Лена Гурова
Паша+Маша=?
– Пашенька, ты скоро? – Пропела новая спутница Машкиного мужа. – Мне не очень хорошо, надо на воздух.
– Сдаётся мне, Павел Александрович, вы сами себе не рады. Утомила вас большая семья, новых ощущений захотелось, а совесть деть некуда. Да? Ничего, прополощете в тёплом море, промоете мозги в подводном царстве, попользуете русалок, глядишь, и полегчает. Главное, не перегрейтесь, а то пойдёт обратная реакция, совсем совесть потеряете. Хотя, это проще. – Маша выдохнула, чтобы не наговорить лишнего, похабного. – Не любишь ты её, Пашка! Не любишь. Но это уже ничего не меняет.
Она резко повернулась и пошла, задрав нос. Каблучки стучали, отбивая частый ритм её сердца, душа запряталась в самый дальний угол, ни слёз, ни рыданий. Чай, не девочка… А что, мальчик?
В этот день она особенно плодотворно поработала, нагрузила своих работниц новыми идеями, навезла всяких-разных материалов и фурнитуры. Ночевала в своём кабинетике, почти до утра выстраивая новые выкройки и схемы. Домой нельзя, пока он пустой. Да и работа не даёт умереть…
Вечером все собрались. Узнали, что папа уехал, очень удивились. Но мама Маша играла изумительно, высший пилотаж, народные артисты отдыхают. Через неделю Евдокимовы уехали, Данька перебрался опять на квартиру, дети готовились в школу и всё время спрашивали, когда приедет дедушка, и почему он не звонит. Он им был нужен по их, секретным, делам. Господи, что будет? Все ночи, лёжа в пустой кровати, Маша задавала себе этот вопрос. И ревела, тихо, в подушку. И замечала, что с каждым днём силы оставляют её всё больше и больше. Давление зашкаливает, сердце аритмично выпрыгивает, голова плывёт. Надо что-то делать, пока её не расшибло. Поговорив с Кристиной, она решила лечь на обследование. Да и встречаться с этим "прополоскавшимся" ей совсем не хотелось. Пока её нет, он поможет детям подготовиться к первому сентября. Если, конечно, захочет. А там видно будет…
Кристине было уже тридцать семь лет, клиенты её банка работали повсюду. Она устроила свою мать в хорошую клинику нервных болезней, каждый день проведывала её, разговаривала с врачами. Дочь всё узнала про отца, секретарша доложила. Мама Маша взяла с неё слово, что, пока лежит в больнице, дети ничего не узнают. Данила рассказал, что отец живёт с ним на квартире, объясняя это тем, что хочет передать дело сыну, и ему надо того понатаскать. Но сколько верёвочке не виться… Маше поставили нехороший диагноз, и она отправилась в реабилитационный центр, редко приезжая домой. Данила бросил отца в квартире и переехал в дом. Он пытался поговорить с папой Пашей, хоть как-то понять его, но ничего хорошего из этого не получилось. Только хуже. Больше всего переживала Леночка. Светлый и героический образ её чудесного отца постепенно мерк в глазах ученицы одиннадцатого класса. Этот мучительный процесс наблюдали все, и никто не мог ей помочь. В конечном итоге, она полностью отвернулась от него и взялась выхаживать мать тем более, что собиралась поступать в медицинский. Домой мама Маша вернулась только через полгода, как раз к весне. Ей предстояло наладить их житьё-бытьё, создать хотя бы подобие прежнего, дружного и весёлого дома. Она столько всего передумала за это время, столько прочитала, общалась с психологами, специалистами по семейным делам и разводам. Но ничего конкретного так и не надумала. Придётся действовать по наитию, пусть материнское сердце подскажет.
