Лидия Чарская
Записки сиротки

Глава девятнадцатая
ПОПАЛИСЬ!

Я проделала в тот раз самые опасные штуки на бешеном Арапчике, но хозяин поминутно бранил меня и топал ногами. Я должна была показать новый фокус: подпрыгнуть с Арапчика, схватившись за канат, повиснуть на одной руке в воздухе, пока лошадь не обежит арены, и снова встать в седло. Это было очень трудно, но я исполнила все как следует.

Хозяин и тут не похвалил меня…

– Ай да Кларка! – крикнули Боб и Ганс в один голос. – Молодец девчонка! А Марго завидует, смотри-ка!

Марго стояла и смотрела на меня злыми глазами. Она поссорилась с мальчиками, и ей было не по себе.

– Вовсе не завидую! – кричала капризница. – Я лучше ее умею ездить. Только папа очень любит меня и не позволит мне ломать шею.

– Ну, уж ладно, ладно, знаем мы тебя! – смеялись и дразнили ее маленькие акробаты.

– Обедать! Эй, вы, команда! – раздался голос хозяйки, и все бросились переодеваться.

– Опоздали! – со страхом сказала я шепотом Альфу.

– Ничего! Они еще не скоро переоденутся, а мы тем временем спрячемся в «темной».

Мы незаметно пробежали конюшню и комнаты, в которых содержались дрессированные собачки и стояла клетка с Макакой – ученой обезьянкой, и спрятались в темной комнате, где одевались Марго и сама хозяйка.

– Ах, как страшно, Альф! – шептала я.

– Не бойся, никто не найдет нас здесь. Слышишь, даже не зовут, значит, позабыли о нас.

И правда, в цирке все стихло… Верно, ушли уже обедать.

– Ну, Катя, выходи, – скомандовал Альф и вышел из темной.

Мы взялись за руки и бросились бежать.

– Куда? – раздался за нами зловещий голос.

Мы обмерли. Перед нами стоял хозяин с кнутом в руках.

– А-а, так вот вы как! Бежать! Ну, погоди, я выучу тебя, голубчик! Да и тебя тоже!

Я не успела крикнуть, как хозяин схватил меня за волосы и взмахнул хлыстом…

* * *

Мне было очень больно, руки, спина и плечи горели… Я лежала в той же темной каморке, где пряталась с Альфом. Кто-то кричал и плакал, зовя на помощь.

– Это Альф, его бьют! О, злой, гадкий Ленч, за что ты обижаешь маленьких, беззащитных детей! – плакала я.

Глава двадцатая
Я ЕЗЖУ НА АРАПЧИКЕ. НЕОЖИДАННЫЙ КОНЕЦ

Меня продержали до представления на замке. Потом меня одели, посадили на лошадь и велели быть внимательной. Проезжая в зал, я увидела бледного Альфа, избитого и еле державшегося на ногах. Добрый Альф кивнул мне по обыкновению и улыбнулся. Ему было больно, но он хотел утешить меня.

Я сама старалась улыбаться, когда въехала на арену…

Арапчик весело стал проделывать свои шутки, все скорее и скорее делая круги. Мне так хотелось взглянуть в сторону Альфа, где бедный мальчик ждал своей очереди.

Клоун Дик рассказывал что-то очень смешное, потому что весь цирк хохотал. Я отдыхала в седле перед самым трудным фокусом…

Кто-то сверху бросил коробочку конфет.

– Это мне? – кривляясь, спрашивал Дик.

– Это маленькой наезднице, – крикнули в ответ, и Дик протянул мне коробочку.

Я поклонилась добрым людям и передала конфеты конюху.

– Отнесите Альфу, – попросила я. Мне так хотелось чем-нибудь порадовать моего маленького друга.

«Ах, няня, няня, – подумала я, – как тебе горько было бы, если бы ты узнала, как обидели твою Катю».

– M-lle Клара! Вам начинать, – сказал конюх, и я поехала снова в круг.

Арапчик скакал очень быстро. Я встала в седле и ждала минуты, когда доскачу до каната, за который должна была уцепиться. Арапчик прибавил ходу и уже скачет так скоро, что у меня дух захватывает.

Раз! И я вишу в воздухе. А лошадка уже одна несется вперед.

Глава двадцать первая
ДОБРЫЕ ЛЮДИ

Мне так тяжело висеть на одной руке!.. все мое тело болит от кнута злого хозяина… Скорее бы Арапчик доскакал до меня…

Вот он близко, близко… Пальцы не слушаются и понемногу выпускают канат…

– Скорее, скорее, Арапчик, сюда, сюда, милый!

