Лили Рокс
Остров наказания

Изнасилование тремя мужчинами

Вокруг меня послышалось едва различимое бормотание. Пока я силилась разлепить глаза, голоса стали отчетливее и по моей спине пробежал холодок. Боль во всем теле, жжение в промежности, а руки и ноги заледенели от холода. Изнасилование тремя мужчинами – не ночной кошмар, а реальность, которая произошла со мной. Я затаила дыхание и прислушалась.

– И где такое бабье находят? – Пробурчал один из голосов. Было слышно пыхтение и звук натягивающейся одежды.

– Вот именно. Мы ведь ее вполсилы отымели.

– Может, состав наркоты такой забористый, что отпускает постепенно. Ничего, девчонка оклемается и потом будет повеселее.

Я прислушалась к отдаляющимся шагам, звуку закрывающейся двери и, кажется, даже слышала, как они уходят прочь по коридору. Я лежала в неудобной позе, но было так страшно пошевелиться, что я несколько минут лежала в оцепенении, прислушиваясь к малейшим звукам. Как бы я не давала волю разыгравшейся фантазии, факт оставался фактом: меня окружала звенящая тишина.

Набравшись смелости, я привстала на постели и осмотрелась. Комната была залита прохладным утренним светом. На смятом белом покрывали были желтые и красновато-коричневые следы. В них безошибочно угадывалась смесь крови и спермы, отчего к моему горлу подкатила тошнота.

Я спрыгнула с постели, не желая прикасаться к этим отвратительным жидкостям и сдернула с кровати покрывало. Под ним оказался легкий летний плед, свежая простыня и небольшая подушка. Чувствуя, что от холода пальцы на руках уже перестали гнуться, я закуталась в плед и продолжила изучать комнату уже в уютном импровизированным коконе.

Комната была похожа на гостиничный номер, обставленный без излишеств, хотя назвать убранство «скромным» не поворачивался язык. Я провела кончиками пальцев по спинке кровати. Вишня, при чем, обработанная рукой настоящего мастера. Что ж, изысканно и практично. Мы с Андреем много часов провели, выбирая мебель для того, чтобы после свадьбы немного освежить интерьер, поэтому глаз у меня набит на определение ценных пород дерева.

Письменный стол без единой письменной принадлежности на нем, изящный стул, большое зеркало на стене, благородный сероватый оттенок стен – я невольно восхитилась вкусом человека, который занимался этим номером. Да и стоит все это немало. Судя по качеству материала и швам на постельном белье, его тоже не на барахолке нашли.

Я выглянула в окно и обнаружила, что комната находится на первом этаже. Вид выходил на небольшой, безупречно ухоженный, но безликий участок сада. С одной стороны комнаты была дверь, ведущая, судя по всему, в коридор – ведь с той стороны доносились звуки, когда мои насильники покидали помещение, а вот назначение невзрачной двери напротив меня заинтересовало.

Ничего себе! Маленькая ванная комната с умывальником, унитазом и даже душем. Смущало отсутствие душевой кабины, но, пожалуй, я не в том положении, чтобы требовать нечто подобное. На поручнях висело белоснежное махровое полотенце.

Что ж, кажется, какие-то негодяи выкрали меня и оставили меня в гостиничном номере. Я бросилась к входной двери и, убедившись, что она заперта, забарабанила в нее что было мочи и стала кричать изо всех сил.

– Помогите! Выпустите меня отсюда, я в беде!

Я перевела дух и прислушалась. Нет, думаю, если бы под дверью топтались мои нерешительные спасители, я услышала бы хоть что-то. Внезапно в голову пришли идея, вычитанная мной в какой-то из статей по психологии. Люди будут внимательнее, если услышат не просто призыв о помощи, но и что-то, несущее угрозу для них самих.

– Помогите, пожар! Горим! – Заорала я и загрохотала в дверь с новыми силами. Упорства мне не занимать, но, когда я выбилась из сил, а в голосе появились сиплые нотки, стало понятно, что стратегия проигрышная.

Я подбежала к окну и осторожно приоткрыла его, впустив в комнату свежий ветерок и пение птиц. Что ж, раз все обошлось без визга сигнализации и ко мне не бежит охрана, можно открыть створку полностью и попробовать выбраться наружу.

Я дернула ручку посильнее и чуть не расплакалась. Хитроумный ограничитель был незаметен, но свою работу выполнял отменно. От злости я буквально повисла на оконной ручке, двумя ногами упираясь в стену, однако добротно выполненная рама лишь скрипнула, но дальше не поддалась.