Маша не стала убирать из дома пашкины вещи, вернула даже те, что её дети уже выбросили. Он – их отец. Ну полюбил другую женщину, никто не застрахован от этого. Папа любит своих детей, надо общаться. Олег, старший внук, доложил бабушке, что он ездит к деду на квартиру, что тот приезжает за Павликом и водит их в детские театры и на представления. Маша узнала, что Данила хотел уйти из фирмы отца, но Макс остановил его. Ведь они работают вместе с Павлом Александровичем, а не в его частной лавочке, фирма – не собственность папы Паши. Вероника приезжала проведать и поддержать маму. И тоже разговора с отцом не получилось. И самое странное: на очередном корпоративе присутствовала новая пассия, но совершенно не беременная. Причём, пришла она одна, и всё время тёрлась около Павла неприличным образом. Народу она не понравилась, все сравнивали её с Машей, и молодуха проигрывала по всем фронтам. Может, эта была другая? В любом случае, Павла Александровича осудили и не поняли. Но, опять таки, что это меняет?
Они давно не виделись…
Когда Маша поняла, что подъехала машина, явно, Павла, у неё подкосились ноги. Она быстро затолкала в рот таблетку, ещё не хватало, чтобы он увидел её немощь. Хрен тебе, муженёк. Сделав вид, что сосредоточенно готовит, быстро вытащила доску и овощи. Открыла воду, брызнула в лицо, стала мыть огурцы.
– Здравствуй, Маша! Как здоровье? – Выглядел он плоховато, синяки под глазами, осунулся, но также подтянут, подкачан.
– Вашими молитвами, Павел Александрович! А ваше? Когда вас можно будет поздравить с долгожданным статусом молодого отца?
– Ребёнка не будет. Не получилось.
– Перегрелись, ай-я-я-й. Но ничего, у вас вся жизнь впереди. Да что это я? Наверняка, уже зачали нового, тебе не привыкать. В добрый путь.
– Маша, давай без ёрничества. Нам же надо как-то общаться. Хотя бы ради детей.
– Вы что, Павел Александрович, считать не умеете? Наши дети выросли, у всех уже своя жизнь. А у внуков – свои родители. Так что, будьте любезны, ограничьте меня от вашего общения. У нас один вопрос – развод. Подадим летом, когда Леночка поступит в институт. Или вам к спеху? Придётся вашей любимой подождать.
– Нет никакой любимой, и я…
– Уволь меня от подробностей. Неужели ты думаешь, мне интересно, что у тебя происходит? У нас теперь проблемы, и те разные. Вы что-то ещё имеете сказать?
– Да нет, всё понятно. Но избавиться от меня не удастся, я буду постоянно находиться в поле вашего зрения, т.е. вы будете находиться…
– Идите, Павел Александрович, идите уже, потеряшка.
Они почти не общались. Маше так было легче. Каждый раз после его ухода она ныряла в спальню, собирала себя в кучу, понимая, что за ней наблюдают несколько пар глаз, детей и внуков. Они очень берегли её, Маша это чувствовала всеми фибрами души. Души, которой у неё не было. Она, как машина, запрограммированная на "что такое хорошо и что такое плохо", выполняла поставленную задачу на "отлично". Автоматически. Что сделала не так? Почему её легко поменяли? Как жить, не понимая? От этих вопросов старалась уходить, забивая голову насущными проблемами, вплоть до собирания по всему дому носков, разнокалиберных и разноцветных…
Один раз за это время Маша пожалела своего, всё ещё, мужа. Узнав от детей, что отец попал в больницу с инфарктом, она решила его проведать. Долго не решалась войти. Врач предупредил, волновать нельзя. И от него же она узнала, что Павел просил обязательно пропустить её, если придёт. Вошла. Он спал. Жалость сжала сердце. На столике перед кроватью не было никаких следов ухода. Даже фруктов. Маша пожалела, что не принесла чего-нибудь домашнего. Стала выкладывать йогурты, соки, всякие диетические вкусности, цитрусы. Села на краешек кровати. Его рука, в синяках от капельниц, лежала совсем рядом. В груди защемило. Чуть вверх, и любимый скорпион… Боже, она сейчас развалится на мелкие части. Да она уже осколок, куда же ещё? Вошёл доктор, поманил её в коридор. Рассказал, какие лекарства нужны, и успокоил, всё не так плохо. Организм крепкий, через пару недель будет дома. Он общался с ней, как с официальной женой. И Маша решила: будет выхаживать. Ей даже полегчало немного от принятого решения. Вернувшись в палату, поймала на себе взгляд Павла, нежный, немного извиняющийся. И улыбка, сдохнуть можно. Она, эта его улыбающаяся физиономия, преследовала её везде: и за завтраком, обедом и ужином, и на работе, и вне её, и снилась, почти каждую ночь. Что же ты наделал, Пашка?