Арапчик уже близко. Мои пальцы не выдержали, и я падаю всем телом на деревянный барьер…

– Катя! Катя!

Кто это кричит? Мама? Няня? Ленч?

Нет, это он, мой маленький, избитый Альф.

– Катя! Катя!

И я больше ничего не слышу…

Я открыла глаза.

Как хорошо и тепло в мягкой постельке!

Это не соломенный матрас хозяина. Комнатка очень свет лая и хорошо убранная… Около меня сидит какая-то добра на вид женщина и так ласково смотрит на меня…

Я пошевельнулась. Ах, как больно плечам и руке!

– Где я? – вырвалось у меня.

– Не бойся, милая девочка, тебе здесь хорошо и тебя будут очень любить.

– Кто вы? Добрая волшебница? Вы не отдадите меня Ленчу? Там злая Марго… Они будут бить нас с Альфом. А где же Альф?

– Яша! – в ответ на это позвала дама, и я увидела Альфа.

Только он был совсем не тот, как прежде. Чистенький, умытый, в новом костюмчике.

– Катя! Милая, ты здорова! Как я рад! – сказал он, обнимая меня.

– Как мы сюда попали, Альф?

– Ты упала, Катя, и была очень больна… Когда ты упала, публика бросилась к тебе и бранила Ленча, тут был доктор. Он взял тебя и меня к себе и, узнав о том, что Ленч воровал и мучил детей, отдал его в полицию. Цирк закрыт, Ленч, верно, сидит в тюрьме.

– А Марго?

– Ах, не вспоминай ты про нее, она злая девочка. Ведь это она. Марго, подслушала, как мы хотели бежать, и передала своему отцу.

– Ах, как я рада. Альф, что мы не вернемся больше злому Ленчу! Только где же мы будем жить? Неужели добрый доктор оставит нас у себя? – расспрашивала я.

– Оставит, дитя мое, и тебя, и твоего маленького товарища, – сказал чей-то незнакомый голос, и я увидела на пороге господина, который давно наблюдал за мною.

– Но у меня есть родные, тетя, маленькая кузина… Они, верно, беспокоятся обо мне и ищут меня.

– Не беспокойся, девочка, я уже дал знать твоему дяде, и он, наверное, доволен тем, что эти две недели ты пробыла у доктора и тебя тут вылечили.

Глава двадцать вторая
НЕОЖИДАННОСТЬ

– Значит, я уже так давно больна?

– Да, Катя, давно! Только ты не разговаривай очень много. Завтра наговоритесь.

– Я бы очень хотела дать знать о себе няне, успокоить ее, – сказала я.

– Хорошо! Я напишу ей, как-нибудь узнаю ее адрес.

– Какой вы добрый! – воскликнула я. – И как мне хотелось бы, чтобы и мой незнакомый дядя был такой же добрый, как вы.

И я заплакала от радости, что есть такие добрые люди на свете.

Я уже почти поправилась. Мне было позволено сидеть в подушках и играть с Альфом. Как-то утром ко мне зашла в комнату маленькая девочка – дочь моего доброго доктора. Она принесла большую куклу, которая говорила «мама», «пата», закрывала и открывала глазки.

– Меня зовут Лиза, – сказала девочка, – и мы с тобой теперь будем играть каждое утро.

Альф устроил из подушек что-то вроде комнатки для большой куклы; я была ее мамой, Лиза – няней, а Альф надевал носовой платок на голову и был нашим поваром и лакеем.

Я рассказала Лизе о судьбе Лили, забытой в лесу, а на другой день девочка принесла мне такую же большую и нарядную куклу, какая была у нее самой.

– Возьми ее, она твоя, папа велел тебе подарить эту куклу за те мучения, которые ты перенесла в цирке у злого Ленча.

– Отлично, – захлопал в ладоши Альф, – мы ее назовем Клара.

Я начала уже ходить по комнате. Каждый день меня навещали доктор и его жена и заботливо, как родную, берегли меня.

Мне было очень хорошо у добрых людей, но я все-таки скучала без няни. Я так хотела ее видеть, что даже во сне бредила ею.

– Когда же я увижу няню? – спрашивала я то доктора, то его жену.

– Молись боженьке, Катя, и он поможет тебе увидеть ее! – говорили они.

Я помню, как-то вечером я особенно горячо помолилась: «Господи, – говорила я, – ты меня защитил и спас от злых людей, дал мне спокойную жизнь и добрых друзей. Помоги мне увидеть скорее няню!»

