Лия Аштон
Поцелуй среди песчаных дюн

Глава 3

– Tук-тук!

По магазину Милы разнесся знакомый женский голос, сопровождаемый нетерпеливым грохотом задней двери мастерской.

– Мила! – позвала Айви. – Ты не можешь побыстрее? Ну пожалуйста! Мне так нужно в туалет!

Улыбнувшись, Мила бросилась встречать свою сестру. Племянник Милы, Нейт, мирно лежал в детской коляске по другую сторону защищавшей от насекомых сетки на двери мастерской. Ребенок выглядел сущим ангелом, хотя Айви вечно заверяла в обратном.

– Мила? Я не шучу. У меня примерно пятнадцать секунд. Возможно, даже десять.

Мила быстро щелкнула замком, и Айви промчалась мимо нее к маленькому туалету в углу мастерской, которым обычно пользовались ученики Милы.

– Когда-нибудь ты поймешь, – бросила на ходу Айви и хлопнула дверью туалета, бормоча что-то об «этих тяжелых детях».

Мила вышла на улицу и села на корточки перед коляской Нейта. В пухлом кулачке Нейт сжимал почту Милы, которую Айви забрала из почтового ящика у ворот за домом. Нейту явно понравилась рекламная «макулатура», и он радостно рассматривал аляповатые цветные магазинные буклеты.

Мила точно не знала, сколько сейчас Нейту – наверное, месяцев девять? Во всяком случае, он только что начал ползать и лопотать что-то бессмысленно-мелодичное. Он был таким красивым, с длинными ресницами и густыми вьющимися белокурыми волосами. Ресницы и волосы Нейт явно получил от своего отца – хотя Мила пока не могла разглядеть даже намека на громадного мужа Айви, военного Специальной авиационной службы, в нежном, прекрасном, как с картинки, Нейте.

Айви забегала регулярно, объясняя это тем, что Нейт не хочет спать днем в своей кроватке. Миле же казалось, что так проявлялся инстинкт старшей сестры, заставивший Айви начать проведывать ее сразу после смерти Стеф.

Мила всегда была привязана к обеим своим сестрам – но в детстве, когда они жили с родителями, Айви вечно пропадала на работе. Теперь они компенсировали недостаток общения, и Миле хотелось дарить Нейту заботу и время.

Она наклонилась ниже, чтобы поцеловать его бархатистую щечку.

– Знаешь, чего бы мне хотелось? – спросила Айви, когда они с чашками чая устроились на старой деревянной скамье, стоявшей у стены мастерской. – Чтобы я могла вернуть все те часы, что впустую потратила за прошедшие годы, и использовать их сейчас. Я так занята, с этими мамашиными заботами рехнуться можно!

Мила вскинула брови.

– У тебя не было времени, которое ты тратила впустую, – напомнила она. Старшая сестра всегда была честолюбивой, целеустремленной – и ее чуть ли не с пеленок готовили к тому, чтобы возглавить горнодобывающую империю Молинье.

Айви пожала плечами:

– Наверное.

Мила улыбнулась. Айви никогда не признавала свою одержимость работой.

Сестра наклонилась ближе и приглушенно произнесла:

– Это звучит ужасно, но я от души наслаждаюсь, возвращаясь к работе на несколько дней в неделю. И я справляюсь с делами. Вчера я устроила для «Молинье майнинг» совместный проект с британским концерном. А сегодня я обнаружила, что Нейт больше не любит бобы.

– Не волнуйся, – усмехнулась Мила. – Никто ведь тебя не осуждает.

– Да, знаю, – вздохнула Айви. – Но у меня появилось материнское чувство вины.

– Эй. – Мила перехватила взгляд Айви. – Не расстраивайся из-за того, что наслаждаешься карьерой, которую боготворила до появления Нейта на свет. Он знает, что ты его любишь.

– Так сильно, что и словами не описать. – Сестра надолго замолчала, и ее нижняя губа предательски задрожала. – О боже, я вот-вот зареву! Теперь я даже не могу свалить всю вину на гормоны, отвечающие за грудное вскармливание.

