Лилия Орланд
Царица Синдов

Глава 3. Пророчество

Старуха оказалась настоящей выдумщицей и мастерицей.

Нарезав длинных дубовых и тополиных ветвей, женщины связали их ивовыми прутьями и соорудили волокушу. Подстелив под раненого свой плащ и на нём с помощью Тиргатао и Арры затащив мужчину на передвижное ложе, ведьма прикрепила ветки к седлу Гунна и в своей обычной манере скомандовала следовать за ней. Сама же споро потопала по берегу, почти не опираясь на клюку.

Меотиянка даже опешила от такой наглости. С языка готовились сорваться бранные слова, а рука сжималась на рукояти акинака. Но почему-то Тиргатао снова подавила свой гнев и последовала за странной компанией, оставлявшей в густой траве длинную проплешину.

Шли они недолго, солнце ещё совсем не успело сдвинуться на небосклоне.

Избушка пряталась в камышах.

С одной стороны её скрывал от посторонних глаз высокий обрывистый берег, а с другой – широкая гладь Антикитеса. Чтобы во время весенних паводков и осенних дождей избушку не затапливало, она была расположена на высоких деревянных сваях, напоминающих куриные ноги.

«Вот уж страшилище», – хмыкнула про себя девушка.

Тиргатао никогда бы не призналась, но в присутствии старухи она начинала робеть. Уже не чувствовала себя дочерью всесильного вождя и даже животным своим лишний раз стеснялась что-то велеть, не дождавшись приказания ведьмы, чем та бессовестно пользовалась, командуя всеми тремя. Впрочем, меотиянка никогда бы в этой слабости не созналась, даже самой себе. Тиргатао расседлала Гунна и отправила его отдохнуть и попастись, решив напоить позже, перед уходом.

– Ночевать будете снаружи, – сообщила старуха, поднимаясь по сколоченной из кривых сучков лестнице.

Что?

А с чего она вообще решила, что они останутся здесь ночевать? Нашли для эллина добрые руки, теперь можно и домой вернуться.

Мысли Тиргатао прервал сам предмет её раздумий. Мужчина застонал и открыл глаза.

Старуха мгновенно оказалась рядом с ним, трогая лоб, оттягивая веки и проверяя дёсны.

– Принеси воды, – кивнула она на керамический горшок со сколотым краем.

Девушка молча пошла к реке. В поисках удобного подхода к воде она немного прошлась по берегу. Арра радостно скакала рядом, не ведая о тяжёлых мыслях хозяйки.

Тиргатао почему-то казалось, что так просто старуха её не отпустит.

А если она, и правда, ведьма? Что она сделает? Превратит девушку в лягушку? Чтобы квакала она в ожидании сильного, храброго и прекрасного ликом вождя одного из меотских племён, который спасёт горемычную из клюва большой белой цапли, поцелует в алые губы, вернёт красавице прежний облик и сделает своей женой?

Так это же сказки.

Ей Псатия в детстве столько их порассказала, чтобы припугнуть слишком уверенное в своих силах дитя. В степных речках и озерцах живут водные духи, они хватают за ноги детей и тянут их на дно. В высокой траве живут духи трав, они путают, заставляя сбиться с пути и блуждать до смерти в поисках дома. И прочие глупости, верить которым Тиргатао перестала много вёсен назад. Поэтому сейчас не могла объяснить свой, не то что бы страх, скорее, опасение перед старухой.

Девушка набрала полный горшок и плеснула в лицо водой. Вот ещё! Она здесь по своей воле и уйдёт, когда захочет. Подбодрив себя такими мыслями, она отправилась в обратный путь.

Тихая поступь охотницы позволила подойти к избушке незамеченной, даже сухой камыш не трещал под ногами. Арру важные собачьи дела задержали на берегу, и Тиргатао была одна. Услышав монотонное бормотание, она осторожно выглянула из-за кустов.

Все волоски на коже девушки встали дыбом.

Старуха, скрестив ноги, сидела подле обнажённого по пояс эллина. Прикрыв глаза, она держала руку на освобождённой от повязки ране, раскачивалась и напевала что-то то замедляющимся, то убыстряющимся речитативом.

– Ну что смотришь? Неси воду! – она, не открывая глаз, прервала песнь лишь на мгновение и снова вернулась к своему ведовству.

