bannerbannerbanner
Screenplay 1. Игроманка

Лиза Даль
Screenplay 1. Игроманка

10 ноября 2013г

Пора переходить к решительным действиям, старый баран только и может, что ходить вокруг да около.

Постучавшись, я вошла в кабинет. Захар Андреевич оторвал взгляд от монитора, и его лицо просияло.

– Лерочка!

– Я принесла документы на подпись.

Я подошла, присела на краешек стола рядом с ним, положила бумаги и, потянувшись через стол так, чтобы оказаться грудью на уровне его глаз, подала ручку. Десять тысяч лет практики стояло за этими жестами, и срабатывали они бесперебойно. Захар Андреевич положил руки мне на колени.

– Не перестаю восхищаться вашим очарованием.

Я взяла его ладони в свои и начала гипнотизировать его своим патентованным долгим взглядом из-под ресниц.

– Захар Андреевич, у нас ведь с вами командировка на следующей неделе.

– Да, я помню, в Хельсинки, – он нежно перебирал мои пальцы.

– И вот я подумала: может бронировать два отдельных номера для нас с вами – это неоправданное расточительство? – я улыбнулась мило и немного стеснительно. – Может, мы могли бы поберечь деньги компании и разместиться в одном?

14 ноября 2013г

Всё было не так уж плохо. То есть всё плохо, но не так уж. В общем как обычно.

Убедившись в том, что он спит, я аккуратно убрала ладонь с его груди и перевернулась на другой бок. Зевнула, разглядывая в полумраке гостиничного номера пустую бутылку шампанского и остатки ужина на столике. Форель была превосходна. Закрыла глаза.

3 декабря 2013г

Я сидела у себя в кабинете, находившемся по соседству с кабинетом моего начальника, и сосредоточенно составляла для него расписание. Оно получалось очень плотным. Давала о себе знать и предновогодняя суета, и старые дела, которые я намеренно откладывала когда-то, чтобы сейчас заткнуть ими все дыры в его графике. Промучившись пару часов, я удовлетворенно разглядывала результат своих трудов – у престарелого ловеласа и минутки на меня не найдётся в ближайшую неделю.

11 декабря 2013г

Захар Андреевич с ужасом взирал на накопившуюся за его отсутствие внушительную стопку бумаг, которую я пару секунд назад положила на стол перед его носом. Я сидела в кресле напротив и похотливо сжимала его ладонь.

– Нет, нет! – запротестовал он, вскочил с места и подошёл ко мне. Поднял на руки, уткнулся носом в шею, шумно вдохнул аромат моих волос. – Я слишком соскучился!

Поставил меня на пол, развернул спиной к себе. Руки его, искавшие застежку на платье, дрожали от нетерпения, но я решительно отодвинулась.

– Сначала документы! – сказала твёрдо, но тут же мягче добавила: – Пожалуйста! Меня дёргают со всех сторон, требуя твои подписи. Мне кое-как удалось договориться с начальником литейного цеха, он ни в какую не хотел начинать, не имея договора на руках.

Он тяжело дышал, раздувая ноздри.

– Объекты простаивают! – взмолилась я.

– Чтоб они все провалились!

Мой босс разъярённо взлохматил себе волосы и рухнул в кресло, подвинул бумаги. Схватил первый лист, начал читать, но тут же, плюнув, взял ручку и поставил подпись, не глядя. Та же участь постигла и оставшиеся документы, после чего мы переместились на диван.

прогресс есть, но этого мало

Через двадцать минут я вернулась к себе в кабинет и взялась за составление нового расписания для своего начальника.

20 декабря 2013г

Захар Андреевич торжественно объявил, что теперь у меня есть право подписи.

– Больше не лезь ко мне со своими дурацкими бумагами, – хрипел он мне в ухо, увлекая за собой к дивану.

Вот теперь я была довольна.

Мне часто снится один и тот же сон. Нет, он разный!.. но всё же один и тот же.

