Лена Сокол
Наглец

4

Глеб

– Не называй меня так, – ворчу я, давая брату пройти. – У меня уже лет десять другая фамилия.

Егор колеблется. Сначала рассматривает мой живот, покрытый розовыми разводами после разыгранного представления, и цокает языком. Ненавижу, когда он так делает. Вроде оба – уже взрослые мужики, но он по привычке опять «включает» старшего брата, пытаясь воззвать к моей совести.

– Я не вовремя? – качает он головой.

– Мог и позвонить, – беру со столика пачку, выуживаю сигарету, зажигаю и затягиваюсь. – Хотя о чем это я?

– Болтать о таких делах по телефону опасно, – и Егор достает из внутреннего кармана сверток: небольшую трубочку с бумагами. Все, что касается моих «дел», он не носит в рабочей папке, всегда кладет отдельно. – Вы ведь уже закончили?

– А то ты не знаешь, – усмехаюсь я.

Егор – прирожденная ищейка. Вряд ли от него ускользнут хоть какие-то детали моей «работы». Он знает обо мне все, даже когда я старательно это скрываю. И он – единственный, кому за это ничего не будет.

– Привет, мужики! – бодро говорит он и входит в зал, затянутый сигаретным дымом.

В помещении еще царит тишина.

– Привет, – первым сдается Макс.

– Доброго здоровья, – нехотя отзывается Марк Иосифович.

– Угу, – здороваясь, кусает изнутри щеку Фил.

Мои парни никак не привыкнут, что старший следователь, майор юстиции Лунев, может запросто заявиться к нам в берлогу, в удобное для него время и быть в курсе всего, что происходит в нашем кругу, да еще и реагировать на это спокойно и бровью не повести.

Но дело даже не в том, что по долгу службы брат обычно расследует особо тяжкие преступления, а не разоблачает аферистов. Егор, как и мать, уже много лет ничего не может со мной поделать.

– Выпьешь? – улыбается Макс следователю.

Берет со стойки чистый стакан, бросает туда лед и щедро льет виски. Для Шведа, кажется, не существует неловких ситуаций, а еще он тонко чувствует: если я расслаблен, он тоже готов доверять моему родственнику.

– Благодарю, – Егор садится на высокий стул возле барной стойки.

Его забавляет, что матерые преступники теряются, словно мальчишки, и никак не могут привыкнуть к его присутствию.

– Может, в картишки? – сверля глазами стол, спрашивает Марк Иосифович, доставая из кармана колоду.

Проблема состоит еще и в том, что Лунев – не продажный мент, и ребята все прекрасно понимают. Он не собирается никого прикрывать, чтобы поиметь долю. Егор иногда страхует меня, добывает нужную информацию или, скрепя сердце, закрывает глаза на то, что видит. Но только в одном случае – если от этого напрямую зависит моя жизнь. Потому что я дорог моей матери, а кроме нее, у нас никого больше нет.

– С удовольствием, – Фил со скрипом отодвигает стул и садится напротив старика.

– Я с вами, – наливая новую порцию виски, присоединяется к ним Макс.

Сажусь возле стойки, поближе к брату. Усмехаюсь, понимая, что каждый из пройдох, глядя в карты, будет внимательно слушать нас.

– Как мама? – интересуюсь я, затягиваясь сигаретой.

Пригубив ледяной виски, брат отставляет стакан в сторону. Он сверлит меня фирменным отцовским взглядом. Нормального телосложения, высокий, широкоплечий, с мощным подбородком и густыми темно-каштановыми волосами, Егор не производит впечатления опасного человека. Скорее, такого – хмурого, но обаятельного добряка, но я всегда отчетливо вижу в нем отца: хитрого, расчетливого, волевого и импульсивного, поэтому стараюсь не нарываться.

– Она – твоя мама, вообще-то. – В его глазах – решительный упрек. – Навести ее и узнаешь.

Делаю глоток и долго держу обжигающую жидкость во рту, прежде чем огорченно ответить:

– Она от меня отказалась, забыл?

Лунев бросает раздосадованный взгляд на моих ребят и снова смотрит на меня:

– И ты знаешь почему.

Внутри меня закипает гнев.

– Это мой выбор.

– Да, но она твоя мать, – Егор постукивает краешком стакана по стойке. – И ты в курсе, почему она так реагирует.

