Лиди Митрич
Факультет спасительниц для падших

1.1. Инициация

– А теперь приложите руку к алтарю, – зычным голосом, который эхом прокатился по залу, вещал викарий, бодро размахивая кадилом. Я даже стала опасаться, что если он продолжит в том же духе, то рано или поздно засветит себе в лоб. Или стоявшей рядом избранной, которая уже послушно приложила свою лапку к алтарю и начала чеканить слова клятвы.

Я, больше от скуки, чем от любопытства, привстала на носочки, пытаясь рассмотреть ее татуировку на руке. То, что удалось увидеть, мне больше всего напоминало капельки крови: слишком неудачный ракурс, да и стояла я далековато. Но ничего, сейчас викарий назовет ее новое имя и все встанет на свои места.

– Нарекаю тебя, дева, – чуть растягивая гласные, продолжил викарий после того как девушка произнесла клятву, – Миленией Великодушной. Ступай, дитя.

Вот значит как. То, что я приняла за кровь, на самом деле оказалось ягодами кенфи – символом благодеяний и щедрости.

– Следующий! Ланелия Бланш, не спим! – сверяясь со списками, гаркнул на весь Нифелимский собор стоявший за моей спиной декан факультета. На стройного темноволосого Рейша Суоронса капала слюной половина присутствующих девушек – моих будущих одногруппниц. Вторая половина пока не оценила обаятельного душку-декана, предпочитая отдать дань панике и волнениям перед ритуалом.

– Готовится Айна Голнштейн!

Ой, нельзя ли все-таки потише? Мне, не желавшей зря нервничать и при этом лишенной возможности любоваться красавчиком Суоронсом, захотелось потрогать свое правое ухо, но я удержалась: ничто так не дисциплинирует, как стоящий за спиной декан. Оставалось только уныло вздохнуть, глядя в след очередной счастливице, подскочившей к алтарю.

Весь сегодняшний фарс со второй инициацией – это форменное издевательство! По факту мы все уже зачислены! Вот почему все факультеты как факультеты, а наш выделился? Этот ритуал с клятвой на алтаре, отказ от первого имени, данного при рождении, свечки, аромат душистого ладана, от которого уже разболелась голова…

К тому же от долгого ожидания у меня начали затекать ноги, болела спина и отваливались руки, вытянутые вперед вместе с нагревшейся свечкой. В голове начало зарождаться подозрение, что своей очереди я дождусь лишь к вечеру: свое восемнадцатилетние я отметила всего лишь две недели назад, поэтому в списках на зачисление значилась едва ли не последней – раньше совершеннолетия и первой инициации подать заявление просто не было возможности.

Ох и не завидую я тем, у кого совершеннолетие наступит вот-вот – им-то теперь два года ждать до нового набора…

Свечка начала плакать воском на и без того многострадальные руки.

Да чтоб вас всех!

Все итак знают, что рожденные в ночь лунного затмения являются избранными, способными спасти демона. Да, на лбу не написано было ли затмение в момент рождения, а вот татуировки, появившиеся после первой инициации на тыльной стороне ладоней, вполне справлялись с этой ролью! А новое имя давалось для того, чтобы демоны, с которыми мы будем заключать контракты, не смогли воспользоваться тайной первого имени. Обычная перестраховка. Можно было и без ритуала в храме обойтись.

Но нет же! Церковь настояла именно на ритуале, и академии пришлось пойти на уступки: иначе бы архиепископ просто не дал свое благословение на открытие факультета. А это бы в свою очередь сильно подорвало доверие населения, ведь прямая задача выпускниц – общаться с демонами. Таких, как мы, просто могли объявить вне закона.

– …Готовится Рута Дамарс.

Да неужели? Я едва сдержалась от того, чтобы не сказать это вслух.

К этому времени из почти полусотни девушек остались только трое – это если и меня считать. Собравшись, я мысленно повторила клятву, которую уже совсем скоро должна буду произнести. Не хватало еще забыть что-нибудь и опозориться.

– Следующий! Готовится…

На непослушных ногах, которые сейчас мне казались чем-то чужеродным, я двинулась к алтарю, с опаской поглядывая на кадило, все также бодро рассекающее воздух. Это же сколько надо тренироваться, чтобы за день не устать им махать?

Лучше бы под ноги смотрела!