В нём я всегда ищу что-то, брожу по каким-то коридорам в самых разных зданиях, и не только в зданиях. Иногда декорации повторяются, и это оказывается тот же отель, что и в предыдущих снах, иногда это заброшенный дом или бывшая школа, здание какой-то фабрики, переулки в деревне, широкие проспекты и мосты мегаполиса. Иногда это подземка с непонятной схемой и кучей разноуровневых переходов, среди которых я блуждаю, выискивая что-то и одновременно убегая от кого-то. Иногда это лабиринты со стенами из какого-то мусора, вроде покорёженных листов железа и колёс от старых автомобилей. И иногда я нахожу то, что ищу. Какую-то дверь, может быть, какой-то ход или лаз, – всегда по-разному – и пересекаю черту, после чего большинство воспоминаний о сне стираются, остаётся только ощущение. Что-то непознанное, содержащееся за семью печатями и строго охраняющееся, что-то несомненно волшебное или опасное. Какая-то тайна.

Я вспомнила об этом сне, прогуливаясь по Петербургу. Странным образом его проспекты, улочки и переулки вплетаясь в мои мысли, напоминали мне этот сон, и на какой-то момент я забеспокоилась, а не сплю ли я в самом деле. Постояла, озираясь по сторонам, – вроде бы реальность, а вроде и нет. «Ну и ладно, – подумала я и побрела дальше, – объективной реальности ведь вообще не существует». Видимая реальность, как и замечательно её иллюстрирующий Петербург, со своей вычурностью помпезных фасадов и ободранной изнанкой подворотен, всегда раскрывается по-разному. То, какой она предстанет, зависит от угла обзора, от точки зрения смотрящего, и только.

Каким видит Петербург заезжая певица? Миллионы огней, приветствующих её на гастролях. Сказочный город с шикарными отелями, красивыми проспектами и разводными мостами. Каким видит его питерский бомж? Каменный склеп, заключивший его на самом дне человеческого существования, грязные помойки и полуночные крысы.

Кого видит в Антоне его мать? Своего бесконечно любимого единственного сына. Глядя на его лицо, она видит не только то, что оно ей показывает прямо сейчас, не только этого солидного мужчину с бычьей шеей. Она видит его орущим новорождённым, сосущим её грудь, его первые зубы. Видит его вымазанным зелёнкой от ветрянки, видит причёсанного первоклассника с букетом гладиолусов, прыщавого подростка, долговязого выпускника. Её надежда и опора, любовь всей жизни и единственный её смысл. Кого увидит в Антоне зарвавшийся должник, которого он вытаскивает за шкирку из своего багажника, чтобы швырнуть мордой в грязь на безлюдной ферме? Преследователь и мучитель, воплотившийся ночной кошмар, смерть в человеческом облике.

Кого видит во мне мой новый босс? Милый ангел-помощник, красивая женщина, с большими честными умными глазами, прекрасная нимфа, бросающая на него быстрые нежные взгляды. Кого видит во мне Антон? Своего отлично натасканного троянского коня, коварную обольстительницу, циничную мерзавку, полагающую, что она умнее всех. Своё оружие, своего партнёра, друга и свою постоянно ускользающую мечту. Кого вижу в себе я? Я уже давно отчаялась ответить себе на этот вопрос. Могу показать всё что угодно, но ничто из этого не будет мной. Я не знаю, кто я. И точка.

А объективной реальности, одной на всех, просто не существует. Она у каждого своя.

28 декабря 2013г

Мы всем нашим дружным коллективом собрались в небольшом уютном ночном клубе, арендованном для нашего новогоднего корпоратива.

На мне было потрясающее платье и дорогое колье – новогодние подарки моего любимого начальника – и, как и на всех присутствующих, красивая ажурная маска: я задумала праздник в виде карнавала, и на это были свои причины. Я и Захар Андреевич сидели рядом за столом для руководящего состава нашей компании, за которым разместились также главный бухгалтер Ирина Анатольевна, блёклая и сварливая, как и все главные бухгалтеры, и жизнерадостный захмелевший юрист Максим. Рука Захара Андреевича под столом лежала на моей коленке. Наши отношения уже давно перестали быть секретом для коллег, но на людях мы всё же вели себя официально. В принципе, мне нравился это праздник, который я сама же и устроила по заданию своего босса. Зажигательный ведущий, профессиональные артисты на сцене, интересная программа. Я смеялась и хлопала в ладоши вместе со всеми, Захар Андреевич не сводил с меня глаз.