Я уснула с молитвою на губах. Проснулась я раньше обыкновенного. Слышу, кто-то заботливо укутывает меня одеяльцем, открываю глаза, вдруг… вижу няню, милую, дорогую няню…

– Няня! Нянечка! Это сон! Я сплю, да? – вскричала я, заливаясь слезами радости и покрывая поцелуями лицо и руки моей дорогой кормилицы.

– Катенька! Катенька! – повторяла няня, осыпая меня своими ласками.

– Откуда ты? Как сюда попала? – спрашивала я, удивляясь ее неожиданному появлению.

– Да вот мне написали, что ты здесь, я собралась и приехала. Слава тебе, господи, что отыскала тебя! Уж я все глаза выплакала, как ты пропала. Чего-чего не думала! Господи боже, горя-то сколько было!

– Ах, нянечка, как я счастлива, что ты со мною… Теперь мне так хорошо… Мы скоро уедем к дяде… Но знаешь, няня, доктора мне жаль оставить и тетю, его жену, и Лизочку, и Альфа. Все они такие добрые, славные…

– Ну, даст бог, не скоро уедем, а может быть, и вовсе не уедем, Катенька; попросим дядю оставить нас здесь, он, может быть, и согласится.

– Попросим, попросим, нянечка, – обрадовалась я.

Няня рассказала мне о деревне: как там все горевали обо мне, как плакали Марья, Ванюшка; даже дед Сысой и тот приходил из сторожки узнавать обо мне.

– Он и Лили твою принес, нашел под кустом, – добавила няня.

– А Мишка?

– Жив и здоров, и Смоляночка гуляет, а птенчики твои выросли и улетели.

– А бабушка Ирина?

– Ворчит по-прежнему! – засмеялась няня и снова стала целовать меня.

Глава двадцать третья
МОЕ ЖЕЛАНИЕ ИСПОЛНЯЕТСЯ

Я совсем поправилась, и мне позволено было встать. Однажды утром няня одела, причесала меня и посоветовала сходить к моим благодетелям – поблагодарить их за приют и заботы обо мне.

Я пошла в столовую, где все сидели за чайным столом.

– Катя встала, ура! – обрадовались все, а Альф и Лизочка запрыгали по комнате.

«Как они любят меня и как жаль мне будет их покинуть», – подумала я и от души поблагодарила добрых людей.

– О чем же ты плачешь, Катюша? – спросила заботливая Марья Александровна, жена доктора, видя на глазах моих слезы.

– Мне жаль оставлять вас и не хочется ехать к дяде! – прошептала я.

– Да и не надо ехать! – весело крикнул доктор.

– Как не надо? – удивилась я.

– Да потому, что я твой дядя, это твоя тетя, а вот и кузина Лиза, и мы никуда не отпустим тебя, потому что дали слово твоей маме заменить ее.

И все они по очереди целовали и обнимали меня. Я ничего не понимала из всего происходящего. Добрая Марья Александровна, видя мое смущение, пришла мне на помощь.

– Да, тебе некуда уезжать, дитя мое, – сказала она. – Ты не можешь помнить, что было с тобой после твоего падения с лошади, потому что ты потеряла сознание. Тебя из цирка свезли в больницу, а Яша побежал в полицию и просил публиковать в газете случай, происшедший с маленькой девочкой, увезенной издалека г. Ленчем и ищущей своих родных. Мы прочли газету и узнали из нее, что малютка Катя, дочь нашей дорогой покойной сестры, так близко от нас и…

– Так, значит, вы действительно моя тетя?

– Да, дитя мое, я твоя тетя, – подтвердила она, крепко целуя меня.

– Но как же я попала к вам? – недоумевала я.

– Тебя привезли из больницы в квартиру дяди и тети! Ты разве не помнишь? – сказал Альф.

Я действительно смутно припоминала какие-то сборы… как меня одели и понесли куда-то… потом большую карету, всю обложенную подушками, и чьи-то заботы и ласки.

Но все это было точно во сне и тогда я была уверена, что сплю и грежу.

И вот сон оказался действительностью.

– Яшу мы взяли к себе за его доброе сердечко и заботы о тебе, – сказала тетя. – Дядя решил оставить его у нас. Яша будет ходить в гимназию, чтобы стать образованным и умным мальчиком. Он еще порадует нас.

– Ах, дядя, тетя, Лизочка! Как я счастлива остаться с вами! – воскликнула я. – Няня, няня! Иди, иди же скорее… Ты знаешь…

– Знаю, Катенька, все знаю, – прервала меня няня, вытирая передником счастливые слезы.