– Как ты себя чувствуешь? – Она опять села на краешек кровати.
Он взял её руку, потянул, прижал к щеке. И, вдруг, сильно обнял её. Очень сильно, она не могла даже трепыхнуться. Ничего себе, больной.
– Ты с ума сошёл? Лежи спокойно, а то меня больше не пустят, – сказала как-то так, как раньше, в той жизни.
Он отпустил. Помолчали.
– Вам пора. – Прозвучало сзади. – На сегодня хватит. И завтра только к вечеру. У нас с утра большое обследование. Не забудьте про лекарства.
Маша ушла, так и не дождавшись ни одного слова. Она брела по коридору, обдумывая план ухода за больным, что приготовить в первую очередь, чем порадовать, какую книжку принести… Навстречу неслась женщина. Темноволосая, с хвостиком на голове, красномордая и широкозадая, почти не накрашена, как будто только от плиты, фартучка не хватало. В глазах сильное волнение, тревога, боль. В руках большой пакет, в котором тарахтели какие-то судки и бутылочки. Это была она – несостоявшаяся мать ребёнка её мужа… Всё встало на свои места. Маша ещё вернулась, принесла лекарство. И, проходя мимо палаты Павла, увидела её, лежащую у него на груди. Совсем чокнутая, ведь нельзя же! Да ей-то, Машке, что за дело?
В больницу ходила только Леночка. Видимо, на лбу у этой девочки расписался Гиппократ, наградив её истинным призванием врачевания. Она, как и мать, пожалела своего немощного отца. Приносила приготовленные мамой любимые папины блюда, читала ему новости, довольно долго просиживала с ним. И ни разу не натолкнулась на его профурсетку. И в холодильнике были только их передачки.
– Мама, она к нему не ходит, – рассказала про свои догадки дочка – А папа очень просит тебя прийти к нему. Очень, мамочка.
Семнадцать лет эта девочка прожила в чудной атмосфере дружного дома, где все любили друг друга, где папа смотрел на маму преданными и восхищёнными глазами, а мама и не скрывала, как обожает своего мужа. Ей было очень сложно. Она, по-девичьи, встала на сторону матери, но, когда поняла, что папа остался один, не то, чтобы простила его, а, как бы отодвинула проблему на время, желание помочь побеждало в её сердце. Если бы можно было выбросить из их жизни это ужасное событие, если бы можно было вернуть папу маме, счастливее её не было бы никого на свете. Если бы…
Машка понимала состояние своей дочери. У неё были те же самые "если бы"… И у старших дочерей тоже. Они совсем отвернулись от своего отца, возможность общаться с внуками Павел, буквально, вымолил…
Даня объявил, как-то обыденно, что женился. За всеми этими событиям они пропустили такие важные изменения в его судьбе. Ему было почти тридцать. Ещё в институте в жизнь сына вползла змея подколодная, Елизавета. Она преподавала у них иностранные языки. Занималась с Данькой дополнительно, используя язык не только в плане обучения. Видимо, развратная, гиперсексуальная мадам, сумела влюбить в себя птенчика-студенчика настолько, что лет семь он не мог от неё оторваться. Только когда вернулся из-за границы домой, Маша облегчённо вздохнула. И вот, на те вам.
– Сынок, как? И кто, эта везучая девушка? Такого парня оторвала.
– Её зовут Карина. Она – папин лечащий врач-терапевт. Мы познакомились неделю назад, а сегодня расписались. По этому поводу приглашаю вас вечером в ресторан. Форма одежды – парадная.
