Лена Сокол
Где-то есть Ты

5

Мы с Милой приготовили ужин, посмотрели футбол и сериалы, а телефон всё молчал. Я старалась не показывать, что нервничаю, но весь вечер то прибиралась, то ходила из угла в угол и постоянно смотрела на часы.

Как маленькая девочка, ей богу, которая придает слишком большое значение любой мимолётной симпатии, так или иначе сулящей ей возможные будущие отношения. Понимая, что это не совсем здоровая фигня, я все равно продолжала думать, думать и думать о нем. Ничего не могла с собой поделать. Эти мысли преследовали меня и не оставляли ни на минуту.

Боясь, что Милка начнет названивать кому-нибудь и «сядет» на телефон, я пыталась отвлекать подругу просмотром всяческой ерунды по телевизору, сама же с упорством идиота косилась на аппарат и кусала губы. Звонок телефона в десять вечера показался мне звуком гонга, таким громким и оглушающим, что невольно вздрогнула. Но бежать к нему себе не позволила. Замерла, изобразив скуку и безразличие.

Мила встала и ответила на звонок:

– Алло. – Она нахмурила брови. – Нет. – Внезапное озарение промелькнуло на ее лице. – А, привет! Конечно. – Поворот головы, прожигающий меня насквозь многозначительный взгляд. – Сейчас…

Она протянула мне трубку, улыбнулась и хитро прищурилась. Весь этот набор действий в ее понимании означал «это что-то значит, и я собираюсь узнать что».

– Это вас, дорогуша, наш новый знакомый. Похоже, что вы мне забыли кое-что рассказать.

– Расскажу, – прикрыла трубку ладонью, – обязательно! Просто боялась сглазить.

Удалившись в свою комнату, села на кровать, выдохнула и поднесла телефон к уху:

– Да, – мой голос стал хрипловатым от волнения.

– Здравствуйте. Я, наверное, попал в рай.

– Все может быть… – у меня даже защемило в груди, таким родным и знакомым показался голос в трубке.

– Яблочка не найдется? Это ваш Адам.

– Найдется, но тогда вам придется стать простым смертным.

– Какая ерунда! Я согласен. Лишь бы всю жизнь есть яблоки из ваших рук. – Он осекся. – Боже, что за чушь я порю, прости, пожалуйста.

– Привет, – у меня остановилось сердце от его признания, пусть даже шуточного, – а я тебя сразу узнала.

– Привет, принцесса. Не злишься, что позвонил без спроса?

– Нет, – призналась я.

– Не отвлекаю?

– Нет. Даже не переживай.

– Первый раз в жизни решил поболтать с девушкой по телефону – я, вообще-то, не любитель. Но чтобы услышать твой голос, готов на подвиги, – по его голосу было заметно, что он жутко меня стесняется.

Мне хотелось прыгать от счастья.

– Все когда-то бывает в первый раз.

– Хочешь правду?

– Ага.

– Увидел тебя вчера и обалдел. Митя столько мне рассказывал про свою подругу, но я не мог и подумать, что с такой красивой девушкой можно просто дружить.

– Спасибо, – смутилась я, – ты тоже симпатяга.

– Нет, что ты, – запротестовал Саша, – я страшненький.

– Да ну, не стесняйся. Раз уж ты позвонил, давай знакомиться. Расскажи о себе.

– Александр Абрамов. Безработный бестолковый лентяй.

– Вот прямо так?

– Да. Мама так сегодня и сказала.

– Ева Есенина. Приятно познакомиться. Не очень-то ласковая у тебя мама. С родителями живешь? – Хорошо, что он не видел, как я сейчас глупо улыбалась.

– С мамой. Папа давно с нами не живет. Я из Питера потому и вернулся, что бедная мама здесь один. У нее никого больше здесь нет, кроме я.

– Смешно как ты говоришь, необычно, – мне почему-то понравилась его по-детски забавная манера коверкать слова и склонения, – а в Питере чем занимался?

– Парни знакомые поехали туда, я – с ними. Хапнул там горя: мы снимали квартиру все вместе, деньги кончились, ели одни макароны. Работу найти не получилось, а потом уже не хотелось: потонули в пьянках-гулянках и наркотиках. Нет, ничего страшного, просто курили траву, пару раз нюхали всякую дрянь…

– Ни х… себе, ничего страшного! Наркотики для меня – это дикость, – я была просто ошарашена тем, с какой легкостью он мне это говорит, и тем, что меня это почему-то не отталкивает.

