Леонид Васильевич Доброхотов
Городище

– Так это лошадь? – начала оттаивать Любовь Семёновна.

– Даже если бы это была верблюдица, я не стал бы её кормить розами, хоть они и колючие.

Пустырёва подняла с пола букет и окунула в него лицо. Проходя мимо Панкрата, она тихонько рыкнула на него, но на лице женщины играли улыбка и румянец. Когда Пустырёва скрылась из виду, Панкрат подошёл к окну и оценивающе посмотрел на авангардиста.

– Хлипок уж больно, – произнёс он недоверчиво.

Через четверть часа Любовь Семёновна сидела в седле на белой лошади, которую под уздцы вёл Блюм.

– Какой у тебя стал властный голос, – говорил Блюм. – На кого это ты так серчала?

– О, это моя боль! Сосед по коммуналке! – жаловалась Пустырёва с преувеличенной трагичностью в голосе. – Была самая перспективная квартира, когда я туда прописывалась. Две одинокие старушки, один старичок и я. Старушки оправдали все мои надежды, а вот дед Панкрат, похоже, что и меня переживёт! А из-за него я квартиру не могу приватизировать, – виновато улыбнулась она.

– Фи-фи-фи! – поморщился Блюм, – какая проза!

– А где ты её видишь, поэзию-то? – вздохнула Любовь Семёновна.      Авангардист остановился, с недоумением взглянул на спутницу и потрепал лошадь по холке.

– Ну, как, Марья Булатовна, покажем Любови Семёновне диковинную птицу под названием поэзия?

Лошадь одобрительно улыбнулась, обнажив ряд крупных, жёлтых зубов. Хозяин ловко вскочил ей на спину, усевшись позади Пустырёвой, и стукнул пятками по бокам животного. Марья Булатовна с двумя всадниками на спине бросилась с места в карьер и понеслась по бульвару, перейдя на плавный галоп. Пустырёва с испуганно-удивлёнными глазами летела над землёй, широко открыв рот, будто делала один бесконечно-долгий вздох.

– Куда ты меня везёшь? – смеясь от восторга, спрашивала Любовь Семёновна, прижавшись спиной к Блюму.

– В царство поэзии! – отвечал лихой наездник.

Они влетели на холм уже известного нам известного пустыря и остановились.

– Вот эта помойка и есть… – Пустырёва внимательно посмотрела Блюму в глаза.

Блюм окинул взглядом первооткрывателя панораму города и, выкинув руку, тыкнул большим пальцем вниз.

– Я воздвигну здесь величайший памятник всех времён и народов!      Он соскочил с лошади и по-хозяйски прошёлся по пустырю.

– Я уже знаю, какой он будет! – ликовал авангардист, слегка позируя по своему обыкновению. – Я прочно ухватил идею, которую сегодня предоставил мне случай! О, я соединю небо и землю! Они сольются в едином поцелуе, а поцелуем и будет мой монумент, который я подарю миру!

Пустырёва смотрела на него во все глаза. Вдруг Блюм как-то неожиданно скис, закашлялся, пшикнул в рот из карманного ингалятора и присел на ящик, который уже кто-то бросил на очищенный утром пустырь. Он подпёр кулаком подбородок и закрыл глаза.

– Джон, Джон, – пробормотал художник с горечью в голосе, – где ты, мой Джон?

– Что это за Джон? – насторожилась Любовь Семёновна.

– Это мой продюсер, американец, – продолжал вздыхать Блюм. – Большой хватки человек. Это он организовывал для меня огненные шоу за рубежом. Без него я как без рук.

Пустырёва облегчённо вздохнула.

– Ведь я человек чистого творчества. Все эти организационные проблемы, вся эта рутина и дрязги просто убивают меня! А ведь надо получить у властей разрешение на строительство. Неужели я погиб?

Любовь Семёновна сползла с лошади на землю, подошла к Блюму сзади и обняла его.

– Столько счастья за один день! – прошептала она. – Да этот помоечный пустырь давно у всех поперёк горла стоит, в том числе и у меня. А тут – памятник! Да префектура рада будет поддержать твой проект.

– Неужели? – встрепенулся Блюм. – А как… к кому… и чего…

– Я тебе помогу…

Пустырёва не договорила фразу, потому что слилась с художником в долгом поцелуе.

