Лиза Бетт
Я тебя у него украду

Пролог

Звонок в дверь надрывается, и я торопливо запахиваю шелковый халат с замиранием сердца шагая к выходу. Неужели, он что-то забыл?

Касаюсь дверной ручки и, даже не посмотрев кто пришел, поворачиваю защелку, выглядывая в появившуюся щель.

– Пашка? – толкаю дверь в подъезд и впускаю в квартиру нежданного гостя. – Ты…?

Отступаю, когда Суворов входит в квартиру и прислоняется к стене у входа. В его руке початая бутылка дениэлса, и в зубах незажжённая сигарета.

– А кого ты ждала? – спрашивает заплетающимся языком, а потом словно опомнившись оглядывает меня с ног до головы, а мне хочется прикрыться, хотя черный шелк совершенно точно прикрывает все мое тело от шеи до середины бедра, но все же под его пронизывающим взором я чувствую себя голой. – Марка?

Морщусь, когда носа касается запах алкоголя и протискиваюсь мимо коллеги по работе чтобы закрыть дверь в подъезд, иначе назавтра все соседки будут в курсе что ко мне за вечер приходили два мужика.

– Ты зачем пришел? На часы смотрел? – как только замок защелкивается отступаю, вставая напротив гостя. Не знаю, что делать. Предложить ему войти? Выпроводить? Наверно второй вариант был бы лучшим, сейчас первый час ночи, а завтра на работу. Не лучшее время для гостей. – Паш?

Мой собеседник отлипает от стены и будто очнувшись тычет в мою сторону пальцем.

– Решил в гости зайти. А что нельзя?

Он в стельку пьян, это видно по стеклянному взгляду, невнятной речи и слегка косым движениям. Стягивает с ног черные туфли, и делает ко мне шаг, но запинается о стоящую у входа обувь и заваливается на меня, я едва успеваю поймать тушу в девяносто кило и сто восемьдесят роста.

– Слушай, не говори только, что ты за рулем в таком виде ехал…

Ставлю Пашку вертикально, он пошатывается и позволяет поддержать его, подталкивая к стене спиной. Забираю из его рук бухло и, а из зубов сигарету, пока в его дурной голове не мелькнула мысль, что ее надо раскурить.

– А тебе-то что, если так? – с тоской провожает взглядом бутылку, а потом опомнившись тянется к ней и я отступаю, не позволяя схватить алкоголь. – Отдай, это моё…

– Боже мой, ну ты и алкаш! Иди давай в гостиную, я чаю тебе пока крепкого налью.

Указываю Суворову в сторону дивана и тот отрицательно мотает головой и идет за мной на кухню. Включаю свет и помещение озаряется белым. Киваю в сторону стеклянного стола с молочной столешницей и Пашка падает на стул у стены и откидывается на спинку, а я ставлю на стол бутылку и сигарету рядом кладу, а потом прохожу к чайнику и, проверив сколько в нем воды, включаю кнопочку.

Поворачиваюсь к гостю и скрещиваю руки на груди, глядя на затуманенное задумчивостью лицо. Хотя задумчиво оно лишь наполовину, скорее пьяное.

– Ну давай, рассказывай, – выжидательно смотрю на собеседника и чувствую, как глаза слипаются. Спать хочется безумно, но ведь с этим надо что-то делать. – Чего нажрался?

– А что нужен повод? – вальяжно откидывается на стену, кладя одну руку на спинку стула, вторую на столешницу. В его взгляде все тот же туман, только вот мне все равно кажется, что он сканером по мне скользит. И запоминает каждую черточку. Все-таки зря я не надела под халат пижаму. Хотела спать голой, уже улеглась, но звонок в дверь спутал все карты.

– Обычно да, – отвечаю резко и поворачиваюсь к столу, потому что чайник вскипел и можно налить наконец кофе, чтобы не так тянуло спать. – Достаю из шкафа две чашки и со стуком ставлю на столешницу, а потом привстаю на цыпочки, чтобы достать кофе, но не успеваю ухватить банку, мужская рука смыкается на ней. Хочу отступить, он слишком нагло вторгся в мое личное пространство, но вдруг понимаю, что Пашка оперся на столешницу сбоку и мне не выбраться из его хватки.

