Левсет Насурович Дарчев
Надежда и разочарование. Сборник рассказов
Рацпредложение
И через месяц работы Гаджи, несмотря на «затягивание гаек», не видел существенных изменений: все те же быки, лошади, погодные условия и авралы – отставание носило хронический характер. Надо было решительно что-то поменять. Но что?
После рабочего дня двор опустел и лишь в кабинете начальника горел свет. Взволнованный сторож, в чьи обязанности входило и выключение оставленного света в целях экономии электроэнергии, вытянувшись под окном, заметил силуэт начальника за рабочим столом, и отошел с чувством удовлетворения.
Гаджи, вооружившись линейкой, карандашом, циркулем, орудовал над чертеж-проектом электрификации южных районов Дагестана. При помощи логарифмической линейки он производил расчеты и записывал на листок цифры технико-экономического обоснования рационализаторского предложения. Он пришел к выводу, что проект, принятый к осуществлению три года назад, устарел. Зигзаги линий электропередач, сделанные с учетом рельефа местности, он стал переводить в прямые линии и, к своему удивлению, обнаружил значительную сумму экономии государственных денег. Выйдя из кабинета после полуночи, он напевал песню и, подпрыгнув, сорвал с дерева две сливы. Сторож подошел на помощь.
– Гаджи Раджабович, я могу сорвать для вас сливы, если хотите, – предложил сторож. – Проголодались, наверное.
– Чуть-чуть, Усман-халу, – ответил Гаджи, – сливами голод не утолишь – мне бы мамины пироги сейчас.
– Не надо так долго работать, – посоветовал Усман. – Здоровье надо беречь смолоду, сынок. До вас никто так долго не задерживался на работе – так желудок может заболеть.
* * *
Утром следующего дня Гаджи вызвал к себе главного инженера Камала, который, увидев на столе перерисованные чертежи, в недоумении уставился на Гаджи.
– Догадываешься, в чем дело, Камал? – с иронией спросил Гаджи.
– Нет, не догадываюсь, – ответил тот.
– Я сегодня останавливаю работы по всем направлениям, – деловито произнес Гаджи. – Смотрите сюда. Я все переделал – экономия составляет почти тридцать процентов от первоначальной стоимости. К тому же, сможем догнать график ввода в эксплуатацию. Так что, нашему руководству не надо унижаться и просить откладывать время.
Камал помотал головой.
– А как ты собираешься это делать?
– Я сегодня в восемь часов разговаривал с директором летного отряда в Баку, и он готов дать нам два вертолета.
– Вертолеты? – переспросил Камал, округлив глаза. Прошло несколько секунд, прежде чем он приобрел дар речи. – Вертолеты?
– Да, конечно, – уверенно сообщил Гаджи. – Я все тут рассчитал. Завтра утром я на поезде уезжаю в Баку, чтобы заключить договор с летчиками, а оттуда – в Тбилиси, чтобы утвердить изменения в проекте.
– А в Махачкале в курсе?
– Нет, – задумавшись, ответил Гаджи. – Им ничего не говори. Я боюсь, что не поддержат. Им скажи, что я уехал в командировку.
Камал стоял в растерянности.
– Послушайте, – рассуждал Камал, – а если не получится, ты представляешь, что с тобой будет – это саботаж и тюрьма.
– Вот видишь, почему я это скрываю от руководства, – с ухмылкой продолжал убеждать коллегу Гаджи, – потому что, как и ты сейчас, они будут страховать свои спины. Надо рисковать, чтобы пить шампанское, Камал. Так что сегодня вместе с экономистом помоги мне довести все расчеты до ума, чтобы в Баку я был во всеоружии, и мы сделаем большое дело…
На следующий день лампочка в кабинете начальника горела допоздна, как и вчера, а сторож поджидал его у выхода. Когда Гаджи вышел из кабинета, сторож протянул ему сверток. Гаджи удивился.
– Что это, отец?
– Пироги, сынок, старушка испекла специально для тебя, – сказал старик. Они еще теплые. Ешьте.
