Лила Каттен
Развод. Я не хочу её терять
Глава 5. Злость
Глаза останавливаются на тумбочке с той стороны, где сплю я. Там стоит старое фото. Мы сделали его на первом свидании. Кажется, что это было целую жизнь назад. Хотя, по сути, целая жизнь и прошла.
Разве могла я тогда предположить, что сначала обрету огромное счастье? Или что ему будет отведен определенный срок?
Вряд ли.
Бабушка постоянно говорила про соломку, которую можно было бы постелить, знай, где упадешь. Я бы хотела знать, обошлось, вероятно, без огромных ошибок и таких же размеров шишек на лбу.
Но я не знала. Даже не догадывалась.
Замечаю книжку сына, оставленную на моем туалетном столике, и именно она толкает вперед.
Именно она выплескивает наружу всю мою обиду, всю боль, которую он нанес мне. И сколько еще ее будет вылито на сына, который ни в чем не виновен, но страдать будет одинаково… Нет, даже больше.
Жгучие слезы размывают зрение, но это мне не мешает.
Я вытаскиваю чемоданы из-под кровати и подхожу к шкафу.
Рубашки, брюки. Футболки… Все это мелькает и застревает как занозы в глазах.
Хватаю вешалки и бросаю на пол.
Мне хочется все это разорвать. На куски порезать и оставить в чемоданах. Но я этого не делаю. Я не могу так обращаться с вещами, мамино воспитание.
Забираю свои вешалки, почему-то сейчас это казалось важным, показать их принадлежность, и бросаю вещи внутрь пластиковых емкостей. Все подряд. Все, что определяю как мужская одежда. Без разбора.
Следом вынимаю полки из комода с бельем, носками. Высыпаю содержимое туда же.
– Пропади все… К черту тебя, – запыхавшись, я продолжаю носиться по комнате.
То здесь, то там нахожу его безделушки. Выгребаю из ванной средства гигиены в пакет.
– Пусть все забирает.
Даже его именную кружку отправляю в чемодан.
С каждой собранной вещью я чувствую, что и от меня откалывается по куску.
То ли грязь отваливается, то ли душа в клочья разбитая сыплется на пол.
В шесть утра я уже тяну за собачку молнии и закрыв оба чемодана, ставлю их у стены в спальне. Там же я поставила пакеты с обувью и куртками. Все не влезло в две сумки. Плевать. Десять лет не так просто определить в пару чемоданов.
В шесть пятнадцать я ощутила глубокое опустошение и снова сорвалась в пропасть неверия.
Наворачивая круги по гостиной, я остановилась и села в угол дивана. Прижалась к спинке, подтянула к груди колени и закрыла глаза.
Усталость давала о себе знать, и боль стала ослабевать, уступая место слезам, которые будто убаюкивали. И в итоге я уснула, откинувшись головой на изгиб спинки.
Меня пробудило прикосновение. Мягкое. Нежное.
Его пальцы легли на щеку и прошлись до самой шеи.
– Почему ты спишь здесь, малыш? – тихий шепот вывел из состояния сна, и я открыла глаза, сталкиваясь с его голубым океаном фальши и предательства.
Раньше его глаза были чистыми озерами, в которых я плескалась от любви. Теперь они были полны грязи и мерзости.
Он смотрел, любуясь мной, улыбаясь, а я больше не видела правды. Каждое слово теперь оспаривалось и причиняло боль.
Увернулась от прикосновения и подняв руку, откинула его ладонь.
Игорь сидел рядом и посмотрел на свою кисть, которую я откинула.
– Настя? – удивлен?
Да, он был удивлен и поражен моим жестом.
Я быстро встала, чтобы не находиться так близко. Чтобы учиться дышать кислородом, а не им.
– В чем дело?
– Ты скажи.
– Хорошо, как только ты мне пояснишь, о чем речь.
Он выглядел спокойным. Думает, буду ходить вокруг да около?
Удалил сообщение и решил, что я не видела ничего? Решил, что все обошлось?
– О твоей дочери? – я задумываюсь будто и правда решаю, о чем вести диалог. – Да, я думаю, мы поговорим о ней, Игорь.