Обхватываю его кисть, чтобы отвести от стола, но Суворов не позволяет этого сделать и ставя на стол банку опускает вторую руку мне на талию, подчеркивая свои намеренья.

– Трахалась с ним сегодня? – шепчет в шею, и я каменею. Тело как струна натягивается, хочется сбросить с себя чужие прикосновения, оттолкнуть, ударить за наглость, но я настолько растерялась что не сразу понимаю, что сделать сначала.

– Руки убери и отойди… – цежу сквозь зубы, но Пашка будто не слышит предостережения в моем голосе и еще сильнее стискивает талию уже обеими руками и притягивает меня к своей груди.

– Зачем, Ир… – вопрос звучит не как вопрос, а как сожаление. Он вдыхает аромат моих волос и замирает, не разжимая рук. А я все такая же каменная не могу пошевелиться. – Зачем с ним?

– Паш, убери руки от меня.

Голос срывается, в нем отчетливо проскальзывают металлические нотки, но Суворову плевать. Он пьян.

Разворачивает меня к себе лицом одним рывком и обхватывает шею рукой. Губы обдает запахом алкоголя и сигарет, и я вскидываю испуганный взгляд, натыкаясь на его затуманенный.

– Красивая ты, сука. Непонятно только, почему не ценишь себя и позволяешь использовать…

– Убери свои руки, – ударяю по запястью, и он выпускает шею из хватки и снова обхватывает талию. – И никто меня не использует, ясно? И вообще если ты сейчас же не уберешься из моего дома я позвоню Марку и расскажу ему…

Эти слова как красная тряпка для быка, но понимаю это слишком поздно. Пашка сминает халат на моей талии и рычит яростно.

– Марку похуй что сейчас происходит на этой кухне, даже если я разложу и трахну тебя на этом столе он слова не скажет, потому что ему на тебя плевать!

Эти слова режут как лезвие, кажется, будто я сделала вдох, и оно полоснуло внутри. Ударяю. Щека Суворова начинает краснеть, а он стискивает зубы, но молчит. Будто ловит кайф от этого ощущения.

– Руки убери и вон из моей квартиры! – указываю на дверь, но Пашка не обращает внимания на мои попытки. Глазеет прямо в разъяренное лицо с очень странным выражением. Боли? Сожаления? Нежности?

– Ты не сможешь его переделать, – обхватывает мое лицо руками и поглаживает скулы, а у меня внутри все переворачивается от ненависти.

– Он вообще-то твой друг! – огрызаюсь сердито, и Суворов вздыхает и качает головой.

– Только это и сдерживает меня сейчас…

Глава 1

Чайник вскипел, кнопка на нем отжалась, и шелест пара прекратился, но я все никак не могу вынырнуть из тупого оцепенения и стою, глядя в стену.

Я больше не приеду…

Он вроде говорил это спокойно без издевки, а звучало будто на меня надели наушники и врубили тяжелый рок на полную.

Не приеду…

Сотню раз запрещала себе придавать значение нашим встречам, но ведь дура наивная верила, что рано или поздно он влюбится.

Все глупые дуры допускают те же ошибки, когда влюбляются в бабников – думают, те исправятся. И я туда же.

Никаких проблем же?

Нет, никаких.

Ответила тогда, натягивая на лицо непроницаемую маску, но кто же знал, что внутри у меня начинается агония. Я уже тогда все поняла, когда он пришел и в миллионный раз отказался от кофе и вина. Просто прошел в спальню и начал раздеваться.

Как будто зачет по физре собрался сдавать – с таким же равнодушным автоматизмом.

Меня затошнило.

Опускаю взгляд на чайник и понимаю, что аппетита нет совсем, да и чаю не хочется. Слишком мало градусов.

Подхожу к холодильнику и достаю бутылку красного, что выбрала на случай, если его ответ все же будет положительным. Иронично.

Разбитое сердце и один бокал вина с кровью. Боже, как хочется нажраться.

Откупорила бутылку и налила себе, но пить так и не стала. Поставила со стуком на стол и подпрыгнула на месте, когда раздался звонок в дверь.