– Я уже сделал все, чтобы освободить вашу жизнь от своего присутствия, – рычу я. – Ты сюда нотации пришел мне читать? – кошусь на подчиненных. – Или есть что-то еще?

Лунев медленно выдыхает. Он хоть и заноза в заднице, но подрывать мой авторитет при товарищах не торопится. Допивает виски, не сводя с меня глаз, снимает льняной пиджак, закатывает рукава рубашки и разворачивает принесенные бумаги.

– Я кое-что нарыл, – словно сомневаясь, он пожимает плечами. – И это потребует усовершенствования твоего плана.

– Исключено, – заявляю я безапелляционно. – Даже если я придумываю на ходу, то это у меня четко спланировано.

– Нет, – Егор чешет висок. – То, что ты услышишь, только тебе поможет, я убежден.

– Говори уже, – выдыхаю устало.

Неудивительно, что мы используем свои таланты по-разному, но брат впервые принимает участие в деле, поскольку ему жизненно необходимы деньги. Именно поэтому мы еще не разругались. Я мирюсь с его занудством, а он – с моей нетерпимостью ко всему, что не совпадает с моим мнением.

– Для начала, – Лунев пробегает глазами по записям. – Твой человек говорил с ним? Иначе все остальное просто теряет смысл.

Бросаю на него хмурый взгляд. Не вынимая сигарету изо рта, отвечаю:

– Да. Я подослал к нему одного из общих знакомых, – уголком рта выпускаю дым. – Кажется, он клюнул, – скидываю с плеч куртку и отбрасываю на спинку стула. – С тех пор как женился на той богачке, он сорит деньгами налево и направо. Приглашение на покерную неделю, куда съедутся чуть ли не все хреновы игроки страны, его заинтересовало.

– Думаешь, он… почуял неладное?

Стряхиваю пепел и опять зажимаю сигарету зубами.

– Если даже почуял, то не сможет удержаться: чересчур жадный и самоуверенный.

Егор подливает себе виски.

– Он не сядет с тобой за один стол.

– Почему? – я глубоко затягиваюсь.

При мысли о предстоящем деле сердце в груди клокочет. Слишком сильны эмоции, слишком высоки ставки.

– Нельзя подставить того, кто чует подставу. Он всегда будет на стреме и напряжен, поэтому станет ждать подвоха. – Лунев отпивает из стакана и меряет меня взглядом. – Он понимает, что ты захочешь поквитаться, и ни за что не пойдет на такое.

Гнев накрывает меня волной.

– Я брошу ему вызов при всех, – тушу сигарету в пепельнице и сжимаю кулаки. – Он не посмеет отказаться!

– Ты путаешь покер с кулачными боями, Глеб, – спокойно напоминает брат и ставит стакан на барную стойку. – Кому, как не тебе, лучше знать, что мошенничество – это искусство, а провести другого мошенника… вообще… – он взмахивает руками, – высший пилотаж! Либо он откажется играть, либо будет просчитывать твои ходы наперед, ожидая подставы.

Свожу челюсти так, что зубы скрипят. Едва не крошатся.

– Ты забываешь, – указываю на него пальцем, а потом тычу себе в грудь. – Я – аферист, а он лишь мелкий жулик.

– Думаю, ты недооцениваешь его, – усмехается брат.

– Недооцениваю? – выпрямляюсь я. – Да у него никогда не хватало духу на что-то посерьезнее, чем тырить кошельки на базаре, ясно? А кем он теперь стал? Брачным аферистом? Ха! – Меня пробивает на смех, но губы предательски искривляются в горькой ухмылке. – Вот его потолок, поверь, – нервно шарю по карманам, отыскивая зажигалку. Закуриваю новую сигарету. – И с этим дерьмом ты предлагаешь мне тягаться? Да он должен быть счастлив, что я его не прирезал после всего произошедшего!

– Но и тогда бы тебя не отпустило, – Егор опять прав. Он опирается на локоть и ждет, когда вспышка моего гнева угаснет. – Ты хочешь ему доказать, что он – пустое место.

– Я просто хочу отнять у него все, – глубоко затягиваюсь. Так сильно, что даже голова немедленно начинает кружиться. – Ты ведь поэтому в деле? Не из-за меня. Тебе тоже нужны эти деньги, Егор. Тогда не углубляйся в философию, ладно?

– У тебя – личные счеты. – Брата ничем не пронять. Он спокоен, точно удав. – Это называется месть, и я знаю, как сделать ее сладкой.