Гаджи склонил голову: мама любила говорит – человека человеком делает доброта и сострадание. «Этот сторож беспокоится за меня, что у меня может заболеть желудок».
Он, хватая из рук теплое вафельное полотенце с пирогами, внимательно посмотрел в его карие глаза, которые, прищурившись, излучали тепло. «Может быть, сейчас он сам голоден, но ему будет вдвойне приятно, если я приму его угощение».
– Передайте вашей супруге большое спасибо, отец, – сказал Гаджи. – Уверен: они будут такие же вкусные, как у моей мамы.
Гаджи был глубоко тронут и знал, что этот пирог он запомнит навсегда, потому что в нем, кроме мяса, была еще человеческая доброта.
Два дня главный инженер Камал грешил тем, что водил руководство «Дагэнерго» вокруг носа: доклады шли с прежними показателями, хотя работы были частично приостановлены, а отсутствие Гаджи объяснял производственной необходимостью. Через неделю, когда над горами Южного Дагестана залетали тяжелые вертолеты, руководство «Дагэнерго» было в шоке. Генеральный директор в беседе со своим замом возгордился:
– Я говорил тебе, что этот парень не подведет?
– Да, – сказал заместитель. – У вас чутье, Юсуп Магомедович.
– Да при чем здесь чутье, – возразил Юсуп. – Это специалист высокого класса из Одесского технологического института.
Но он не знал, что это еще и благодаря художнику из Одессы дяде Толику.
Мешок денег
Гаджи терпеливо слушал, как телефон секретарши настырно звонит уже несколько минут. Он вышел и в приемной снял трубку.
– Алло! – прозвучал тембр знакомого голоса, – алло, соедините меня с Джабраиловым.
– Я слушаю вас, – отозвался Гаджи.
– Ты не узнал меня, Гаджи. Это Самойлов.
– Ах, да. Здравствуйте, Виктор Иванович.
– Я тебя поздравляю, Гаджи, от всего сердца – ты сделал чудо. Мой шеф был на совещании у министра, и там прозвучала твоя фамилия. Представляешь! Он привел тебя в качестве примера и подписал приказ на премию за рационализаторские мероприятия. Если я тебе назову сумму, ты упадешь – сто семьдесят тысяч рублей, парень. Я горжусь тобой!
* * *
Управляющий отделением Сбербанка долго рассматривал чековую книжку, снял очки и уставился на молодого человека. Его карие глаза, уставшие от очков, глазные мешочки и покрасневшая переносица, производили жалкое впечатление конторского работника.
– Тут у вас нет ошибки? – спросил он, с изумлением глядя на молодого человека, которого он видел впервые. – Тут статья зарплаты. Может быть, вы ошиблись нулями и здесь сто семьдесят рублей?
– Нет, – отрицательно кивнул головой Гаджи. – Там все правильно.
– Сто семьдесят тысяч рублей?
– Да.
Управляющий растерялся. Его воображение не могло смириться с такой суммой.
– Мне надо позвонить в Махачкалу.
– Звоните.
Он выдержал минуту тягостного молчания, но не стал звонить никуда, а просто произнес тщательным выговором, возвращая чековую книжку обратно Гаджи:
– У меня нет таких денег. Извините.
Для Гаджи это не составляло никакой трудности: он сразу пошел к первому секретарю горкома партии Ибрагимову. В приемной настоящая суматоха: секретарь партии предпринял беспрецедентные шаги по индустриализации города, запустив с нуля несколько заводов и фабрик, – везде авралы и суета, поэтому в приемной много народу: рабочие, руководители предприятий, официальные гости… Секретарша, выйдя от шефа, обвела глазами ряд ожидающих приема людей.
– Джабраилов, кто?
Гаджи встал.
– Заходите! – она левой рукой придерживала дверь за спиной открытой.
Ибрагимов встретил Гаджи с радушием.
– Я наслышан о тебе, молодой человек, – сказал он, протягивая руку. «Лет шестьдесят, а может больше, – подумал Гаджи, – бледные руки и лоб в коричневых пятнах, что является признаком болезни печени. Наверное, изнурительная и напряженная кабинетная работа не проходит бесследно». – Мне бы сейчас таких, как ты, человек пять, – сказал он. – Не хочешь в город?