Передумал…

Срываюсь с места, с надеждой щелкаю замком и открываю дверь, но замираю, когда вижу на пороге совсем не того человека, которому следовало бы тут быть. Хотя, о чем я, Марк же ничего не обещал…

– Ты?

– Что, не рада? Становишься предсказуемой… – Суворов протискивается мимо меня и, не дождавшись никакой реакции, защелкивает замок на двери и стягивает с широких плеч полупальто. Прихожая наполняется терпким ароматом цитруса с нотками сандала. Туфли оставляет на коврике у входа и недовольно подметив, что я так и не удосужилась ни ответить, ни вообще как-то прокомментировать его приход, разворачивает меня лицом к кухне и легонько подталкивает, шагая рядом.

– Зачем пришел, позлорадствовать? – отмираю, когда входим в тесное помещение. Тут почти темно, лишь подсветка у подвесных шкафов светится, но этого хватает, чтобы различить окружающие предметы.

– Слишком очевидно? – Пашка берет приготовленный мной бокал и отпивает, а потом как опытный сомелье прикрывает глаза и с точностью выдает описание напитка, которое я ранее вычитала в интернете. – Для него покупала?

– Заткнись, – отбрасываю приличия и забираю бокал, будто он пьет что-то не предназначенное для него. Выпиваю залпом, ставлю со стуком, а Суворов доливает, только теперь гораздо больше до самых краев и я снова цепляю тару. – Оставь свои догадки при себе.

– Надо же заполнить чем-то эту тишину… – поворачивается ко мне спиной и достает из шкафа чашки. Хмурюсь, размышляя, откуда он знает где что лежит, и на ум приходит тот его визит несколько месяцев назад, когда он пришел в стельку пьяный. Запомнил? Вероятнее всего, потому что больше Суворов у меня в гостях ни разу не был. – Не будем же мы молчать.

– Тебе что надо, Паш? Он тебя подослал? Или у вас мужиков так это работает, один бросил и второй на смену пришел? – слова звучат горько, и я готова проглотить язык за о что произнесла все это вслух, но слишком поздно что-то менять. Широкая спина напрягается, но собеседник не отвечает, продолжая методично наливать себе чай. – Только ты не думай, что все так просто будет, я не трахаюсь без любви, так что можешь засунуть в жопу свои попытки приударить.

Если бы мои слова слышала мама, она заставила бы меня вымыть рот с мылом и просить прощения у гостя, что было бы справедливо, ведь так по-хамски я никогда в жизни не разговаривала. Но сегодня можно. Сегодня черный день.

– Только не молчи, из-за тебя я чувствую себя последней стервой, – запоздалый укол совести не позволяет замолчать. Пашка же не виноват, что я наивная дура.

– Ты и есть стерва, Журавлева. Самая настоящая.

Цепляет со стола чашку, которую себе налил, разворачивается и садится за стол, на краешке которого я сижу. Поднимает взгляд, намекая чтобы встала с места, но вместо этого я начинаю творить беспредел, иначе не назовешь.

Может, вино ударило в голову, может крыша съехала окончательно.

Забираю у него чашку и оставляю на столешницу, и медленно, глядя прямо в золотисто-карие глаза, седлаю Пашкины колени, наплевав что полы халата расходятся, и он может увидеть то, что ему не предназначено.

Суворов напрягается, его руки опущены вдоль туловища, он не делает попыток облапать, и это еще больше бесит. Опускаю кисти на его плечи и скольжу ими вверх, зарываясь пальцами в темные волосы на затылке. Почти такие же темные как у этой сволочи, что бросила меня сегодня вечером. В горле появляется ком.

– Что ты делаешь?

Он с шумом втягивает в легкие воздух, когда качнула бедрами и потерлась о его член сквозь ширинку. К слову сказать он либо огромный, либо уже стоит. Либо и то и другое.

– Ты разве не для этого здесь? – томно прошептала, наклоняясь к уху. Намеренно медленно потерлась грудью о его каменный торс и коснулась губами мочки уха.

Сильные руки все так же расслабленно свисают по бокам. Не касается.

– Я сам еще не понял, зачем пришел… – отвечает сдавленно, когда скольжу руками вниз, касаюсь вязанной водолазки, прохожусь по широкой груди, спускаюсь к талии и ныряю руками под край кофты, касаясь стальной, буквально звенящей от напряжения кожи. – Но явно не за этим.