Тиргатао на мягких, подкашивающихся ногах подошла ближе и поставила котелок рядом с ведьмой. Та, по-прежнему не открывая глаз, обмакнула пальцы свободной руки в воду и начала рисовать какие-то символы на груди и животе мужчины.

Меотиянка замерла, будто что-то неведомое и невидимое стреножило её, не давая уйти, хотя от ужаса замирало дыхание. Она, и правда, ведьма и прямо на глазах Тиргатао сейчас творит свою тёмную волшбу.

А может, не такую уж и тёмную.

Вон незнакомец и задышал ровнее, и нездоровая бледность сменилась лёгким загаром. Рана на боку медленно затягивалась, пока не исчезла вовсе, остался лишь некрасивый шрам, которому, казалось, уже не менее года.

Старуха после волшбы выглядела намного хуже раненого, будто приняла на себя его мучения. Она была бледна и часто дышала.

– Воды дай, – прохрипела тихо.

Тиргатао подняла перевёрнутый горшок и помчалась назад к реке. Когда она вернулась, ведьма выглядела уже лучше, по крайней мере, сумела отдышаться и глаза снова сверкали. Она сидела на ступеньке сучковатой лестницы и хмуро смотрела на девушку. Протянутую воду взяла и пила долго, пока не осушила горшок почти полностью.

Затем подняла недобрый взгляд на меотиянку:

– Мы с тобой сделали свой выбор. Вернее, у меня его не было, я должна помогать всем, кто нуждается в помощи. А вот ты… Ты идёшь навстречу своей судьбе. Хочешь узнать, какой она будет?

– Нет, – Тиргатао покачала головой.

– А я всё же тебе расскажу. Дорога твоя будет прямой, и никуда теперь с неё не свернуть, даже не пытайся, – она засмеялась хриплым каркающим смехом.

Тиргатао медленно отступала назад, пока не уперлась в ствол ивы. Она стояла, окружённая этим смехом и словами:

– И будет кровь, и будет смерть, много смертей, и всё зло учинишь ты!

Внезапно ведьма замолчала и сникла. Сейчас она выглядела такой измученной и несчастной, что Тиргатао стало её даже немного жаль. Когда пришла жалость, исчез страх. Она нашла в траве клюку и подала старухе. Та удивлённо взглянула на девушку.

– Я не верю в твои предсказания, ведьма, человек сам вершит свою судьбу.

– Как зовут тебя, наивное дитя?

– Тиргатао.

– Ты будешь царицей, Тиргатао, ты убьёшь многих людей, и ты уже не сможешь уйти от своей судьбы.

Тяжело опираясь на клюку, старуха поднялась по ступенькам и скрылась в избушке на курьих ножках.

Ну будет и будет, а не будет, значит, не будет. Меотиянка пожала плечами, к пророчеству она отнеслась весьма спокойно, как и к самой ведьме, которая теперь не вызывала у неё страха. Она стянула с ветки дерева сушившееся одеяло и накрыла им эллина, спящего крепким здоровым сном.

– Гунн, как насчёт искупаться? – весело позвала она.

Настроение поднималось наперекор пророчеству, которое Тиргатао постановила себе забыть как можно скорее. Жеребец показался из-за высокой травы, на ходу дожёвывая сочный пучок шалфея. Предложение пришлось по нраву обоим друзьям девушки, и они вдосталь накупались в прохладных и чистых водах Антикитеса. Заодно Тиргатао насобирала для костра сухого плавника, выброшенного течением на берег.

Девушка уже решила, что останется здесь, пока раненый не сможет продолжать путь. И это было её, Тиргатао, собственное решение, слова ведьмы тут не имели никакого значения. Меотиянку старуха больше не страшила, её захватило желание спасти раненого эллина и вернуть его домой. Когда-то в далёком детстве Тиргатао нашла в траве оленёнка, потерявшегося в высокой траве.

Сейчас ею двигали почти те же побуждения.

Отец и Псатия, она была уверена, не будут волноваться о её судьбе, зная, что она осторожна в пути и всегда возвращается домой, а если не сможет, то пришлёт кого-то из друзей. Таков был уговор с отцом, когда он, наконец-то признав её совершеннолетней, стал отпускать на охоту в степь.

К тому же, когда Багос узнает важную причину, которая задержала его дочь, то наверняка позволит купить знаменитый критский лук из рогов горного козла – её давнюю мечту. Для Тиргатао спасение человека из дружественного меотам народа эллинов виделось именно такой причиной. И она уже представляла, как возьмёт в руки тяжёлый лук, натянет тетиву из сухожилий молодого бычка.