Мила придвинулась к сестре. Прижавшись плечом к плечу, они с Айви молча сидели вместе.

– Хочешь пирога? – спросила Мила. – Одна из моих учениц испекла…

Услышав звяканье открываемой двери магазина, Мила вскочила с места и, рассеянно махнув в сторону маленького холодильника на кухоньке мастерской, бросилась прочь из комнаты.

– Доброе утро… – начала Мила, но тут же осеклась.

Перед ней стоял Себ.

– Привет! – расплылась она в улыбке. Мила пока не определилась, как относиться к восстановлению их общения, но не могла отрицать, что обрадовалась при виде Себа.

Он язвительно скривил губы, заметив чашку в ее руке, и не преминул «подколоть»:

– Напряженный день?

Мила пожала плечами:

– Сегодня меня буквально завалили заказами по Интернету, после того, как одна из моих вещиц появилась в последнем номере журнала «Идеи для дома». Магазин составляет малую часть моего дохода, – объяснила она, – что оставляет много времени для чая, не отягощенного угрызениями совести.

– Что, правда? – усмехнулся Себ. – Прямо малую часть?

– Восемнадцать целых двадцать три сотых процента. На одну целую девять десятых процента меньше по сравнению с предыдущим кварталом.

– Ну, опять ты за свое! Мила и ее цифры.

Помнится, в школе ее не интересовало ничего, кроме математики. Мила засмеялась:

– Я должна была хотя бы наполовину так же знать остальные предметы, иначе мама отреклась бы от меня!

– Она вряд ли это сделала бы. – Айви небрежно прислонилась к дверному проему мастерской, переводя взгляд искрящихся любопытством глаз с Милы на Себа.

Повисла пауза – это сестра осматривала Себа в непривычной для него рабочей одежде.

– Я и не знала, что ты приехал погостить в Перт. Рада тебя видеть.

«Не при печальных обстоятельствах», – словно хотела добавить сестра, и при воспоминании о Стеф сердце заныло у Милы в груди.

– Не погостить, – объяснил Себ. – Я вернулся. Навсегда.

Последние три слова он произнес, глядя на Милу, и все перевернулось у нее внутри.

Нет. Она не могла испытывать такой трепет по отношению к мужу лучшей подруги. Нужно было хоть чем-то себя отвлечь. Пока Себ рассказывал Айви о своем новом деловом начинании, Мила поставила чашку на столешницу, потом зачем-то протерла тряпкой вазы в витрине.

– Мила?

– Прости, сейчас не самое удачное время. – Не поднимая взгляда, Мила стала тереть несуществующее пятно на сине-зеленой глазури. Нужно казаться по-настоящему занятой, тогда Себ поспешит исчезнуть.

– Для чего?

Она выпрямилась, обернувшись к нему, и скрестила руки на груди. Сейчас, в присутствии Айви, Мила не знала, что сказать. «Это не самое удачное время, чтобы снова почувствовать влечение к мужу моей лучшей подруги?»

Ее молчание затянулось, и Себ спросил:

– По-моему, ты была не против, чтобы мы снова стали друзьями?

– Да, – признала Мила. Сейчас она нужна была ему. Но ей требовалось время. Чтобы привыкнуть к миру, в котором она сосуществовала с Себом уже без того факта, что он – муж ее лучшей подруги, останавливавшего любой трепет сердца или покалывание кожи.

– Ты все еще играешь в теннис? – Голос Милы прозвучал чуть громче, чем она рассчитывала.

– Время от времени.

– Классно! – воскликнула она еще громче. – Давай на этой неделе, чуть позже, снимем корт. Поиграем.

Это был гениальный план. Находиться на расстоянии друг от друга. Лупить по мячу.

– Конечно… – немного смутившись, протянул Себ.

– Классно! – повторила она. – Классно!