Почувствовав, что к горлу подкатывают слезы, я с силой сжала кулаки. Если я хочу сохранять оптимизм и трезвость мысли, то не могу позволить себе распускать нюни. Я постаралась сделать несколько глубоких вдохов, но сердце стучало так, что попросту сбивало ритм дыхания. Я стояла и хватала ртом воздух, как рыба, которую выкинуло на берег.

«Анна, успокойся. Нам просто нужно выпить воды и принять душ, с этого всегда начиналось решение любой сложной проблемы», – начала я безмолвный диалог сама с собой.

Я уверенно зашагала в ванную комнату, пребывая в уверенности, что бодрым шагом смогу обмануть саму себя.

Открутила красивый блестящий барашек смесителя, но вместо холодной воды в кране лишь присвистнула струйка воздуха. Я в сердцах выругалась и вдруг мой взгляд упал на раму, в которую было заключено зеркало. Витиеватый узор украшал черный блестящий глазок камеры.

Все мое отчаянье вылилось в протяжный вой. Что ж, моя ошибка: за кажущимся гостеприимством этого номера я не поняла, что, кажется, оказалась в тюремных стенах. Я стала метаться по комнате и по ванной, то тут, то там, находя камеры, откуда за мной, возможно, следили чьи-то любопытные глаза. Удивительно, что я не заметила их раньше: никто и не пытался скрыть от меня факт наблюдения, разве что старались разместить камеры так, чтобы они не нарушали эстетичности номера.

«Если за мной кто-то наблюдает, нельзя дать понять им, что я в отчаянии», – пронеслась в моей голове мудрая и абсолютно справедливая мысль. Я похвалила себя за догадливость, ничком упала на кровать и разрыдалась горючими слезами.

Я рвала на себе волосы, которые уже успели засалиться после долгого рабочего дня, ночи в дороге (одной ли ночи?) и этого ужасного утра. На воспоминание об изнасиловании тело ответило ноющей болью. Свернувшись калачиком и обхватив себя, обнаженную, руками, я плакала, давясь и захлебываясь своим горем.

Всю свою жизнь я провела в поиске себя, работала над тем, чтобы каждое утро в моей постели просыпалась лучшая версия меня, пахала как лошадь, чтобы честным трудом заработать на свой хлеб, кров и учебу. Неужели Богу, Вселенной или кто там заправляет этим сумасшедшим миром, показалось, что я слишком счастлива, чтобы продолжать свою прежнюю жизнь?

Когда-то мне казалось, что я сделаю все, чтобы не дать себя в обиду и не стать униженной. Почему-то тогда я не думала о том, каким будет мой запасной план в случае, если меня оттрахают трое человекоподобных животных.

Я ущипнула себя, чтобы хоть как-то выместить свою душевную боль и обиду, но от обиды за себя заплакала еще больше.

Еще несколько дней назад, если бы меня спросили, как я справляюсь плохим настроением, я бы сказала, что делаю это при помощи музыки, пробежки по лесу или поездки в место силы, чтобы, оставшись наедине с собой, чтобы помедитировать. Честно говоря, сейчас мне было стыдно за то, что я считала проблемами.

Интересного, очень ли волновали мои духовные практики Сыча, которому был нужен лишь мой рот, чтобы кончить туда? Когда, во время своих путешествий я входила в древние храмы, я никогда не задумывалась о том, достойна ли я этого. Но признают ли боги женщину, в которой за ночь побывало три члена?

Зачем им моя кровь?

Внезапно я услышала какой-то шорох возле двери и, перестав себя убаюкивать, приподнялась на постели, внимательно высматривая гостя. В комнату вошел мужчина неопределенного возраста, кардинально отличающийся от тех, с кем я провела сегодняшнее утро.

Я напряглась, однако бежать было некуда. Кроме того, мужчина нес перед собой поднос с едой, что пока не добавляло ему строгости. Длинные темные волосы собраны в хвост, перетянутый тонкой лентой. На его плечи было накинуто нечто, похожее на черное кимоно специфического кроя. Впрочем, несмотря на сходство обычных кимоно с халатами, этот придавал ему какой-то загадочности и даже мужества. Быть может, это какая-то секта и так одеваются здешние монахи?

Мужчина поставил поднос на стол и обернулся ко мне, чуть склонив голову:

– Ваш завтрак, мэм.

Я ойкнула, поджала под себя ноги и прикрыла грудь рукой. Одеяло и покрывало валялись на полу, а от его вежливого приветствия ко мне вновь вернулась стыдливость.

– Не стесняйтесь, мэм.