Наконец, ведущий объявил, что наступила торжественная часть, и это означало, что сотрудники должны выйти на сцену и со словами благодарности обратиться к своему шефу, рассказывая, как замечательно им живётся под его чутким руководством, каких успехов и процветания желают они своей компании.

– Подождите! – вдруг выкрикнул юрист Максим. – У меня есть подарок для всех присутствующих!

Он улыбался, обнажая огромные, как штукатурные шпатели, зубы. Ведущий передал ему микрофон.

– Наша замечательная Лерочка организовала шикарный праздник, но, закрутившись в делах, совсем забыла про фотографа.

Я чуть не поперхнулась шампанским. Как же забыла, ага, я приложила все усилия к тому, чтобы фотографа на корпоративе не было. Но этот позёр, мать его, никогда не упустит возможности высунуться!

– Не все знают, но я увлекаюсь фотографией, – продолжал Максим с жеманством профессионального конферансье, – и сегодня я захватил с собой камеру, чтобы у всех присутствующих осталась память об этом замечательном вечере.

Он подмигнул мне, полез в свою сумку и извлёк на свет здоровенный фотоаппарат. Я похолодела, но продолжала улыбаться.

Сотрудники по очереди выходили на сцену, снимали маски и восхваляли Захара Андреевича, лесть лилась рекой, Максим делал фото с разных ракурсов.

– Твоя очередь, – хихикая, мой начальник легонько подтолкнул меня локтем.

– Захар Андреевич, – взмолилась я, – я так боюсь публичных выступлений! Даже в школе не могла стишок прочитать перед классом, не хочу позориться. И к тому же, – теперь я шептала ему в самое ухо, – я всегда могу поздравить тебя лично. У меня забронирован люкс, мой тебе подарок, – жарко закончила я, сжимая под столом его коленку.

Это его вполне устроило, он отстал от меня и пошёл ответно поздравлять сотрудников, читать наставления на будущий год.

– А теперь, общая фотография! – Максим приглашал всех на сцену, я же сделала вид, что меня что-то очень заинтересовало в моём телефоне, и проигнорировала его.

 

– Валерия Михайловна! – выкрикнули со сцены. – Пожалуйте к нам!

– Ой, нет-нет! – замахала я руками. – Не люблю фотографироваться.

– Вы станете украшением этого фото! – снова выкрикнул кто-то.

Ничего не поделаешь, я не могла больше сопротивляться и присоединилась к толпе сотрудников. С меня сняли маску и поставили в первый ряд.

После обязательной торжественной части объявили дискотеку, я же под предлогом подышать сбежала на улицу и достала телефон.

– Антон, у меня проблемы, – коротко описала ситуацию, дала наводки и вдруг вспомнила: – И забронируйте мне люкс на сегодня. Любой свободный.

30 декабря 2013г

– …и тогда, – ревела Аллочка, секретарша, – он просто взял и ушёл! А-а-а-а….

Я протянула ей пачку салфеток, по одной доставать уже надоело.

В каждом – это не шутка – в каждом офисе находится такая вот дура, которая думает, что её убогие отношения с её убогим бойфрендом интересуют кого-то помимо неё самой. Часами может живописать в красках, что именно случилось между ними вчера или на прошлой неделе.

И что удивительно, находятся ещё большие дуры, которые слушают. Заняться, что ли, нечем? Мне всегда есть чем заняться, но иногда я позволяю ей вот так сидеть в моем кабинете и лить слезы по своим высоким, несомненно, отношениям. И другим тоже позволяю, мы ведь дружный коллектив.

– Подонок, – вздохнула я.

– Нет, ты не понимаешь, он хороший, просто…

Почему-то у меня уже давно не получается относиться к ним как к реальным людям. Что это? Безвозвратно утраченное чувство эмпатии? Мои зеркальные нейроны атрофировались?