– Нет, спасибо.
Секретарь с сожалением кивнул головой.
– Говори, что привело тебя ко мне?
Гаджи показал Ибрагимову платежное поручение в банк и увидел, как его черты лица напряглись.
– Ну, ты даешь, парень, – сказал секретарь, поднимая глаза.
– Это же целый мешок денег.
– Аюбов отказывается выдавать деньги, – пожаловался Гаджи. – Я хотел попросить Вас посодействовать.
Ибрагимов все еще приходил в себя от потрясения.
– Говорят, что социализм не позволяет людям зарабатывать, – он хмыкнул. – Вот живое доказательство. Молодец. – Он взял трубку и набрал номер.
– Алло! Аюбов? – пауза – Если сегодня же не выплатишь деньги Джабраилову, я тебя уволю с работы. – Пауза – Хорошо.
Через час молодой человек в потрепанных брюках, сорочке бежевого цвета и кепке из легкого материала быстрыми шажками сбегал вниз по ступеням лестницы банка с мешком денег на плече, а операторы банка, получившие просто так по пачке денег, провожали его с благодарением, стоя желая ему удачи.
* * *
– Ты когда спускался по лестницам, выглядел как ковбой, ограбивший банк с мешком на плече, – с иронией заметил Камал, сидя за рулем «Вилиса». – Не хватало только шляпы и пистолета.
– Молчи, – среагировал Гаджи, – зато ты со своей кучерявой шевелюрой похож на… Смугляк, – он потянулся и шлепнул его по козырьку кепки левой рукой, а правой бросил ему на колени несколько пачек денег. – Это твоя доля, братец. Ты мне помогал. Поехали.
– В какую сторону, чтобы попасть в ресторан? Я обмою, – произнес Камал.
– Сначала в сторону ювелирного магазина, – посерьезнев, сказал Гаджи.
– Ты решил все вложить в золото? – неожиданно спросил Камал, подумав и о своей доле.
– Нет. Я хочу купить маме кое-что, – произнес Гаджи. – Еще в школе я обещал ей.
– Ты еще в школе знал, что станешь самым богатым человеком в городе в двадцать семь лет? – Камал был тронут и на мгновенье задумался. Может быть, и ему надо подумать о маме.
– Нет, – сказал Гаджи, – деньги никогда не были моей целью. Я просто хотел доказать деду, что я чего-то стою.
– А при чем здесь дед?
– Это он надо мной все время подтрунивал: ты ничего не добьешься, не построишь дом. Я ни разу не видел, чтобы он зашел к нам домой. А когда мама один раз сделала ему замечание, он долго думал, потом сказал: «Я закрывал глаза, чтобы не видеть, но сердце не обманешь. Да, железо в огне закаляется, а человек – в нужде, если, конечно, он – не пустое место». Я долго думал над этими словами и понял: если ты в ком-то разочаровался, то он для тебя – пустое место. Теперь думай: каково быть пустым местом для близкого человека. Дело не в этом, – тихо продолжал Гаджи открывать душу своему другу, – дело в том, что мой отец не смог вернуть ему старый долг. Так что половину денег я отдам деду, а другую половину – маме.
– А тебе?
– Я успею заработать: у нас еще два проекта – Ахты-Курах и Сартил-Хуси. – Затем, повернувшись к Камалу, он спросил. – Камал, ты когда-нибудь ел пирог из курицы?
– Нет.
– Тогда мы едем к маме в Курах. Поверь: это лучше, чем какой-нибудь ресторан. Камин, огонь на дровах и запах томящегося мяса в тесте. Ах…
* * *
– Пержиан, – раздался голос с улицы, и она узнала голос отца. Она открыла дверь и увидела отца со свернутой бумагой в руке и непонятным мешочком на плече. А выражение лица испугало ее.
– Папа, ты! Что случилось? Что за бумага? – Пержиан уже начала бояться этих бумаг.
– Ты меня пропустишь? – выговорил отец. Пержиан растерялась: она сделала шаг в сторону.