Шок.
Он пронесся по его лицу со скоростью света и канул в черную дыру.
Потрясающе.
– Насть…
– Не смей мне лгать. Не смей, даже пытаться, понял? – сразу предупреждаю его.
– Господи, да о чем лгать?
– Я твое сообщение прочитала. Видела, как ты его удалил и прислал новое.
– Ну разумеется, удалил. Чертов телефон исправил, представляешь? – хмыкает.
– Я ввела порядка сотни ошибочных слов. И ни одно, мой телефон не исправил на «дочка». Представляешь?
– Так все дело в смс? В чертовом смс?
– Ага, – щурюсь и понимаю, на что начнет давить. Но нет, мне в голову приходит идея. – Дай телефон.
– Мой?
– Твой. Дай мне его, Игорь, – протягиваю руку и беззаботно жду.
– По-моему, ты не в себе сегодня.
Почему-то на смену злости приходит странное спокойствие. Оно слегка пугает, но я даже улыбаюсь, смотря на его бегающие глаза. Но на самом деле мне хочется смеяться.
– Да, я не в себе. И я прошу тебя дать свой телефон.
– И зачем он тебе, – он улыбается в ответ.
Господи, он даже не думает, что я серьезно. Он этого не понимает, надеясь, что все прекратится как буря в стакане воды.
Только он не учитывает одного. Что если для того, чтобы остановить бурю ты выливаешь воду из стакана, то у тебя останется пустая стекляшка.
– Попробую из «сына», получить «дочь». У тебя ведь вышло.
– Знаешь, милая, – опускает плечи и трет руками лицо, – я здорово устал. Ехал к тебе всю ночь. Я хочу спать и…
– Тогда иди, – соглашаюсь с ним. – Иди спи. Отдыхай. Делай что пожелаешь.
Так много безразличия в моем голосе, что самое холодно от него.
– Мы поговорим с тобой позже.
Делает шаг ко мне, но я, грозя пальцем, останавливаю.
– Стой на месте.
– Настя, – он хмыкает и закатывает глаза, будто считает мое поведение детским и капризным. – Мы все обсудим. Это все просто ерунда и ты это знаешь. Я люблю тебя, милая.
Признание будто скрежет металла о металл. Передергивает всю. А он разворачивается и идет в спальню.
– Игорь, – зову его, оставаясь на месте. Он поворачивается, и я замечаю, как напряжены его плечи, все тело кричит об этом. – Если ты хочешь поговорить со мной, что-то сказать, у тебя есть шанс сделать это сейчас. Если нет, то забирай свои вещи из комнаты и уходи.
Мужу требуется несколько секунд понять смысл моих слов. Затем он спешит в нашу спальню и замирает на пороге, смотря на ряд сумок и пакетов.
– Ты что шутишь?
– Это мало похоже на шутку, Игорь.
– И ты чертовски права, – он срывается на повышенный тон. – Ты собрала все мои вещи?
– Да. Поверь, я ничего не забыла. Можешь не переживать об этом. Даже кружку положила.
– Какая к черту кружка? Ты меня из дома выставляешь, за какую-то паршивую смску.
– Смска и правда была паршивой, тут я с тобой согласна. Это был шаблон, не так ли?
Он смотрит с непониманием на лице.
– Боже, неужели я угадала?
– Насть, – Игорь снова возвращает самообладание и превращает свой голос в сладкую патоку. – Ты ведь понимаешь… Нет, ты знаешь, как я тебя люблю. Прошу, просто…
– Просто дай мне свой проклятый телефон, Наумов, – протягиваю руку.
– Безумие, – запускает руки в волосы и нервно проводит по ним с макушки на затылок. – Чего ты добиваешься?
– Если честно, уже сама не знаю чего. Я надеялась на то, что мой муж будет честен со мной прямо сейчас, – чувствую, как дрожит нижняя губа и слезы подкатывают. – Что ему хватит смелости признаться в том, что, итак, отвратительно, источает запах подлости. Что будет иметь уважение ко мне хотя бы сейчас. И по сути, твой отказ давать телефон все подтверждает. Нет смысла просить его дальше, ты абсолютно прав.