А потом он, наконец, ушел, звякнув дверным колокольчиком, и с уст Милы сорвался громкий вздох облегчения.

Айви решительно прошла вглубь магазина, до мозга костей являя собой ворочающую миллиардами деловую женщину, которой требуется точно знать, что происходит. Но не успела она и рта открыть, как из мастерской донесся тихий сонный плач.

– Позже, – бросила Айви через плечо и возвратилась к сыну.

– Молодец, Нейт, – похвалила Мила.

Теперь у нее было время, чтобы придумать, как объяснить все сестре. Ведь Айви ничего не знала о безответном подростковом романтическом увлечении Милы. Как, впрочем, и Эйприл.

И никто никогда не должен был узнать о том, что это увлечение не исчезло.

Себ оперся плечом о переднюю стену своего магазина. Изнутри доносились гул и стук строительных работ, а долговязый разнорабочий вез в дребезжащей тележке белые пластмассовые ведра с каменными обломками к стоявшему у обочины контейнеру.

Встреча Себа с прорабом прошла хорошо. За плечами Ричарда было тридцать лет опыта, и он точно знал, что делал. Собственно говоря, он знал больше Себа, хотя это же можно было сказать о любом работнике строительной сферы.

Это беспокоило Себа. С малых лет он понимал, что в один прекрасный день возглавит компанию своего отца. Как и в случае Айви, старшей сестры Милы, его судьба была предрешена, и Себ старался изо всех сил, чтобы быть достойным такой чести.

Это предполагало компетентное понимание того, чем занимались его подчиненные.

Себ получил диплом с отличием в области компьютерных наук и мог написать программу не хуже своих разработчиков. Потом, начав принимать дела у отца, получил степень магистра делового администрирования.

Он не притворялся, что мог выполнить любую работу в своей гигантской компании, – ему это и не требовалось, но считал, что должен быть готов пойти на любую встречу, в любом офисе «Файф» по всему миру, и компетентно разбираться во всех вопросах.

С новым проектом ему предстояло пройти еще очень длинный путь.

Себа волновало, что он почти ничего не знал о брусьях, деревянном основании пола, креплении потолка, кровельных работах, двутавровых балках и…

Он всегда интересовался разными инструментами, мечтал подробнее изучить все аспекты строительства, а однажды разобрал ванную перед ремонтом в лондонской квартире – этим и ограничивался его опыт в строительной индустрии.

Помнится, Стеф советовала ему отдохнуть от дел и заняться тем, что нравится, – например, пойти на курсы выходного дня, чтобы лично покрасить все в доме. А то Себ три раза возвращал профессиональных маляров, чтобы добиться безупречного результата. Увы, он был одержимым работой перфекционистом – и не собирался отдыхать от работы в «Файф».

Ничто не стоило этого. И уж точно не хобби под названием «Сделай сам».

– И не я, – не раз говорила ему Стеф. – Даже не я.

Себ допил остатки кофе в картонной чашке, невидящим взором скользя по небу, оживленному уличному движению, названию компании на боку помятого контейнера…

Он где-то читал, что горе накрывает будто волной. Сначала волны бьют, яростно колотят, едва оставляя шанс глотнуть воздуха перед очередной атакой. Но потом, по прошествии немалого времени, волны начинают накатывать реже, между ними уже можно дышать. Снова как-то существовать.

Иногда даже получается справиться с этими волнами, взять себя в руки и выплыть на поверхность. Хотя обуздать можно не каждую волну. Некоторые подкрадываются и обрушиваются с невероятной силой, как в самом начале.

Каждое воспоминание о Стеф… каждое напоминание о его ошибках… о том, что он мог бы сделать… должен был сделать… Легче от этого не становилось.

И Себ понял, что волны не стихли. Он лишь научился лучше плавать.

Чьи-то шаги отвлекли его от печальных мыслей. Подняв взгляд, Себ увидел Милу, решительно шагавшую по дорожке, уткнувшись в экран мобильного. Подойдя ближе, она подняла глаза и, на миг встретившись с Себом взглядом, поспешила снова их отвести.