– Ева, ты только не матерись, – продолжил он, – понимаю твою реакцию, но, если честно, больше всего не люблю девушек, которые матерятся. Я не наркоман, успокойся. Мой друг в Питере занимался сбытом этой дряни и часто предлагал ее нам. Даже когда не было денег, трава всегда находилась. Когда понял, что падаю в пропасть, собрал вещи и поехал домой.

– Ясно…

– Трава еще ничего, а вот увлечение амфетаминами сразу сказалось на моем здоровье.

– Боже. Как так? Зачем тебе это?

– Хорошо было. Ты нюхаешь их, весь вечер добрый, позитивный, энергичный, все вокруг хорошие и милые, а потом сутками не можешь уснуть, лежишь абсолютно без эмоций, опустошенный, не выражая никаких чувств.

– Главное, что ты вовремя остановился…

– Это точно. Похудел, осунулся, под глазами – круги, все лицо в мелких белых прыщиках. Вот именно они-то у меня до сих пор и остались на память. А вес я вернул – теперь такой же рыхлый, как до отъезда.

– Ты – рыхлый? – Искренне изумилась я, – ты… нормальный, вообще-то. Без лишних килограммов. Вроде.

– Ага. Поэтому друзья зовут меня холодцом.

Мы оба рассмеялись. Я думала, что хорошо рассмотрела его в клубе, и мне он холодцом не показался. Обыкновенная фигура. Легла на кровать и вытянула вверх ноги, принялась водить ими по стене.

– Саш, вынуждена тебя огорчить – у тебя среднестатистическая фигура.

– По сравнению с Митей я – пончик.

– Рядом с Митей даже я чувствую себя баржей.

– Это да.

– Именно.

– Я всегда любил поесть. Даже сам не заметил, как возвел это в культ. Мама уходит на работу и оставляет мне покушать. Просыпаюсь, наливаю чай с бергамотом, выкладываю на тарелку еду, любуюсь, вдыхаю ароматы, потом медленно наслаждаюсь процессом поглощения пищи.

– М-м-м… В этом мы с тобой похожи. Я тоже гурмэ – люблю вкусно и красиво покушать. Люди едят, чтобы жить, а я, похоже, живу, чтобы есть. – Внезапно почувствовала такое родство с ним, словно была сделана из его ребра. Точно наваждение. Закрыла глаза и улыбнулась сама себе. – А чем ты потом дома занимаешься?

– Ничем. Сижу в Интернете, в социальных сетях, на диджейском сайте, играю в онлайн игры с друзьями. Летом, конечно, по-другому – почти не бываю дома. А зимой холодно, и иначе не получается.

– Ну… Вполне приемлемо в твоем возрасте… Но только если временно. Ты же ищешь работу, да?

– Эм… Ты мне давишь на больное. Мама каждый день на меня орет и посылает искать ее. Я ищу. Всю неделю с моего возвращения веду поиски работы. Пока тщетно.

– А где ты раньше работал?

– Кажется, везде. Год работал барменом с Митей, четыре месяца – продавцом, два месяца – разнорабочим, пару месяцев ремонтировал телефоны. Мама пыталась устроить меня к себе монтажником, я и там долго не выдержал. Администратором в кафе работал около месяца – долгов наделал, брал деньги из кассы, меня выгнали и при расчете ничего не дали, просто вытаскал я оттуда больше.

Такое мне доводилось слышать впервые. Я была благодарна парню за честность, но как стоит реагировать, не знала. Пребывала в полнейшей растерянности. Прежняя Ева давно бы положила трубку, а нынешняя просто заметила:

– Значит, ты нигде долго не задерживался…

– Не могу работать, мне быстро наскучивает. Через месяц начинает казаться, что жизнь проходит мимо, а те копейки, которые зарабатываю, этого не стоят. Тогда работа превращается в пытку, и я ее бросаю. Может, хочу от жизни слишком многого? Или просто неудачник?

– Я тоже была неудачницей, пока мне не повезло: друг пригласил меня в свой ресторан управляющей. И теперь я – начальник. Работа, которая будет приносить тебе удовольствие, еще впереди.

– Надейся и жди!

– Нет. – Рассмеялась я. – Верь и ищи. Постараюсь помочь тебе, обязательно. Поспрашиваю у знакомых. Какое у тебя образование?