– Где Гаджи? – спросил дед, войдя во двор. – Это был его первый визит в дом дочери.
«Значит, что-то произошло очень серьезное», – подумала Пержиан. Ее сердце ушло в пятки.
Через минуту Гаджи стоял перед лицом деда, возмужавший, высокий, стройный, довольный жизнью и самим собой. Как и в детстве, его глаза улыбались, источая тепло и уверенность. Дед всю жизнь ждал этого дня – и он наступил.
– На, читай! – дед передал бумагу дочери и стал ждать.
– Что это? – Пержиан быстро пробежалась по строкам официального бюллетеня и заулыбалась.
– Читай вслух, – повелел дед. – Я хочу это слышать. Пержиан зачитала: «…Гаджи успешно провел рационализаторские мероприятия и с опережением завершил работы по электрификации…» – она заволновалась и оторвала глаза от бумаги.
– Подпись чья, читай, – не унимался дед. Пержиан опять поднесла бумагу к глазам.
– Подпись… Министр энергетики и электрификации СССР.
У Пержиан на глаза навернулись слезы и, поворачиваясь к сыну, она спросила:
– Неужели, это правда, сынок!
– Да, правда, дочь, – с удовлетворением произнес дед. – Я впервые испытал и теперь знаю, что такое гордость. Спасибо, Гаджи. А этот мешочек с деньгами забери: весь мой дом вместе со мной не стоят таких денег, они мне не нужны, а долг твоему отцу я простил давно, когда еще давал.
Гаджалим, покидая дом дочери, на время задержался на пороге. Он что-то хотел сказать, но не ре шался. Он вышел, но затем вернулся обратно.
– Гаджи, ты меня извини за жесткость, сынок, – сказал Гад-жалим, делая акцент на каждом слове. Его рука, державшая трость, тряслась. «Он состарился, даже говорить стал медленно, мимика померкла, но в нем продолжал жить дух горца», – подумал Гаджи. – Я не знаю, почему, но больше всего хотел от тебя, чтобы ты чего-то добился в жизни. Ты вырос настоящим мужчиной – я теперь знаю, что дом ты построишь. Меня мой дед тоже так воспитывал по нашей поговорке: «Сын будет таким, каким воспитаешь».
Он ушел, а Гаджи с мамой взглядами долго провожали старческую фигуру деда, который отдалялся от них, чуть пошатываясь, но с чувством гордости от того, что выполнил свою миссию.
Яблоко от яблони далеко не падает
(русская поговорка)
Тихо отходила страда, оставляя на полях солому и костры, несущие запахи дыма по окрестностям. Одинокий орел парил в небе, раскинув на всю длину свои широкие крылья: он выглядывал внизу мышей, игнорируя стаю черных ворон, которые подбирали зерна, оставленные несовершенными комбайнами. Лишь в одном месте золотилось поле с некошеной пшеницей. Возле него маялся мужик, катал на ладони несколько зерен, которые он выдавил из колоса – классная пшеница. Увидев, как за спиной остановилась белая «Нива», из которой вышли двое: один молодой, видимо, сын, а другой – коренастый мужик с круглыми чертами лица, он засуетился.
Мужик сходу выпалил:
– Кто вы такой?
– Здравствуйте, я заготовитель и покупаю пшеницу.
– Какого черта вы полезли в чужое поле? – его голос гремел, как старый патефон, путая нотки, видимо, нервничал. – Не продается.
– Извините, я не настаиваю.
Они разъехались. Пятнадцатилетний сын вопросительно глянул на сердитого отца.
– Папа, ты почему его обманул?
– Что ты сказал?
– Тетя Галя уже столько дней ищет покупателя, а ты сказал, что она не продает.
Мужик резко нажал на тормоза, чтобы на высоких тонах донести до сына истину.
– Ты что, дурак? Я не хочу, чтобы она продала зерно. Я хочу купить это поле вместе с пшеницей. Я уверен: она не справится с этим полем и, в конце концов, она его продаст и его купит, знаешь кто? Инвестор. Потом он будет косо смотреть на наше поле. Я в этом не вижу ничего хорошего.
