Лев Лопуховский
Июнь 1941. Запрограммированное поражение

1.2. Секретные германские военные школы в СССР

16 апреля 1922 г. в итальянском курортном городке Рапалло представители РСФСР и Германии заключили договор, значение которого для обеих стран трудно переоценить. Он открыл возможность взаимовыгодного партнерства между рейхсвером и Красной армией. Немцы получили шанс создать на советской территории тайные школы и полигоны, чтобы проводить там обучение личного состава и испытания боевой техники, запрещенной им Версальским договором. А Красная армия могла перенимать передовой заграничный опыт и с помощью высококвалифицированных германских преподавателей готовить свои собственные кадры. К тому же тесные контакты с рейхсвером дали РККА уникальную возможность близко ознакомиться с современной западной армией. Командовавший тогда МВО И.П. Уборевич откровенно признался Сталину в январе 1929 г.: «…немцы являются для нас единственной пока отдушиной, через которую мы можем изучить достижения в военном деле за границей»^[63]. Понятно, почему советское руководство ухватилось за эту перспективу обеими руками.

15 апреля 1925 г. в Москве был подписан протокол советско германского соглашения об организации секретной авиационной школы в Липецке^[64]. За годы ее работы там прошли обучение или переподготовку более 120 германских военных пилотов и около 100 летнабов. Еще примерно 220–230 летчиков (истребителей и наблюдателей) на базе уникального липецкого опыта подготовили в Германии. Таким образом, благодаря Липецкой авиашколе, к 1933 г. немцы получили около 450 летчиков^[65]. Среди наиболее известных ее выпускников можно вспомнить генерал фельдмаршала Хуго Шперле и генерал полковников Ганса Ешоннека и Отто Десслоха. Кроме них, генералами люфтваффе стали 35 выпускников и 7 сотрудников Липецкой авиашколы^[66].

Кадры в Липецке ковались не только для люфтваффе. Под руководством германских инструкторов авиашколу окончили почти столько же советских летчиков и авиамехаников. Но если для связанных с ней немцев она стала важной ступенькой карьерного роста, то для некоторых их советских коллег превратилась в камень преткновения. В 1929 г. ОГПУ провела операцию «Летчики», арестовав 19 граждан СССР, связанных с секретной школой, как агентов германской военной разведки. И это было только началом репрессий среди липецких авиаторов: в 1937 г. по тому же ложному обвинению было арестовано 8, а в 1941 г. – еще 39 из них^[67].

Наряду с выполнением учебной программы в школе активно работали с материальной частью. В 1928–1931 гг. там прошли испытания около 20 типов германских боевых самолетов – истребителей, бомбардировщиков и разведчиков. Кроме них, испытывались авиационные приборы и вооружение, прицелы, фотопулеметы, бортовая фото и радиоаппаратура, бомбы и т. п.^[68] Помимо того, в Липецке разрабатывалась и шлифовалась тактика применения боевых самолетов, совершенствовались способы бомбометания, в том числе с больших высот и с пикирования.

Договор о создании секретной танковой школы под Казанью под кодовым наименованием «Кама» был заключен в Москве 2 октября 1926 г.^[69] Она начала функционировать в первой половине 1929 г. и обучила в общей сложности 30 германских и 65 советских курсантов^[70]. Еще более 20 офицеров рейхсвера работали там преподавателями и испытателями. Из германских выпускников школы 17 стали генералами, а один из ее начальников, Йозеф Харпе, дослужился до звания генералполковника и командовал группой армий. А окончившие ее советские курсанты были практически поголовно репрессированы в недоброй памяти 1937–1938 гг. Вместе с ними пострадали даже работавшие там сантехники, уборщики и официантки…^[71]

Широко распространенные слухи о том, что в «Каме» обучался Гейнц Гудериан, не соответствуют действительности, он лишь проинспектировал ее^[72]. Но и без Гудериана школа сыграла важнейшую роль в становлении германских танковых войск. Достаточно сказать, что ее выпускники составили половину офицерского состава первой учебной танковой части рейхсвера в Цоссене. Еще один из них – Эрнст Фолькхайм – с 1937 по 1939 г. отвечал за разработку тактических наставлений для германских танкистов^[73]. Не менее важно, что бывшие преподаватели «Камы» и многие из ее выпускников возглавили обучение танкистов в военных школах Германии.