Хорошо бы купеческий караван успел приехать до праздника Середины лета, чтобы она могла утереть носы всем охотникам Городища.

Исполненная предвкушения и надежд о почти сбывшихся мечтах Тиргатао возвращалась к избушке на курьих ножках.

И как можно жить в таком страшилище?

Проверив спящего мужчину и напоив его свежей водой, Тиргатао принялась за обустройство временного лагеря. Чуть поодаль она определила место для будущего костра, свалив туда сухие ветки. Достав из схрона, сооружённого в тени раскидистой ивы, седельные сумки, отнесла к реке добытые утром тушки и принялась за разделку дичи, а то ещё, не приведи Охотница, сопреет под таким солнцем.

Гунн вернулся к созерцанию зелёных зарослей, а вот Арра стремилась всячески помогать юной хозяйке: то отряхнётся поблизости, забрызгав водой и добытчицу, и добычу, то кусок зайца попытается ухватить из-под руки.

Тиргатао терпеливо относилась к её баловству, это ведь собака, она как дитё неразумное, у неё только игры на уме. Выделив любимице её долю добычи, Тиргатао достала мешочек с солью, смешанной с сухими ароматными травами, которые впрок заготавливала Псатия. Тщательно натёрла солью зайцев и дрофу, облепила тушки глиной, которой на берегу было вдосталь, и оставила подсыхать в тени. А сама наконец занялась костром.

Глава 4. Ночь на берегу

Когда старуха спустилась по шаткой лестнице, Тиргатао спала в тени. К её боку прижималась Арра, а Гунн дремал поблизости.

Старая Ганира смотрела на девчонку, и в душе пророчицы снова шевельнулось тёмным клоком тумана недоброе предчувствие. Но изменить чужую судьбу было не в её силах, как, впрочем, и свою.

Она проверила раненого, после волшбы он шёл на поправку. Ему теперь поспать вдосталь, да отлежаться денёк-другой и будет лучше прежнего.

Как эллин был связан с меотиянкой, для Ганиры оставалось непонятным. Может, муж, хотя девчонка держалась от него на некотором расстоянии, скорее, жених. Не привыкла ещё ощущать его рядом с собой.

Мысль о том, что Тиргатао потратила столько усилий ради спасения незнакомого человека, даже не пришла ей в голову.

Ганира подошла к девчонке и несколько мгновений стояла рядом с нею. Арра, приоткрыв один глаз и узнав пророчицу, несколько раз стукнула хвостом по траве и снова погрузилась в дремотное состояние. А Тиргатао слишком намучалась, перевозя раненого, и даже обострённое чутьё охотницы крепко спало и не спешило сообщать девушке о близости постороннего.

– Тиргатао, – позвала Ганира и усмехнулась, когда девчонка вскинулась со своего травяного ложа, осоловело зыркая глазами. – Успокойся, это всего лишь я, старая провидица Ганира.

– Что тебе нужно? – девушка устало опустилась обратно на траву. Недолгий сон принёс больше усталости намученному телу, чем ожидаемого отдыха.

– Надень, – женщина протянула ей тряпичный свёрток, который до этого держала в руках.

– Что это? – Тиргатао развернула свёрток. Это оказалось некрашеное льняное платье. – Зачем?

– Он скоро проснётся, – Ганира кивнула головой на мужчину, – тебе буде легче ухаживать за ним.

Как старуха узнала, что Тиргатао была на грани того, чтобы сбросить ненавистные кожаные одежды и остаться голышом, для девушки осталось загадкой. Но нежданную помощь она приняла.

Хоть и не смогли застывшие, будто камень, губы вымолвить слова благодарности.

Уже в который раз за этот долгий день Тиргатао в сопровождении верной Арры отправилась купаться. Она натёрла илом штаны и рубашку, тщательно прополоскала и аккуратно развесила на прибрежных кустах. А сама легла на мелководье, блаженно позволив течению омывать её тело.

Отец рассказывал, как в стародавние времена, когда савроматы ещё кочевали в степи, иногда по многу дней не встречали они большой воды. Драгоценной влаги хватало лишь на то, чтобы напоить лошадей и скот, и приготовить пищу людям. Мыть тело водой считалось большой глупостью. Пот счищали с себя травой, которая является настоящим степным морем. А сильный запах позволяет узнать крадущегося в ночи врага.