– Малыш…
– Уходи, – останавливаю его попытку закопать меня в лживых словах.
– Настя, я ни за что не уйду. Тем более, когда ты в таком состоянии.
– Состоянии, в которое окунул меня ты самолично? Неужели ты думаешь, что останешься тут? Нет, Игорь. Я не знаю, о чем ты думал. Я не знаю, на что ты рассчитывал. Но я говорю тебе, уходить.
– Это была простая ошибка в слове, милая, – его голос приглушенный, он как всегда, успокаивающий и мягкий.
Рыдания сотрясают нутро, потому что я хочу ему верить. Я очень хочу вернуться во вчерашний день и прожить его снова, но, чтобы он не закончился так, как было.
Я хочу, чтобы не было лжи… и чтобы не было этой боли. Ведь мне больно… так адски больно.
Я делаю к нему шаг и вижу, что он ждет. Прикосновений. Ждет слов, после которых сможет обнять. Слов, в которых я буду говорить о том, что верю.
– Тогда дай мне свой телефон, Игорь, – почти умоляю его сделать это.
Смотрю в глаза, размытым взглядом, подняв голову.
– Прошу…
Он трогает кончиками пальцев мои слезы и растирает их по коже. Смотрит, как всегда, глубоко в меня, хочет избавить от боли, отнять мои слезы. Но в итоге убивает дальше.
– Я люблю тебя, больше всего на свете, родная. Но я не дам тебе мой телефон, Настя.
И вот, я уже наблюдаю со стороны, как моя оболочка все еще стоит и ждет последние слова, а душа падает на пол и разбивает на миллионы осколков у наших ног.
– Я хочу, чтобы ты мне верила, – продолжает он.
– Я верила… – голос ломается и хрипит. – Всегда верила, Игорь. В этом, видимо, и заключалась моя беда. В том, что я верила тебе так же безоговорочно, как матери любят своих детей, – отхожу на несколько метров назад, стирая влагу с лица, делая его жестче. – А теперь уходи.
– Настя…
– Проваливай, сказала, – кричу ему и отворачиваюсь.
***
Вот и все. Я упавший лист осени.
Вам меня уже не возродить.
Да и с ним не встречать старость с проседью,
Чашу жизни, нам вместе не пить.
Вот и все. Все кончается, рушится
И песком заметает следы.
Но океаны земли не иссушатся,
А любовь моя, в пепел сгорит.
Глава 6. Уходи
У меня никогда раньше не было истерики. Я понятия не имею, как она выглядит. Даже с сыном такого не случалось, чтобы я видела пример со стороны.
Но сейчас, чувствуя, как дрожит кисть левой руки, а дыхание становится прерывистым, притом что слезы не текут водопадом, я догадываюсь, что возможно это она.
Мне необходим свежий воздух и также важно, чтобы он ушел.
Такое ощущение, что я в комнате и стены ее двигаются на меня, а он ворует пространство и мой кислород.
Но муж стоит позади меня и ничего не делает. Не уходит, не шевелится.
– Настя, послушай, – звучит его голос и срабатывает как воспламенитель, перед взрывом.
– Да не хочу я тебя слушать, – разворачиваюсь вновь к нему лицом. – Я не хочу тебя слушать, понимаешь? Ты либо правду говоришь и проваливаешь отсюда, либо проваливаешь сразу. Но всю ту чушь, которую ты мне хочешь сейчас сказать, я слушать не намерена, Игорь.
– Ты накрутила себя и выставляешь меня виноватым? В чем Настя?
Неужели я в его глазах и правда такая недалекая и глупая женщина? Хотя, это как посмотреть. Неизвестно еще, как долго он выставлял меня дурой и изменял.
– Боже, Наумов, – тру виски, чтобы унять в руках тремор, а в голове внезапную боль. – Я по-человечески прошу тебя уйти.
– Ты же хотела поговорить.
– Вот именно. Диалог. Знаешь, что это такое? Диалог с мужчиной, который умеет быть честным? А не с тем, кто выставляет меня идиоткой с какими-то фантазиями.
– Я не делал этого. Ты просто сама нашла причину для этого дерьма, которое вылила мне на голову после ночи без сна, которую я провел за рулем.