Для обеспечения учебного процесса в «Каме» СССР предоставлял не только место для размещения, но и материальную часть. Наряду с германской техникой там использовались приобретенные в Великобритании танкетки «Vickers Carden Loyd» Mark VI. Их выделила советская сторона в обмен на германское вспомогательное оборудование для Красной армии. А 21 апреля 1930 г. по приказу наркома по военным и морским делам Ворошилова 3 й тп, дислоцировавшийся в Казани неподалеку от танковой школы, передал ей пять танков МС 1^[74].

Помимо учебы, на школьном полигоне прошли практическую проверку первые десять германских танков пяти различных типов, сконструированных в 20 е гг. Их было невозможно испытывать в Германии, поэтому для оценки и последующего совершенствования новейшей боевой техники в Казань командировались ведущие германские инженеры и техники, в том числе главный конструктор танков фирмы «Krupp» Эрих Вельферт. По итогам испытаний немцы сделали очень важные выводы и претворили их в жизнь в серийной продукции. В результате германские танки накануне и в начале Второй мировой войны заметно превосходили боевые машины своих противников в рациональной компоновке рабочих мест танкистов, оптимальном распределении их функциональных обязанностей и полной обеспеченности радиосвязью. Важность и необходимость всего этого немцы осознали и должным образом оценили в результате испытаний своих первых танков на полигоне «Камы»^[75].

Еще одним секретным объектом стала химическая школа «Томка», размещенная неподалеку от г. Вольска Саратовской области. Договор о ней подписали 21 августа 1926 г.^[76] Там проводились испытания новых приборов и методов применения отравляющих веществ с помощью артиллерии, боевых машин и авиации, а также новых средств и способов дегазации. К счастью, сотрудникам и выпускникам этой школы не довелось продемонстрировать свое умение вести химическую войну на практике. Благодаря этому уцелело немало людей, ведь работу именно этой школы советские технические специалисты считали наиболее «ценной и полезной для РККА»^[77].

Обе стороны старательно поддерживали высокую секретность во всем, связанном с функционированием школ. Курсанты, направленные туда для обучения из Германии, временно исключались из списков рейхсвера и восстанавливались там только после своего возвращения. В СССР они приезжали в гражданской одежде с паспортами на чужое имя. Им категорически запрещалось рассказывать что бы то ни было о своей учебе в советских школах. Гробы с германскими пилотами, погибшими в Липецке в результате несчастных случаев, отправляли для похорон на родину через Штеттинский порт заколоченными в ящики с надписью «Детали машин»^[78].

Немцы очень высоко дорожили полученными возможностями тайно обходить ограничения Версальского договора. Так, 1 августа 1928 г. министр обороны Веймарской республики генерал лейтенант Вильгельм Гренер в беседе с послом этой страны в Москве Ульрихом фон Брокдорф Ранцау подчеркнул, что потеря возможности подготовки офицеров на территории Советского Союза была бы равнозначна выдаче Германии на милость Польши^[79].

Строительство, организация и функционирование всех трех школ требовали больших издержек. В 1928 г. на эти цели были израсходованы 5,7 млн марок, или около 8 % из всех германских затрат на вооружение. Только на авиашколу немцы ежегодно выделяли 2 млн марок, а за все годы существования она обошлась Германии в 20 млн марок^[80]. На тайные школы не жалели денег даже в период мирового экономического кризиса 1929–1933 гг. Правда, из за возникших финансовых трудностей ассигнования тогда несколько уменьшились, но продолжали оставаться весьма существенными. Так, в 1929 г. германские затраты на школу «Кама» составили 1,5 млн марок, а на «Томку» – 780 тыс. В следующем году немцам пришлось еще больше урезать бюджет «Камы», доведя его до 1,24 млн марок^[81].

Значение, придаваемое секретным школам, наглядно характеризует высокий уровень инспектировавших их руководителей. Среди них были два главнокомандующих рейхсвером: Вернер фон Бломберг и Курт фон Хаммерштейн Экворд. Школы закрылись во второй половине 1933 г. после прихода к власти Гитлера, больше не считавшего нужным скрывать нарушения Версальского договора. Да и средства на их оплату уходили немалые. Советская сторона тоже полагала, что германские школы уже исчерпали свою практическую ценность, так что желание прекратить их работу было обоюдным. Уходя, немцы не хлопнули дверью. Наоборот, в их прощальном письме Ворошилову от 22.07.1933 по случаю закрытия Липецкой авиашколы говорилось:

«Командующий Рейхсвером от имени Рейхсвера выражает особую благодарность Красной Армии и Красному Воздушному Флоту за многолетнее гостеприимство в Липецке»^[82].