А дед Панкрат, окинув печальным взглядом свою комнату, надел на плечи маленький рюкзачок, взял свой старенький патефон и, шмыгнув носом, пустил по щеке крупную слезу.

– Мешаю я тебе, дочка, – вздохнул он со скрипом и поковылял прочь.

На круглом столе в рамке стояла фотография, запечатлевшая Панкрата молодым, в тельняшке, с закрученными чёрными усами. Рядом лежал клочок бумаги, на котором химическим карандашом было нацарапано два слова: пошёл помирать.

Захлопнулась входная дверь в коридоре, и цветастые занавески на окне бывшего морячка колыхнулись в сторону улицы, словно вылетел из комнаты его дух вслед за хозяином.

Дед Панкрат, спускаясь на эскалаторе, с любопытством смотрел по сторонам и разглядывал рекламные щиты. Седая борода его развевалась от лёгкого ветерка.

– Ребятки, – обратился он к детворе, – как мне до Ждановки доехать?

Ребятишки пожали плечами и растворились в толпе. Панкрат сделал движение к идущему молодому человеку.

– Нет денег, отец! – отрезал тот и прошёл мимо.

Тогда он нашёл милиционера и обратился к нему.

– Мил человек, совсем я запутался, лет десять в метре не был. Как мне до Ждановки доехать?

Милиционер подумал и заглянул в схему метро.

– Нет такой станции, – безапелляционно заявил он.

– Как так нет? – возмутился Панкрат. – Сквозь землю что ли она провалилась?

– А куда вы едете?

– На кладбище.

– На какое кладбище? – улыбнулся терпеливый милиционер.

– От Ждановки на автобусе ещё надо ехать! Старуху хочу навестить перед смертью!

– Ничем помочь не могу, – отдал честь сержант и, смутившись, отошёл в сторону.

Дед подошёл к краю платформы. В глазах его было отчаяние.

– Вот она и пришла, смерть-то.

На станции объявили: «Отойдите от края платформы. Посадки на поезд не будет». Показался технический состав со срезанными вагонами.

Один «обдолбанный» наркоман уставился на Панкрата.

– Ты прикинь, – сказал он своему такому же приятелю, – Дед Мороз в июне месяце!

Технический поезд остановился на две секунды. Панкрат зашёл в вагон, присел на деревянную лавку и поёрзал на ней.

– Раньше помягче сиденья-то были, – заметил он отрешённо.

Вдруг второй наркоман встрепенулся.

– Где Дед Мороз? – начал он жадно искать белесыми глазами нужный объект.

– Да вон!

Они посмотрели на то место, где несколько секунд назад стоял Панкрат, но оно было пустым.

– Ну, тебя глючит! – засмеялся второй, а первый непонимающе хлопал веками.

Состав тронулся и скрылся в тоннеле.

Через несколько минут локомотив заехал на запасной путь и, оставив несколько вагонов, уехал.

Панкрат остался в отцепленном вагоне в полной темноте.

В одном американском баре за столиком сидели братья Джон и Майкл. Джон был ровесником Блюма, Майкл лет на десять их постарше. Младший брат выглядел довольно потрёпанным, старший выделялся импозантностью.

– Я больше не могу работать с этим русским авангардистом! – тяжело вздохнул Джон и влил в горло целый дринк.

– Но ты же сам говорил, что он гений.

– Может быть он и гений, но я разорился из-за его безумных проектов! – Он махнул ещё один дринк.

– Но ты же говорил, что все идеи придумываешь ты сам!

Джон засмеялся с нотками истерики в голосе.

– Майкл, он берёт самую мою простую идею и доводит её до фантасмагории! И я сам заражаюсь его проектом, но ничего не могу с собой поделать! Он гипнотизёр, Майкл! Он страшная личность! Десятитысячный первоначальный проект после его редакции становится миллионным!

Джон искренне заплакал.

– Вы расстались? – серьёзно спросил Майкл.

Младший брат закивал головой, ибо горло душили спазмы.

– Жаль. – Майкл раскурил сигару. – Значит, ты без работы и без денег?

– Я больше не мог с ним оставаться! Он решил соорудить в Москве какой-то памятник! А какой, сам ещё не знает! О, я представляю, что это будет за чудовище!

– Памятник? – заинтересовался старший брат. – Да ещё в Москве? Любопытно.