И как? Я усмехаюсь. С тех пор как я освободился, и когда впервые увидел эту мразь на фотографии, единственной моей мечтой было отжать у него все то, что делало его наглую физиономию такой счастливой, – его деньги. Которые он и не научился зарабатывать, используя свою башку. Которые ему проще было брать у бабы. И трахать ее потом, отрабатывая долги, как последняя шлюха.

– Из той информации, что я в прошлый раз нарыл… – Лунев трясет перед моими глазами бумагами. – Помнишь, было упоминание, что он жил с какой-то девушкой?

– Ну… – улыбаюсь, – я пропустил этот факт мимо ушей, как маловероятный.

– А я решил копнуть, – Егор раскладывает листы на стойке, находит нужную строчку и останавливает на ней палец. – Их даже задерживали однажды по жалобе одного из постояльцев гостиницы, но быстро отпустили. Не было доказательств.

– Вместе, что ли, орудовали?

Догадываюсь, какую схему разыгрывали. У любителя легких деньжат на что-то оригинальное мозгов бы не хватило.

– Здесь мне пришлось поднапрячь ваших старых общих приятелей, – Егор прочищает горло. – Через своих знакомых, разумеется.

– Ну ты и оборотень, – скалюсь я.

– Да. Итак, они работали и жили вместе, – он поднимает на меня взгляд, явно ожидая какой-то реакции. – Почти два года.

Невольно давлюсь табачным дымом.

– Допустим, – соглашаюсь.

Значит, у него были на то причины. Видимо, подружка оказалась курочкой, несущей золотые яйца. А как иначе?

– Он женился, а она уехала, – Егор хитро щурится. – Никто бы и не узнал, если бы он не заикнулся в казино, что она увела его бабки.

– Красава! – смеюсь я, стряхивая пепел.

– Я нашел ее, – тихо говорит Лунев.

И я замираю. Смотрю на него подозрительно. Мне-то какой толк от той девки?

– И?

– У них… серьезно все было… – на что-то пытается намекнуть брат.

Но я не въезжаю. Кашляю, давясь теперь уже не от смеха.

– У твари нет привязанностей, – заявляю я, отгоняя от лица дым. – Ни к кому и ни к чему, кроме денег. Сечешь?

– Он ищет ее.

Злюсь, видя, как Егор снова щурится.

– Бесит, когда ты палишь на меня, изображая из себя долбаного Коломбо!

Он сияет.

– Вот твой козырь, – он берет стакан и вращает против часовой стрелки, наблюдая за бултыханием виски. – Все, чего тебе не хватало. Это твой рычаг. И я для тебя его нашел.

– Какой, на хрен, рычаг? – цежу сквозь зубы я.

– Твой план хромает, но если подключить ее…

– Да иди ты в… – Мое лицо вытягивается.

– Подожди, – не дает мне договорить Егор.

Достает из бумаг фотографию и кладет на стойку передо мной: края ее загибаются в воронку.

– Она хороша, правда. Работает весьма топорно, но такой уж учитель у нее был, никчемный. А рядом с тобой девчонка бы засверкала.

Подвигаю к себе карточку и тяжело вздыхаю.

На черно-белом снимке с камеры слежения запечатлена высокая рыжеволосая девушка. Стройная, в деловом брючном костюме, на каблуках. Из отличительных черт – родинка справа над губой.

– Мне даже не пришлось ехать за ней. – Лунев посмеивается, заметив мое замешательство. – Она… здесь, у нас, орудует.

Непонимающе гляжу на него.

– Один из отдыхающих оказался своим… из внутренних органов. Приехал из Тюмени две недели назад. Познакомился с девушкой в отеле, посидели, выпили, поднялись к нему в номер – дальше плохо помнит. Огласки не хотел, попросил разобраться по-тихому. Она все, что было у него ценного, – увела. Пришлось перетереть с нашими. Сказал, что сам возьмусь, хоть и не мой профиль, – Егор дает мне полюбоваться фотографией, затем выдирает из рук и сует следующую. – А это уже позавчера.

Насупливаюсь, разглядывая фото.

Брюнетка. У нее и в лифчике что-то имеется, и талия тоньше, и бедра круче. Длинное платье с разрезами подчеркивает длинные ноги, стройные икры, из-за кудрявых локонов волос выглядывают изящные, острые плечи. Девушка кажется выше, фигуристее и даже симпатичнее рыжули. У нее нет родинки, и вообще никаких сходств с худышкой с первого фото не имеется.