И тут Мила снова посмотрела на него, так, словно только что его заметила, и остановилась.

– Я и не увидела тебя там, – сказала она.

Себу вдруг показалось, что, заметь его Мила раньше, она наверняка ускользнула бы через заднюю дверь своего магазина. Себ расстроился. Почему она избегала его?

Он оттолкнулся от стены и расправил плечи, смущенный тем, что Мила могла уловить владевшие им смятение и печаль.

– С тобой все в порядке? – спросила она.

– Конечно.

Мила подошла ближе, потянулась к нему, положив пальцы чуть выше его запястья. Холод ее руки пронзил нагретую солнцем кожу Себа.

– Знаешь, что я нашла вчера вечером? – сказала Мила, когда он сфокусировал взгляд на ее ногтях, покрытых темно-красным лаком. – Тот фотоальбом, который Стеф сделала после нашей поездки на Бали, когда нам было лет по двадцать. Помнишь? Наши первые каникулы без родителей. Мы считали себя такими взрослыми!

Себ кивнул, вспомнив, как они отправились на отдых с компанией их со Стеф друзей из универа. Мила в то время бросила очередную учебу, но, разумеется, поехала с ними, – как, впрочем, и всегда.

– Помнишь парня, с которым я встречалась? Из Мельбурна? – засмеялась она. – Такое ничтожество!

Она тут же посерьезнела, покачав головой:

– Вчера вечером мне захотелось увидеть Стеф – увидеть ее счастливой, с тобой и… мм… со мной, конечно.

Мила заговорила оживленнее, и Себ наконец-то взглянул ей в глаза. Она казалась выше – наверное, за счет туфель на каблуках – и стояла гораздо ближе, чем он ожидал.

– Я улыбалась, вспоминая ее. И плакала. – Ее пальцы крепче сжали его руку, словно ища поддержки. Мила не сводила с Себа своих огромных голубых глаз. – Я пытаюсь сказать, что это все – со мной. Те моменты. Минуты. Часы.

– Дни…

Но он осекся, удержав себя от перечисления остального: недели, месяцы… Потому что осознал: это неправда. Уже нет.

Мила тоже поняла это.

– С тобой все в порядке? – снова спросила Мила.

Он кивнул. Волна горя, вины и потери схлынула.

Мила все еще сжимала его руку. И оба, похоже, только сейчас осознали это. Теперь ее прикосновение ощущалось иначе, не холодное и не успокаивающее. Ее пальцы ослабили хватку, но остались на месте.

Ее глаза, казалось, немного замерцали, скользнув по его лицу.

Себ вдруг вспомнил, как лет в пятнадцать Мила втянула Стеф в свое увлечение готами. Он уже забыл, в чем был смысл, но в памяти осталось много депрессивной музыки и жирной подводки для глаз.

– У тебя потрясающие глаза, – вдруг выпалил он.

Эти потрясающие глаза распахнулись – и Мила отступила назад, отдернув руку.

– Что?

Себу тут же стало не хватать ее прикосновения – настолько, что это взволновало его. Хотя он и не мог понять, почему.

– Я вспомнил, как сильно ты красила глаза в старших классах школы. Я ненавидел эту подводку! Ты выглядишь прекрасно просто вот так.

Щеки Милы зарумянились, но глаза сощурились.

– Я не спрашивала твоего совета по поводу макияжа.

Он опять облажался. Перед ним снова предстало это замкнутое, настороженное выражение лица.

– Я не это имел в виду…

– Слушай, мне пора. – Она уже отступила на несколько шагов по дорожке.

– До встречи на теннисе? – бросил Себ. Вчера они обменялись эсэмэсками, договорившись поиграть завтра вечером.

Мила направилась вперед, не оглядываясь.

– Да, – бросила она с таким волнением, словно Себ напомнил ей о предстоящем визите к стоматологу.