Он остановил Джона, который собирался влить в себя ещё один дринк.

– Хватит. У меня возникла интересная мысль. Едем в лабораторию.

Майкл вёл машину, изредка скашивая глаза на изрядно охмелевшего братца.

– Знаешь ли ты русских царей? – осторожно заговорил старший брат.

– О, знаю! Это Пётр! Он пропилил окно в Америку!

– Был ещё и другой. Иван.

– Что? Там даже царей Иванами называли! Блюм тоже Иван! Да ещё Иванович!

– Нет, – засмеялся Майкл, – тот был Иван Васильевич. Иван Грозный!

Машина полетела на огромной скорости.

– Иван Грозный, Иван Грозный, – проговаривал Майкл и, стиснув зубы, увеличивал скорость.

– Осторожно! – испугался Джон, но брат ловко вписал автомобиль в поворот и резко ударил по тормозам.

– Нас интересуют оба Ивана! – многозначительно произнёс Майкл и открыл дверцу.

Они зашли в химическую лабораторию, которую возглавлял Майкл. Хозяин открыл сейф и достал толстую папку.

– Я сейчас открою тебе великую тайну, как брат брату, – сказал учёный. – Но ты поклянёшься мне, что никому о ней не скажешь. Даже отцу!

– О’кей!

Джон мгновенно протрезвел.

– В этой папке ценнейшие документы. Они попали к нам из Японии, а до этого хранились в архиве русских царей. Я буду краток. – Он развернул карту древней Москвы. – В шестнадцатом веке Иван Грозный, этот умный, хитрый и жестокий человек, держал тайную лабораторию. На него работали видные алхимики Европы, сумевшие избежать участи костра на родине, а так же индусы с иранцами. Как ты думаешь, Джон, чем они занимались?

– Нашли формулу философского камня? – вытаращил удивлённые глаза младший брат.

– Эликсир жизни! Грозный готовил его для своей династии! – шептал учёный. – И должен где-то остаться его склад!

После продолжительной и напряжённой паузы Майкл подозвал Джона кивком головы.

– Это карта Москвы шестнадцатого века. А вот карта современного города. Тогда Москва занимала вот эту часть. – Он обвёл ручкой центр современной Москвы. – Изучи обе карты скрупулёзно! Возобнови отношения с Блюмом и включись в его проект по возведению монумента!

– Ты думаешь, что нам удастся…

– Молчи! Я понимаю, что у нас один шанс из тысячи! Но игра стоит свеч! Ты вспомни, чему учил нас отец! Истина лежит рядом с безумием! Если монумент будет в центре, то шансы увеличиваются! Завтра вылетаешь. Как только там определят место под строительство, немедленно сообщи мне. – Майкл тяжело вздохнул. – Если не получится, то мы ничего не потеряем, а если найдём!.. страшно и подумать.

Указательный палец Майкла судорожно зачертил по карте Москвы.

Архивариус, в нарядной по его меркам рубахе, тщательно расчесал мелкой гребёнкой свои вьющиеся только что вымытые волосы, которые своей непокорностью походили на стальную проволоку, откинул белую накидку с зеркала, висевшего на стене, и приблизил к нему лицо. Кстати, рядом висело зеркало с чёрной накидкой. Через минуту он громко заурчал, будто гигантский кот, расправил плечи, улыбнулся и снова завесил зеркало. Полистав записную книжку, Архивариус остановился на словах «директор ЖЭКа Пустырёва Л.С.» и набрал телефонный номер. В ответ послышались длинные гудки. Он приблизил к трубке ладонь и поводил ею в воздухе. Вдруг Архивариус насторожился, улыбка исчезла с его лица. Он опять послушал гудки и стал пальцами вытягивать из трубки невидимую нить. Попробовав её на вкус, оккультист с тяжёлым вздохом положил трубку на аппарат.

– Любовник, – скрипнул он зубами.

В очередное полнолуние Архивариус среди вновь нанесённого мусора на пустыре возился со своими странными приборами и приспособлениями. Он был до пояса раздет. Пот бежал градом с его лица и плеч. Наконец астролог расставил зеркала и линзы различных калибров в нужном ему порядке, поймал большой лупой луч одной из звезд и записал что-то в записной книжке. Затем Архивариус сменил положение приспособлений и снова сделал запись. Он сверил углы, под которыми падали лучи звёзд и в раздумье сказал: «Эхэм». Затем снова подвигал приборы и сел на землю в ожидании, поглядывая исподлобья на коварную Луну.