– Весьма занятная схема, если признаться, – Егор чешет начавшую пробиваться на подбородке щетину. – И исполнено с огоньком. Могла бы просто ограбить, но ей это, кажется, доставляет особое наслаждение.

– Я что-то не понял… – Растерянно откладываю снимок в сторону.

– И третья – тоже она, – придвигает брат новое фото. – Как тебе перевоплощеньице?

Как придурок часто моргаю, уставившись на снимок. На фотографии девчонка. Молодая совсем, щуплая. Короткие светлые волосы, разметавшиеся на ветру, ровный овал лица, блеклые глаза и сливающиеся по цвету с кожей лица пухлые губы.

Непонятно, где именно она запечатлена: наблюдали за ней с почтительного расстояния. Но и поза, и одежда небрежная – по-пацански объемная футболка и широкие штаны, – а также задумчивый взгляд, устремленный вдаль, почему-то кажутся мне знакомыми.

Похоже, брат провел целое расследование.

– Знаешь, как я ее вычислил? – Егор передает мне следующий снимок. – Паренек. Работает в отеле. Видишь? Он наклоняется завязать шнурки. Мне пришлось несколько раз пересмотреть пленку, чтобы увидеть, как он ей карту под дверь зашвыривает.

– Что за паренек? – спрашиваю я хрипло.

Егор доволен, он почуял мой интерес:

– Найти парня было нетрудно, а узнать, где живет, еще проще, – указывает на адрес, записанный в уголке. – Он – ее родной брат, зовут Святослав, шестнадцать лет. Родителей нет. Полагаю, сбежав, она привезла его сюда и… обучает ремеслу, – Егор пожимает плечами. – Да, она сирота.

– Ты хочешь сказать… – Я снова придвигаю снимки поближе. – Это она? Та девушка, которая с ним жила?

Смотрю на последнее фото, где бесцветная, точно бледная моль, пацанка сидит на скамье.

– Именно. Все сходится. Ее зовут Софья Коршунова.

– Ясно, – поворачиваюсь к Егору. – И какая мне выгода?

– Твой план хромает, но с ней… – Лунев многозначительно поднимает брови.

– Шутишь?! – меня переклинивает. – Я должен взять в долю клофелинщицу?!

За спиной слышатся смешки моих товарищей.

– Зачем так грубо? – Егор выглядит довольным и сгребает со стойки фотографии. – Вышел бы идеальный союз. Ты – расчетливый, холодный, все просчитываешь. Она – интуитивная аферистка, полагающаяся на свое умение выкручиваться. Из сочетания ваших качеств вышел бы одаренный дуэт, – он подмигивает Шведу. – Не в обиду Максу, конечно. Иногда приходится и женскую карту разыграть.

Слышится сдавленный смех Швецова.

– Она дилетантка! – говорю я изумленно. – А я не в карты на раздевание играю! И не в буриме!

– Ты даже не представляешь, как она тебе будет полезна, – продолжает брат.

– Мне?.. Кто? – складываю руки на груди. – Вот эта гопница?

– Именно, – кивает он.

– И чем?!

Лунев качает головой:

– А ты поднапряги мозги. Только подумай, какой козырь будет у тебя.

– Это бред, Егорка, – усмехаясь, я наливаю себе еще пару капель.

– Мент дело говорит, Дым, – раздается голос Макса.

Поворачиваюсь.

Все трое давно забросили карты и смотрят на нас.

– Вообще-то, – Марк Иосифович тяжело поднимается из-за стола, подходит к нам и, нацепив очки, рассматривает снимки. – Здесь есть доля здравого смысла. Если они с барышней были близки…

– Да ну вас… – отмахиваюсь я. – Допустим, у них все было серьезно, в чем я очень сомневаюсь… но о том, чтобы взять в дело постороннего, нет, о таком не может быть и речи!

– Глеб, ты и нас не хотел втягивать в свои разборки, – встревает Фил, придвигаясь.

Берет в руку фото и разглядывает.

– Хм, недурно…

– Нельзя уследить за всем в одиночку, наша сила в команде, – говорит Макс и вдруг громко присвистывает, выхватив снимок с брюнеткой. – А если птичка окажется способной? Думаю, вышел бы толк.