Тиргатао смеялась, когда Багос рассказывал такие глупые сказки, и кричала: «Фу-у!». Ну как можно человеку не мыться? Сейчас почти в каждом дворе Городища была своя мыльня, и даже умерших обмывали водой, прежде чем предать земле.

Тиргатао с сожалением вышла на берег, потянулась, чтобы размять затёкшие мышцы, отжала свои красивые длинные волосы, которые были тёмными и слегка вились, как и у её матери.

Одежда была ещё мокрой, поэтому чуть посомневавшись, скептически оглядев платье и не найдя в нём какого-либо подвоха, девушка натянула подарок на себя. Натёршие ноги сапожки она тоже не стала надевать и пошла к лагерю босиком.

Раненый наконец проснулся и хриплым голосом попросил воды. Ганира принесла ему настоя трав и помогла приподняться. Пока он жадно пил, женщина пристально разглядывала гривну^[4] на его шее.

Обруч был массивным, его концы спереди венчались змеиными головами, которые держали подвеску в виде головы быка. При взгляде на это украшение в памяти шевелились смутные воспоминания, отказывавшиеся всплывать на поверхность.

Мужчина всё ещё был слаб, но на щёки возвращался румянец, а взгляд был осмысленным.

– Где девушка? – был первый его вопрос.

– Скоро придёт. Лежи пока.

Ганира помогла ему принять полусидячее положение, прислонив спиной к дереву. Когда женщина уже собралась подняться и отойти, из зарослей вышла Тиргатао.

Ганира глядела на неё одобрительно, платье подчеркнуло изгибы девичьей фигуры, а распущенные мокрые волосы придавали образу хрупкости. Эллин же смотрел на неё во все глаза, даже слегка приоткрыв рот, будто узрел мимолётное видение, что является во снах и грёзах. По тому, как он смотрел на девушку, Ганира засомневалась, что он является ей хотя бы женихом. Слишком неподдельным было его удивление, слишком явным восхищение её красотой, которое неизменно должно было потускнеть с течением времени. Он не знаком с девчонкой, сделала вывод мудрая женщина.

Так зачем же она спасала этого мужчину?

И кто он, носящий гривну правителя эллинской колонии?

Тиргатао, заметив пристальное внимание незнакомца, смутилась. Она, конечно, привыкла к одобрительным мужским взглядам, провожавшим её на улицах Городища или на охоте. Но ни один из меотских воинов не заставлял её сердце забиться чаще, а щёки покрыться румянцем. Девушка волновалась и не могла понять почему.

– Здравствуй, эллин, – сказала она, приблизившись.

– Я не эллин, я синд, – ответил он, не отрывая от неё взгляда.

– Если ты из меотского племени, то почему носишь греческую одежду и стрижёшь волосы?

– Это долгая история…

– Что ж, я очень люблю послушать долгие истории после ужина.

Ганира молча смотрела на них и думала, что вот оно, то самое начало пути, ступив на который уже невозможно свернуть. Сейчас и здесь зарождается чувство, в силах которого либо соединить мужчину и женщину, либо разбить им сердца.

– Может быть, вы всё-таки покормите меня, я голоден как шакал, – синд первым нарушил установившуюся тишину.

– Да, конечно, – засуетилась Тиргатао, смутившись ещё больше, ведь она даже не подумала, что вместе с кровью он потерял много сил, и теперь их нужно восстановить сытной пищей.

Ганира что-то пробурчала про посуду и отправилась в свою избушку.

Тиргатао же, чувствуя спиной пристальный, изучающий взгляд незнакомца, и боясь повернуться, чтобы проверить это волнующее ощущение, ворошила остывающие угли костра, покрытые серым налётом пепла. Девушка решила сразу запечь всю свою утреннюю добычу, потому что уже не рассчитывала сегодня вернуться в Городище.

Одного кролика получила Арра и тут же прикопала в надёжном месте. Собачий желудок ещё был полон, но ближе к вечеру можно будет выкопать спасённую от насекомых тушку и полакомиться всласть молодым зайчишкой.

Пока Тиргатао при помощи двух сучковатых веточек сражалась с закопчёнными глиняными комами, не желающими выкатываться из глубоко выкопанной костровой ямы, Ганира принесла три деревянные широкие тарелки с низкими бортиками, три глиняных миски, большой пучок зелени, три ломтя пшеничного хлеба и один нож. На иронично приподнятую бровь синда с раздражением пояснила:

– У меня больше нет.