– Но у нее есть сын.
– Он еще маленький и ни к чему неспособный.
– Папа. Ты забыл, какой был его отец, дядя Витя – энергичный, трудолюбивый?
– Это был отец.
– А поговорка: яблоко от яблони далеко не падает… – Дима поднял глаза на папу в ожидании ответа.
– Заткнись, понял? – не выдержали нервы фермера и его голос сорвался. – Яблоки, яблони… Учить хочешь уму-разуму. Открой глаза и посмотри, что кругом творится. Капитализм: слабым и сердобольным тут нет места. Дашь слабинку – тебя съедят. Или – или.
* * *
«Нива» белого цвета остановилась напротив одиноко сидевшей возле своей калитки старой женщины. Ее звали баба Варвара. Из «Нивы» вышел грузный мужчина пятидесяти лет на вид.
– Здравствуйте!
Варвара зашевелилась.
– Здрасьте!
– Вы не скажете, где дом Борисовых?
Варвара напрягла зрение, чтобы хорошо разглядеть незнакомца.
– Я вас первый раз вижу, вы кто?
– Я фермер.
– Развелось вас тут, – произнесла Варвара с недовольством.
– Чему же вы не рады, – возмутился фермер, – народ кормим. Варвара засмеялась.
– Мне хорошо видно, как вы это делаете, – возмущенно глядя на фермера, произнесла Варвара, – особенно эти… как их называют.
– Инвесторы? – подсказал фермер.
– Да, они самые, – с облегчением проговорила Варвара, – понимаете ли, эти – у них только один интерес – зерно. Ликвидаторы. Разобрали на кирпичи двенадцать оборудованных свиноферм, где колхоз выращивал тридцать тысяч свиней, и сегодня они стоят как символы вандализма.
Они, кроме всего прочего, даже присвоили себе часть местной лечебной амбулатории и вырубили свет. Ужас и издевательства. Получается, что все работают на одного, а этот один празднует где-то заграницей. Не нравится мне все это. Раньше, какой девиз был?
– Не знаю, – помотал головой фермер. – Я забыл.
– Ну, один за всех и все за одного, так же?
– Наверное.
– А теперь что?
– Один против всех и все против одного? – произнес Богдан. – Вы это хотите услышать?
– Точно!
– Мы это уж слышали, – сказал фермер, – другие времена, мать. – Мужчина подошел поближе, осмотревшись по сторонам, – вы смогли бы мне помочь, и я бы не остался в долгу. Надо узнать, не продают ли они поле. – Политические взгляды старой женщины его не интересовали.
Варвара сделала вид, что пропустила предложение мимо ушей, но зафиксировала в голове, прокручивая варианты соблазна. Она оглядела его как бы с другой стороны, способен ли этот человек на пожертвование. Голос – властный, лицо – волевое, глаза – карие, в теле по молодости кипела сила – широкие плечи и длинные руки. Наглец, который думает, что ему все подвластно.
– Не знаю. Может, и продают. Раз мужа нет, зачем ей поле? Хотя, кто знает – она уже научилась водить машину, а там, видишь, и трактор освоит.
– Ну, а вы повлияйте на нее.
– Как?
– Уговорите ее. Тем более, сейчас она столкнется с трудностями.
– Какими?
– Уборка – дело серьезное.
– Ошибаетесь: она уже договорилась с Буслаем, – сухо сказала Варвара.
– Буслай не будет убирать. – Пауза. Варвара задумалась.
– Еще, чтобы не было неожиданностей, пожалуйста, держите меня в курсе, если кто-нибудь вдруг захочет купить и опередить меня.
– У каждого своя судьба и предначертание, – пролепетала Варвара.
– Что вы сказали?
– Я говорю, что у нее есть сын, наследник.
– Он же маленький? – укоризненно произнес Богдан.
– Из малого выходит великое, – констатировала Варвара.
– Острый же язык у вас, мать…
– Спросите сами, – деловито предложила Варвара. – А там видно будет, раз вы такой щедрый.