Для меня все окружающие представляют собой нечто вроде мультиков или игрушек, и я именно так к ним и отношусь. Именно так я их и вижу – со всей их мультяшной плоскостью, с игрушечными проблемами и с игрушечными трагедиями. С трагедиями, раздуваемыми из пустого места, из единственного ничего не значащего пикселя, специально для того, чтобы почувствовать себя живыми, дотянуться своими ни на что не годными мультяшными эмоциями до настоящего мира.

С примёрзшей к лицу улыбкой или с миной, призванной выразить участие, я слушаю их и киваю. Смеюсь или возмущаюсь вместе с ними, когда они ждут от меня этого. Терплю их лишь по одной причине – они должны доверять мне. Всецело, безоговорочно. И я становлюсь для них всем этим – подружкой для одной, мамочкой для другого, любовницей для третьего и просто душевным собеседником для всех остальных. Слушаю про бойфрендов, про мужей, про детей, свекровей, тёщ. Про парикмахеров и начальников. Про всё. Как бы ни тяготило меня их общество, я терплю его, убеждая себя, что это работа, а работа она всегда такая – требующая смирения. И я смиренно вникаю в истории из их ограниченных жизней, посвящаюсь в их проблемы, дурацкие настолько, что я просто диву даюсь, насколько тупа и незамысловата жизнь большинства.

Часто мне кажется, что они всё это не всерьёз, просто дурачатся, кривляются, разыгрывают комедию, но я смотрю в их лица и понимаю – нет, всё действительно очень серьёзно. Это очень, очень серьёзная болезнь современного общества – принимать сыплющееся на тебя дерьмо и называть это жизнью. Я могла бы сказать им: эй, придурки, хватит жрать помои! Вкус к хорошей еде прививает хорошая еда. А если вы с благодарностью подставляете свои рты под чужие задницы, то нечего и удивляться тому смраду, которым затянуты ваши миры. Не говорила, зная по опыту, что никто меня слушать не будет. Тот, кто действительно хочет что-то изменить, просто идёт и меняет. Как? Молча. Тот, кто жалуется, менять ничего не собирается, просто хочет найти свободную жилетку, схватить за пуговицу, залить соплями, выплеснуть наружу часть переполняющего, изнутри распирающего дерьма. Поделиться тем, чего не жалко и что уже не лезет.

– Конечно, он вернётся, – выдала я наконец то, чего она от меня добивалась, придвинула к себе ежедневник, сделала вид, что занята чрезвычайно, и Аллочка, рассыпавшись в благодарностях, вышла из кабинета. Всё же надолго меня никогда не хватает.

Наверное, мне лучше других удаётся навешивать на себя эту маску заинтересованности, потому что именно ко мне они липнут со своими проблемами особенно усердно. Может, не стоит так уж стараться быть безупречной во всём, может, снизить градус правдоподобности? Я не испытываю к ним жалости, не могу, ведь они не голодающие дети Африки, а взрослые люди. Если они ноют по своим жизням, то видимо это должно означать только одно – им это нужно. Но в какой-то мере я понимаю их, ведь раньше и я сама жила в этом игрушечном мире, соответствовала его требованиям, подчинялась его законам до тех пор, пока не создала для себя свой собственный мир. Настоящий.

Вчера у всех был похмельный выходной после корпоратива, но сегодня наступил последний перед праздниками рабочий день.

Я, по телефону заговаривая зубы очередному подрядчику, шла по коридору нашего офиса, как вдруг налетела на внезапно вышедшего из кабинета Максима.

– Оу, что это с тобой? – я опустила телефон и уставилась на его лицо. Бровь рассечена, под глазом лиловый синяк.

– Меня ограбили, – пожал он плечами, как будто сам до конца не верил в произошедшее.

– Как? – я профессионально изобразила ужас на своём лице.

– Напали в подъезде после корпоратива, – вздохнул Максим. – Всё забрали, кошелёк, цепочку, часы, даже ботинки сняли. Очнулся босой.