– У меня был в седельной суме, – с сожалением вспомнил мужчина.

– Арра принеси сумки, – велела Тиргатао, и собака мгновенно бросив принюхиваться к раздававшимся ароматам печёного мяса, понеслась к прибрежным кустам. Через минуту она уже пятилась задом из кустов, таща в пасти кожаную суму. Оставив её у ног хозяйки, отправилась за второй.

Синд, не ведавший об умении Тиргатао, поражённо застыл с открытым ртом. Меотиянка бросила ему принесённую сумку. Арра снова улеглась в тени и, позёвывая, с наслаждением чесала за ухом задней лапой.

Девушка со старухой дружно усмехнулись.

– Рот закрой, а то муха залетит, – не удержалась от замечания Ганира.

– На, поешь лучше, тебе много сил нужно, – поддержала её меотиянка, поставив рядом с мужчиной тарелку с самым большим комком, в котором находилась запечённая дрофа. Расколов глину, Тиргатао явила голодным взглядам истекающую соком птицу. Аромат запечённого мяса мгновенно разнёсся по поляне, заставив Арру просительно заскулить.

– У тебя есть кролик, – строго сказала девушка, заставив собаку переменить своё решение выпрашивать еду у людей и отправиться откапывать зайчатину.

Тиргатао взяла свой охотничий кинжал, отрезав несколько сочных ломтей, положила их в миску и подвинула ему с ломтём хлеба и зеленью.

– Ешь, потом послушаем твою историю.

Ганире и себе она положила по зайцу, предоставив провидице самой разбивать глину и нарезать мясо. Ели молча, каждый погружённый в свои мысли.

Только откусив первый кусок мяса, Тиргатао поняла, как она была голодна. Сначала долгая скачка по степи и охота, потом встреча с синдом и изматывающая перевозка его к реке, затем испытание знакомством с нелёгким характером провидицы, всё это отвлекало, не давая задуматься о своих потребностях. И сейчас вкус обычной крольчатины казался ей необыкновенным лакомством. Сочное, нежное, ароматное мясо просто таяло во рту, заставляя девушку прикрывать глаза от удовольствия.

Гекатей не мог оторвать взгляда от юной меотиянки с того самого момента, как увидел её выходящей на поляну. Все его мысли были сосредоточены на ней. Смутно вспоминался ему её голос в степи, велевший вставать и куда-то идти через силу и боль.

Гекатей был уверен, что именно она спасла его от неминуемой смерти. Его сил после нападения и бегства хватило только на то, чтобы вырвать стрелу кочевника, после чего он потерял сознание.

А потом была прекрасная девушка, всем своим видом обещавшая ему наслаждение в небесных чертогах. Во плоти она оказалась ещё прекрасней: её волосам позавидовала бы и бессмертная Афродита, а её глаза сверкали словно драгоценные камни.

Он уже знал, что сделает всё возможное, чтобы заполучить эту женщину.

Стемнело быстро, как всегда происходило в этих землях. Устроив синда поудобнее, Тиргатао снова занялась разведением костра. Ганира отправилась к реке мыть посуду. С ней увязалась Арра, подпрыгивая и норовя выхватить деревянные миски, чтобы облизать. Старуха шикала на собаку, но не злилась, девушка слышала это в её интонациях.

Меотиянка поймала себя на том, что ревнует своих животных к провидице. Никогда раньше не проявляли они ни к кому подобного доверия, а тут почти что берут пищу из чужих рук.

– Чего ты злишься? – спросил мужчина, который, оказывает, всё это время внимательно наблюдал за Тиргатао, и её резкие, раздражённые движения не укрылись от его взгляда.

– Я не злюсь, – буркнула девушка, так резко ударив камнем о камень, что один из кусочков кремня отскочил и ударил её по пальцу.

Дочь амазонки, один из лучших охотников племени, она сумела сдержаться от позорного вскрика, только крепче стиснула зубы, да украдкой смахнула выступившие слёзы. Воины не плачут. Она сумела поднять отлетевший камешек, снова уложила перед собой пучок сухой травы и начала ударами кресала о кремень высекать яркие звёздочки искр. Пучок побурел, от травы пошёл легкий дымок, Тиргатао легко подула на зарождающийся огонёк и добавила ему пищи. Уже совсем скоро сушняк весело трещал, освещая поляну и людей скачущим красноватым светом.