Я обомлела настолько, что была не в силах выдавить из себя ни слова.

Под кимоно моего гостя был черный льняной реглан и брюки. Слишком фривольно, как для монаха, но слишком экстравагантно, как для повседневного наряда мужчины. За этим нарядом я не могла догадаться ни в какой стране нахожусь, ни кто этот человек по профессии, ни сколько ему лет. Впрочем, судя по лицу – около тридцати. Идеально выбритое, без явных признаков старения, однако тонкие губы, печальные глаза и небольшая горбинка на носу придавала ему зрелости.

– Приятного аппетита, – добавил он.

Голос негромкий и спокойный, да и вообще, ни капли агрессии.

– Спасибо, – с трудом выдавила я из себя. Голос сиплый и гнусавый. Думаю, после слез у меня тот еще видок.

Он развернулся с зашагал к порогу. Он уходит! Единственная ниточка, связывающая меня с внешним миром. Я пыталась высмотреть в его внешности каждую мелочь, но так и не смогла понять, что же за ней скрывается. Я панически пыталась придумать какой-то повод, чтобы заговорить с ним, но не накликать на себя его гнев лишними расспросами.

– Простите! – Окликнула я его, когда он занес ногу над порогом. – Как вас зовут?

– Игорь. – Коротко ответил он, опустил глаза и стремительно вышел из комнаты, заперев меня.

Я мигом спрыгнула с постели и подлетела к столу, с нетерпением рассматривая содержимое подноса. На нем лежала пара тостов с маслом, симпатичная яичница на кусочке хлеба и стоял стакан воды. Я мигом опрокинула стакан, чувствуя, как живительная влага, в которой я так нуждалась, вновь наполняет меня.

Есть не хотелось, но я предусмотрительно заставила себя пожевать тост. Кто знает, возможно, это мой последний завтрак? По содержимому подноса не складывалось впечатления, что меня собираются морить голодом, однако я не стану глупить настолько, чтобы не воспользоваться шансом восполнить энергию.

Через силу подкрепившись, я решила не тратить времени даром. Первым делом я проверила воду в душе и унитазе. Увы, шансов принять душ или чистоплотно решить свои природные потребности у меня не было.

Я подошла вплотную к зеркалу, присматриваясь к его поверхности. Ни отпечатков пальцев, не следов воды, однако местами можно заметить едва заметные царапинки. Меня поселили не в новую комнату, просто перед моим заселением ее тщательно отдраили. Полотенце и постельное белье, которое еще не успели замарать собой те трое ублюдков, пахли стиральным порошком. Никаких волос или запаха парфюма – зацепиться было не за что. Не обнаружилось в комнате розеток и выключателей, хотя имелись светильники.

– Что ж, значит, номер изначально не планировался как комфортабельное спальное место, – расстроенно поняла я. – Зато доступ к воде, кажется, все же был предусмотрен.

Я пошарила рукой под столом, без особой надежды выискивая телефонные провода. Бог знает, что бы мне дала эта находка, однако это занятия отвлекало меня от тревожных мыслей.

Увлекшись, я не заметила, что в двери щелкнул замок и в комнату ввалилось двое мужчин, застав меня в весьма пикантной позе: стоя на коленях, я пригнулась к полу, осматривая плинтуса.

– Вот так-так, – пробасил один из них. Я безошибочно узнала голос Сыча, подскочила и вжалась в угол, надеясь слиться со стеной.

– Я же говорил, девка быстро оправится. Уже и задницу для нас подставила, видать, не могла дождаться. – Потешался Серый.

Следом за ними вошел Вор, втащив в комнату большую спортивную сумку и осторожно водрузил ее на стол.

– Мы с игрушками, – чуть ли не похвастался он.

Сыч, равнодушный к моему недовольному визгу и попытками запинать его, одной рукой схватил меня за запястья, а второй ухватился за мою ногу и вытащил меня из моего закутка. Я заплакала, больше не стесняясь своих слез.

– Срач тут развела, – недовольно добавил Серый и стал запинывать одеяла, лежащие на полу, под кровать. – Тебе тряпки дали, чтобы ты ночью не окоченела, а ты нам антураж портишь.

В комнату вошел незнакомый мне мужчина, всем своим видом излучая усталость и равнодушие. Черные спутанные волосы по плечо и щетина, которой уже давно не касалось лезвие бритвы, очень гармонировали с рубашкой, рукав которой был залит вином.

– Почему девчонка не готова? – хмуро спросил он у мужчин. – Парни, мы с вами договаривались: не приготовили модель – перенесите съемку.