Вдруг в большом зеркале появилась светлая точка, которая стала разрастаться и, неожиданно вспыхнув на несколько секунд, словно мощным прожектором осветила направленным светом одно из окон соседнего дома.

Старушка, разбуженная вспышкой, подкралась к окну и выглянула из-за портьеры на пустырь. Поток света внезапно прекратился. И вдруг мощный бас согнал с деревьев ворон.

– Эврика! – кричал Архивариус, упав на пустырь и целуя землю. – Эврика!

Старушка задёрнула портьеру и стала испуганно молиться.

После утренней уборки Архивариус спустился в полуподвал Блюма. Помещения были уже отремонтированы по высшему разряду. Хозяин находился в прекрасном расположении духа, что выражалось в насвистывании им незамысловатой мелодии. Он был одет в блестяще-серебристый комбинезон и такой же шлем, что делало его похожим на астронавта из фантастического фильма.

– Нашёл, – выпалил Архивариус ещё на пороге.

– Что именно? – не понял приятель, не переставая насвистывать.

– Библиотеку Ивана Грозного!

Блюм отдал дань удивления свистом, сделав глиссандо вниз. Но это была лишь дань и поэтому лёгкая мелодия зазвучала вновь, как ни в чём не бывало.

– Не свисти! – немного обиделся Архивариус. – Все деньги просвистишь!

– А может быть, наоборот насвищу? – улыбнулся Блюм. – Взгляни-ка лучше на это!

Он нашёл в компьютере нужное окно и показал товарищу схемы и чертежи. Архивариус долго и тупо смотрел на треугольники, конусы и круг.

– Ну, как? – спросил довольный своей работой авангардист.

– Нормально, – похвалил его Архивариус, чтобы поскорее перейти на более насущную тему. – Ну, так вот…

– Ты меня извини, – перебил его Блюм, – что я позаимствовал начальную форму у тебя. Но это был лишь толчок, так сказать, зацепка за конкретику. Заметь, что у меня не горн. Здесь возвышается целых четыре семидесятиметровых раструба. Также, в них совершенно не надо будет дудеть, как у тебя. Здесь будут посылаться не звуковые, а чисто энергетические сигналы! Хочешь знать, как? Хочешь? – Он плеснул в бокалы вишнёвый сок.

– Хочу, – потянулся Архивариус к бокалу с соком, но тут же понял свою промашку и поставил своё лицо в положение «весь внимание».

– Вот здесь будут закреплены десять золотых колец разного диаметра.

– Почему именно десять?

– Потому что на руках десять пальцев. Каждый сможет вставить свои руки в эти кольца, которые напрямую связаны с раструбами, и ощутить всё величие соединения с космосом!

– А ноги?

– Что ноги?

– Там тоже десять пальцев.

– Ноги – это неважно, – занервничал Блюм. – Человек щупает руками! Руки – вот уникальный инструмент человека! В землю сооружение будет уходить на тридцать метров. Этим будет достигаться абсолютная устойчивость и дополнительная подпитка энергетикой самой планеты.

– Грандиозно! – покачал головой Архивариус. – Можно ещё соку?

– Разумеется.

Блюм прошёлся по просторному залу.

– Я могу предложить тебе соавторство, – подмигнул авангардист.

Архивариус поперхнулся напитком.

– Но с одним условием, – продолжал Блюм. – Ты сделаешь мне эскизы барельефов. Которые будут возвышаться по всей площади раструбов. Не забыл ещё? Ведь в институте ты был лучшим барельефщиком.

– А что делать-то? – Архивариус с готовностью встряхнул большими залежавшимися ладонями.

– Там должны быть изображены сцены из книги рекордов Гиннеса. Например, Моцарт, сочиняющий за клавесином; человек, который дальше всех плюёт; женщина с самыми длинными ногтями и так далее.

– Забавно, – заметил Архивариус и стал серьёзным. – А может быть изобразить одних гениев?

– Не понял?

– Ну, зачем тебе плюющего-то человека?

Блюм искренне рассмеялся.