Умудрившись запнуться об ступеньку, про которую совсем забыла, я чуть не полетела на пол, неловко взмахнув руками в поисках равновесия. Справившись со своим телом, в которое безжалостно вонзились сотни микроскопических иголок, я встала перед церковником и состроила самое милое личико, изображая покорную овечку, добровольно пришедшую на заклание.

Викарий смотрел на меня с таким невыразимым ужасом, словно перед ним возник тот самый демон, которого я когда-нибудь буду пытаться спасать. Дяденька, а дяденька, что вы вытаращились, словно в моих ближайших планах сожрать вас вместе с кадилом?

– Свечка, – тихо подсказал декан Суоронс.

Я бросила взгляд на деформировавшуюся массу воска в моей правой руке – все, что осталось от свечки из-за моей неловкости.

Кажется, пора говорить «упс». Или «я так и знала, что что-нибудь пойдет на так!»

Пока я соображала, чем мне это грозит и как теперь выкручиваться, церковник уже все решил. И далеко не в мою пользу.

– Эта дева не может пройти вторую инициацию! – взвизгнул викарий. Кадило замерло. – Ее огонь погас!

В смысле не могу? Из-за какой-то свечки? Вы серьезно? Да подобных прецедентов за всю историю существования факультета еще не бывало! Еще ни разу никому не отказывали во второй инициации!

Я бросила умоляющий взгляд на декана, чувствуя, как начали подгибаться колени. Только бы не разрыдаться…

– Продолжать церемонию, – тихо рыкнул он, поймав мой взгляд и щелкнув пальцами. Остатки свечи зажглась каким-то неправильным иссиня-черным огоньком, чуть не подпалив при этом мои дрожащие пальцы.

Слова декана пролились бальзамом на душу. И даже цвет пламени меня не смутил: лишь бы не выгнали отсюда с позором!

Викарий перекрестился, покряхтел, но таки продолжил обряд. Он здесь лицо подневольное: начальство сказало – надо выполнять. Академия приплачивала не за споры с ней, а прецедентов, на которые можно было бы сослаться и отказать, действительно не существовало.

Когда пришло время, я послушно положила руку на алтарь и скороговоркой выпалила обет, в котором значилось, что я приложу все усилия, чтобы снять проклятие с демона, помочь вернуть нифелимов на нашу грешную землю и прочее-прочее.

Скуууукааааа.

Не будет никаких знамений свыше, не грянет гром и не откроются врата в райские кущи.

Бодро оттарабанив клятву, я выжидающе уставилась на викария. Страх, всего несколько минут назад сжимавший мое сердце, уже давно прошел, уступив место любопытству. Да и то, что память меня не подвела и с клятвой осечек не вышло, вновь вселило в меня здоровый оптимизм.

Имя, давай, говори уже какое у меня теперь имя!

– Нарекаю тебя…

1.2. Имя

– Нарекаю тебя, – кадило просвистело в опасной близости от моего плеча, но я не дрогнула, почти щенячьими глазами заглядывая в лицо викария, – Эннафой Невыносимой. Ступай.

Простите, что?

Послышались сдержанные смешки двух девушек, которые еще не прошли инициацию и стали свидетельницами полного краха моего будущего.

Я обиженно засопела и не сдвинулась с места, пытаясь просверлить в церковнике дырку, чтобы попробовать поискать внутри него совесть. Ну а вдруг все-таки завалялась?

И… Это же он так пошутил, да? И ведь еще есть шанс все исправить?

– Но…

– Дитя, ступай и принеси этому миру свет и избавление от падших, – чуть громче сказал викарий, насмешливо глядя на меня.

Что там церковь пропагандирует? Не держи зла на ближе своего? Да я ему сейчас кадилом, этому старому пройдохе!

– Дамарс, в смысле, Эннафа, ступайте, не задерживайте очередь! – рыкнул Суоронс.

Что-то мне подсказывало, что его лучше не злить – с учетом того, что он тоже простоял с нами весь день. Слыхала от матушки, что декан скор на раздачу наказаний.

Но что может быть хуже того, что уже случилось?

Вместо того, чтобы послушно направиться к выходу, я смело зашагала к Суоронсу с твердым намерением качать права. Он же должен понимать, что новое имя решает в новом коллективе абсолютно все! Меня же назвали в честь сумасшедшей!

Декан, разгадав мой маневр, лишь многозначительно подмигнул, что сбило меня с толку. Щелчок длинных изящных пальцев, и в моих глазах заплясали алые искры, а затем резко потемнело, словно кто-то погасил свет. Секунда – и я оказалась в своей комнате.