1.3. Сотрудничество рейхсвера и Красной армии

В ответ на разрешение организовать и использовать в СССР тайные школы немцы предоставили советским командирам возможность обучения в своей академии Генштаба, где бережно сохранялись и приумножались традиции кайзеровской военной академии. Туда и офицерам рейхсвера попасть было очень нелегко, ведь на каждое место претендовали не менее 8–10 кандидатов. Но поступить – еще не значит окончить, отсев в процессе напряженной учебы был высоким. Дойти до последнего курса удавалось в среднем 10 офицерам из 30, ежегодно принимаемых в академию. На этом курсе в Берлине шла интенсивная академическая подготовка, а основными изучаемыми предметами были корпусные и армейские операции, взаимодействие видов и родов войск, а также иностранные армии^[83]. После успешного завершения полной программы академии дальнейшая военная карьера ее выпускников была обеспечена. Вот в эту святая святых элиты германского офицерства и принимали на обучение слушателей из СССР, начиная с 1926 г., по 2–5 человек в год.

Первыми туда отправились преподаватели военной академии имени Фрунзе М.С. Свечников и С.Н. Красильников. В ноябре следующего года за ними последовали И.П. Уборевич, Э.Ф. Аппога и Р.П. Эйдеман. Если двое последних пробыли там только 3,5 месяца, то Уборевич обучался больше года^[84]. Сталин лично напутствовал его перед отъездом в Германию 4 ноября 1927 г.^[85] Среди занимавшихся в германской академии Генштаба красных командиров были Э.Я. Админ, И.П. Белов, М.Н. Драйер, И.Н. Дубовой, П.Е. Дыбенко, А.И. Егоров, Ж.Ф. Зонберг, Н.И. Лацис, М.К. Левандовский, Э.Д. Лепин, Р.В. Лонгва, В.М. Примаков, В.А. Степанов, С.П. Урицкий, И.Э. Якир и другие^[86]. Но далеко не все из них прошли полный последний курс академии, некоторые обучались там только полгода или даже меньше, и не на последнем курсе.

Отметим, что они ездили в Германию не только в роли учеников. Так, Якир без отрыва от собственных занятий в германской академии Генштаба прочитал там курс лекций по истории Гражданской войны в России. Его выступления произвели такое сильное впечатление на слушателей, что сам президент Германии, знаменитый полководец времен Первой мировой войны фельдмаршал Пауль фон Гинденбург вручил ему классический труд Альфреда фон Шлиффена «Канны» с дарственной надписью: «На память господину Якиру – одному из талантливых военачальников современности»^[87]. Однако главным занятием краскомов в Германии в то время, конечно, была учеба, причем не только в академии. Только в период с 1925 до сентября 1931 г. обучение на различных германских курсах и школах прошли 156 советских военнослужащих^[88].

И.Э. Якир

Германские специалисты участвовали в обучении командных кадров и в советских учебных заведениях. Например, в период с 1930 по 1933 г. военную историю в Военной академии имени Фрунзе преподавал майор Фридрих Паулюс, будущий фельдмаршал. Вместе с ним работали майоры Курт Бреннеке и Георг Ганс Рейнгардт, тоже направленные в СССР в качестве военных советников по распоряжению военного министерства Германии. Занятия по тактике там же вели подполковник Вильгельм Кейтель и майор Вальтер Модель, впоследствии дослужившиеся в вермахте до звания фельдмаршала^[89].

В августе 1927 г. восемь командиров РККА приняли участие в маневрах рейхсвера в Германии. Это происходило в рамках ежегодных взаимных визитов наблюдателей на маневры, тактические занятия и штабные учения обеих армий, начавшихся 3 4 годами ранее^[90]. Как правило, в рейхсвере к ним в полном составе привлекались дивизии и корпуса, отрабатывавшие тактику маневренных боевых действий и способы взаимодействия различных родов войск. Они учились наступать максимально быстро, не заботясь о сохранении сплошного фронта и не оглядываясь на фланги. Учения, в том числе и командно штабные, были прекрасной школой для любого командира. Благодаря особому вниманию, уделяемому в германской армии этому важнейшему виду боевой подготовки, типичный германский капитан или майор в начале Второй мировой войны имел больший опыт участия в широкомасштабных маневрах, чем среднестатистический британский или французский генерал^[91].