– Вот он застой мозгов, – сказал он и стал раскуривать трубку. – А чем же плюющий всех дальше в мире человек не выдающийся? Вот смотри, все наши искусства – это определённые навыки и напряжение некоторых мышц нашего организма. Представь себе на секунду, что человечество пошло бы не по пути наших искусств, а по пути плавательного мастерства. И на ты сказал бы тогда, что Моцарт не выдающийся лишь на основании того, что он плохо плевался?

– Ну, хорошо, согласен. Что скажешь, то и сделаю, – сдался Архивариус, – А гонорар мне какой-нибудь причтется?

– Безусловно, – заверил Блюм. – Могу пока обещать пять процентов от общих сборов после осуществления проекта.

– А как насчёт раскопок библиотеки? – насторожился Архивариус. – Ведь обещал помочь в спонсорстве.

– Для этого мне нужны данные, подтверждающие наличие библиотеки      .

– Ничего нет проще! – возликовал Архивариус. – Сейчас я тебе всё выдам!

Из глубины апартаментов Блюма послышалось лошадиное ржание. Блюм направился туда, Архивариус засеменил за ним.

– Ну, во-первых, я ищу библиотеку около года, – начал своё доказательство Архивариус. – Каждое полнолуние, благодаря моему дару ощущать некоторые токи, я сужал круги и таким образом вышел на пустырь.      Блюм открыл помещение, где находилась белая скаковая лошадь, перед которой телевизор показывал передачу «В мире животных».

– Сколько мне пришлось преодолеть барьеров! – продолжал Архивариус. – Я даже Ленина победил! Ленина!

Авангардист многозначительно присвистнул.

– Такая мощнейшая энергетика от мавзолея прёт, что постоянно сбивала меня с толку. И это естественно, что Владимир Ильич пакостил мне. Ведь вся его воля была устремлена в будущее, как и у тебя, тогда как я ищу то, что было несколько веков назад.

– Что, Марья Булатовна, не нравиться передача? – потрепал Блюм лошадь за морду и начал щёлкать пультом, задерживая каждую программу на некоторое время.

– Во-вторых, сегодня ночью соотношения углов падения луча каждой основной звезды всех зодиакальных созвездий составил шестеричную прогрессию! – бросил Архивариус немаловажный козырь. – А это бывает раз в пятьсот лет!

Марья Булатовна выразила явное удовольствие от телеигры «О, счастливчик» (сейчас она называется «Кто хочет стать миллионером»), фыркнув ноздрями и закивав головой.

– Ах, ты моя интеллектуалочка! – умилился Блюм и дал лошади ананас.

– В третьих, мерцание Сириуса замедлило частоту колебаний, как бы затаив дыхание перед великой находкой. А Сириус – моя звезда!

Блюм вернулся в зал и развалился в кресле перед компьютером.

– И, наконец, моя интуиция! Я просто верю, что там находится библиотека Ивана Грозного!

– Это не научно, – поморщился Блюм. – Ну что такое мерцание, Сириус, интуиция, «верю», «не верю»? Может быть, там что-то и есть, например, какая-нибудь канализация или бог знает, что… – Он углубился в компьютерную игру.             Архивариус, в то время, пока авангардист говорил, заметил на столике фотографии, которые привлекли его внимание. Он взял их в руки и начал рассматривать. На фотографиях был запечатлён известный пустырь с разных ракурсов.

– Откуда у тебя это? – перебил он Блюма.

– Я сам фотографировал свой пустырь.

Архивариус изменился в лице.

– Когда ты намерен запустить свой проект? – спросил он дрожащими губами.

– Думаю, недельки через две-три, ну, через месяц. Как утрясутся дела с бумагами.

– Блюм, – сказал Архивариус, побледнев, – именно под этим пустырём библиотека Грозного! Ты не посмеешь вторгаться экскаватором в ценнейшие исторические слои почвы. Там надо снимать миллиметр за миллиметром.

– Ну, милый мой, этак и за десять лет не построишь. А я намерен открыть свой памятник ко Дню всех влюблённых!

– Зачем там нужен какой-то безумный мемориал, когда под пустырём уже есть бесценный исторический памятник?! – взревел Архивариус.

– Мне плевать на то, что там есть! – вдруг взвизгнул авангардист и завязал руки в узел. – Я сам составлю историческую эпоху! С меня начнётся новая эра! Причём тут какая-то библиотека, которой и существовать-то не должно?!

