Леся Орбак
Брак
– Что она делает? – искренне удивился Томми. Сам он редко видел такое удовлетворение на лице отца, только когда тот напивался пива, хватался за мухобойку и принимался гоняться по комнате за жужжащими тварями. А мать потом отмывала кровавые пятна с пластиковой обшивки стен.
– Ты что тормоз? – Лара спрыгнула с подоконника, платье задралось, показав кружевной цветочек белья. Томми заметил, что резинка этих трусиков (в отличие от хлопковых, которые Лара носила чаще) очень тугая и оставляет на коже розовые борозды. Наверное, это очень неудобно и больно. И зачем Ларка терпит? Давно бы переоделась. – В семь лет секс-раздел уже должен был активироваться…
Договорить Лара не успела. В комнату вошла ее мать, бесшумно прикрыла дверь и остановилась у порога со страдальческим видом, какой Томми встречал лишь на спрятанных в чулане старых картинах с золоченными рамами. На них странные женщины прижимали к груди младенцев так трепетно и нежно, словно хрупкий скай-диск с резервной копией своего брэйна.
– Лариса, у отца к тебе серьезный разговор.
Томми сжался, будто его, а не сестру сейчас выпорют до рубцов на спине. Ларке не привыкать, но все равно это… неправильно что ли?
Может, Томми и чувствовал себя «тормозом», может, и не понимал некоторых слов, действий (он же программист, а не психолог, как Ларка), но ощущал какой-то ячейкой электронного мозга, что многое – неправильно. Неправильно воспитывать дочь нейро-кабелем. Неправильно, когда кошкам дают имена неудачных детей. Само понятие «неудачный ребенок», троян на их голову, неправильно!
Мать Лары приложила ладонь к сердцу, всхлипнула.
– Ты опять сбежала с коммуникативного центра посреди дня. – Она не спрашивала почему, ее не интересовали подробности, только факт. – А ведь для твоей специальности очень важно общение с нормальными детьми. Не перебивай! Да, нам не хватило денег на узкую специализацию. Хотя Марина Олеговна предупреждала, что с урезанным брэйном будут проблемы. Но мы столько усилий вложили, чтобы вырастить тебя достойной ячейкой общества. Воспитать. И что получили?
– Мама! Да я…
– И слушать не хочу! Какой пример ты брату подаешь? Он тоже урезанный, но без тебя глупостей бы не творил. Всё, иди к отцу. Немедленно! А ты, Томми, беги домой, пока тоже не влетело.
Домой Томми не хотелось. Хотелось дождаться Лару у подъезда. Она непременно выбежит в слезах, чтобы пожаловаться единственному, кто ее, нет – не понимал, но бескорыстно любил. А он непременно ее выслушает, и сестра успокоится, снова примется подтрунивать, шутить. Но это позже. А пока, присев на корточки у безупречно белой стены дома, Томми смотрел, как взрослые выгуливают по зеленым аллеям своих отпрысков, и мечтал. Мечтал вырасти и стать великим программистом. Величайшим из программистов брэйнов. Тем, кто заставит взрослых слушать детей. Слушать, слышать и… слушаться.
Слезы на глазах преображали картину, трансформировали силуэты людей. И хотя Том понимал, что это всего лишь игра воображения, он отдался ей полностью.