– И за что мне все это? – невольно вырвалось у меня. – За что?

– За то, – тихо и торжественно произнесла тетя Маша, – за то, дитя мое, что ты маленькая сиротка, а господь милосердный любит сирот и охраняет их своей святой десницей.

ЧАСТЬ II

Глава первая
СПУСТЯ ДВА ГОДА

Прошло два года…

Стояла зима, морозная, ясная. Мы, дети, не выходили из нашего садика, где дворник Иван устроил нам чудесную горку.

После возвращения Яши из гимназии мы опрометью кидались туда и катались с горы до самого обеда.

Яша уже год, как ходил в гимназию. Он очень вырос и изменился. Наверное, ни Ленч, ни его прежние товарищи по цирку, ни капризная Марго не узнали бы в этом здоровом, краснощеком гимназистике с звонким голосом прежнего молчаливого и задумчивого Альфа.

Изменились и мы с Лизочкой. Мои прежние платьица, сшитые еще при покойной маме, едва доходили мне до колен, а волосы на голове настолько уже отросли, что я их заплетала в две толстые косички.

Я ужасно гордилась моими косичками и тщательно занималась заплетанием их каждое утро.

Кузина Лизочка изменилась меньше нас всех. Это была прежняя маленькая девочка, белокуренькая и бледненькая, с большими и ясными синими глазками. Вся она, очень хрупкая и тоненькая, ужасно походила на дорогую фарфоровую куколку, которая стояла на туалете тети между прочими изящными вещицами. Только золотистые кудри казались длиннее да глазки смотрели внимательно и строго, как у большой.

Мы с Яшей горячо полюбили нашу новую сестричку. Всегда ласковая, нежная Лизочка была добрым ангелом нашей семьи.

Дядя и тетя обожали свою девочку, но одинаково и ровно обращались со всеми нами, не делая никакой разницы между мною – бедной сироткой-племянницей, чужим для них Яшей и родной дочерью. Часто няня говорила мне:

– Видишь, Катенька, какое вам с Яшей счастье выпало на долю! Как боженька-то все устроил хорошо! Каких добрых родителей нашли вы в дяденьке и тетеньке. Молись за них, Катенька, и бог тебя не оставит!

И я молилась, горячо молилась, и утром и вечером, когда на сон грядущий становилась на колени перед большим киотом в тетиной спальне. Лампада, зажженная заботливыми руками няни, освещала тихим, мерцающим светом кроткое, святое лицо Божией Матери, так ласково смотревшей на маленькую девочку, шептавшую свои детские молитвы!

Господи, как хорошо мне было! Как я была счастлива среди добрых и милых родных, рядом с моей милой нянечкой, с моим дорогим братом Яшей… Все, что я пережила в два года, что вынесла от жестокой руки злодея Ленча, – все это казалось мне теперь дурным сном и начинало постепенно изглаживаться из моей памяти…

Глава вторая
ЯШИНА НОВОСТЬ

– Катя, Лизочка! У меня есть к вам очень важное дело, – торжественно проговорил Яша, неожиданно вбегая во двор с ранцем за плечами.

Мы только что втащили на гору наши саночки и теперь стояли красные, запыхавшиеся на ее верхушке. Яша имел очень таинственный вид. Его глаза смотрели серьезно и важно.

– Что такое? – воскликнули мы в один голос. – Что случилось, говори скорее!

– А вот что! – тем же торжественным тоном продолжал Яша, влезая к нам на горку и усаживаясь на санки. – Вот что: сегодня утром наш классный наставник сказал, обращаясь к нашалившему Пете Волкову, моему товарищу: «Как тебе не стыдно, Волков, вечно проказничаешь… Еще теперь Яша Миронов тебя сдерживает немного, а что ты будешь без него делать, когда он от нас уйдет».

Я так и обмер. «Как уйдет? – невольно вырвалось у меня. – Как, Василий Васильевич, разве меня выключают?» И признаться, девочки, я готов был разреветься, но Василий Васильевич сразу успокоил меня, сказав: «Что ты, что ты, братец, тебя-то выключают? Примерного ученика, которым весь класс должен гордиться? Нет, голубчик, просто по просьбе твоего дяди тебя переводят в петербургскую гимназию. А разве ты не знал? Тебе еще не говорили дома? Ну, верно, еще не решено окончательно… Да ты лучше, спроси-ка сам дядю – он тебе скажет». Ну, вот и все, девочки, что я хотел сказать, – закончил свой рассказ Яша.

– Как же так? Неужели ты уедешь от нас? – дрожащим голоском спросила Лизочка, успевшая за эти два года горячо привязаться к своему названому братцу.

