботиться о прибыли. Не только для себя, но и для студии и для всей команды. Но теперь, кажется, съёмки сорваны, и я просто не представляю, как нам уложиться в график. Скорее всего, придётся снимать оставшиеся сцены пещеры в павильонах…

Надо же. Я и не думала, что устроенное мной похищение так повлияет на съёмочный процесс. Я тогда вообще ни о чём не думала, кроме того, что хочу оказаться с этим мужчиной наедине. Чтоб ты сдох, Руслан! Спутал мне все карты! Вместо того чтобы очаровывать Рональда, я думаю совсем о других вещах! Не до романтики в этих условиях абсолютно. Сколько мне понадобится времени, чтобы прийти в себя? Сколько у меня есть времени чтобы добиться своей цели? Я же всё равно собираюсь это сделать, так? Собираюсь же?

Я смотрела на Рональда

сидит переживает за свои съёмки

и понимала, что мне не до него.

Понимала, что хочу домой. Хочу к Антону. Хочу всё ему рассказать. Пожаловаться на Руслана и остальных. Хочу вместе с ним составить план мести. Хочу смотреть, как он по очереди прицеливается в их мерзкие физиономии. У нас с ним одна беда на двоих – наши партнёры предали не одну меня, они предали нас обоих. А Рональд… Что Рональд? Одни фильмы в голове… У нас с Антоном общее прошлое. Такое количество разных событий, что хватило бы на несколько жизней. Он меня любит. Он меня понимает. Он мог бы меня защитить.

Я почти вижу, как Антон одной рукой поднимает Руслана за горло, ноги его отрываются от земли, он хрипит и закатывает глаза, и от этого зрелища мне становится очень хорошо. Как мы нужны сейчас друг другу, как никогда прежде! Я тут сижу похищенная, преданная, а у него мать умирает или уже… Сердце моё болезненно сжалось. Антон! Пожалуйста, найди меня, выпусти кишки этим ублюдкам и отвези меня домой! Мы всё переживём… вместе… как обычно…

– Пожалуйста, не плачь! – Рональд мягко ставит свой стакан на стол, его рука тянется ко мне, вытирает слезу с моей щеки.

– Я и не плачу! – упрямо говорю я и отворачиваюсь к стене.

что хочу, то и делаю! Буду плакать, если захочу! Не нравится смотреть на женские слёзы, иди спать. Тебе не понять! Заплатишь денег и вернёшься к своей жизни, поедешь там куда-то, а моя жизнь, между прочим, рухнула! Антон никогда не простит мне этого, ничто уже не будет так как раньше… И всё из-за тебя! И нечему тут улыбаться!

– Не смотри на меня так, пожалуйста. Этот упрёк в глазах убивает, – говорит Рональд нежно. – Я знаю, что виноват в том, что ты оказалась в такой ситуации. Я знаю, что тебе страшно. Я обещаю, что всё будет хорошо.

Молчу, глядя в пол.

– Я компенсирую тебе этот моральный ущерб, – наконец выдаёт он то, что наверняка уже давно вертится у него на языке.

– И сколько, по-твоему, стоят мои нервы? – спрашиваю я язвительно.

Глаза Рональда черствеют, но тут же сменяются виноватым выражением.

– Прости меня, пожалуйста. Не всё в мире можно измерить деньгами.

Я вздыхаю и вытираю нос. Вот именно.

– Но я что-нибудь обязательно придумаю! Я даже знаю что. Я покажу тебе, что такое настоящий страх. Я подвергну тебя таким ужасным испытаниям, что вся наша сегодняшняя ситуация покажется тебе просто смешной по сравнению с этим кошмаром! – он зловеще сверкает глазами.

– И что же это?

– Отвезу тебя в Диснейленд. Ты когда-нибудь каталась на русских горках?

– У нас они называются американскими.

Рот мой непроизвольно растягивается в широкой улыбке. Рональд, глядя на меня, тоже нервно улыбается, и в следующий момент мы начинаем смеяться так громко, что в окошке появляется чёрное пятно с удивлёнными денисовскими глазами.