Демон!

Или полудемон? Декан был явно непрост!

Хотя, к демону декана!

Вот и за что мне все это? Ну, подумаешь, свечка во время церемонии погасла! Больно великий повод для мщения с учетом того, что все происходящее сегодня в соборе – лишь красивый обряд и дань традиции.

Я со стоном упала на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Нет, нет, нет, только не плакать! Матушка сразу заметит покрасневшие глаза, а мне бы все-таки хотелось избежать новых попыток отговорить меня от обучения.

Да-да, матушка была не в восторге от моей идеи пойти по ее стопам, хотя сама когда-то горела желанием стать той, кто снимет проклятие, о чем свидетельствовали наполовину выцветшие татуировки в виде россыпи голубых капелек на ее руках. Кстати, маму во время обряда в храме нарекли Алагейзией Росистой.

– Рута, ты дома? – в комнату постучались.

А вот и мама, легка на помине.

– Да, ма, входи, – я постаралась принять как можно более беззаботный вид, подтянув к себе подушку и обняв ее.

– Мы ждали тебя у храма, но декан сказал, что ты неважно себя почувствовала, и поэтому он телепортировал тебя домой сразу после обряда, – мама приложила свою прохладную ладошку к моему лбу. – Переволновалась?

– Угум, – кивнула я, стараясь не отводить взгляд.

А что, я не вру! Я правда переволновалась: сначала – когда викарий хотел запретить проходить ритуал, а потом – когда услышала свое новое имя.

Поведение декана меня немного смутило. Зачем ему врать, а точнее – недоговаривать? И почему он не сказал моим родителям мое новое имя? В последнем я была более чем уверена, ведь иначе бы мама не вела себя так спокойно.

– Что-то ты действительно нерадостная, – покачала головой матушка, убирая руку. Я с грустью проводила ее взглядом, как обычно рассматривая выцветшую татуировку. Это означало, что сила, которая не смогла реализоваться, уходит. Чем обернется для мамы полное исчезновение рисунка – не известно. Еще никто до нее не отказывался от своего предназначения после инициации. – Может ты все же останешься дома? До завтра еще есть время все переиграть. Ты же понимаешь, что в противном случае мы два года тебя не увидим?

Да-да, она свое нежелание отпускать меня объясняла долгой разлукой и тем, что не хочет, чтобы я два года безвылазно просидела в стенах академии. Но бабуля уже давно поведала мне истинную причину и велела никого кроме себя и своего сердца не слушать.

А мама… она просто до сих пор не могла себе простить, что когда-то при вызове своего первого демона не учла всех требований с наложением ограничений. Забыла какую-то мелочь вписать в договор, и демон нашел лазейку. Последствием этой ошибки стала смерть дедушки, маминого отца.

– Мам, все будет хорошо, – я слабо улыбнулась, при этом судорожно стараясь найти более безопасную тему для разговора, а то ведь сейчас про имя спросит.

– Ну ладно, – ма улыбнулась в ответ и словно заметила то отчаяние, мелькнувшее в моих глазах. Мысли она что ли читает? – Как хотя бы нарекли?

Еще раз демон!

Вот как сообщить так, чтобы и не соврать, и правду не сказать? А то ведь точно запрет дома!

Когда я в первый раз увидела свои только-только проступившие татуировки в виде глаз загадочного и странного зверя, то сразу начала фантазировать по поводу прозвища. Какая приставка добавится к новому – конечно же, самому красивому – имени? Видящая? Зрящая? Смотрящая? Я перебрала огромное множество вариантов, но в итоге я… Невыносимая!

– Мама, я не хочу разговаривать на эту тему, – я решила, что лучше сказать все прямо. Она, конечно, все равно узнает, как нарекли ее дочь во время второй инициации… Главное к тому времени быть уже за стенами академии, а оттуда назад пути действительно не будет.

Где-то на задворках сознания мелькнула предательская мыслишка, что матушка в целом права: есть еще возможность отступить и не ввязываться во все это. Но во мне каким-то непостижимым образом еще теплилась надежда, что все обойдется. Я не могла так просто отказаться от своей мечты.

– Ну хорошо, – мама неожиданно не стала настаивать. – На самом деле я хотела поговорить с тобой о другом.