В ее синих, лучистых глазках стояли крупные слезы, готовые скатиться на бледные щечки.

– Яша, Яшенька, Яшук, неужели ты уедешь от нас в Петербург, неужели уедешь, Яша? – твердила она, в то время как худенькие ручонки обвивали шею маленького гимназиста.

– Я ничего не знаю, право же, не знаю, Лизочка, – повторял растерявшийся Яша, – успокойся, милая, вот Катя же не плачет! Катя умница!

– Катя оттого не плачет, – уже капризно заговорила Лизочка, – что, верно, ей не жалко тебя, верно, она не так тебя любит, как я!

И она посмотрела на меня сердитыми глазками и потешно надула свой пухлый, пунцовый ротик.

Как она ошибалась, Лизочка! У меня замирало сердце от страха расстаться с Яшей, с моим милым братцем, с которым привыкла делить радость и горе!

Расстаться с Яшей! Нет, никогда! Это было бы до того ужасно, что я бы, кажется, не пережила разлуки! Но что же делать? Идти к дяде и тете и упросить их не отсылать Яшу в Петербург? Но они могут рассердиться за мое вмешательство. Ведь если Яшу переводить в петербургскую гимназию, так, значит, это так и надо. «Старшие» знают больше нас, детей, и, вероятно, все уже обдумали, прежде чем принять решение…

Я старалась успокоить себя такими рассуждениями, но сердечко мое невольно сжималось, а на глаза поминутно навертывались непрошеные слезинки.

Я не запомню другого такого печального обеда, какой был в тот памятный для меня день! Яша сидел за столом молчаливый и сосредоточенный. Лизочка почти ничего не ела, даже своих любимых трубочек с взбитыми сливками, чем привела в огорчение толстую кухарку Маврушу. Я через силу давилась жарким и пирожным, чтобы не дать заметить моего волнения. Я была немного старше Лизочки и должна была подавать пример моей маленькой кузине.

Дядя и тетя заметили, наконец, наше волнение и ласково спросили, не случилось ли чего с нами. Тогда Лизочка, вся красная и встревоженная, выскочила из-за стола и, бросившись к матери, зарыла свое личико в ее коленях, повторяя сквозь слезы:

– Мамочка… мамочка… голубушка… дорогая… не отправляй Яшу в Петербург!.. Не отправляй, милая.

– Лизок… ты что, девочка, о чем? – испуганно спрашивала тетя, нежно лаская рукой ее белокурую головку.

Встревожился не на шутку и дядя. Он строго взглянул на Яшу, как бы спрашивая у него причину этих слез. Яша виновато опустил свои добрые глаза и, поминутно путаясь и поправляясь, объяснил, в чем дело.

Чем дальше слушал дядя, тем лицо его становилось ласковее и веселее, а когда Яша кончил, он встал из-за стола, подошел к Лизочке и, подняв ее личико, залитое слезами, спросил:

– Так ты плачешь, детка, оттого, что тебе жаль расстаться с братцем?

– Да, папа! – могла только выговорить Лизочка.

– И тебе его жаль, Катя?

Я молча кивнула головой.

Я боялась, что если скажу хоть одно слово, то расплачусь не меньше моей кузиночки.

– Ну, успокойтесь, ребятишки, – весело проговорил дядя. – Вам не придется расставаться с вашим другом… Не хотел я вам говорить этого раньше, да вот сама судьба за меня распорядилась… Василий Васильевич проговорился, и скрывать больше от вас нечего. Вас ждет большая новость: мы переезжаем на постоянное житье в Петербург… Яша поступает в одну из петербургских гимназий, и вы не расстанетесь с ним, даст бог, никогда. Лизок, утри свои хорошенькие глазки, и чтоб я не видел больше проливного дождика! Ну, рассмейся же, раз, два, три!

Едва кончил дядя, как Лизочка весело завизжала, что у нее всегда означало выражение восторга, а мы с Яшей повскакивали со своих мест и запрыгали от радости. Путешествие в Петербург казалось нам таким заманчивым и веселым! Особенно радовалась я, не забывшая большого и шумного города, где жила вместе с моей дорогой, незабвенной мамой.

Когда миновал первый взрыв восторга, мы забросали дядю и тетю вопросами: когда мы едем? Что берем с собой? Где будем жить? Поедет ли с нами толстая Мавруша, которая так хорошо готовит трубочки с взбитыми сливками? Кстати, вспомнив о трубочках, мы не отказались отдать честь вкусной стряпне и через пять минут няня приняла со стола пустое блюдо.