– Вот ведь сволочи! – негодовала я

– И не говори, – он нахмурился. – Больше всего, конечно, жалко камеру.. Фотки с корпоратива, видео. Память всё-таки. Там на флешке ещё с отпуска записи были…

12 января 2013г

Я поджидала Захара Андреевича в его кабинете и бросилась ему на шею, едва он переступил порог.

– Я так скучала! – мои глаза блестели от счастья. Видит бог, я старалась.

– Я тоже скучал, Лерочка! – жарко шептал он: – Моя девочка, моя лапочка, моя-моя-моя, – бубнил, расстёгивая на мне блузку трясущимися пальцами.

Захар Андреевич провёл новогодние каникулы с семьёй в Европе и сейчас вернулся изголодавшийся.

Когда всё закончилось, мы улеглись, обнявшись, на диване, он гладил мои волосы и молчал, задумчиво рассматривал моё бедро.

– Что-то не так, милый? – спросила я проникновенно.

– Знаешь, этот отпуск позволил мне понять одну вещь, – тихо сказал он и снова замолчал. Кустистые брови сдвинулись.

– И что же?

– Я живу неправильно, мы все живём неправильно! Я от тебя без ума, ты ко мне тоже неравнодушна, я вижу, как ты на меня смотришь, чувствую, как обнимаешь, с какой нежностью, но каждый вечер мы с тобой прощаемся, и я еду домой, к другой женщине. Мне надоели эти случки на диване, я устал притворяться! Я схожу с ума! – он замолчал, но отчаяние его эхом металось в тишине.

Я ободряюще сжала его руку и поцеловала в плечо. Это придало ему сил, и он добавил:

– Я принял решение, и единственное, о чём я мечтаю, чтобы ты его поддержала.

Я уже понимала, к чему он клонит, и затаила дыхание в ожидании продолжения, но из проклятого страдальца всё нужно было клещами вытягивать.

– Ты же знаешь, милый, я поддержу любое твоё решение.

– Я развожусь, – выдохнул он и замер, в ожидании моей реакции.

Я села, взяла его лицо в свои руки и заглянула ему в глаза.

– Что ты сказал? – взгляд мой был полон любви и нежности. И надежды.

– Да, развожусь, – повторил он уверенно. – Ты очаровала меня с первого взгляда, но я даже не смел надеяться на взаимность. Но сейчас, когда я вижу, как ты ко мне относишься, – он покачал головой, – я просто не могу поступить иначе. Я должен делать тебя счастливой.

Конечно, я и не сомневаюсь в том, что в первую очередь он заботится обо мне.

Солодов взял мои ладони и начал покрывать их нежными поцелуями.

надо же. Я всё-таки сделала это?

– Ты уверен, милый? – я перехватила инициативу с поцелуями и в свою очередь прижалась губами к его ладоням. – Ты уверен, что не поторопился?

– Конечно, поторопился, – улыбнулся он, – но в моём возрасте как раз и нужно торопиться с решениями. У нас осталось не так много времени.

– Не говори так! – ужаснулась я. – У нас впереди ещё очень-очень много времени!

Он расцветал на глазах.

– Это значит, ты согласна?

– Согласна на что? – хитро улыбалась я.

Он легонько шлёпнул меня по голому заду.

– Не прикидывайся!

– И где же кольцо? – я деловито вытянула шею.

– Сначала разведусь, – нахмурился Захар Андреевич, – и будет тебе кольцо.

Он встал, натянул свои смешные семейники и прошёлся по кабинету.

– Кроме того, нужно уладить дела.

– Уладить дела? Какие дела?

– Я продаю компанию

– Как? – опешила я вполне искренне.

– Я устал. Фирма набрала обороты, слишком разрослась, я уже не справляюсь, сыну она неинтересна, у парня свои планы, бренчит целыми днями на гитаре и слышать ни о чём другом не желает. Я продам компанию за очень хорошие деньги, часть отдам жене и сыну, а оставшегося нам с тобой хватит за глаза, уж поверь.

– Верю, – я и не думала сопротивляться. Но мысли суматошно, как безголовые курицы, носились в голове.

Захар Андреевич подошёл ко мне и присел рядом, взял меня за руку.