Он пошатнулся и опёрся локтем на клавиатуру компьютера. На экране монитора зарубились мечами два отъявленных головореза.

– Варвар! – в ужасе прошептал Архивариус, скрипнув громко зубами.

– Тупица! – пытался крикнуть Блюм, но закашлялся от возбуждения и, развязав руки, воспользовался несколько раз ингалятором.

Архивариус медленно поплыл к выходу, задумчиво крутя пуговицу. У самой двери он оглянулся.

– Если бог есть, он не допустит твоего проекта. Бабник! – На последнем слове пуговица, которую он крутил, оторвалась.

– Вот мы и проверим… – выдавил авангардист, но новый приступ кашля прервал его речь.

Когда он поднял голову, приятель, а вернее, уже враг, удалился. Дверь была распахнута настежь. Блюм повернулся к монитору, стиснул зубы, и, ударив пальцами по клавишам, через секунду поразил мечом компьютерного противника.

Старушка, которую ночью разбудил пучок света с пустыря, стояла в очереди в магазине и беседовала со своей знакомой. Знакомая была интеллигентного вида бабушка в дворницкой оранжевой безрукавке, та самая Наталья Леонидовна, которую начальница ЖЭКа учила грести граблями на пустыре. Она слушала простоватую подругу и пыталась скрыть на своём лице тонкую насмешку.

– Вот вам крест, Наталья Леонидовна, – уверяла её подруга, – здоровенный такой, косматый, голос страшенный « Э-э-э! А-а-а!»

– И, конечно же, с рогами! – заключила Наталья Леонидовна, тихонечко рассмеявшись.

– Ой, и не знаю, что это было, а только ходют слухи, – сплетница понизила голос, – что призрак деда Панкрата там шастает. Не похоронен он будто бы, вот душа-то неприкаянная и мечется.

– Ах, оставьте вы эти бредни, Лидия Григорьевна, – сказала интеллигентка с ноткой раздражения в голосе. – Я понимаю, что помойка является продуктом энтропии, распада, и в этом смысле я могу согласиться, что она – дьявол. Но лишь символически! Вы же всё принимаете за чистую монету, простите, как дикарь. Нельзя же так, в самом деле! Позвольте, позвольте, сколько вы мне должны сдачи? – обратилась она к кассирше, не успев погасить раздражение.

– Всё правильно, – фыркнула та в ответ. – Следующий!

– Боже, какие астрономические цены! Уму непостижимо! – нервно засмеялась Наталья Леонидовна, покрылась красными пятнами и стала суетливо класть покупки в пакет.

Вдруг её простоватая подруга, стоявшая впереди и уже расплатившаяся с кассиршей, растерянно проговорила:

– Ой, а где мой батон? – Она порылась в своей сумке. – Девушка я заплатила за батон. Вот чек.

– Да-да, он вот здесь лежал, – кивнула кассирша на место перед Натальей Леонидовной в оранжевой безрукавке.

Многие в очереди посмотрели на интеллигентную дворничиху, которая почувствовала на себе взгляды и удивлённо вскинула брови. Лидия Григорьевна крючком указательного пальца бесцеремонно оттянула одну сторону пакета своей подруги и заглянула в него.

– Вот он, мой батон! – обрадовалась она и злорадно посмотрела Наталье Леонидовне в глаза. – А говорите, что не кушаете белый хлеб!

Наталью Леонидовну передёрнуло.

– Уж не хотите ли вы сказать, что я специально…

– А почему бы и нет? – победоносно улыбалась Лидия Григорьевна. – От нищеты-то и на воровство пойдёшь!

– Вы, вы… Как вы смеете? Темнота!

– Хлеб мой украла да ещё обзывается! – с радостью взорвалась Лидия Григорьевна, наконец-то дождавшись для этого повода. – Секритуткой всю жизнь в райкоме партии проработала, а туда же, благородных кровей! Воровка ты! Воровка и безбожница! В чёрта она, смотрите-ка, не верит! Сама чёрт!