– Так если ты такой честный дай мне свой телефон. Я о многом прошу? Просто дай мне этот чертов телефон.
– А у нас что новые правила?
– В нашей семье не было и нет никаких правил. Честность, доверие и уважение – это основополагающие, а не правила. Угадай, чего ты лишил нас разом?
– Ты как заведенная про этот телефон, – вскидывает руки и принимается ходить по кругу.
– Ты просто лжец и тебе нечем крыть, Игорь. И ты не просто изменил, ты… – дыхание перехватывает, потому что говорить такое вслух о своем муже, подобно глотанию лавы. – У тебя ребенок, от другой женщины.
– Знаешь, нам и правда лучше не разговаривать сейчас, ты не способна мыслить рационально, Настя. Этот бред просто переходит любые грани.
Его слова внезапно стирают слезы окончательно, одаривая холодной правдой. Ведь он ни разу не сказал, что ребенка нет. Он говорит что угодно об ошибке и о том, что это все ерунда, моего навязчивого мозга, но ни единого слова, что ребенка не существует. Снова возвращается та самая ярость.
Я иду в нашу спальню. Хватаю оба чемодана и вытаскиваю их.
– Тогда скорее забирай свое барахло и проваливай отсюда, – возвращаюсь обратно за пакетами и тот, что не вмещается в руки, я пинаю ногами, выталкивая за порог спальни.
– Прекрати, – кричит муж и выхватывает свои вещи, бросая те на пол.
Мы сталкиваемся глазами. Я вижу в них сплошную ложь, нахальство. Чувствую глубокую обиду, и не контролируя свои движения, бью его по лицу.
И я не сожалею об этом.
Удар оглушает, и этот противный звон отдается эхом в моей пустой душе.
Он вытягивает челюсть, разминая ее, и прикасается к тому месту, где только что была моя пульсирующая сухой болью ладонь, оставившая след.
– Полегчало?
– Ты подлец, Игорь. Уходи или уйду я.
Он хватает за плечи и держит, чуть приподняв на уровень своих глаз.
– Ты никуда не пойдешь. Я не позволю.
Дергаюсь и сбрасываю руки, стирая эти прикосновения.
– Ты прав. Я останусь, потому что эта квартира принадлежит мне и сыну.
Не верю, что сказала это.
При оформлении все было легко, никаких протестов или вопросов. Игорь тут просто прописан с нами. И сейчас я тыкаю этим мужа впервые, господи. Но и ситуация такая, что не до подбора слов и не до совести. Особенно не про совесть.
Разворачиваюсь и иду в комнату, чтобы закрыть дверь и не видеть его. По крайней мере, какое-то время. Потому что я понимаю, что силой отсюда его не выгоню, если он не пожелает уйти сам. Но буду надеяться на остатки его благоразумия.
И оказываюсь права, потому что прежде чем дверь закрыла, он сказал, в ответ на мою просьбу уйти:
– Я обещал сыну праздник, и я ему его устрою дома.
– Ты уже устроил, – шепчу еле слышно и закрываюсь на замок изнутри.
Силы внезапно кончаются, адреналин испаряется, и я оседаю у стены. Просто разрушаюсь.
Мне кажется, до меня только сейчас начинает доходить тот факт, что моей семьи больше нет. Что она по кирпичику разбирается.
Десять лет и все ради чего?
И хочется выть, и хочется подняться с колен, не показывать, как уязвима. Или за закрытыми дверьми можно?
С трудом встаю, держась все за ту же стену и подойдя к кровати, стягиваю с себя одежду до белья, забираюсь под одеяло и накрываюсь с головой.
Усталость забирает любое сопротивление, и я засыпаю, чувствуя себя дико измотанной. Такой, как никогда в жизни не ощущала.
Сон не принес ни капли облегчения. Более того, я сейчас была схожа с куском бревна.
Руки и ноги казались тяжелыми при попытке перевернуться набок. Голова от подушки не отрывалась вообще.
Даже не смотрясь в зеркало, я знала и чувствовала, как опухло лицо и глаза от слез.
– Боже, – простонала и села.