Съемка? Модель? Невольно вспомнились страшные истории о том, что в даркнете можно купить не постановочные фото, на котором насилуют и убивают девушек, однако я тут подумала, что этому есть куда более разумное и обнадеживающие объяснение. За меня собираются просить выкуп, а значит, мои фото будут доказательством того, что я жива.

Вор достал из сумки плетку-многохвостку с круглыми металлическими пластинками на концах. У меня по спине пробежал холодок, но, в целом, мою легенду этот факт не рушил. С выкупом поторопятся, если на фото будет видно, что я цела, но изрядно побита.

Сыч дернул меня, поставив напротив стены.

– Стой смирно, – буркнул он и отступил, пропуская вперед Серого.

Тот прищурился, оценивающе осмотрев меня, а затем, без единого слова или предупреждения, занес надо мной руку с плетью и хлестнул меня по плечу.

Я осталась стоять с каменным лицом, хотя потребовалось немало мужества, чтобы не подать виду, насколько мне больно. Серый, кажется, остался доволен своей работой. Следующий удар пришелся прямиком по моему животу. Монетки на концах плетки, отчаянно звеня, острым краем врезались в кожу. Пекло так сильно, будто мне на живот вылили раскаленный метал, а дышать стало трудно.

– Можешь пока опереться на стену, если будешь падать, то башку не разобьешь. – Равнодушно заметил фотограф. – Серый, поторопись с ней, нечего смаковать.

Мужчина, хлестнул меня по предплечью, задев грудь. Я инстинктивно прижала руку к груди, надеясь, что это поможет утихомирить боль. Стало только хуже, а отняв руку, я увидела, что на ней остались алые кляксы крови. Я в недоумении подняла глаза на мужчин.

Конечно, я их пленница, а сами они, видимо, в восторге от вседозволенности, но неужели им мало изнасилований? Почему им нужна еще и моя кровь? Впрочем, Сыч уже щупал свою промежность через штаны – видимо, вид моих страданий был для него сексуальнее, чем красивая молодая девушка совсем без одежды.

Мне стало дурно, но Серый выполнял свою работу с завидной методичностью. Вот я уже чувствую, как по моему телу струятся горячие липкие струйки крови, но понятия не имею, куда пришелся последний удар: кажется, что кожа полыхает в огне.

Кажется, мужчины велели мне развернуться, однако в моих ушах был слышен лишь бешеный стук сердца. Кто-то развернул меня лицом к стене, но после того, как по моим ягодицам вновь прошлись плеткой, ноги отказались меня держать. Я плюхнулась на пол и завыла как раненый зверь.

– Еще тут, пару ударов здесь и можно завязывать. – Бросил фотограф. Последние три удара было стерпеть гораздо легче: я хотя бы знала, что моим мучениям скоро придет конец.

– Вор, печать готова? – Спросил Серый, усевшись позади меня. Одной рукой он держал меня за запястья, а второй перехватил меня за плечи, прижав к себе так крепко, что было сложно дышать, не то что шелохнуться.

Клеймят как скотину

Вор подошел ко мне с набором, действительно похожим на довольно громоздкие печати. Он поднес ко мне одну из них, и я с ужасом почувствовала запах раскаленного металла. Я начала биться в руках Серого, но ему стоило на йоту добавить усилий, чтобы я почувствовала, что заключена в стальные силки.

Жгучая боль пронзила меня от кончиков пальцев до самого мозга. Однако ее эпицентр находился у меня под левой ключицей. Я зажмурилась и стиснула зубы, но легче не становилось. Это повторилось еще дважды. Мое обоняние безошибочно распознало запах жженой плоти: настолько тошнотворный, что, кажется, я на несколько секунд теряла сознание, чтобы не сойти с ума. Черт знает, откуда у них взялось тут, в этой проклятой гостинице, топка или что-то в этом роде, но у меня не оставалось сомнений: на мне оставили клеймо.

Серый уже отпустил меня, однако сил на то, чтобы подняться, не оставалось. Меня клеймили, будто скотину. Так не делают с девушками, которых планируют выменять на внушительную сумму. Теперь я стала чьей-то собственностью и, пожалуй, мне пора оставить свои наивные детские надежды.

Что-то холодное коснулось моего левого бока. Кажется, было скорее щекотно, однако, когда ко мне вернулась четкость зрения, я увидела, что на моем боку зияет ровная, длинная, не очень глубокая, но изрядно кровоточащая рана.

На паркет натекла небольшая лужица крови, а стена сплошь была забрызгана мелкими ярко-красными брызгами. Возле самого пола остался широкий кровяной след – кажется, я задела ее, когда падала на пол.