Президент Веймарской республики Пауль фон Гинденбург приветствует делегацию РККА на маневрах рейхсвера в 1932 г. Третий слева – М.Н. Тухачевский

В ходе своей учебы в Германии в апреле 1928 г. Уборевич принял участие в штабных учениях под руководством будущего главнокомандующего рейхсвером Бломберга. Их темой были совместные военные действия рейхсвера и РККА против союзных армий Франции и Польши^[92]. Такой сценарий появился совсем не случайно. Сект был последовательным сторонником развития тесных контактов с Красной армией не только ради использования школ и полигонов в СССР. Он считал советскую страну естественным партнером Германии, имевшим с ней общие цели, поэтому написал: «Разрыв версальского диктата может быть достигнут только тесным контактом с сильной Россией. Нравится нам коммунистическая Россия или нет – не играет никакой роли. Что нам нужно – это сильная Россия с широкими границами – на нашей стороне. Итак, никаких Польши и Литвы между нами… И мы получим наши восточные границы по 1914 г. Для Германии важно посредством Советской России развязать путы Антанты»^[93]. Сект также надеялся использовать созданную с помощью германских специалистов советскую военную промышленность в качестве «источника вооружения для разоруженной Германии при столкновении ее с Антантой»^[94]. В частности, она могла бы снабжать рейхсвер боеприпасами^[95].

Кроме того, он рассчитывал на русских, как на потенциальных союзников немцев в борьбе против ненавистных им поляков. Ведь Польша не только угрожала тылу Германии в случае ее конфликта с Францией, но и была краеугольным камнем «санитарного кордона» вокруг СССР, созданного творцами Версальской системы. Свое отношение к этой стране Сект недвусмысленно сформулировал в меморандуме на имя рейхсканцлера Йозефа Вирта от 11 сентября 1922 г.: «Существование Польши – невыносимо, несовместимо с условиями существования Германии. Она должна исчезнуть и исчезнет благодаря ее собственным, внутренним слабостям и благодаря России – с нашей помощью. Польша для России еще более невыносима, чем для нас; никакая Россия не примирится с Польшей. Вместе с Польшей падет один из самых важных столпов Версальского мира – господствующее положение Франции. Одним из наиболее постоянных направлений немецкой политики должно стать достижение этой цели, ибо она достижима. Достижима только благодаря России или с ее помощью»^[96].

А в январе 1925 г. Сект в приватной беседе изложил советскому полпреду в Берлине Н.Н. Крестинскому основные причины, по которым он считал необходимым сотрудничать с СССР: «Единственная страна, на которую Германия может опереться в деле своего военного возрождения, это Россия. <…> Германия не может существовать при нынешних восточных границах, особенно при наличии Польского коридора. <…> Цель Германии на востоке – это восстановление германской границы 1914 г. и… <…> общей границы между Германией и Россией. <…> Но путь к этому один – с помощью России увеличивать военную мощь Германии»^[97].

Антипольское настроение Секта встретило полное понимание и поддержку в Москве, ведь вражда между поляками и русскими, также как и немцами, имела многовековые корни. К тому же по Версальскому договору к Польше отошли земли, которые Германия продолжала считать своими. В свою очередь, Советский Союз тоже имел территориальные претензии к Польше, поэтому альянс обеих этих стран против поляков базировался на прочной общей основе. Важной областью сотрудничества между рейхсвером и Красной армией стал обмен разведывательной информацией, и прежде всего – о польской армии, начиная с января 1923 г. В следующем году произошли первые контакты представителей военных разведок СССР и Германии. В дальнейшем они еще не раз делились сведениями о численности, составе, организации и мобилизационной готовности Войска Польского. Да и не только его, объектами взаимного интереса стали армии и других советских соседей: Румынии, Турции и Чехословакии^[98].

Начальник Разведуправления Штаба РККА Я.К. Берзин 24 декабря 1928 г. в ответ на очередную германскую инициативу рекомендовал «предложение об обмене разведывательными данными по Польше и совместном обсуждении вопросов мобилизации и развертывания польской армии принять». Однако он не пожелал пойти на слишком тесное сближение с немцами и заключил свой доклад словами: «Попытки установить организационные контакты между разведками отклонить»^[99]. В том же году нарком по военным и морским делам Ворошилов даже предложил посетившему его начальнику штаба рейхсвера Бломбергу союз против Польши в случае, если СССР или Германия подвергнется ее нападению^[100].