– Техникум. Институт я бросил в начале второго курса. Терпения не хватило. Остался им должен деньги за обучение, потому что меня отчислили только через полгода.

– Да ты разгильдяй…

– Да, – согласился он, – и еще – я никогда не отчаиваюсь.

– А… хм… Молодец.

– А то! Кстати, ты вчера была такая красивая.

– Спасибо.

– Я даже залюбовался.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

– А в армию ты не ходил?

– Нет, врачи, почему-то, решили, что я не годен.

В этот момент в трубке послышалось странное ворчание. Женский голос. Затем оно усилилось. Я догадалась, что вошла его мать и начала отчитывать парня.

– Я тебе сейчас перезвоню, хорошо?

– Договорились.

Раздались гудки.

Я удивлялась сама себе. Не парень, а набор сплошных минусов. Если бы Мила нашла себе такого, раскритиковала бы его в пух и прах. Меня же нисколько не оттолкнуло ни Сашино положение в обществе, ни его разгильдяйство. С первых минут разговора было ясно, что он – мой человек. Каким бы ни был. И меня к нему откровенно тянуло, несмотря на все очевидные недостатки.

Не стоит торопиться. Я закрыла ладонями лицо. Нужно узнавать его постепенно. Постепенно.

– Ну, что? Наговорилась? – Заглянувшая в комнату Мила заставила меня вздрогнуть. – Услышала, что ты наконец-то заткнулась и решила узнать, как все прошло.

– Все хорошо, сейчас он перезвонит еще раз, его мама отвлекла.

– Так это на тебя не похоже.

– Что именно?

– Что ты висишь на телефоне. Обычно я этим занимаюсь.

– Все когда-то бывает в первый раз.

Она улыбнулась.

– И ты вся светишься! У тебя на лице такая идиотская улыбка от уха до уха. Смотри не влюбись, вдруг он окажется козлом?

– Этот не окажется, у меня предчувствие, – я скрестила пальчики, – Мила, он мне так нравится, что сама себе удивляюсь!

– Ой-ой! – съязвила она, – я пошла спать, а ты прекращай свое «бу-бу-бу» или сделай его тише, влюбленная дурочка.

– Хорошо, мамочка! – Послала Миле воздушный поцелуй.

Зазвонил телефон, и подруга вышла из комнаты, качая головой.

– Алло, – ответила я, собравшись с духом.

– Мама миа! Привет, моя красавица! Это твой итальяно.

– Привет. С тобой не соскучишься.

– Мама приходила, ругалась.

– Почему?

– Она все время только ругается. Удивилась тому, что на телефоне завис – обычно я так не делаю. Потом обозвала лентяем и приказала завтра идти искать работу. Все как обычно.

– Я, в принципе, ее понимаю.

– Знаю, что она права. Расскажи лучше о себе. Митя сказал, что ты очень умная, образованная.

– Хм. Ну что же тебе рассказать, если Митя уже все выложил?

– У тебя есть парень? – спросил Саша.

– Нет. А у тебя?

– У меня тоже парня нет, – рассмеялся он.

– Ха-ха! Я про девушку спрашивала. Девушка есть у тебя?

– Нет. Весна за окном, столько девушек. Смотрю и облизываюсь. У меня уже давно не было ни девушки, ни секса. Но нравится мне одна, если честно. Красивая, умная, у нее совершенно невероятные бездонные светлые глаза и обалденные формы. Жутко ее стесняюсь. Зовут Ева…

– Ух, ты… А она об этом знает? – Моя душа просто пела, взлетая высоко к небесам.

– Теперь знает, – заверил он.

– Ей… мне очень приятно. Спасибо. – Не хотелось делать ему ответных комплиментов, чтобы не зазнавался, поэтому промолчала, давая возможность меня завоевать. Мужчинам так интереснее, они же охотники. Кажется, именно так пишут в умных книгах.

– Мне всегда нравились жгучие брюнетки. Это так сексуально. А у тебя волосы каштановые, даже почти русые. Я даже сам себе удивился. Тебе бы пошли темные волосы.

– Я – за естественность. Никогда не красилась.

– Хочешь признание?

– Давай.

– У меня никогда в жизни не было серьезных отношений. Самые продолжительные – три месяца. Вроде все хорошо сначала, потом девушка говорит, что любит, что не может без меня. И сразу – все! Меня это отталкивает, и я бегу.