Глава 4

Мила въехала на стоянку теннисного клуба, когда последние лучи солнца померкли. Спустя мгновение после того, как она перекинула теннисную сумку через плечо, зажглись прожекторы, освещая темно-синие корты с твердым покрытием и травянисто-зеленым ограждением.

Стоянка была почти пустой.

Видавший виды седан с временными ученическими правами за стеклом принадлежал, скорее всего, одной из девочек-подростков, разминавшихся перед парной игрой, а престижный красный спортивный внедорожник – одному из двух парней примерно возраста Милы, которые, смеясь, небрежно перебрасывали мячик по корту.

Судя по флюоресцирующей спецодежде, брошенной на заднем сиденье машины, эти парни были обеспеченными рабочими, которые трудились вахтовым методом.

Мила никогда не смогла бы так жить. В юности она много раз бывала на принадлежащих Молинье шахтах и, ценя первобытную красоту Пилбары, все-таки мучилась от ощущения полной изоляции.

Себ еще не приехал, поэтому Мила откинулась на спинку водительского сиденья своего скромного маленького хетчбэка, от дверцы которого еще исходило тепло весеннего солнца. Два парня, которых Мила отнесла к рабочим-вахтовикам, посерьезнели, их смех раздавался теперь только между розыгрышами мячей. Она невидящим взглядом смотрела, как мяч со стуком перелетал между ними, унесясь мыслями далеко-далеко…

Мила долго считала, что пошла скорее в отца, чем в мать. Она даже внешне была похожа на Блейна Спенсера – только не унаследовала его белокурые волосы.

У нее были ярко-голубые глаза отца. «Глаза, которые заставят весь мир влюбиться в него», – как выразился один кинокритик в старой газетной вырезке, которую Мила нашла в какой-то книге спустя много лет после того, как отец ушел из семьи, бросив ее совсем малышкой.

В шестнадцать лет она в ярости сожгла ту заметку, когда отец снова подвел ее. Но до сих пор помнила каждое слово.

На парковочное место рядом с ней заехал глянцевитый, темно-серый, низкой посадки роскошный автомобиль. Оттуда вышел Себ и повернулся, опершись предплечьем на крышу машины.

Он улыбнулся, глядя на Милу в отсвете сияющей краски:

– Сейчас я тебя загоняю! Готова?

Тусклое освещение не позволяло рассмотреть его лицо. Но даже сейчас Мила чувствовала на себе его пристальный взгляд. Она вздрогнула, когда этот взгляд метнулся ниже, скользя по ее спортивной форме, состоявшей из бледно-розовой майки с круглым вырезом и черных шорт, а потом опустился еще ниже, к ее белым носкам и теннисным туфлям.

Себ что, рассматривал ее ноги?

Мила зажмурилась. Нет. Конечно нет.

– Насколько помню, я все еще лидирую в нашей схватке, – натужно засмеялась она.

Залившись смехом, Себ схватил теннисную сумку с сиденья и, обойдя машину, оказался рядом с Милой.

– По мне, так все наоборот!

Он был одет спортивно и повседневно, во все черное: в длинные просторные шорты и облегающую футболку. Этот наряд демонстрировал невероятно крепкие мускулы: бицепсы, трицепсы, трапеции…

Мила тут же засомневалась в гениальности своей идеи о матче.

– Поверь мне… – произнесла она срывающимся голосом и закашлялась. – Сам знаешь, как я сильна в математике.

Пожав плечами, он снова улыбнулся, выбивая Милу из колеи.

Мила прошагала к кортам, открыла дверцу в высоком сетчатом ограждении и, подождав Себа, оживленно двинулась к месту их состязания.

Если честно, она не помнила точный счет в их борьбе. Они начали играть еще в начальной школе, и тогда Мила была лучше. Наверное, она сохранила неплохую форму, вот только Себ стал намного сильнее ее.