Я насторожилась: это было нетипично для нее. Неужели она наконец-то смогла смириться с моим поступлением на факультет спасительниц для падших? Хотя я итак заметила, что после первой инициации разговоров на эту тему стало меньше. Что же изменилось?

Ответ пришел сразу. Татуировки! Если я не раскрою свою силу и не буду ею пользоваться, то они тоже начнут бледнеть и могут исчезнуть. Маму пугала неизвестность.

Я еще раз присмотрелась к ней. Выглядела ли она на своей возраст? Определенно нет. Такая хрупкая, болезненно бледная. Почему я раньше не обращала на это внимание?

Тем временем матушка достала из кармана платья цепочку с висящим на нем простым гладким колечком, которое вряд ли бы налезло даже на мой мизинец. Вроде бы не золотое – больше на медь похоже. Сомневаюсь, что оно представляло хоть какую-то материальную ценность.

– Этот амулет переходит в нашем роду от женщины к женщине, – начала рассказывать мама, протянув мне цепочку. – Вообще, у него есть своя интересная история. Однажды наша прапрапра встретила нифелима и в память о той встрече (подозреваю, что и ночи) она стащила этот медальон. В своих мемуарах она написала, что хотелось иметь уверенность в том, что ей это все не приснилось. Мама мне его подарила на десятилетие, и с тех пор я с ним не расставалась, но теперь думаю, что пора ему сменить владелицу.

– Спасибо, – я сжала колечко в руке. – Так получается, что в нашем роду была клептоманка?

– Хорошо, что эту историю знают только те, к кому переходит амулет, – мама, отсмеявшись, из романтичной особы снова превратилась в деловую женщину. – Не проспи завтрак, отец телепортирует тебя в академию к началу занятий.

Я осталась в комнате одна. Что ж, завтра начнется новая глава моей жизни. Осталось только придумать, как мне выкручиваться с таким именем.

2.1. В новую жизнь

Ночью, несмотря ни на что, я спала как убитая, хотя предполагала, что и глаз сомкнуть не смогу из-за нахлынувших противоречивых желаний.

Я с детства знала легенду про падшего нифелима, из-за которого прервалась связь с верхним миром. Сначала это была просто красивая сказка для маленькой девочки, но очень скоро, когда я узнала про то, что, как и моя мама, подхожу на роль избранной, я начала бредить мыслью о том, что смогу все исправить. Я всерьез готовилась к роли избранной, которая будет общаться с демонами и пытаться подобрать ключик к общемировой проблеме.

Без нифелимов наш мир многое приобрел – ведь надеяться стало не на кого. Но при этом и многое потерял. К сожалению, до сих пор наши маги-лекари не смогли найти лекарство от лирхеи – лихорадки, которая за считанные дни выпивала жизнь магов. А вот для нифелимов, если верить летописям, избавить заболевшего от этой напасти не составляло труда. Да и не в одной лихорадке было дело: помимо нее было множество других болезней, над лечением которых безуспешно бились лучшие умы в течение множества лет. Прогресс был, но слишком медленный.

К тому же, без света крылатых наши деревья цьефи начали чахнуть, а то и гибнуть, а без них мы были обречены на то, что барьер рано или поздно ослабнет и в наш мир прорвутся демоны. С приграничья все чаще приходили вести о стычках.

Но, отложим обсуждение мировых проблем и вернемся к личным.

Так получилось, что до двенадцати лет у меня не было подруг: все мечты моих ровесниц казались мне пылью под ногами. Что может быть важнее, чем пытаться спасти мир? Какой смысл в том, чтобы быть самой знаменитой модисткой, когда всего этого не станет в случае глобального прорыва?

А потом я познакомилась с Дайлой – ее семья после трагедии на границе как раз перебралась в наш город. Она была другой. Дайла хотела стать боевым магом, чтобы в случае чего защитить маму и младшего братика от демонов – если те опять прорвутся. Ведь отец, который мог это сделать, погиб. Кто теперь, если не она?

К сожалению, год назад наши пути разошлись: Дайла смогла поступить в столичную академию, после чего все наше общение свелось к коротким письмам раз в месяц. Но я все равно гордилась ею: она станет демоноборцем и будет нести службу на границе.

Вот только сердце иногда болезненно сжималось при мыслях об этом. А вдруг она повторит судьбу отца? Да и разве это женское дело – сражаться? Порой мне казалось, что лучше бы она тоже хотела стать модисткой.