– Как интересно.

И что я должна ему ответить? Мне было неприятно слышать подобное. Еще один бабник. Расстроилась. Хотя в сердце теплилась надежда, что теперь все будет по-другому, теперь он влюблен, а мне известно, как поступать не нужно. Нельзя говорить о любви, нужно быть недосягаемой. Все просто.

– Никогда не любил, не знаю, что это такое. Последняя моя девушка, Лиля, сама за мной заезжала, привозила к себе, кормила, два месяца я почти жил у нее. Но меня совсем к ней не тянуло, просто набивал пузо, пользовался компьютером, отдыхал вместе с ней и спал.

– Ох. Печально, – мне было почему-то так неприятно и больно слышать все это. Не понимаю, зачем же он рассказывает про бывших, заставляя захлебываться в ревности. Почему, вообще, мужчины постоянно делают это?

– Да.

– А почему расстались?

– Я сам не понял. Просто расстались, и все.

– Так разве бывает? – Меня это очень насторожило.

– У меня никогда не было привязанности ни к кому.

– Бедный Сашка. Я, конечно, что-то чувствовала к своим бывшим, но такого, о чем пишут в дамских книжках, не испытывала никогда.

– Значит, все у нас впереди. Чай будешь пить?

– Буду. Но ведь ты далеко от меня?

– А ты иди на кухню и заваривай. И я тоже пойду. Так мы попьем вместе.

– Давай! – Обрадовалась я и отправилась на кухню.

Это так мило – что-то делать вместе, будучи на расстоянии.

– Ева, а какую музыку ты слушаешь?

– Музыку… Всего понемногу, кроме попсы. Терпеть ее ненавижу. Цоя люблю, русский рок могу послушать. – Поставила чайник и уселась на табурет. Чип Чипстер воспользовался случаем, чтобы прыгнуть ко мне на колени.

– Ну а какая-нибудь песня есть любимая?

– Не знаю. Много разных. Вот в ресторане включают итальянские. Так из них у меня сейчас в фаворе – Zizi Possi – «Peramore». Она звучала в сериале, который я в детстве смотрела. Короче, если есть песни любимые, то они просто ностальгические и что-то значащие для меня, а стиль при этом не важен.

– Для меня вот музыка значит многое. Утро я начинаю с того, что включаю компьютер и врубаю ее на полную катушку. Она заводит, поднимает настроение, наполняет жизнь смыслом.

– Чувствую себя отсталой. Не отношусь так серьезно к музыке.

– Зря. Музыка – это огромная энергия и сила. Она хранит воспоминания о былом и в нужный момент может вытянуть их на поверхность, музыка лечит, вдохновляет, помогает идти по жизни. Заставляет жить или убивает. Она сопровождает меня везде и всегда: я постоянно открываю для себя новые стили и направления, исследую, пробую их на вкус. В ночном клубе, где мы с Митей работали, иногда с огромным удовольствием упражнялся на диджейской аппаратуре. Иногда кажется, что музыка – вся моя жизнь.

– Похоже, у тебя богатый внутренний мир. Ты живой, интересный, позитивный. Это все благодаря музыке?

– Благодаря десяткам книг по позитивной трансформации сознания, которые я прочитал.

– Что?! Ты читаешь эту лабуду?

– Да.

– Думала, что только я их читаю!

– Нет. Мы вдвоём! Хочешь, принесу тебе диски? С музыкой. Там будет несколько направлений и стилей, которые люблю. Ты послушаешь, а потом скажешь, что тебе больше нравится. Слушая чью-то любимую музыку, ты проникаешь во внутренний мир этого человека. Это безумно увлекательно.

Я слушала его и все больше влюблялась. Казалось, у нас тысячи общих тем и куча времени в запасе! Мы пару раз попили чай вместе, Саша даже поел на ночь, несмотря на мои протесты. При всем своем разгильдяйстве он был поразительно сообразителен и умен. Смешил меня до слез, рассказывая байки и употребляя свои забавные выражения, не забывал делать комплименты.

Казалось, что за один этот разговор по телефону кардинально переменились и я, и мое отношение к жизни. Сашка заряжал своим позитивом и оптимизмом, делился мыслями, облаченными в простые и понятные каждому слова. Покорял своим жизнелюбием.