Ганира суетилась у костра, заваривая травяной настой, а девушка села с другой стороны от незнакомца и смотрела на него поверх огня в ожидании обещанного рассказа. Наконец провидица раздала каждому по кривобокой глиняной кружке с отваром и опустилась на примятую за день траву.

Над поляной повисла тишина. Было слышно, как всхрапывает в темноте Гунн и тоненько, но противно зудят вездесущие комары.

– Ну, – Ганира устала ждать, пока проклятый синд наконец решится начать свою историю, – и долго мы будем ждать?

– Я думаю, с чего начать, – он невозмутимо попивал горячий отвар.

– Начни со своего имени, – не выдержала девушка, уже несколько часов изнывавшая от любопытства.

– Меня зовут Гекатей. Я архонт Синдской Гавани, царь синдов.

Тиргатао и Ганира переглянулись.

Провидицу, уже догадавшуюся, что этот синд совсем не простой, интересовала реакция девушки. И увиденное её не разочаровало – для меотиянки это оказалось совершенной неожиданностью, судя по выражению крайнего изумления на лице девушки, не обратившей внимания ни на царскую гривну на шее мужчины, ни на дорогое одеяние. Хотя одежды синда были залиты кровью, сквозь которую непросто разглядеть качество ткани, особенно дочери вождя, с детства привычной к этому самому качеству.

«А что ты думала, милая, приведёшь в племя простого охотника, уговоришь отца, и будет у тебя муж, до скончания веков благодарный за то, что осчастливила своим вниманием?» – с некоторым злорадством подумала Ганира, любуясь на вытянувшееся лицо дочери вождя савроматов. Этот-то, небось, побогаче твоего отца будет.

– Меня предали, – продолжал рассказывать Гекатей, – мой советник, и как я, глупец, считал до недавнего времени, лучший друг.

После этих слов он горько усмехнулся и снова погрузился свои нелёгкие думы.

– Как он это сделал? – оторвала его от раздумий провидица.

– Он позвал меня на прогулку за город, якобы прознал о готовящемся заговоре, – мужчина снова усмехнулся и ударил сжатым кулаком по земле. – И ведь не к чему придраться – он действительно знал о заговоре, потому что сам его и подготовил. Продумал до мельчайших деталей: мы отъехали слишком далеко от города, чтобы нас могли увидеть или услышать со стен. Я ему доверял, поэтому не взял с собой охраны. Когда появились кочевники, хотя, скорее, это были переодетые наёмники, ведь опознать моих убийц должны были по стрелам. Он не предвидел двух вещей: мою лошадь, силы и выносливости которой хватило, чтобы даже раненой унести меня так далеко, и прекрасной девушки, которая в это время будет проезжать через степь и спасёт меня от верной смерти.

– Ты забыл меня, – подала недовольный голос Ганира.

– Конечно, уважаемая провидица, – он наклонил голову в её сторону, – твои лекарские способности достойны награды. Ты можешь просить всё, что хочешь.

– Я скажу тебе утром, – подумав, решила женщина. – А сейчас я иду спать. Тира, если хочешь получить одеяла, иди за мной.

Девушка чуть не взвилась от непочтительного тона старухи, которая посмела сократить её имя так, как было позволено только самым близким.

Но ночи у реки холодные, а надевать обратно свою охотничью одежду усталому телу не хотелось. Несколько мгновений посомневавшись и снова притушив вспыхнувшую гордость, меотиянка отправилась к избушке, стараясь держаться в тени, чтобы Гекатей не заметил её вспыхнувшие от гнева и унижения щёки. С этой проклятой старухой она ещё поквитается.

Едва Тиргатао подошла к лестнице, из дверного проёма вылетел свёрток, упав прямо перед ней.

Ууу, ведьма!

Девушка скорчила злобную рожицу закрывшейся двери и отправилась готовиться к ночлегу. Убедившись, что синд удобно устроился и вроде как уже заснул, она легла и сама по другую сторону костра. Как только Тиргатао уютно укуталась, её щеки коснулся холодный мокрый нос.

– Арра, – привычно уже, без раздражения попеняла девушка и приподняла одеяло. К животу прижался тёплый собачий бок. Девушка улыбнулась и погрузилась в сон, где были зелёные глаза с тёплыми янтарными крапинками.