Именно поэтому утром, задвинув подальше малодушный порыв закрыться в комнате и никуда не идти, я отправилась на завтрак, напевая под нос незамысловатую мелодию. И чего я так расстраивалась вчера? Можно подумать, что вместе с именем я унаследовала биографию прославившейся тезки.

А то, что я – Невыносимая… Наверно, есть в этом доля истины и с этим остается только смириться.

В любом случае, я считала, что если есть хоть крошечный шанс вернуть нифелимов, то им стоит воспользоваться: от этого может зависеть жизнь мамы. Да и не только ее.

Дайла не струсила: она рисковала своей жизнью. Разве я имею право на это, когда максимум, что мне грозит – это насмешки? От такого еще никто не умирал. Разве что самооценка…

– Доброе утро, – спустившись в столовую, я поздоровалась со своим малочисленным семейством. Бабушка приветливо улыбнулась, отец даже не выглянул из-за утренней прессы, буркнув что-то себе под нос… А вот мамины губы сжались в тонкую нитку при виде меня.

Ой, кажется, сейчас что-то будет…

– Доброе утро… Эннафа, – почти прошипела мама, громко брякнув вилкой об тарелку. Ее взгляд не сулил мне ничего хорошего.

Трижды демон! Когда она успела узнать? И – главное – от кого?

Хотя, чего это я удивляюсь? Если мне память не изменяет, то маменька всегда была дружна с дочерью ректора… А когда мы разошлись, то время было еще не самым поздним: можно было спокойно успеть забежать в гости и обменяться последними новостями…

Надо быстрее сваливать, пока мама не пошла в наступление и не убедила отца в своей правоте. Судя по тому, что тот прятался за газетой, – тяжелый разговор уже успел состояться до моего появления в столовой: отец очень не любил становиться участником маленьких склок «своих женщин». Немного уверенности вселяло то, что он никогда не спорил с тещей, а бабуля в вопросе обучения на факультете спасительниц для падших была на моей стороне.

– Ой, что-то у меня аппетита нет, – скороговоркой выпалила я, вскочив со стула, на который уже успела плюхнуться, и даже отступив на шаг назад от стола. В животе предательски заурчало от вкусных запахов: кухарка постаралась на славу, зная, что не увидит свою сладкую девочку целых два года. – Кажется, мне пора, не люблю долгих прощаний. Пишите, не забывайте! Папа, я готова!

– Ты никуда не идешь! – истерично завопила матушка, срываясь на фальцет. Я нервно сглотнула.

Ух! Давно я не видела ее такой злой. Наверное, с того памятного дня, когда я в первый раз заявила о своем намерении поступить на факультет избранных. Вот только с тех пор прошло уже целых десять лет: разве не достаточный срок, чтобы смириться с желанием своего единственного ребенка?

– Но, мам, мы это обсуждали тысячу раз, – я включила уже ставшую привычной за годы пластинку и даже мину подобрала подходящую. Сейчас мне не хватало только возможности приказать сердцу прекратить попытки проломиться через ребра на свободу. И телепортироваться самостоятельно. – Ты же не хочешь сломать мне жизнь? Я обещаю, что справлюсь.

– Рута Дамарс! Немедленно ступай в свою комнату! – мать была непреклонна и осталась при своем мнении. В некоторой степени я ее даже понимала, но сдаваться не собиралась, потому подключила тяжелую артиллерию, бросив умоляющий взгляд на бабулю. Неприятно кольнуло воспоминание о том, что вчера я также смотрела на декана, когда мне чуть не отказали во второй инициации. Мой авторитет в глазах окружающих явно хромал.

– Гейзи, не начинай, – вступилась бабушка, вызывая огонь на себя. – Ты не имеешь права вмешиваться.

– Это я-то не имею? Я? Я между прочим – ее мать! – накал страстей в столовой достиг своего апогея. Даже хрустальная люстра высоко под потолком отозвалась жалобным звоном в ответ на мамины вопли.

– А я – твоя! – жестко отрезала глава рода и обернулась к зятю. – Роберт, милый, перенеси свою дочь в академию. Я тоже не люблю долгих прощаний.

Отец, отпустивший один край газеты, щелкнул пальцами, – конечно же, это выльется в новый скандал с мамой, но я верила в то, что бабушка быстро найдет на нее управу.

Секунда, и я оказалась в светлом холле академии, который неожиданно оказался пустым.

Вот и все. Я надеюсь, что матушке хватит двух лет, чтобы остыть и простить меня.