Я уже лежала под одеялом, как и он, а на часах была половина пятого утра. Уши горели, конечности затекли, когда он вдруг сказал:

– Ты прости меня, принцесса, совсем забыл, что тебе уже сегодня утром на работу!

– Что, уже наговорился? – Мне совсем не хотелось ни спать, ни класть трубку.

– Н-е-е-т! Но ты будешь зевать и засыпать на работе. А я буду чувствовать себя виноватым. Давай-ка будем вешать трубки и засыпать.

– Тогда ты клади первый.

– Спокойной ночи!

– И тебе!

И мы, как дети, играли еще минут пять в «положи трубку первым».

– Ну все, уже светает. Сладких снов, моя принцесса!

– Тебе тоже споки-ноки.

– Сладких снов, сексуалочка! Я завтра вечером позвоню, можно?

– Конечно, звони. А когда?

– Ну, в котором часу ты придешь домой?

– Часов в девять-десять. Позвонишь?

– Как нет-то! Позвоню. Тогда до завтра. Пока!

– Пока. Целую… – Но он уже не услышал, в трубке раздавались короткие гудки.

Вроде как расстроилась, но ненадолго, ведь сердце уже шептало мне о новом неизведанном чувстве, а разум… К черту разум! Прошло пять минут, и я уснула в ожидании нового дня с улыбкой на губах. Я была счастлива, как никогда прежде в жизни!

6

Сколько?

Сколько уже прошло времени? Сутки? Неделя? Больше?

Столько вопросов, и ни одного ответа. Я снова проваливаюсь в сон, словно в обморок, а когда прихожу в себя, ничего, кроме темноты, вокруг не вижу. Боль в черепе то накатывает, то отступает, то перемещается от глаз к затылку.

Обнаруживаю рядом с железным корытом пластмассовую емкость с жидкостью. Наощупь она похожа на литровый кувшин для подмывания, а внутри плещется что-то затхлое с запахом плесени и ржавчины. Собрав все силы, подтягиваю к животу больные затекшие перебитые ноги и сажусь. Держа правой рукой кувшин и зачерпывая ладошкой левой руки это подобие воды, жадно пью. Даже если эти нечистоты родом из канализации, мне все равно. Оставшимися каплями я умываю лицо или, точнее сказать, размазываю по нему грязь.

Невыносимая духота давит на мозг, джинсы прилипают к ногам – то ли от жары, то ли оттого, что купаюсь в собственной моче. Не могу понять, и мне, по правде, уже все равно. Пытаюсь прогнать страх и дурные мысли, чтобы не утонуть в них.

Думаю о дыхании. Я – часы. Мои мысли – стрелки, они идут по кругу. Страха нет. Вдох-выдох. Тик-так. Тик-так. Какое-то время считаю секунды, складываю их в минуты. На сорок девятой минуте срываюсь. Надоедает. Нужно думать о хорошем.

Сейчас июнь. На улице не так жарко. Почему же здесь такая жара? Да еще и этот отвратительный привкус во рту после воды. Закрываю глаза, в голове возникает картина: тонкое кружевное покрывало из солнечных лучей, пестрые бабочки, кружащие над головой, птички, ткущие приятную мелодию из звонких трелей. Вдалеке – море. Рядом – Мартин, трется своим мокрым носом о мои ноги. Глажу его по шелковистой шерстке, треплю за ухом, прижимаю к себе, а в ответ он благодарно виляет хвостом и тянется, чтобы снова и снова лизнуть меня в лицо.

Весело смеюсь. Так громко, что мой смех звенит над пляжем еще долго, пока, наконец, не оседает невесомой пылью в океане. Целую и прижимаю к себе пса еще сильнее. Легкий ветерок играет моими волосами, нежно прикасается к коже, гладит. Мы еще некоторое время смотрим на неспешное колебание водной глади, потом встаем и по горячему песку бежим к воде.

Открываю глаза.

Темнота. Горячие слезы катятся по щекам, соленой влагой щиплют разбитые губы. Плакать нельзя. Позвать на помощь? А кого? Некого звать. Он меня не убил, значит, я нужна ему живой. С какой целью? Должна быть какая-то причина. Совершенно не помню, как этот урод меня схватил и приволок сюда. Кто-то другой, оказавшийся на моем месте, возможно, давно бы погиб от обезвоживания, боли, паники и удушья. Но я сильнее. Со мной вера. Я жива и дышу.