– У нас есть план, – обвожу их взглядом. – Он приезжает через четыре дня, и я не собираюсь рисковать и менять рабочую схему, делая ставку на темную лошадку. Она не нужна нам. Это лишнее, поверьте. Мы и без нее сработаем четко.

– Ты только посмотри, какая она выдумщица, – уже пускает слюни Макс на рыженькую.

– Мне проще все отменить, чем брать в долю… мелкую воровку.

– А сам-то с чего начинал? – Марк Иосифович укоризненно бросает на меня взгляд из-под опущенных на нос очков.

– Это другое, – ворчу я.

– Кого-то она мне напоминает… – бормочет Швед, изучая снимок девушки без грима.

– Мы люди богобоязненные и законопослушные, – произносит Фил, отправляясь за стойку, – сделаем то, что прикажешь. Но ведь многоходовочка с его бывшей была бы гораздо привлекательнее. Как он взбесится!

Замечание Фила заставляет меня задуматься.

– Я тебе предлагаю самому проверить ее в деле, – вдруг заявляет Егор. – Играть плохиша ведь всегда легче, чем принца. Притворись таким же приезжим, пусть попробует стрясти с тебя бабки. Ты начинал как мастер ужасных свиданий? Вспомни молодость.

– Хватит, – рычу я, вставая и не глядя на него.

Иду к столу, чтобы взять свои вещи и одеться.

– Когда-то ты был лучшим, – улыбается он. – Брал за это деньги.

– Сто лет назад, еще в универе! – мысленно матерясь, натягиваю новую рубашку. – Я в эти игры давно наигрался!

– Ого! – ржет Макс. – И почему мы с тобой раньше не познакомились? Не верится, что ты не всегда был таким сухарем.

– Он был душкой, – добавляет брат, собирая бумаги. В его взгляде проскальзывает печаль. – Сомневаюсь, что он тогда нормально зарабатывал, но глаза у него горели. Пару раз даже мои друзья нанимали его, чтобы он сгонял с их девчонками на свидание.

– А какой в том был толк, простите? – спрашивает Марк Иосифович.

Он слишком стар, чтобы быть в теме.

– Ну… – Егор пожимает плечами. – Некоторые слишком надолго застревают во френдзоне, дружат с девушкой годами, а потом не могут перевести отношения в романтическую плоскость. Или, наоборот, – расстаются и вдруг понимают, что хотят вернуть бывшую обратно. Вот тогда и приглашали Глеба, чтобы он сыграл эдакого козла, который отвадит наивную девчонку от посторонних мужчин, причем надолго. Он вытворял разные гадости, но это всегда работало. У него еще имелся приятель, который подсказывал за деньги ботаникам, как склеить…

– Заткнись, – прошу, не сдержавшись.

Еще одно упоминание о прошлом, и я начну крушить мебель.

– Хорошо, – спохватывается брат. – Только я все равно считаю, что ты должен ее проверить. Заодно развеешься.

– Спорим, она провернет с тобой то же самое, что и с теми мужиками? – вращая на пальце брелок, дерзко говорит Швед.

Мне нестерпимо хочется дать ему в табло.

– А крошка его точно уделает! – с видом знатока кивает Фил, расставляя бокалы на полке.

– Готов поставить на пару тысяч, – косясь на чемодан с деньгами, заявляет самый пожилой участник команды.

– Что тебе стоит тряхнуть разочек стариной? – Егор хлопает меня по плечу, направляясь к выходу. – А, сухарь?

Как же я их всех ненавижу…

5

Соня

Воняющие потом, бабуськами, приторными женскими духами. С редкими зубами и торчащими из носа волосами. Со снежной лавиной перхоти, падающей с волос при малейшем движении головы. Мастурбирующие, пока делают вид, что ищут мелочь в карманах. Жадные, развратные, жестокие, тупые, жирные, тощие, ботаники или конченые извращенцы – каких только клиентов у меня не бывало. Но такого точно еще окучивать не приходилось.

– Что? – переспрашиваю я.

– Нет, в натуре, – смеется брат, складывая грязную посуду в мойку. – Усики густые и короткие. Вылитый жучила.

Сколько ни пытаюсь представить, никак не удается.

– А главное, ему к лицу, – брат включает воду, замачивает тарелки, а затем вырубает кран.

– А я уж надеялась, что ты все вымоешь, – подтягиваю ноги, усаживаясь в позу йога.

Что-то бормоча себе под нос, Свят снова включает воду и поворачивается к раковине.

– Гармонично смотрится.