Лидия Григорьевна пошла к выходу, с наслаждением побраниваясь. Подруга её разводила руками, пожимала плечами, улыбалась и смотрела на покупателей, как бы ища у них сочувствия. В таком молчаливом возмущении она вышла на улицу и направилась к дому. Поравнявшись с пустырём, бывшая секретарша райкома остановилась, окинула его оценивающим взором и печально закачала головой, как бы сожалея о том, что в век научно-технической революции столько ещё много суеверия. Вдруг откуда-то из-под земли глухо донеслась матросская песня «Раскинулось море широко». Наталья Леонидовна застыла. Поющий голос постоянно срывался, как на заезженной пластинке, и начинал песню сначала. Старушка попятилась от пустыря, замотала головой и с неожиданной для неё быстротой, чуть ли не спортивной ходьбой, покинула аномальное место.

– Не верю! – убеждала она себя при этом вслух. – Не верю!

Архивариус готовил еду на общей кухне коммуналки. Полностью погружённый в себя, он налил в большую сковородку воды из-под крана, насыпал в неё риса и поставил на плиту.

На кухню вышел коллега с квадратным подбородком, неся стопку грязной посуды, которую он поставил в мойку. Сосед обрушил свою груду мышц на табурет, закурил беломорину и, пустив густой столб табачного дыма вверх, начал пристально наблюдать за действиями Архивариуса.

Архивариус накрошил в свою пищу чеснока, посолил и начал искать что-то в кармане. Наконец, он извлёк кубик в серебристой бумажке и попытался его развернуть, ковыряя ногтем. Сорвав закоревшую обёртку наполовину, он так и бросил кубик с её остатком на сковороду.

– Ну, блин! – хохотнул курильщик, затягиваясь на полном вдохе. – У нас в деревне так свиней не кормят!

Он по-хозяйски встал, подошёл к мойке и начал демонстративно мыть тарелки.

– Поел и сразу же! – сказал он Архивариусу менторским тоном.

– А если некогда сразу же? – возразил Архивариус, пробуя свою амброзию из ложки.

– Тебе-то некогда? Дрыхнет весь день! Засрал всю квартиру! Тарелку после себя не может помыть! Поел и сразу же! Сра-зу же! Сразу же!! – горячо наставлял он соседа, меняя для убедительности ударение на повторяющемся слове.

Поставив тарелки на полку, воспитатель достал недоделанную табуретку и, опять же демонстративно, начал обтачивать шкуркой детали, просматривать на глаз кривизну, разность и одинаковость оных.

– Хороша будет тубареточка! – похвалил он свой труд.

– Кретин, – вырвалось у Архивариуса.

– Чего? – не поверил столяр своим ушам.

– Идеи тебе не достаёт, – поправился Архивариус.

Сосед погрузился в думу и снова закурил.

– Врёшь, – пришёл он к выводу. – У меня идея есть. Это вот у тебя ни хрена! Я вот всё время что-то делаю, а ты никчёмный! Ты живёшь за счёт таких как я, и давно бы подох без нас! Мы соль земли! Труженики!

– Кому нужны твои табуретки? – Архивариус ещё подбавил соли и попробовал. – Нет, ты не соль. Твоя энергия направлена по ложному пути.

Архивариус ушёл к себе в комнату. Столяр с горящими местью глазами достал из шкафчика баллончик дихлофоса, направил струю мора в сковородку Архивариуса и с наслаждением выпустил полбаллончика.

– Соль тебе не нравится?

На кухне появилась молодая красивая женщина, сморщила носик от паров, идущих от сковородки, и бросила суровый взгляд на столяра.

– Ну, чё опять на кухне болтаешься?

Труженик встал сразу же чуть ли не по стойке «смирно», не зная, что сказать.

– Тубаретку вот делаю… – промямлил он, пряча дихлофос за спину.

– Весь дом в табуретках уже. – Она закурила сигарету.

– Продать можно…

– Лучше бы бутылки собирал, – вздохнула женщина. – Больше доходу. Седой уже весь, а ума так и не набрался!

Вернулся Архивариус и поставил на плиту чайник.

– Говорят, что вы клад где-то нашли? – лукаво спросила соседка у Архивариуса.

– Ну.

– Что ж вы не приоденетесь? – продолжала она.

– Сначала откопать надо. А мне одному не под силу.

Женщина сверкнула глазами.

– Брехня всё это, – занервничал столяр. – Сам слух и пустил, чтобы весу себе придать! И про колдуна тоже сам разбрехал!

Женщина начала делать мужу знаки, чтобы тот замолчал.

– Про какого колдуна? – заинтересовался Архивариус.

– Ну, что будто бы колдун ты, – почему-то обижено пояснил столяр и потупил взгляд.