Из щелей стыка темных штор просвечивал свет. Значит, я либо проспала до утра следующего дня, либо проклятое первое января и не думало заканчиваться.
Взгляд на часы дал ответы. Затем я услышала смех сына.
Вот тут мои инстинкты сработали на ура.
Я резко вскочила и, накинув халат, вышла из комнаты.
Игорь и Ваня сидели на полу гостиной, где сын с радостью играл своими игрушками.
Я быстро огляделась по кругу и заметила, что вещей его не было.
Мое появление не осталось незамеченным.
Игорь в своей манере улыбнулся. Господи, при другом раскладе я бы его расцеловала, потому что знала кто источник радости на лице моего мальчика. Но сейчас я поняла, что он будет давить на мои материнские чувства.
– А вот и мамочка наша проснулась, – сладко сказал муж и Ваня вскочил на ноги.
– Мам, смотри… Это же квадрокоптер. Смотри, смотри…
Его глаза искрили, голос был звонким и ярким, а мое сердце радовалось несмотря на человека, которого я видеть сейчас рядом не хотела.
– Мы же запустим его, да? Папа сказал, что мы и салюты устроим.
Острый взгляд почти ювелирно разрезал его на куски. Я снова злилась.
– Ну что мам, пошли?
– Родной, я бы хотела перекусить, у меня желудок прямо волком воет, слышишь? – делаю вид, что прислушиваюсь.
– Хорошо, мам. А машинку я тебе прямо сейчас покажу.
Он взял пульт и начал ездить по кругу, управляя черным огромных размеров джипом.
– Он такой классный, спасибо вам.
И я улыбнулась. Искренне и облегченно.
Мама была права. Вот кто будет согревать мое сердце всю жизнь.
– Я рада, что тебе нравится, Ванюш. С Новым годом, солнышко, – обняла его и, получив в ответ его объятия, поцеловала в макушку. – Кушать хочешь?
– Не-а, я у бабушки поел. Играть буду, ага?
– Ага, – усмехаюсь и иду в ванную.
– А я буду, – доносится голос Игоря.
Медленно останавливаюсь и оборачиваюсь, чтобы посмотреть в его наглые глаза.
Лицо мужа светится. Он делает вид, что все в порядке.
– Средство для посуды сам знаешь, где лежит, приятного аппетита.
Закрываю дверь ванной и сжимаю кулаки.
Зубная щетка на месте, средства для бритья и прочее. Даже полотенце.
Я уже почти срываюсь, но вспоминаю о том, что Ваня в гостиной. Поэтому кое-как совладав с эмоциями, умываюсь, чищу зубы и выхожу из укрытия.
Быстро одевшись, я перемещаюсь на кухню и варю себе кофе. Игорь сидит на том же месте и наблюдает за мной, но, когда я на кухне остаюсь, идет за мной.
– Ты просила телефон, – говорит мне и кладет его на стол.
Я усмехаюсь и, взяв в руки гаджет, выбрасываю в мусорное ведро, сожалея, что там нет помоев, утопить этот проклятый телефон. Ведь я выбросила все и сменила пакет, когда уезжала к маме.
– Насть, ну что за детский сад, – Игорь вытаскивает его и садится за стол.
– Ну ты уж совсем из меня дуру не делай.
– Я не делал из тебя дуру ни разу. Ты просила телефон.
– Иди к черту со своим телефоном.
– Тебе не идет сквернословие.
– Ты просто не слышишь, что я думаю о тебе в своей голове.
– Насть, ну может, хватит, а? – тянет к моей руке свою руку, когда я сажусь за стол с чашкой кофе.
– Не прикасайся ко мне, больше никогда.
Он откидывается на спинку, фыркнув носом.
Я смотрю пристально на мужа и не могу поверить, что это тот же самый человек, за которого я вышла замуж.
– Значит, так ты решил действовать? – задаю свой вопрос, снова услышав жужжание машинки сына, пробегающего где-то в коридоре.
– Как, Настя?
– Через сына, Игорь.
– Господи, я просто хочу, чтобы у нас все наладилось. Если тебе нужно какое-то пространство, ты должна была сказать об этом прямо, а не устраивать весь этот концерт с какой-то смской.