Нужно двигаться. Вытягиваю ноги, тяну носки на себя. Футболка задирается, и стена царапает голую спину. Сгибаю ноги в коленях. Боль. Это все, что я сейчас чувствую. Растираю ноги. Что-то щекочет шею. Больше не подпрыгиваю, просто медленно поднимаю руку и чешу. Уже не вспоминаю про насекомых, не боюсь их. Пусть заползают, куда хотят. В этом, признаюсь, сдалась.

Но умирать не собираюсь – страшно. Страх в большинстве случаев помогает человеку избежать смерти. Со мной это тоже работает.

Голова не перестает болеть. Наверное, был сильный ушиб. Отсюда и потеря памяти. Интересно, меня уже ищут? Наверняка, Митя уже заявил в полицию о моей пропаже. Или Мила. Или мама с папой. Организованы поиски, территорию прочесывают волонтеры, собаки, вертолеты. Интересно, какую фотографию близкие выбрали для объявления о пропаже? Наверняка, одну из тех, где я улыбаюсь, где молода и счастлива, где на лице отражаются только самые приятные эмоции.

Может, эта же фотография будет, перетянутая черной ленточкой, стоять на моих поминках. И на памятнике на краю кладбища. Стоп. Стоп. Эти мысли вновь заставляют меня поежиться. Нужно постоянно думать о чем-то хорошем, чтобы отвлекаться от мрачных мыслей. Но это так сложно…

Может, этот урод, который меня похитил, требует у моих родных выкупа? Но у меня ведь ничего нет. Мои родители – не богачи, кроме квартиры и старой ржавой машины, у них нет ничего. Марку я фактически – никто, но думаю, что он мог бы помочь собрать нужную сумму. А, может, и нет. Мне уже не узнать об этом.

Зачем я похитителю? Никаких тайных сведений не знаю – работаю в ресторане, а не в секретном научном институте. Может, он будет надо мной издеваться и поочередно отрезать мне части тела? Сначала уши, потом пальцы? Проводить медицинские опыты? Насиловать? А может быть, я его знаю? Но голос… Его голос мне не знаком. И он не носит маску – не боится быть узнанным.

По-прежнему ничего не ясно.

Мне нужно выжить, потому что помощь уже может быть близко. Я закрываю глаза и представляю, как дверь выламывают, как забегают люди, светят на меня фонариком. Вот, уже сейчас я их услышу. Совсем скоро. Еще чуть-чуть. Нужно только дождаться…

Но будет ли Митя меня искать? Кто, вообще, будет? Неожиданно память начинает ко мне возвращаться: яркими вспышками приходят воспоминания того злосчастного последнего дня… Бедный Митя! Наплевала ему в душу, наговорила ужасных слов, накричала. Картинки в моей голове сменяются одна другой: вот я хлопаю дверью, быстро сбегаю по лесенкам, сажусь в машину. Что же дальше? Вспоминай. Вспоминай! И картинки приходят снова.

Дождь. Сильный дождь льет как из ведра. Тяжелые капли прошивают холодными пулями мою одежду насквозь. Прячусь в машину и слушаю его настойчивый стук по крыше, тереблю в руках ключи, вставляю их в зажигание. На улице темно. Мотор рычит, автомобиль с визгом срывается с места. Куда я так быстро еду? Видимо, куда глаза глядят, потому что дороги почти не разбираю.

Останавливаюсь на заправке, захожу внутрь павильона, достаю кошелек и покупаю бутылку спиртного. Зажимаю ее подмышкой, направляюсь к выходу и вдруг сталкиваюсь в дверях с каким-то колхозником. Тот чуть не сбивает меня с ног.

– Смотри, куда прешь! – Поднимаю выпавшие из рук ключи.

Тихо матерясь, провожаю раздраженным взглядом его удаляющуюся к прилавку спину. Все. Дальше провал. Думай, Ева, думай! Бегу к машине, сажусь и еду. Видимость плохая, почти нулевая. Дворники работают на предельной скорости, но от этого не становится легче – ничего не видно.

Мокрая одежда липнет к телу, по лицу градом катятся слезы, всхлипываю отчаянно громко – стесняться некого, я в салоне одна. Завожу автомобиль и еду. Куда? В каком направлении? Ну же! Ну! Пытаюсь хотя бы что-то разглядеть, но фары бессильны перед плотно стоящей перед глазами темной полуночной пеленой и идущим стеной дождем. Понимаю, что нужно остановиться, но еду дальше.