– Тут и делаем фото, – вновь послышался голос фотографа. – В этот раз я всем доволен, очень колоритно, справимся за пару минут.

Вор ухватил меня подмышки и поставил меня напротив стены.

– Выпрямись, опусти руки по швам и стой ровно. – Приказал он.

Я постаралась выполнить его приказ, однако к горлу подкатывала тошнота, а меня пошатывало. Звук затвора немного привел меня в чувство. До того как я оказалась тут, мне нравилось быть в объективе. Фотосессии были моим средством от плохого настроения, поводом подобрать безупречный макияж, узнать свое тело и понять его красоту. Умение тонизироваться перед камерой помогло мне сейчас.

– Прекрасно, прекрасно, – бормотал фотограф, перебегая с места на место. – Повернись боком и исподлобья посмотри в камеру. Ты модель?

– Нет, – выдавила из себя я.

– Хм, презабавно, – он бесцеремонно наставил камеру на область моего лобка и продолжил фотографировать. – Держишься даже лучше, чем профессиональные модели в твоем положении.

В моем положении? Значит, я тут не просто не одна – кто-то считает, что я и профессиональная модель одного поля ягода.

– На кровать, – велел фотограф парням. – И прекратите дрочить, вы меня задерживаете.

Мне стоило таких больших усилий устоять перед камерой, что я перестала обращать внимание на старых знакомых. Между тем, они все, как один, уже приспустили штаны и развлекались фотосессией на полную катушку.

Я добралась до постели и осторожно легла на спину. Прикосновение израненной кожи к ткани было мучительно, но, по крайней мере, потерять сознание тут грозило меньшими последствиями.

Фотограф велел раздвигать ноги, приподнимать таз или, наоборот, сжимать бедра в тех или иных позах.

– Делай, что положено, – бросил он кому-то из присутствующих. К постели нелепой походкой подошел Вор (непросто шагать с эрегированным членом наперевес, когда штаны зависли на уровне коленей).

– Держи ноги раздвинутыми, – сказал он. В мою промежность проскользнуло нечто холодное и крайне неприятное. После того как оно в несколько раз увеличилось в размерах, стало понятно, что в арсенал пошел гинекологический расширитель. Видимо, им казалось, что стоять обнаженной и окровавленной перед тремя насильниками и фотографом, было недостаточным унижением.

«Скорее бы все кончилось, скорее бы прекратилось», – фраза звучала в голове, будто заевшая пластинка. Эти слова были громче, чем все мои страдания, чем любой внешний шум. Меня несколько раз грубо переворачивали с боку на бок и, кажется, даже пинали. Видимо, мужчин раздражало то, что я не реагировала на их приказы.

Я была бы рада не испытывать их терпение, но несколько раз проваливалась в какой-то полусон или полубред, а, выныривая из него вновь ощущала лишь боль. Очнувшись от этого состояния еще раз, я поняла: кажется, все позади. Все тело было стянуто сухой кровавой пленкой и сильно болело. Раньше я и помыслить не могла, что человек способен вынести нечто подобное.

Усилием воли я напрягла слух. Мужчины возились, собирая снаряжение. Запах жженой кожи и крови неприятно бил в нос, но я сдерживала рвотные позывы. Видимо, без сознания я им менее интересна, так что постараюсь прикинуться неодушевленным предметом.

– Ну что, больше не злишься за нас? – Спросил Серый. – Если бы мы занялись ею вовремя, пропустил бы самое интересное.

– Очень интересный экземпляр, – услышала я голос фотографа. – Отнесу боссу снимки и поговорю с ним на ее счет. Я не профессионал, но поберег бы девчонку от черной работы. И вы поосторожнее с ней, ясно вам?

– Зануда, – ответил кто-то и мужчины вышли, вновь оставив меня наедине со своими мыслями и болью.

Когда я проснулась, все в комнате приобрело красновато-оранжевый оттенок: верный признак того, что я встречаю первый закат в этом страшном месте. Одному Богу ведомо, как я умудрилась заснуть, когда тело изнывало от боли, но сейчас, пока я неуклюже садилась на кровати, растревоженные раны снова начали сочиться кровью и усиленно болеть.

Я коснулась пальцами места, где на мне оставили метку. Под пальцами были куски сухой кожи и надулись пузыри с жидкостью. Делать было нечего. Хотелось сходить в ванную комнату, чтобы снова проверить, не появилось ли там воды, но меня пугала перспектива увидеть себя в зеркале сейчас.