Обхватывает мои кисти и, не позволяя коснуться себя больше, заводит мне за спину, и я утыкаюсь в его грудь своей, но голову отвожу, потому что не хочу касаться чужих губ. Губы слишком интимно.

– Ты же возненавидишь меня еще больше если сейчас трахну тебя Журавлева. Я могу, – сглатывает, – и не спорю, хочу. Но ты сейчас неадекват, сама не понимаешь, что творишь да?

Вглядывается в мои глаза и тут же читает в них ответ.

Пошел ты.

Улыбается.

– Хочешь трахнуться, давай, только учти мне одного раза будет мало, а ты на большее не способна, потому что тебе нужен не акт, а сама цель стереть со своего тела чужие прикосновения. Только вот их не с тела стирать надо, а из головы, а для этого нужно нечто большее чем ебля на кухонном столе.

– Я ненавижу тебя, сволочь! – дернулась в его хватке, тщетно. Так же тесно прижата, будто впаяна в его тело. – Ты никогда его не заменишь…

– Я и не собираюсь, – выдерживает прямой взгляд, а мне хочется отвести свой, но что-то в глубине янтарных глаз не позволяет прервать контакт.

– Тогда зачем пришел? – переспрашиваю, взгляд вдруг становится тяжелым усталым, как и сердце, которое вдруг начинает весить тонну и глухо бухает в груди.

– Компанию тебе составить, – улыбается так просто и тепло, что в груди щемит. – Могу уйти, только попроси…

Разжимает руки, и у меня больше нет необходимости сидеть на его коленях. Нет нужды его касаться. Суворов в два счета меня прочел и разгадал. Опускаю руки и глаза вниз.

– Я боюсь остаться одна, вдруг начну ему писать…

Надо спасать остатки гордости, но это так сложно, когда внутри кошки уже проскребли проход в Нарнию, и слезы душат. А эта сволочь кареглазая так сочувственно смотрит в мое лицо.

– Хочешь водки? – вдруг спрашивает, и я фыркаю и начинаю смеяться сама не понимая почему.

– Нет, ты что дурак, меня же унесет с неё! – толкаю широкую грудь и ловлю насмешливый взгляд Суворова. – И у меня ее, кстати, нет.

– Одевайся, сходим что ли в магаз, – ссаживает меня со своих колен на стол, сжимая бедра чуть дольше чем требуется. – Раз нет водки, придется купить.

– Хочешь, можешь вино допить… – непринужденность во взгляде затухает и сменяется скорбью. – Я не хочу его пить.

– И я не хочу, – обхватывает лицо ладонями и чмокает меня в лоб, что одновременно сбивает с толку и наполняет странным теплом. – Иди штаны натягивай, иначе с голым задом потащу на улицу.

Спорить нет сил и желания, и я срываюсь с места и скрываюсь в спальне, чтобы одеться и выполнить наконец-то мечту этого вечера. Нажраться.

Глава 2

Вхожу в гостиную, где ждет Пашка, и тот на секунду зависает.

– Эм… готова? – окидывает меня чисто по-мужски. Не нарочито заинтересованно, но с ноткой интереса, и я мысленно радуюсь, что выбрала верное шмотье. Черные кожаные скинни, чтобы влезть в них мне понадобилось пару лишних занятий в тренажерке, но зато я уверена, что зад в них зачетный. Серый пушистый свитер с Енотом – дурацкий принт, но такой забавный, что решила оставить. И курточка из черной кожи. – Шапка?

Протягиваю вверх руку с оной и Пашка довольно кивает.

В прихожей он надевает полупальто, и я невольно зависаю, глядя на его мощный силуэт. Суворова природа наградила охренительными данными и при своем росте в сто восемьдесят он весит по прикидкам около девяносто, потому что плечи широченные на контрасте с узкими бедрами – гремучая смесь.

Не удивительно что бабы на него вешаются.

Удивительно только, что он забыл в квартире бывшей девушки своего друга.

– Шапка? – передразниваю его, и он возвращает мне ехидную улыбку и, забрав из моих рук вязаную вещь, надевает мне на голову, а потом дергает отворот натягивая мне на глаза.