Наследник
Утром ясного июльского дня Галина Семеновна, женщина сорока лет со светлыми волосами, собранными в хвостик, и глазами цвета морской волны, после завтрака мыла посуду, когда прозвенел звонок в калитку.
– Сережа, – окликнула она сына, который ходил в пятый класс.
Молчание.
В это время Сергей у себя в комнате сидел за компьютерным столом, впившись напряженными глазами в монитор, где он играл в войну танков. Он победил и, вскочив со стула, громко проорал:
– Ура!
Дверь резко открылась и вошла мать. Она стояла молча, сверля сына пронзительным взглядом – ей надоело увлечение сына играми.
Сережа, придя в себя, отвел взгляд застенчивых глаз на окно, за которым виднелось вишневое дерево.
– Извини, мам.
– Твой отец не был таким, сынок, – промолвила Галина, – в кого же ты пошел. Там кто-то стучится в дверь, пойди, посмотри.
– Мама, там какой-то дядька тебя спрашивает, – оповестил Сергей, вернувшись со двора и прошмыгнув в свою комнату.
Галя на мгновение задумалась, кто это может быть. Она сняла фартук, вытерла руки о полотенце, критически оглядела себя в зеркало, слегка поправила волосы и вышла во двор.
За калиткой стояла белая «Нива» и незнакомый мужчина. Она смерила его взглядом с ног до головы. На ногах грязные ботинки, в не совсем чистой рубашке. Лицо в красных прожилках.
– Здравствуйте, – произнесла Галя, подняв вверх взгляд красивых глаз, – слушаю вас.
– Извините за беспокойство, мадам, – произнес незнакомец басистым голосом. – меня зовут Богдан. Я хорошо знал вашего мужа. И примите, пожалуйста, мои соболезнования. Мне очень жаль, что так случилось.
– Спасибо, – быстро проговорила Галя, не желая слышать подробности, потому что каждое напоминание о муже с болью отзывалось в ее сердце. – Спасибо. – Галина сделала шаг назад, давая понять, что церемония окончена.
– Подождите, – сказал Богдан деловито, хватаясь за калитку, – у меня к вам один вопрос.
Галя напряглась.
– Видите ли, я тоже фермер и соседствую с вашим полем, – с тактом начал Богдан, – я хотел вас спросить, не желаете ли вы продать свое имение.
– Нет, – не раздумывая, ответила Галя решительно, – нет. Гм! Почему это я должна делать?
Богдан вскинул голову.
– Вы хрупкая и слабая женщина…
– Муравей невелик, а горы копает, – с гордостью отпарировала Галина.
Богдан растерялся и проглотил очередное подготовленное слово.
– Что ни говори, а работать на земле тяжело, – аргументировал свое обращение Богдан, выкручиваясь, – у фермера должны быть железные нервы, выносливость как у лошади и мозолистые руки.
– Ничего тяжелого: посеял и пожинаешь, – прямым взглядом ответила Галя.
Затем она машинально посмотрела на свои мраморного цвета руки, где на правой кисти зияла мозоль от работы в огороде. И ей стало неудобно, когда фермер поймал ее взгляд.
Богдан в усмешке сдвинул губы.
– Скоро у вас уборка, и когда вы вступите в эту битву, поймете, как легко пожинать.
– В битву? – Галина прищурилась, убирая с глаза копну повисших волос.
В отражении утреннего солнца ее лицо нежно сияло.
– Да, именно, – подтвердил свои слова Богдан, – иначе не назовешь. Такое ощущение, как будто кругом одни враги. Зависть людей. Солнце, когда нужна влага, и – дожди, когда нужно солнце. Чёрт-те что. А цены как на базаре: солярка растет, а зерно падает. Никакой стабильности. И почему, вы думаете, за год у вас в селе умерли три фермера, царство им небесное?
– Не надо об этом.
– Извините, пожалуйста. Я вас напрягаю, но правде надо смотреть в глаза.
Сильные дела делают сильные люди.
– Всего хорошего, – строго произнесла Галя и ушла, оставив гостя наедине со своим напорством. Богдан с минуту остался стоять на месте, сраженный наповал. Он подумал, что непобедимая гордость придает этой женщине особую красоту.