И.П. Уборевич

В целом влияние рейхсвера на развитие Красной армии в период их тесного сотрудничества было обширным и весьма заметным. Его результаты сразу бросились в глаза военному атташе Германии в Москве Эрнсту Кестрингу. Летом 1931 г. вместе с командованием РККА он совершил длительную поездку по Советскому Союзу, покрыв свыше 7 тыс. км и проинспектировав многие части и соединения РККА в разных уголках страны: в Бердичеве, Курске, Оренбурге и Свердловске. В своим отчете об увиденном Кестринг отметил: «Наши взгляды и методы проходят красной нитью через их взгляды и методы»^[101].

Но, несмотря на все попытки шире внедрить в Красной армии германские методы обучения и тактику, результаты получались заметно худшими, чем в рейхсвере. Слишком велика была разница между ними в их оснащении и в условиях их повседневной жизни и деятельности, а главное – в человеческом материале, из которого они создавались. В отчетном докладе о своей учебе в Германии Уборевич написал об этом достаточно откровенно: «Немецкие специалисты, в том числе и военного дела, стоят неизмеримо выше нас»^[102]. И все же положительный эффект, полученный РККА от предвоенного советско германского военного сотрудничества, трудно переоценить.

1.4. Вермахт – инструмент агрессии

В октябре 1926 г. Секта уволили со всех постов за самовольное приглашение бывшего германского принца Вильгельма Прусского на осенние маневры рейхсвера. Но к тому времени он уже успел создать хорошо отлаженную систему обучения войск и штабов, которую его преемникам оставалось только поддерживать. Да и после ухода Секта его детище отнюдь не остановилось в своем развитии. Новое военное руководство Германии в первую очередь было озабочено созданием предпосылок для резкого роста рейхсвера в случае надобности.

Непосредственная подготовка к такому мероприятию началась в 1930 г. Именно тогда появились планы развертывания на базе каждой из имевшихся пехотных дивизий трех новых. Позже подобная система была внедрена в Красной армии. Согласно ей, на базе некоторых частей и соединений мирного времени в случае войны должны были развернуться по три аналогичных формирования. Такие базовые части и соединения назывались полками и дивизиями «тройного развертывания». После мобилизации рейхсвер должен был состоять из 21 пехотной и 3–4 кавалерийских дивизий, 33 батарей тяжелой артиллерии, 55 зенитных батарей, авиационного отряда и танкового батальона.

Каждый артиллерийский полк пехотных дивизий предполагалось пополнить дивизионом орудий среднего калибра, а их пехотные полки – вооружить противотанковыми пушками. Штаты вновь создаваемых соединений должны были заполняться достаточно молодыми ветеранами Первой мировой войны. Главной проблемой оказалось оснащение новых формирований оружием и снаряжением. Имевшихся в наличии запасов хватало только на 2/3 планируемой армии, а положение с боеприпасами было еще плачевнее. Для выправления столь нетерпимой ситуации в 1932 г. немцы приступили к серьезному изучению вопросов увеличения мощностей своей военной промышленности, соответствовавшему предполагаемому росту армии^[103].

30 января 1933 г. канцлером Германии стал Гитлер, давно мечтавший уничтожить Версальскую систему и построить на ее обломках «тысячелетний рейх». После прихода к власти он получил, наконец, возможность претворить эти свои ранее беспочвенные фантазии в жизнь.

Вышколенный и всесторонне подготовленный к немедленному росту рейхсвер оказался ему лучшим подарком. При нем потенциал, заложенный в германскую армию Сектом, полностью реализовался. В первый же год своего пребывания у власти Гитлер решил уже в мирное время осуществить разработанную ранее программу военной мобилизации.

Первоначально он планировал увеличить рейхсвер до 21 дивизии общей численностью в 300 тыс. человек к 1937 г. Но аппетит приходит во время еды, и новоявленный канцлер стал настаивать на переносе этой даты на осень 1934 г.^[104]

После смерти президента Гинденбурга 2 августа 1934 г. для Гитлера в Германии исчезли последние ограничения. Он немедленно взял на себя, помимо канцлерских, еще и президентские полномочия. А заодно присвоил себе официальные титулы фюрера (вождя народа) и рейхсканцлера, тем самым приобретя фактически абсолютную власть в стране. Должность главнокомандующего вооруженными силами Германии, ранее принадлежавшая президенту, тоже перешла к нему. Больше того, германские военнослужащие отныне стали присягать фюреру Адольфу Гитлеру, а не народу и государству, как прежде^[105].