– Надел.

Толкаю его, и мы вываливаемся из квартиры. Я – неловко поправляя головной убор, он – посмеиваясь и звякая ключами, которые сдернул с моего гвоздика. Закрывает замок и по-хозяйски кладет связку в карман, но я не возражаю. Мне вообще плевать что происходит, я лишь пытаюсь поймать момент и не чувствовать той ноющей тоски что скребет внутри. С Пашкой – получается.

– Куда пойдем? Есть у тебя поблизости алкомаркет? – жмет кнопку лифта и встает рядом, глядя на меня сверху вниз. Я в сапожках на плоском ходу и прилично ниже его. Странно. На работе, когда я оказывалась рядом с Суворовым, он не казался мне таким огромным, но может дело в том, что на работе я на каблуках хожу?

– Через два дома есть, либо можно в ночнике взять, но там вдруг палёная…

Вхожу в лифт и Пашка ступает следом, нажимая кнопку первого этажа. Спускаемся и в районе пятого свет в кабине гаснет, но тут же зажигается, и после легкого толчка все нормализуется.

– Часто такое? – Пашка пробегает взглядом по потолку – в зеленой крышке вырезаны лампочки-звездочки, которые светятся.

– Нет, сегодня впервые на моей памяти, – отвечаю равнодушно, и как только створки расходятся выхожу в подъезд, слыша за спиной его шаги.

Бежевая плитка вся в разводах, видимо на улице все тает, значит снова придется по грязи пробираться. Выходим на сырой тротуар, и я останавливаюсь, хлопая себя по карманам.

– Черт, телефон забыла дома… – хочу развернуться и зайти обратно, но Пашка хватает меня за руку и смотрит красноречиво.

– Зачем он тебе?

В его зубах сигарета, видимо он достал ее, как только мы вышли, и собрался подкуривать.

– Рассчитаться в магазине… – отвечаю растерянно, вдруг осознав, как быстро он среагировал на мою попытку вернуться, а казался таким расслабленным и незаинтересованным.

– У меня есть деньги, я угощаю, – сжимает мое запястье чуть сильнее и тянет на себя, и я спускаюсь с бетонной плиты, служащей крыльцом и снова оказываюсь ниже его почти на полторы головы. – Курить будешь?

Спрашивает невзначай, и я отрицательно мотаю головой, но потом спохватываюсь и согласно киваю.

– Хотя давай, почему нет?

Он протягивает мне только что раскуренную сигарету, и я, на секунду зависнув, беру ее из его пальцев и подношу ко рту. Суворов достает из пачки новую и подносит к ней зажигалку, но неприятный ветер гасит пламя, а может газ закончился, и после четвертой попытки он чертыхается и швыряет зажигалку в урну у входа.

– Дай от твоей подкурить, – делает ко мне шаг, и я в растерянности смотрю на него, пытаясь понять, что он хочет сделать. Пашка берет не раскуренную сигарету в зубы и склоняется ко мне, утыкаясь в огонек моей. Пара затяжек и он делает глоток дыма, а из его рта вырывается облачко.

Все произошло так быстро, что я не успела понять, но дико интимно, что само по себе снова выбивает из колеи. Делаю затяжку, но закашливаюсь и морщусь. Все-таки курение никогда не было моим коньком…

– Ты куда так хапаешь, надо медленно, – улыбается так заразительно, что я невольно поддаюсь непринужденности его тона.

– Покажи…

Смотрю выжидательно, и Суворов подносит зажатую большим, указательным и средним пальцами сигарету ко рту и чуть щурясь смотрит на меня, делая медленную глубокую затяжку. А потом так же медленно запрокидывает голову открывает рот, и я вижу круглое облачко дыма, которое он выдыхает. Опускает голову, смыкает губы и неспешно выпускает серый туман из ноздрей.

– Уловила? – окидывает мое лицо спокойным взглядом, и я киваю и пробую повторить его движение. Набираю полный рот дыма, но горло снова дерет, и я закашливаюсь, а Пашка смеется и качает головой. – Не рот, а легкие наполняй.