Где я? Какая-то сельская местность, поля, луга, леса. Довольно далеко от города. О боже… Отхлебываю из бутылки, прямо из горла… Снова и снова. Включаю музыку на всю громкость… Пою! Пою и реву. Похоже, у меня истерика.

Вдруг слепит глаза. Что это? Хм. Какой-то козел пристроился сзади на своей помойке, едет и светит фарами. Я возмущаюсь, мигаю аварийкой и сигналю. Открываю окно и ору ему, чтобы перестал светить мне в задницу. Но он даже днем ничего бы не услышал. На что надеюсь? Господи, да мне же просто хочется умереть. Напрягаю память: шок и жуткий стыд за свое поведение мешают думать.

Давай. Давай, вспоминай! Еще раз: кто-то едет сзади. Судя по всему, на легковом автомобиле. Я кричу, ругаюсь. Жму педаль газа, немного отрываюсь. Зачем? Фактически лечу на бешеной скорости в никуда. Нет! Нет! Сама себе не верю: мою машину уже кидает по дороге. Вспоминаю свой крик. Визг шин. Мокрыми пальцами хватаюсь за руль, пытаюсь вырулить, ударяюсь головой. Машину сносит в кювет, она во что-то с силой ударяется.

Бах! Гулкий хлопок, и прямо мне в лицо впечатывается подушка безопасности. Все происходит за какие-то считанные секунды. У меня шок. Нахожу в себе силы, открываю дверь и выползаю наружу. Темнота. Дождь. Сырость травы. Отталкиваюсь от нее ладонями, встаю и, запинаясь, плетусь к дороге. Вдали показываются огни. Оборачиваюсь: мою машину хорошо видно, горят габаритные огни. Встаю у края асфальтового покрытия и жду.

Машина приближается, заставляя меня прищуриться. Наверное, та, что ехала вслед за мной. Радостно машу дрожащими руками. Кричу: «Эй, сюда! Сюда!» Автомобиль снижает скорость и освещает меня фарами. Видно, что это отечественная «восьмерка» или «девятка». Откидываю мокрые волосы с лица и отхожу в сторону.

Нет… За что?! Нет! Я слышу, как он давит на газ. Понимаю, что автомобиль едет на меня, кричу, пытаюсь отскочить, падаю в грязь. Слышу, как он разворачивается. Подо мной холодные мокрые мелкие камни, они хрустят и больно царапают руки. Из последних сил встаю, нужно попытаться убежать.

Свет. Яркий свет. И последнее ощущение: меня обнимает за талию сильным ударом железный капот. Бам! Я, словно тряпичная кукла, делаю оборот в воздухе и безвольно приземляюсь на уже знакомые мне камни. Никакой боли, только падение в бесконечную черную бездну моего сознания.

Вот, значит, как все было. От этого страшного открытия меня трясет. Левой рукой обнимаю свои коленки. Слез больше не остается. Меня хотели убить. Специально ехали за мной. И это явно не было случайным наездом, ведь автомобиль отъехал назад, чтобы осуществить свою вторую попытку.

О чем я только думала, когда уехала так далеко от города? Какое было число? Тридцатое мая. Воскресенье. За полночь. Стало быть, уже как минимум тридцать первое. Понедельник. Я должна была выйти на работу. Тогда девочки-администраторы в то же утро, наверняка, хватились меня и позвонили всем моим близким. Бедная мамочка… Она же с ума сойдет! Все будут переживать. А вот Мила точно перевернет весь город вдоль и поперек в поисках меня.

Интересно, что почувствует Саша, когда узнает? Испугается? А Митя?

Тем же утром, тридцать первого, должны были найти и мою машину вкювете. Вернее, папину… Блин. Там же осталась бутылка, и все вероятно решили, что я была пьяна за рулем. Хотя, так и было. Как же стыдно… Из-за этого же, а не из-за дождя я улетела с трассы. Сама во всем виновата. Они, наверное, исследуют следы от шин на асфальте, может, найдут капли моей крови и поймут, что случилось что-то страшное. Или подумают, что я, пьяная, вышла из машины и пошла прогуляться в лес? Тогда будут ждать моего возвращения домой… Сколько же времени пропадет даром…

Нельзя терять веру, даже когда надежды совсем уже нет. Провожу языком по зубам – они покрыты вязким налетом. Кажется, что во рту все загнило. Свалявшиеся волосы липнут к лицу, кожу неприятно зудит. Мне противно от самой себя.