– Меня достали эти вечные командировки – послезавтра я опять улетаю. Меня достал этот город, шум, суета. И вот о чём я мечтаю – я хочу уехать. Я присмотрел симпатичное местечко на юге Испании, хочу жить там с тобой, хочу завести собаку, и не только собаку, – он пронзительно смотрел мне в глаза, – хочу начать всё сначала. Ты понимаешь?

Я понимала. Он провёл рукой по моей щеке.

– Скажи, что тоже хочешь этого.

– Звучит замечательно!

– Обожаю твои родинки, готов любоваться ими вечно.

Я дотянулась губами до его пальцев, помолчала немного.

– Присмотрел местечко? – улыбнулась я хитро. – Значит, ты не сегодня всё это придумал?

– Нет, не сегодня.

– Но документы на продажу фирмы ты ещё не подготовил?

– Ещё нет. Я бы хотел попросить тебя помочь мне с этим.

Когда загоняешь настолько крупного зверя, нужно быть готовой к любым сюрпризам, но такое! Зверь сам вдруг остановился, развернулся, подошёл к охотнику вплотную и наделся брюхом на выставленное вперёд копьё!

– Конечно. Займусь этим прямо сейчас! – мой счастливый голос был полон энтузиазма.

А некоторые готовые документы уже лежали в моем сейфе, кроме того, на нужных бумагах уже стояли его подписи.

Вечером того же дня, уже в своей съёмной квартире я заварила чай и набрала номер Антона.

– Поздравь меня, я выхожу замуж.

На том конце расхохотались. Антон на громкой, и меня слушали все остальные.

– Что?! – процедил он.

Когда он начинает вот так разговаривать – сдержанно, холодно, я тут же понимаю, что он в бешенстве. Ха-ха! И почему же на этот раз? Неужели потому, что Елизавета Премудрая снова обскакала его, Антона великого и ужасного?

Он действует грубо, я действую изящно, он делает упор на силу, я – на хитрость, лучший его союзник – человеческий страх, мой – человеческая глупость. Мы всегда занимаемся разными объектами, но и всегда помогаем друг другу. Мне часто требуются его связи или ассистирование во время операций, ему мои консультации по поводу той или иной личности. Я быстро нахожу слабые стороны, а значит, и методы воздействия. Но ему, бедняге, невыносима мысль о том, что я соблазняю кого-то. Может быть, сплю с кем-то, пока он там мечется по Норе и тоскует в окошко долгими зимними вечерами.

Сам виноват. Если бы он решился прямо заговорить со мной, я бы объяснила в возможно более мягкой форме, что у нас ничего не получится, но он же делает всё исподтишка, пытается манипулировать мной. Я же этого больше не позволяю. Ни ему, ни кому бы то ни было ещё. Я уже давно не та, что раньше. Я уже выпотрошила из своей личности ту мягкую благодатную почву, в которую манипуляторы сажали свои ядовитые цветы. Не осталось ни чувств, ни переживаний, ни наивности, ни веры. Всё, что мешало и могло уничтожить меня, пришлось удалить, вырезать, как убивающую организм раковую опухоль. Навырезала из себя столько всего, так себя издырявила и искромсала, что стала похожа на снежинку, ощетинившуюся острыми ледяными гранями. Чистыми, твёрдыми, мёртвыми гранями, непригодными для дьявольских семян манипуляторов.

Но Антон, однако, не сдаётся. Я на него не обижаюсь – это он не со зла. Это он по глупости. Он ведь уверен, что мы можем быть вместе, и всячески стремится меня к этому склонить. Смотреть на его метания так же невыносимо, как и на слёзы золотистого ретривера, поэтому я и не смотрю, не фокусируюсь на нём. Не замечаю специально. Так уж вышло, что я несгибаемая, как бревно, а мой скептицизм ещё крепче.

– Опять замуж? За Солодова? – изумился Руслан

– Слушай-ка! – хохотнул Денис. – Да он же чёртов каменный истукан острова Пасхи! Как тебе удалось?

 

– Да хоть реинкарнация да Винчи! – хмыкнула я. – Это не имеет значения.