– Кто? – спрашиваю.

– Он со своими усами.

– А-а-а…

Беру нож, отрезаю кусок колбасы и бросаю на хлеб. Аппетита нет, но чувствую, что нужно поесть насильно, иначе меня скоро ветром будет сдувать, сил не останется.

– Сельпо, говоришь?

– Ну… такой… – брат смеется, вспенивая губку для мытья посуды. – Местечковый колхозный магнат.

Пробую чай. Уже остыл. Но в такую жару – совсем неплохо. Откусываю бутерброд, жую. Отхлебываю побольше чая, чтобы протолкнуть хлеб в горло.

– Значит, не старый?

– Нет.

– И денежки имеются?

– Да, – Свят со звоном ставит чистую тарелку на полку. – Заикнулся, что приехал покупать технику для совхоза, утром ездил комбайны смотреть.

– Женатик? – интересуюсь я, откусывая новый кусок.

Организм упорно отторгает пищу, но я продолжаю себя насиловать. Дальнейшая потеря веса может негативно сказаться на работе. Вряд ли кто клюнет на вешалку с впалыми щеками и мелкими прыщиками вместо сисек.

– Кольца не видел, но он радостно сообщил, что наконец-то отдохнет от жены, – брат старательно скребет жесткой стороной губки свою кружку. – А когда я остановился в дверях, чтобы получить на чай, он тупо притворился, что не понимает, чего хочу. Колхозник! Достал целую котлету купюр из брюк, отвернулся и выудил оттуда жалкий, мятый полтинник. Когда отдавал, смотрел так, будто ждал, что я передумаю.

Улыбаюсь. Кажется, у меня аппетит просыпается.

– Думаешь, он с наличкой приехал? За комбайном своим.

– Не знаю. Но у него – портфель кожаный, потрепанный такой, вытертый. Кто их знает, деревенских? Может, там. Или в трусы зашил.

– Ясно, – смотрю на часы, прикидывая, как лучше поступить. – Как думаешь, какие девушки такому нравятся?

Свят косится на меня жалостливо:

– Кровь с молоком. Простые, открытые, веселые, – тяжело вздыхает, оглядывая меня с ног до головы. Видимо, хочет добавить «сисястые», но решает промолчать. – Но при должном подходе и ты сгодишься, – пытается выдавить улыбку.

Он еще не знает, что для меня недостижимых целей не существует.

* * *

Подмечаю его сразу. Он еще наверху лестницы, а я внизу, в толпе туристов из Китая. Использую на полную катушку те две секунды, которые есть в запасе, пока он не заметил меня. Впитываю глазами широкоплечий силуэт в просторном дедушкином костюме из девяностых, простоватую, но с горделивым оттенком походку деревенского щеголя, отмечаю безвкусные, но начищенные до блеска громоздкие штиблеты на ногах.

И, опустив глаза, воспроизвожу по памяти увиденный образ. Светлые, небрежно торчащие в стороны вихры, крупная кудряшка на челке, напоминающая попугаичий хохолок, теплые серо-зеленые глаза, мужественный подбородок и густая полоска рыжевато-золотистых усов над верхней губой.

И здесь бы согласиться с братом, что этот усатый беспредел вполне гармонично смотрится с его волосами и загорелой кожей и эстетически сочетается с вышедшим из моды, мешковатым костюмом, но меня едва не пробивает на ха-ха. В голову вдруг начинают лезть мысли о том, как, должно быть, весело его жене, когда он после уборки урожая лезет к ней под одеяло, чтобы пощекотать ее своими усиками между ног.

«Соня, перестань, это непрофессионально. Прекрати, – уговариваю себя, прикусывая губу. – Ты провалишь дело».

– Ой! – От столкновения с его плечом меня разворачивает в сторону.

Нарочно отпускаю сумочку, позволяя содержимому рассыпаться по полу.

– Простите… ради бога… – мямлю, когда уверенная рука незнакомца вдруг подхватывает меня под локоть.

Китайцы, что-то вереща, тоже задерживаются и толпятся вокруг нас.

«Вот засада…»

– Извините, – взгляд колхозника оказывается уютным и выразительным и задерживается на мне дольше положенного.

Я тихо матерю себя за то, что не оделась в стиле пин-ап: сейчас мужик разглядывал бы не меня, а ажурные резинки чулок на «внезапно» оголившихся бедрах или кружево лифчика.

– Это я виноват. Задумался, – добавляет незнакомец.