Теперь, положив сумку сбоку от сетки и доставая воду, ракетку и узкую коробочку новых теннисных мячей, Мила пыталась вспомнить, на сколько же очков лидировала. Увы, воспоминания, связанные с Себом и Стеф, давно померкли.

Себ стоял с противоположной стороны сетки, вытянув ракетку, упругие струны которой уже готовились отбить подачу.

Вскинув бровь, он спросил:

– Ты в порядке?

Мила уверенно кивнула:

– Да. Но я подумала… давай забудем о нашем счете. Начнем с чистого листа.

Себ расплылся в улыбке.

– А вот это мне нравится.

Мила опустила теннисные мячи на ракетку, потом сунула два в карман и направилась к исходной позиции на задней линии.

– Хотя, – добавил Себ, когда Мила повернулась к нему, – очень жаль, что ты не можешь просто признать поражение.

И Мила, рассмеявшись, ударила по мячу, начиная разминку.

Возможно, это была не такая уж ужасная идея.

Это была по-настоящему ужасная идея.

– Три – ноль, – радостно объявила Мила, когда они поменялись сторонами корта. Ее глаза так и сверкали в свете прожекторов, когда они прошли мимо друг друга у сетки.

И тут Себ понял: для восстановления дружбы с Милой явно требовалось больше одежды.

Как он вообще мог забыть эти ноги? Такие длинные, прямо-таки бесконечные…

Ладно, он не забыл. Ничто человеческое не было ему чуждо. Женившись на Стефани, он не перестал замечать красивых женщин.

Милу – уж точно. Но сначала это была объективная реальность, констатация факта: «У Милы Молинье – шикарные ноги». Что-то вроде: «Небо голубое. Я не люблю сырые помидоры». И все в этом духе.

Ничего больше.

И уж точно не эта… инстинктивная реакция на изгиб бедра и икру. Это сжатие внутри… этот жар, обдающий кожу… Внезапная реакция, будто удар под дых.

Подошел черед его подачи. Себ перевел дух, несколько раз отбил мяч и, качнувшись назад на пятке, подбросил его высоко в вечернее небо.

Шлеп.

Эйс. Отлично.

– Пятнадцать – ноль.

Но была ли она так внезапна? Его реакция?

После того, что он наговорил вчера, Себ убедил себя, что просто озвучил факт. У Милы действительно были потрясающие глаза. И лишь с уходом Милы он осознал, как от ее присутствия замедлился ритм сердца, а все тело расслабилось в приятной неге.

Шлеп.

Мяч приземлился слишком далеко. Мила улыбнулась и, перехватив взгляд Себа, сделала несколько шагов вперед, готовясь отбивать менее мощную вторую подачу.

Шлеп.

Себ вдруг ударил по мячу еще сильнее. Сейчас ему было не до тактических приемов.

– Аут! – возвестила Мила.

Она все-таки отбила далеко улетевший мяч, и Себ остановил его полет ракеткой. Несколько раз стукнув по мячу, он сунул его в карман.

– Пятнадцать – пятнадцать.

Перед новой подачей Себа Мила вскинула руку, знаком прося подождать. Себ наблюдал, как она возилась со своими волосами, убирая их за уши и закрепляя заколками, чтобы пряди не падали на глаза. В том, что она делала, не было ничего соблазняющего, – только вот майка облепила тело Милы, когда она вскинула руки. Под тонкой материей проступили очертания ее талии и грудей.

Себ резко отвернулся, и впервые в жизни сокрушительный удар по твердой поверхности корта принес ему такое облегчение. Он почти физически ощутил это – удовлетворение от мышечной разрядки, позволившее отвлечься от неприличных мыслей о Миле.

Его подруге…

Лучшей подруге Стефани.

Отныне Себ понимал лишь одно: Мила должна снова стать частью его жизни. Платонически. Потому что, даже если она каким-то невероятным образом сочла бы его привлекательным, ни о каких отношениях не могло быть и речи.

Ни с Милой, ни с любой другой женщиной.

Он отошел на заднюю линию.

Шлеп.

Эйс.