Искусно разжигая в Германии реваншистские настроения, Гитлер ускорил процесс ее ремилитаризации. К концу 1934 г. численность рейхсвера выросла до 240 тыс. человек, но это было только началом. В следующем году нацисты уже откровенно наплевали на основные ограничения Версальского договора и 16 марта ввели в Германии воинскую повинность. Тогда же рейхсвер был переименован в вермахт, а его состав увеличен с 10 до 36 дивизий. Закон от 21 мая 1935 г. объявил об организации в Германии ВВС и установил для призывников годичный срок службы. Столь короткий период обучения солдат был вынужденной мерой, ведь германская армия в период своего бурного роста на первых порах не могла сразу переварить большое количество новобранцев. Чрезмерное разбавление кадровых военнослужащих зелеными новичками неизбежно приводило к заметному снижению уровня боевой подготовки войск, поэтому немцы постарались этого избежать. Но уже через 15 месяцев быстрое расширение рядов вермахта позволило увеличить срок службы в нем до двух лет^[106].

В вооруженные силы Германии призывалась и проходила там военную подготовку молодежь рождения 1914 и последующих годов. Большая часть мужчин, рожденных в 1900 г. и ранее, в свое время отслужили еще в кайзеровской армии и получили боевой опыт в ходе Первой мировой войны. Неохваченными оставались возраста, рожденные в период с 1901 по 1913 г. К ним относились 4 млн потенциальных призывников, подавляющее большинство которых никто и никогда не учил военному делу^[107].

Но для осуществления обширных завоевательных планов Гитлеру требовался как можно больший контингент заранее подготовленных к мобилизации людей, которых можно быстро поставить в строй, когда это понадобится. Именно поэтому сложившаяся ситуация с кадрами будущих солдат была для нацистских руководителей совершенно неприемлемой, и они постарались ее выправить по мере возможностей. Непропущенных через армию военнообязанных начали призывать на краткосрочную двух или трехмесячную военную службу в специальных учебных подразделениях. После начала войны в случае мобилизации в армию их, как правило, направляли в резервные дивизии, которые использовались для обороны спокойных секторов фронта, охраны оккупированных территорий или выполнения вспомогательных функций. Там они получали надлежащее обучение, позволявшее перевести их на более ответственные участки.

Еще одной головной болью кадровиков вермахта было заметное снижение доли годных для военной службы призывников 1916–1918 гг. рождения, вызванное падением рождаемости в период Первой мировой войны. Если в обычные годы в сухопутную армию Германии призывалось ежегодно примерно 300 тыс. человек, то «эхо войны» уменьшало это число до 250 тыс. Но, несмотря на немалые трудности роста, вермахт, строившийся на прочном фундаменте рейхсвера, на глазах становился все больше и сильнее. В 1935 г. в нем насчитывалось 11 корпусов, в которые входили 29 дивизий и 2 бригады. В 1936 г. число корпусов выросло до 13, а дивизий – до 39, а в следующем году к ним прибавились еще 1 корпус и 1 бригада^[108].

В октябре 1937 г. в Германии под ружьем числилось около 600 тыс. человек, а из 39 дивизий 3 были танковыми и 4 – моторизованными. Зато от кавалерии осталась лишь одна бригада. Часть кавполков из расформированных кавалерийских дивизий передали в корпусное подчинение, а остальные – в танковые войска. Кроме кадровых дивизий, появились 29 резервных, которые должны были войти в состав армии после объявления мобилизации. К ним приписывали недавно отслуживших в армии резервистов, поэтому их число непрерывно увеличивалось по мере роста числа людей, прошедших военную службу. В 1938 г. количество корпусов довели до 21, а дивизий – до 51. Из бригад к тому времени сохранилась только одна.

Аншлюс Австрии позволил включить в армию Германии ее войска, реорганизованные в одну танковую, одну легкую, две пехотные и две горные дивизии вермахта. В том же году после присоединения Судетской области Чехословакии еще одна пехотная дивизия была сформирована главным образом из тамошних немцев. В марте 1939 г. число резервных пехотных дивизий дошло до 51. В них числились 1100 тыс. приписников. Интересно, что кадровая армия, куда помимо такого же количества дивизий входила еще и кавбригада, насчитывала в своих рядах в полтора раза меньше людей – 730 тыс. Это объясняется тем, что в военное время резервисты должны были служить не только в действующей армии, но и во вспомогательных, охранных и учебных частях, а также в административных органах^[109].