Понимая, что пауза излишне затянулась, осторожно высвобождаю руку. Нужно срочно вспомнить, зачем я сюда пришла. И в этот момент его сальный взгляд в вырез моего платья становится лучшим помощником.

– Не ушиб вас? – с интересом разглядывая меня, спрашивает мужлан.

– Все нормально, – бормочу я, опускаясь на колени, чтобы собрать выпавшую из сумочки косметику.

Неотесанный, простоватый, крепкий, но не таким я себе его представляла. Думала, выглядеть будет старше и противнее. А тут… деревенский Ванька, первый парень на селе. Подумаешь, с усами. И не таких видали. Если бы не его взгляд – циничный и грязный, внезапно скользнувший по моей фигуре и тотчас погасший, то я бы и вовсе растерялась.

– Ну и хорошо, – доносится сверху.

И я вижу, как старомодные штиблеты начинают удаляться прочь под тихое перешептывание китайцев.

Он просто уходит! Уходит! Вот урод. Даже не удосужившись помочь девушке, которую чуть не сбил с ног!

– Чунгао, – говорит маленькая пожилая китаянка, подавая мне помаду.

– Ага, – киваю я в знак благодарности.

И дую себе на лоб. В чертовом парике ужасно жарко.

Встаю, поправляю платье, провожая недовольным взглядом неблагородного крестьянина, и, горделиво задрав нос, бросаюсь вверх по лестнице.

«Возиться еще с тобой. Жлобина сельскохозяйственный. Невежа!»

Замедляю шаги в коридоре, отыскивая нужный номер. Оглядываюсь так, чтобы не вертеть головой по сторонам: одними глазами. Замираю возле заветной двери и вытаскиваю магнитный брелок-ключ, который умыкнула у него из кармана.

Бросаю последний взгляд через плечо. Никого. Ловко провожу ключом по электронному замку и уже готовлюсь навалиться плечом на дверь, когда вдруг слышу отрицательный сигнал: «Пи-пик».

«Чего?»

Табло выдает: «Неавторизованный пользователь», – и сразу гаснет.

«Не поняла».

Сердце набирает обороты и разгоняется до предела. Во время следующей попытки оно гулко отдается звоном в ушах и тяжело толкается в ребра.

«Пи-пик».

Блин…

– Не получается? – раздается приятный хриплый бас над ухом.

Я даже не подскакиваю. Первая мысль, которая молнией пронзает разум: притворись мертвой, как тот хомяк, что жил у твоего брата, помнишь?

Облизываю пересохшие губы, натягиваю улыбку и оборачиваюсь.

Он. Стоит, смотрит на меня, прищурившись, и по-молодецки оправляет дурацкие усики.

– Нет, – отвечаю я, глядя на него невинными глазами.

– И не получится, – выдает он с видом победителя.

А у меня душа несется в пятки. «Конец твоим приключениям, Сонька Золотые Стринги. Замели тебя. Все, хана».

– Почему? – ангельским голоском спрашиваю у здоровенного детины, склонившегося надо мной и загородившего собой весь свет.

– Потому что это мой номер, а не ваш, – отвечает он, хлопая ресницами.

– Ваш? – Играть дуру, так уж до конца. – А это разве не девяносто восьмой? – медленно оборачиваюсь. – Ой…

На самом верху красуются цифры «8» и «9».

– Восемьдесят девять, – озвучивает обладатель шаловливых сельских усиков.

– Надо же… – еще ничего не понимаю, но облегченно выдыхаю. – И что же получается? Я чуть к вам не вломилась?

Как хорошо, что ключ не сработал, а то застали бы меня прямо на месте преступления. И краска, ударившая в лицо, тоже сейчас очень кстати…

– Внимательнее нужно быть, девушка! – гогочет он, заставляя меня вздрогнуть.

– Простите… – начинаю пятиться.

– А ваш номер – там, не туда идете, – подсказывает он, провожая меня взглядом.

Как же!

– Нет, – отмахиваюсь я. – Мне нужно… покурить.

Прийти в себя, подышать свежим воздухом, а еще лучше – хлопнуть чего покрепче.

– Вот и хорошо. Я – с вами. Можно? – мужчина надвигается на меня, как огромная гора.

Только у этой горы ручищи-экскаваторы, шкафообразные плечи, беда какая-то с прической и безвкусный костюм, в котором еще, наверное, во времена моего деда людей хоронили.