– Тридцать – пятнадцать.

После Стефани у него были женщины. Две, если быть точным. Бессмысленные, ничего не значащие связи. В затуманенном горем состоянии он забредал в лондонские бары, а потом даже не мог вспомнить имен своих партнерш. Он просыпался в одиночестве и еще более опустошенным – поэтому решил остановиться.

С последней связи прошло много месяцев. Почти год.

Шлеп. Шлеп. Шлеп.

– Сорок – пятнадцать.

У него не получилось со случайным сексом – и точно не получилось с браком. Себ едва мог припомнить, когда последний раз спал со Стефани, – он всегда работал до поздней ночи. А когда приходил домой, между ними ощущалась дистанция. Он отмахивался от Стеф, когда она пыталась заговорить с ним.

Он отчетливо помнил очертания ее тела, когда она спала в их постели, спиной к нему. Всегда.

Он не находил времени для Стеф и упорно игнорировал ее беспокойство по поводу их брака. Недостаток общения, недостаток близости – фактически, их пути разошлись уже давно.

Он причинял боль тем, кого любил. Ему не стоило заводить отношения. Это ведь он подтолкнул свою жену к катастрофическому выбору.

Шлеп. Шлеп. Шлеп.

Мила дотянулась за посланным Себом через весь корт мячом и отбила его высокой «свечой». Себ побежал к сетке, ожидая, что мяч вот-вот прилетит и он сможет отбить его сокрушительным ударом сверху вниз. Он вскинул ракетку, приготовившись.

А потом, подгоняемый всеми неловкими, неприятными, нежеланными эмоциями, бурлившими у него внутри, размахнулся и…

Смэш вышел превосходным – прямо в угол задней линии. У Милы не было ни малейшего шанса достать мяч, но она все-таки попыталась, вытянув ноги, руки и ракетку до абсолютного предела.

И тут Мила споткнулась, рухнула на корт, немного проскользив по его безжалостно жесткому покрытию.

Прежде чем она успела затормозить, Себ со всех ног бросился к ней.

Она с усилием села, вытянув красные, в царапинах ладони.

– Ой, – слабо улыбнулась она.

Себ опустился рядом с ней.

– Ты в порядке?

Колоссальным усилием воли Себ удержался от желания сжать Милу в объятиях. Он с тревогой окинул ее взглядом в поисках каких-нибудь признаков ран.

Мила осторожно вытянула ноги, потом покрутила лодыжками.

– Похоже, все в порядке, – констатировала она, подняв на него взгляд.

– Не совсем. – Себ потянулся и аккуратно повернул ее руку, чтобы Мила увидела неглубокие царапины, испещрившие кожу по всей длине. На отвратительных красных линиях выступили капельки крови.

– Выглядит хуже, чем ощущается.

– А ты – крепкий орешек, Мила Молинье.

Она снова еле заметно улыбнулась.

– Иногда.

Как и накануне, их взгляды встретились. И Себ вновь потерялся в ее невероятных голубых глазах. На сей раз он уже не притворялся, что лишь констатирует очевидное и восхищается Милой исключительно по-дружески.

Нет, то, что он чувствовал сейчас, больше напоминало его ощущения в возрасте четырнадцати лет. Как и тогда, гормоны грозили взорвать его тело изнутри, а мозг отказывался функционировать.

А он и забыл… Забыл, каково это – смотреть на Милу так, видеть ее так – хотеть ее так. Прошло столько времени…

Но как она смотрела на него? Совсем не с отвращением, как ожидал Себ, которое он заслужил, позволив себе с вожделением пялиться на свою подругу. Скорее как…

Оглушительный вопль с соседнего корта испортил это мгновение. Себ поднял взгляд. Двое парней закончили матч, и тот, что был пониже ростом, завершал триумфальное шествие вокруг сетки.

Тем временем Мила поднялась на ноги.

– Три – один, – твердо сказала она, уже без намека на то, что Себ успел заметить в ее глазах. – Моя подача.