К 1 сентября 1939 г. – дате германского нападения на Польшу – еще недавно небольшой по величине рейхсвер окончательно превратился в массовую армию – вермахт. Только его сухопутные силы насчитывали 3706 тыс. человек. Кроме того, 667 тыс. служили в ВВС, 122 тыс. – в ВМС, а еще 23 тыс. – в войсках СС^[110]. Однако в этой столь стремительно разбухшей армии имелось только 1310 тыс. кадровых военнослужащих. Еще 647 тыс. недавно демобилизовались и относились к хорошо обученным резервистам, а 808 тыс. считались необученными. Остальные были ветеранами Первой мировой войны, которым требовалось срочно освоить современную технику и тактику^[111].

Нетрудно увидеть, что для такого громадного роста армии вермахту не хватало подготовленного личного состава. Это частично компенсировалось практическим опытом мобилизаций в период аннексии Австрии и чехословацкого кризиса. Используя его, немцы разворачивали свою пехоту в четыре волны.

В 1 ю из них входили 35 кадровых пехотных дивизий, почти полностью укомплектованных и обученных еще в мирное время. 78 % их личного состава являлись кадровыми военнослужащими, а еще 12 % недавно отслужили в армии. Остальные 10 % приходилось учить с нуля, и им поручались обязанности, не требовавшие особых знаний и навыков для их выполнения.

2 я волна состояла из 16 пехотных дивизий, недавно сформированных из резервистов. Они уступали дивизиям 1 й волны и в численности (почти на 2,5 тыс. человек), и в вооружении, и в количестве автотранспорта. Кадровых военнослужащих в них было только 6 %, зато недавно отслуживших резервистов – 83 %.

21 дивизия 3 й волны комплектовалась исключительно мобилизованными старших возрастов, кадровые военнослужащие в них не служили, а транспорт еще в большей степени был гужевым. Предназначались они для позиционной обороны и потому имели на вооружение почти на 200 пулеметов больше, чем дивизии 1 й волны. А в 14 учебных дивизиях 4 й волны лишь 9 % личного состава, главным образом офицеры и унтер офицеры, были кадровыми.

Подвижные войска вермахта состояли тогда из пяти танковых, четырех легких и четырех моторизованных дивизий, а также кавалерийской бригады. Все они вместе с тремя горнострелковыми дивизиями нуждались в укомплектовании до штатов военного времени и формировании для них тыловых подразделений^[112]. К сентябрю 1939 г. к ним добавились еще две незаконченные формированием танковые дивизии: 10 я и «Кемпф»^[113].

В стремительно выросшей армии резко обострилась проблема нехватки командных кадров. Для ее решения 1500 унтер офицеров рейхсвера получили офицерские звания, а на действительную службу вернулись 1800 отставников и офицеров запаса, включая ветеранов Первой мировой войны. Еще 2500 офицеров перевели в армию из полиции. В 1937 г. четырехлетняя программа подготовки армейских офицеров сократилась вдвое, а количество кандидатов на их посты резко увеличилось. Если до 1933 г. их было 180–200 человек в год, то в 1938 г. это число выросло до 2 тыс.^[114]

Но все эти меры не смогли восполнить дефицит офицеров. Именно поэтому взводами в вермахте, как и прежде в рейхсвере, зачастую командовали фельдфебели, а численность штабов частей и соединений была существенно меньшей, чем в других армиях мира. Так, если в штабе германского корпуса служили 27 офицеров, то в американском их было 69^[115]. Тем не менее высокий профессиональный уровень германских командиров всех уровней позволял им успешно справляться со своими обширными обязанностями.

Создание люфтваффе вызвало перевод туда 500 армейских офицеров, которых и без того остро недоставало^[116]. После аншлюса Австрии, казалось бы, появилась возможность несколько улучшить кризисную ситуацию с командными кадрами за счет ее армии. Однако многие из 2128 австрийских офицеров к тому времени достигли предельного возраста, поэтому только 1600 из них перешли на германскую службу. Учитывая общую численность армии Австрии – 58 тыс. человек – в результате слияния с ней дефицит офицеров в Германии только возрос^[117].