– Да ведь ты сам всем и разбрехал! – прикрикнула на него жена. – Лучше бы помог соседу клад выкопать! Возьмите его в помощники, – обворожительно улыбнулась она, повернувшись к Архивариусу. – Он у меня один экскаватор может заменить. Тогда целый котлован за ящик водки вырыл!

– Надо всё обмозговать, – сказал Архивариус, зачерпнул целую ложку своего кушанья из шипящей сковородки и поднёс ко рту.

Столяр, затаив дыхание, исподлобья наблюдал за своим соседом.

– М-м-м… – промычал Архивариус с набитым ртом и, проглотив отраву, удивлённо произнёс, – какой потрясающий букет получился!

– Точно колдун! – прошептал поражённый труженик.

На следующую ночь Архивариус и столяр со штыковой и совковой лопатами на плечах подошли к пустырю. На лице у «тубаретчика» выразилось беспокойство. Архивариус поднялся на пустырь и поводил над ним руками.

– Здесь.

– Блин! – заругался напарник. – Если б я знал!

Он сел на бордюрный камень тротуара и закурил.

– Толик, иди сюда! – позвал его руководитель раскопок. – Ещё не работал, а перекур устроил!

– Я здесь не буду копать! – запротестовал Толик.

– Почему?

Сосед сопел носом и молчал. Архивариус спустился к нему.

– Что случилось?

– Тс-с-с, – закрыл ему рот Толик. – Здесь нечистая сила, говорят!

– А я кто? – спросил шеф.

– Кто? – переспросил столяр дрогнувшим голосом.

– Колдун. Сам говорил.

– Не смотри ты на меня так! – отпрянул от него Толик. – Ехидно смотришь! И глаза у тебя ехидные!

– Ладно, смотреть не буду, – успокаивал его Архивариус. – Только подумай: если я колдун, то нечистая сила меня не возьмёт. Так?

– Так.

– Значит, тебе со мной бояться нечего. Так?

– Так.

– Ну, раз так, вставай и за работу.

Толик встал, взял лопату и неуверенно поднялся на пустырь. Они разгребли вновь наваленный кем-то мусор, освободив площадку для раскопок, и Толик начал копать землю. Архивариус стоял на четвереньках и светил в углубляющуюся ямку электрическим фонариком. За работой Толик немного забылся и осмелел.

– Моя мечта, – заговорил он вполголоса, – вообще ничего не делать.

– Но при этом хорошо питаться, – добавил Архивариус.

– Вот-вот! – подтвердил землекоп и радостно засмеялся. – Неужели всё это в последний раз?

– Что?

– Да вот лопаты эти неладные!

– Ты копай, копай! Найти ещё надо.

Толик со словом «Эх» всадил лопату в землю и выбил фонарик из рук начальника археологической экспедиции. Фонарик погас.

– Бестолочь, – заругался Архивариус, – ты мне чуть руку не оттяпал! Понемножку нужно!

– Я побыстрее вырыть хотел! – оправдывался работяга.

– Исторический слой спешки не любит! – заметил учитель, ремонтируя фонарик.

Наконец свет появился снова. Архивариус направил лучик в углубление, и там что-то блеснуло.

– Не копать! – рявкнул руководитель и начал скрести в яме пальцами.

Он извлёк какую-то металлическую вещицу, поплевал на неё и, протерев носовым платком, приблизил к глазам. Лицо Архивариуса выразило величайшую радость.

– Это же замочек от древнего фолианта! – воскликнул он. – А какая энергетика прёт!

Глаза Толика блеснули.

– Золотой?

Архивариус попробовал находку на зуб.

– Скорее всего, медный.

Лицо Толика скисло.

– Выгоднее медный кабель выкапывать. Там хоть весу больше.

– Всё ценное там, внутри! – Архивариус затряс от радости напарника за плечи. – Мы на верном пути!

Вдруг Толик встрепенулся.

– Постой! Дай-ка сюда! – протянул он руку к исторической находке. – Где-то я такую штуковину уже видел!

Он внимательно посмотрел на замочек, взял у руководителя фонарик и пошёл к куче мусора.

– Ё моё! Да здесь до фига таких! – осветил он фонариком поломанный комод с множеством точно таких же замков. – А в этом месте одного не хватает! Вот он в ямку-то и залетел!