Непробиваемый.
– То есть, когда я говорю прямо «Проваливай Игорь», ты слышишь что-то другое?
– Неужели в тебе не осталось ни капли веры?
– Последнюю, ты растоптал этим утром. Послушай, кроме правды я не приму ничего. И если ты думаешь, что мы сможем что-то восстановить, то очень ошибаешься.
– Вот так просто плюнуть на годы брака? – почти зло шипит шепотом.
– Из нас двоих плюнул на них и на нашего сына ты. А я пытаюсь минимизировать последствия. Меня бесит то, что ты пытаешься играть на моих чувствах сыном. Это подло и низко с твоей стороны.
– Я просто хочу бороться за то, что ты пытаешься разрушить на ровном месте.
Не успеваю ему ответить, как забегает Ваня.
– Мам, пап, смотрите, что будет, если поставить так.
Он демонстрирует, как машина встает на колеса и обратно, а я проклинаю себя за рассеянность, потому что думаю о том, как боюсь сделать больно сыну.
Глава 7. Подарок
Когда сын с визгом убегает снова, я смотрю на Игоря и задаю единственный вопрос, на который прямо сейчас хочу знать ответ.
– Ты хотя бы думал о нем, когда решил предать нашу семью?
Он застывает, и его нечитаемые глаза пронзают насквозь.
– Вы самое дорогое, что есть у меня, Настя, – говорит мягким голосом, будто мы вечером сидим в обнимку на диване и наслаждаемся временем на двоих. И от этого щемит в груди, потому что я никогда не думала, что это время будет пропитано фальшью. – Быть может, не всегда я даю вам это понять, как стоило бы, но я стараюсь как могу.
– Наверное, ты думаешь, что все уляжется и забудется, Игорь. Но ты не угадал. Это не бытовая ерунда. И если ты говоришь о любви и уважении ко мне, то будь тем мужчиной, который меня, когда-то реально уважал. Мне кажется, я заслужила правду.
Встаю со стула и с разочарованием хочу уйти, но он преграждает путь.
– Милая…
Руки мужа опускаются с предплечий на талию. Пытаются притянуть ближе, но я упираюсь в его торс.
– Не прикасайся. Ты на это права уже не имеешь.
Толкаю, и он не сопротивляется.
– Я не буду ни второй, ни промежуточной. Я даже первой не буду. Думала, что ты это знаешь.
– Ты всегда была единственной, Настя.
– Была… когда-то давно, видимо. Пока тебе не наскучило.
– Ну что ты надумываешь? Настен…
– Я бы хотела надумывать, ошибаться… Думаешь, десять лет брака я мечтала о том, чтобы в итоге стоять тут перед тобой и выглядеть идиоткой? Нет, Игорь. Ты не оттянешь неизбежное. И с сыном придется поговорить тебе самому. Найди подходящие слова.
– О чем мне говорить с ним? Ты же несерьезно.
– Ты здесь больше не живешь.
– Я убрал вещи в машину, чтобы у него не было вопросов. Не в его же комнату их тащить, ты дверь закрыла.
– А ты думал, что я все это стерплю? Игорь, прошло несколько часов этих выяснений, а я уже устала. Собери всю свою мужскую волю и реши этот вопрос на пару со мной по-взрослому и правильно. А Ивана не приплетай. Я мать, и я его люблю, ты надавил на эту точку очень точно, но даже ради него терпеть тебя не буду и играть в брак. Не найдешь слов, я расскажу ему правду сама.
– Какую правду? – возмущается. – Сынок, твой папа случайно написал неправильно слово, и потому я выгнала его из дома? Ты хоть понимаешь, как это звучит?
– Я даже понимаю, что это все значит и до него донесу. Тебе стоило подумать обо всем этом, когда пошел к другой. Я все сказала.
На этот раз я ухожу, и он не останавливает.
– Вань, сейчас оденусь и пойдем погуляем на улицу.
– Круто, мам, – кричит и убегает к себе в комнату.
Беру небольшую передышку, когда переодеваюсь.