Я никогда не любила ходить с друзьями в туристические походы именно из-за отсутствия минимальной гигиены и комфорта. В первый же день начинала чесаться и мечтать о душе с горячей водой и мягким полотенцем. А теперь сижу в этом помещении, пахнущем тленом, и сама выгляжу и воняю не лучше. И выхода нет. Время здесь будто остановилось.

Может, оно и идет, но для кого-то другого. Кто-то живет, влюбляется, женится, ссорится, мирится, дышит свободой. А мое время уже, может быть, совсем на исходе. Есть не хочется, пить не хочется. Остается дышать и думать. Строить планы. Нужно попытаться найти выход отсюда прежде, чем он убьет меня. Прежде, чем сойду с ума, как заключенный в одиночной камере. Из моих глаз беззвучно катятся слезы, пока я, путаясь, повторяю про себя таблицу умножения. Безвыходность тяжелым грузом ложится мне на плечи, густым серым пеплом накрывает меня с головой.

– Ты хотел убить меня, – первое, что я говорю хриплым полушепотом, когда открывается дверь, – зачем?

Он стоит в проеме, навалившись на дверной косяк и закрывая собой тонкую полоску света, проникающую из соседнего помещения. Знаю, что рискую жизнью, затевая такие разговоры, но решаю ему не грубить, чтобы не нарваться на жестокость.

– Ты попалась, маленькая сучка, – усмехается эта тварь, пошатываясь.

Судя по запаху, доходящему до меня, он изрядно пьян. В руке у него болтается бутылка.

– Я все вспомнила. Ты ехал за мной. А потом сбил.

– Да. – Довольный смешок.

– Хотел убить?

– Да. – Он делает нетвердый шаг в мою сторону. Его штормит. – Хотел, чтоб ты сдохла, высокомерная сучка.

– Тогда почему я здесь? Почему не убил?

– Быть твоим хозяином гораздо приятнее.

– Нравится держать взаперти?

– И наблюдать. – Его тон дает понять, что он безмерно доволен.

Решаю сменить тактику.

– Я хочу пить. – Можно попробовать еще жалобнее. – Пожалуйста!

Этот урод тихо посмеивается.

– Ты воняешь, – шатаясь, он делает еще один шаг в мою сторону.

Я инстинктивно вскакиваю, превозмогая боль. Сердце стучит так, что закладывает уши. Вся превращаюсь в страх.

– Все. Пора.

– Что? – От нахлынувшей паники мне хочется орать во все горло. – Что пора?!

– Идти.

– Куда? – Мой голос превращается в хрип.

– На похороны.

– Нет-нет! Пожалуйста, не надо! – Падаю на колени, готовая на все, лишь бы не умирать. – Я сделаю все, только не убивай!

– Дура! – Он вынимает ключ, хватает меня за левую руку и надевает на нее наручник, который отстегивает от батареи.

Меня чуть не выворачивает от внезапной близости с этим жестоким человеком. В нескольких сантиметрах от меня он кажется уже не таким высоким, как тогда, когда нависал надо мной во тьме. От него по-прежнему несет перегаром, потом и дешевым одеколоном. Грубо схватив за руки, он тащит меня за собой к выходу.

– Хотела пить? Сейчас выпьешь. За упокой.

– Прошу, не надо! – Реву и упираюсь ногами, но он явно сильнее.

– За упокой моей матушки. Она уже начинает вонять. Сейчас выкопаем яму, зароем, а потом и выпьем. – Он трясет бутылкой водки у меня над головой. – Иди!

Послушно следую за ним. При выходе из комнаты свет падает на его лицо. Я вздрагиваю потому, что узнаю его. Это тот бомжеватого вида колхозник, который столкнулся со мной в дверях на заправке. Из-за которого я уронила ключи. Которого обматерила.

От следующего его толчка спотыкаюсь обо что-то мягкое и падаю, чуть не вывернув руки, которые сцеплены наручниками сзади. Боль пронзает спину и плечи. Поворачиваю голову, и кровь стынет в жилах: прямо подо мной лежит окоченевший, синюшный труп старухи с перекошенным лицом. На ней надеты длинное платье, клетчатый фартук и коричневые колготки с вытянутыми коленями. Начинаю барахтаться, пытаясь встать, и даже не могу закричать – немею от ужаса.