– Со мной?

– Да. У вас курить есть?

– А-а-а… у… э-э-э… – теряюсь, силясь вспомнить.

– Меня Матвеем звать, – амбал указывает на выход, ведущий к летней веранде с небольшим рестораном. – Вообще-то, Матвеем Палычем, но для вас просто Матвеем.

– Ма… Мар… – От смятения легенда в моем мозгу рассеивается, как утренний туман. Почему-то рядом с большим деревенским бугаем мне хочется сказать: «Марфушка». Но губы сами тихо выдают: – Мария…

Мы выходим на освещенную фонарями веранду. Играет тихая музыка, пахнет морем, легкий ветерок колышет занавески, которыми декорированы отдельные кабинки. Все вокруг сделано из дерева, по которому мягко стучат каблучки, все дышит романтикой, а я плетусь за новым знакомым, совершенно сбитая с рабочего настроя и зажатая, как накрашенный убогий манекен из витрины универмага.

– Какие у вас? – он бесцеремонно лезет в мою сумочку, выуживает сигареты. – Ого, обожаю такие.

Не сопротивляюсь. Смотрю, как он затягивается, наваливаясь на перила, и не могу решить, свалить я хочу или уделать эту наглую рожу.

– Не дадите прикур… – наклоняюсь, зажав между губ сигаретку, когда мне в лицо летит зажигалка. Еле успеваю перехватить ее в полете – иначе точно попала бы по носу. – Спасибо…

Стараясь сохранять спокойствие, закуриваю и смотрю на здоровяка снизу вверх.

– Отдыхаете здесь? – то ли случайно, то ли нарочно он выдыхает дым мне в лицо.

Отстраняюсь немного.

– Да.

– Что – да? – Его глаза сужаются.

– Отдыхаю, – широко улыбаюсь я. – Но отдых подходит к концу, а со мной ничего интересного так и не произошло.

Типа намекаю.

– А чего ж вы тут, а не в санатории?

Ну я и тупица.

– Я… на своей машине. Сегодня в одном городе, завтра в другом, – стряхиваю пепел в урну. – Хочется, знаете ли, окрестности посмотреть. Катаюсь по побережью.

– А сами откуда?

– А… Астрахань, – отвечаю я. – Вообще-то, я не в самом городе живу. В поселке. Простенько там все у нас.

Не зря ведь я кудри вила и наряд соответствующий подыскивала.

– Тоже с земли, значит?

– Как бы… да.

Мужчина придвигается ближе, заставляя меня покрыться гусиной кожей.

– Я тоже деревенский. Совхоз у меня в Кущевском районе, не очень далеко отсюда.

Радуюсь. А то начала переживать, что он мне только вопросы задает, – теряю хватку.

– Замерзла, что ль, Марья? – выбрасывая окурок, он бесцеремонно проводит рукой по моему предплечью.

Меня пронимает так, будто он не пальцами, а электрошокером задел.

– Немного, – говорю смущенно.

– Я бы отдал пиджак, но тогда сам замерзну, – пожимает плечами Матвей и указывает на свободный столик.

«Вот козел!»

Усаживаемся. Молоденькая официантка подает нам меню и отходит в сторону.

– Вы здесь бывали? – интересуюсь я, поглядывая на него из-под опущенных ресниц.

– Я? – хмурится он, глядя на список блюд. – А-а-а, не. Нет. У-у-у! – морщится, пробегая глазами по меню. – Нет, на такое я не рассчитывал.

– Что? – спрашиваю я.

Но мужчина откладывает меню в сторону, встает и тянет меня за руку.

– Куда мы?.. – подхватывая свободной рукой сумочку, ошеломленно лепечу я.

– Дорого у них, – Матвей ускоряет шаг. – Я сегодня видел другое заведение, цены гораздо доступнее.

Послушно тащусь следом, как коза на веревке. Огромная лапища стискивает мою ладонь, не оставляя ни единого шанса на спасение.

– Пососать хочешь? – раздается его голос, когда мы оказываемся на улице.

– Ч-что? – хлопая глазами, буравлю его взглядом.

– Вон, – мой спутник указывает куда-то в сторону. – Там.

Он… что? Предлагает мне… прямо в грязной подворотне?

Медленно поворачиваюсь и вижу лоток с леденцами. Петушки, конфетки, чупа-чупсы – ими увешано все с потолка до пола. Тихо выдыхаю.