Закатываю глаза и делаю последнюю третью попытку. Медленно вдыхаю, а потом, не размыкая губ, выдыхаю через нос. Слизистую обжигает горячим дымом, но я так счастлива, что получилось, и не замечаю этого.

– Умница, только не привыкай, больше курить я тебе не дам, – произносит так ровно, будто на сто процентов уверен в своей правоте, а я подкатываю глаза и выдыхаю ему в лицо струю дыма.

– И как же ты собираешься мне запретить? Я ведь могу сама покупать себе сигареты…

– Лучше платьишко, гораздо полезнее покупка чем отрава эта.

– Ты же вроде не курил, – вспоминаю хмурясь. – Давно начал?

– Месяца три назад, – повел плечом небрежно и сделав последнюю затяжку выщелкнул окурок в мусорку.

А в моей голове снова зазвучал тревожный звоночек, что примерно в это время Суворову стало известно о нас с Марком. Но это же бред. Просто так совпало.

В магазине мы выбрали ноль-семяшку Парламента, не знаю по какому принципу Суворов определился, но спорить не стала. Взяла из холодильника две литрушки ледяного апельсинового сока и прошла за ним на кассу. Пашка взял жвачку и пачку презервативов, на что я вскинула брови и снова закатила глаза. Кобель, он и в Африке кобель.

Из закуски мы купили только какой-то копченой колбасы в нарезке и банку соленых огурцов. Просто трешовый набор алкашей, но раз решили ими быть, надо соответствовать.

Сложили покупки в черный пакет, и Суворов взял ношу в руки. Вышли на крыльцо магазина, и он подцепил зубами язычок на запечатанной пачке сиг.

– Дай я, – забрала у него и сорвала пленку спускаясь с крыльца. Помнила, что он кидал в карман новую зажигалку и залезла туда, шаря в ее поисках.

– Раскуришь? – спросил, отводя руку, чтобы мне было удобнее доставать, и я кивнула и, зажав сигарету зубами, поднесла к ней автогенку. – Сказал же, не привыкай.

Щелкнул меня по носу и забрал отраву у меня изо рта, довольно затягиваясь.

Шагали рядом и я поймала себя на мысли, что мне стало как-то легче. Нет того тянущего ощущения боли и обиды. Все куда-то делось, оставив после себя легкость и пустоту внутри.

– Погоди, докурю, – мы уже дошли до моего дома, и Пашка остановился у крыльца, делая последний вдох. Покорно замерла, дожидаясь, когда он закончит и подняла голову вверх, рассматривая смог над городом, из-за которого не видно звезд.

– Интересно, сегодня пасмурно или ясно… – задумчиво произнесла, глядя в ночное небо и Суворов вскинул взгляд вверх, выдыхая дым.

– Дождь обещали, – бросил окурок в урну и поднялся на бетонную плиту-крыльцо. – Но мне кажется его не будет.

Опустила голову, входя в подъезд и тоска снова накатила. Видимо лимит адреналина, который бил, пока был отходняк, иссяк, и я снова впала в депрессию.

Вошла в лифт, и Суворов втиснулся следом, нажимая кнопку моего этажа.

Створки сомкнулись, кабина начала движение, но уже через секунду все оборвалось, свет погас и лифт встал между этажами.

– Твою ж мать, этого не хватало для полного счастья… – из темноты послышался голос Суворова, и я хихикнула, протискиваясь мимо него к панели с кнопками.

– Дай нажму, – услышала шелест, видимо Пашка повесил пакет на поручень и облокотился о стену, отступая чуть в сторону. Лифт у нас не такой и маленький, но не грузовой, что говорит само за себя. Нажала на звоночек на панели, и мы оба перестали дышать, прислушиваясь к помехам. Снова нажала. – Алло…?

Тишина подтвердила худшие опасения, связь с лифтером либо пропала, либо он решил нас проигнорить, что в любом случае не в нашу пользу.

– Заебись… – похоронно подытожил Пашка мои мысли и вздохнул.

Стянула шапку и расстегнула куртку, понимая, что нам придется тут проторчать какое-то время. Пашка достал телефон и включив фонарик уложил мобилу на поручень. Кабина озарилась мягким светом, и мы переглянулись почему-то улыбаясь.

– Ну что, закусывать будешь или запивать?