– При чём здесь он?

– Самый знаменитый девственник в истории. Вы разве не знаете?

– Хватит умничать! – рыкнул Антон.

– Что ты с ними такого вытворяешь, крошка? – не унимался Руслан.

– Тебе не светит, успокойся.

– Как знать. Может, однажды и я разбогатею, и ты вцепишься в меня своими жадными коготками…

– Пасть захлопни, Леонардо недовинченный! – вызверился на него Антон.

– Не ссорьтесь, мальчики, – зевнула я. – Руслан, ты мне не интересен, как пациент, тебя уже ничего не спасёт. А вот Захар Андреевич получил хорошую прививку от бешенства. И, кажется, я снова сделала вклад в светлое будущее нашего общества. «Престарелым астматикам не следует пускаться во все тяжкие, бросать своих жён и халатно относиться к работе» – добавьте эти пункты в мою энциклопедию нравственности.

– Бессовестная растлительница! – попенял Денис. – Даже культурная столица подверглась твоему губительному влиянию!

– Все люди – животные. Разница между москвичами и питерцами только в том, что одни нагло ссут в подъездах, а другие стыдливо мочатся в парадных.

На том конце раздалось сдавленное похрюкивание.

– Кончайте ржать, у нас возникли нюансы. Нужно ускориться. – Я тоже переключилась на громкую, взяла чашку с чаем и изложила суть дела.

– Покупатели уже готовы, – ледяным тоном заверил меня Антон в конце разговора.

24 января 2013г

…Сыр выпал – с ним была плутовка такова. Это была долгая игра, филигранная работа, но оно того стоило – цель многократно оправдала затраченные средства.

Каждый раз следя за их агоническими метаниями, я вспоминаю старую оперу, в которой один выстрелил в другого, а тот, вместо того чтобы упасть и сдохнуть, хватается за сердце и приступает к надрывной арии. Ходит, шатаясь, по сцене, долго и громко поёт. Да упади и сдохни ты уже! Зрителям неинтересно, да и тебя никто не спасёт, никто не поможет! Никакая полиция, никакой ОБЭП, всё куплено, всё проплачено, и в первую очередь из твоих же средств, идиот.

Но тем не менее. На стол начальника питерского УВД легло заявление о мошенничестве. Владелец строительной компании Солодов З. А. утверждал, что стал жертвой мошенников, ограбивших его предприятие. Он обвинял в этом владельцев двух конкурирующих с ним фирм. По версии Захара Андреевича, они вели за ним слежку, разместили подслушивающие устройства в его офисе и подкупили персонал банка, чтобы обчистить его счета, а также пользовались поддельными документами. Но проведённая по этим пунктам проверка не нашла ни одной улики, свидетельствующей против названных лиц. Экспертиза показала, что на спорных документах расписался именно Солодов и печать, стоящая на них, тоже принадлежит самой ограбленной фирме.

В круг подозреваемых попали сотрудники фирмы и близкие родственники. И тут виновник, вернее виновница, был обнаружен сразу. Выяснилось, что бесследно исчезла помощница Солодова, не только его доверенное лицо, знавшее о каждом шаге своего босса, но ещё и его любовница. Когда настал удачный момент и Солодов на несколько дней уехал из города, она перевела деньги со всех счетов на свой собственный, открытый под другим именем, с молниеносной скоростью продала несколько принадлежавших фирме зданий в центре города и бесследно исчезла.

Девушка была объявлена в розыск. Не нашлось ни одной фотографии Валерии, но по показаниям сотрудников фирмы и их детальным описаниям был составлен фоторобот мошенницы. Эксперты тщательно обследовали каждую поверхность, каждый предмет в офисе и квартире Валерии Добровольской, но им не удалось найти ни единого отпечатка пальца, всё было идеально вытерто.

В розыск по всей стране, а уж тем более на российских таможнях, была объявлена девушка двадцати пяти – двадцати семи лет, среднего роста, стройная, блондинка с длинными волосами и карими глазами. Особая примета – три маленькие родинки на левой щеке.

Рейтинг@Mail.ru