Понятия не имею, что у Игоря на уме и что он планирует делать дальше. Все, о чем я думаю это наш сын и та самая правда, в которой он не хочет признаваться.
Не удивительно судя по тому, как он дал мне телефон. Неужели я не видела ничего? Неужели я была так наивна, что он обманывал изо дня в день? И как долго?
Становится и больно, и противно одновременно.
Собравшись, я вижу, что Игорь и свои лыжи намылил.
– Это твой шанс, сделать вид, что ты уезжаешь. Забери свои вещи и возвращайся с правдой, а с ней и заявление о разводе, или же оставайся там, куда поедешь со своей ложью, – шепчу ему, ожидая очереди в прихожей, чтобы одеться, она очень узкая.
– Отличный вариант, но я выбираю тот, где мы спокойно говорим и забываем все это недоразумение.
– Ты только что назвал свою дочь недоразумением?
– Опять ты за свое.
– Я только начала, Игорь.
– Мам, пап, быстрей, – забирает внимание Иван, застегнув свои сапоги.
– Выходи в подъезд, а то мы тут как слоны в посудной лавке.
Я быстро надеваю пуховик, что служит курткой для прогулок, а не на выход или для работы. Угги и шапку с шарфом, и не дожидаясь мужа, ухожу, взяв за руку сына.
Прогулка в итоге выходит самой ужасной пыткой. Игорь не сдается и постоянно пытается приблизиться. Такое ощущение, что в тиски захватывает, не позволяя дышать. Это ужасно злит.
Готовить ужин совсем не хочется. Но муж будто предсказал это и нам привезли еду из ресторана, где мы частенько бываем.
И как вишенка на этом торте абсурда его подарок.
– Милая, у нас с Ваней для тебя подарок.
– Правда? Я думала, ты уже подарил свой подарок в новогоднюю ночь.
Щурюсь, смотря на него.
– Нет мам, мы с папой вместе выбирали, – и я уже не могу злиться.
Поэтому улыбаюсь сыну.
– Правда?
– Да. Они такие красивые.
Игорь приносит из гостиной синюю бархатную коробочку, продолговатую. Внутри которой лежит цепочка с кулоном и браслет.
– Солнце? – трогаю кончиками пальцев кулон.
– Ты часто говоришь так на меня, – улыбается сынок и я чувствую, как слезятся мои глаза.
Потому что я понимаю, что это и правда выбирал он, а не Игорь.
– Наденешь на меня его? – прошу Ивана, когда муж уже тянет руки.
– Правда? – глаза загораются блеском, и он встает на свой стул ногами.
Спустя пять минут, пока он пытался сделать все сам, а мужчина напротив, сканировал нас обоих пристальным взглядом, я прикоснулась украшения.
– Спасибо большое, – целую его и обнимаю.
– Ну а браслет… – начинает муж.
– Надену сама, – заканчиваю за него.
– Мам, это не честно. Папа выбирал тоже, – сын лучезарно улыбается.
Боже, какой коварный подлец. Как он смеет так играть на чувствах сына?
Мне становится физически больно от его прикосновений. И когда браслет оказывается на моем запястье, Игорь его еще и целует.
После ужина мы идем в гостиную. Раскладываем часть дивана и ложимся смотреть то, что выбирает Ваня. Наша традиция…
А спустя час он засыпает.
Мы лежим в тишине какое-то время. И с каждой секундой, разделяющей нас, я будто остываю. Чувства леденеют, внутри вся будто морозная пустыня.
А он все молчит и становится только хуже.
– Если тебе несложно, отнеси его в детскую, – прошу Игоря и ухожу умываться и чистить зубы.
Слышу, как он входит за мной, не проходит и пары минут.
– Родная…
– Даже не начинай, – стираю влагу с лица. – Довольно, Игорь. Ты не имеешь права продолжать все это. Это действительно конец, – стараюсь говорить ровным тоном, сгорая от боли по факту.
Я ухожу в свою спальню и ложусь в постель слыша, как он ходит по квартире. Шуршащие пакеты. А потом… я слышу, как закрывается входная дверь, и срываюсь на слезы, а мое сердце останавливается на пару мгновений, но начинает биться снова.