Мама Маша опустилась на стул. Она видела эту врачиху. На вид лет тридцать, высокая, стройная и очень красивая кавказская женщина. И, кажется, у неё двое детей. Тут же вспомнилась Вероничка в руках горца Ажу, и чем это закончилось. Неудачное воспоминание в такой момент.
– Даня, знакомиться с невестой, тем более, женой сына в ресторане? Вот так да.
– Мамочка, она здесь, сидит в машине, стесняется идти. Да и никакого вечера не хочет, я её еле уговорил. Мама, я очень люблю эту женщину. С первой минуты, как только увидел. Уверен, что и вы одобрите мой выбор. Веду?
Маша качнула головой, поплыли круги, башка чуть не отвалилась. Это “нервнопаралитическое…” Говорят, пройдёт со временем, только побольше положительных эмоций…
Молодая женщина стояла за спиной Данилы. Было заметно, что она не в своей тарелке.
– Здравствуйте, Карина! Честно, даже не знаю, что сказать. Поздравлять, что ли?
– Калина, Калина! – От двери нёсся маленький Павлик. – Ты к нам в гости? Ула!
Он её знал. Откуда? Всё прояснила Кристина. Папа Павел ходил с внуком на приём, ему назначили курс процедур, и он оставлял Павлика на это время с ней, Кариной Ашотовной. И так несколько раз. Собственно, Даня там и увидел свою любовь. Она играла с мальчиком в догонялки во дворе поликлиники и чуть не сшибла его дядьку с ног. Папа был первым, кто узнал о вспыхнувшем чувстве сына, и очень обрадовался за него.
– Ну что ж, калины Карины у нас ещё не было. Пришло время, значит. Милости просим.
Жить молодые стали там же, в старой квартире. А Павел купил себе модерновую двушку в новом районе, с видом на реку. Он мог себе это позволить, пожиная плоды своего многолетнего труда. Да и бросать свою деятельность не собирался. Его ещё и уговорили прочитать курс практической экономики в высшей школе повышения квалификации. Он согласился только потому, что не знал куда себя деть в уютной, хорошо обставленной двухкомнатной квартире. Выходные дед посвящал внукам, неимоверными усилиями получив разрешение Кристины, а вот в будни, хоть вой.
В один из таких вечеров к нему пришёл сын, первый раз за всё это время. Он начал свой разговор очень жёстко. Говорил о том, что таких женщин, как мама Маша, уже не делают. Что он так и не понял своего отца, который был примером и кумиром для него столько лет. Что он, ну хоть как-то бы смог оправдать его, если бы отец имел интрижки на стороне, о которых бы мама не знала. Бы-бы… Ну вот так уйти, бросить эту чудную женщину… Как он мог? Маме Маше скоро шестьдесят лет. А кто ей даст? Несмотря на частые недомогания и не очень хорошее психическое здоровье, она выглядит сногсшибательно! А если бы ей не пришлось пережить такой стресс, спасибо тебе, папочка, который унёс несколько лет её жизни, она бы была просто молодой и красивой женщиной. Ведь счастье всегда красит.
Павел молчал, ему нечего было сказать. Больше того, он подписался бы под каждым словом гневной речи Данилы. Ну что это изменит? Маша никогда не простит его. Да и он сам себе не простит эту ужасную интрижку с тупым концом.
Деяние случилось прямо в офисе. Уже начались приготовления к шестидесятилетию. Павел искал не просто хорошего повара, а повара необычного, ему хотелось удивить своих друзей, подать блюда, которые они никогда не пробовали. Но при этом, конечно, вкусные. Каждую пятницу его секретарша, с которой он, кстати, не спал, как это принято, заказывала фирменные вкусности в очередном ресторане, и дома устраивались дегустации. В одну из таких пятниц в дверь постучались, и вошла симпатичная полненькая женщина. Секретарша была отпущена пораньше домой, а про заказ Павел просто забыл. У него ещё были дела, и дегустатор попросил организовать пробу прямо в офисе. А он сейчас придёт. И пришёл. Рыбные блюда с белым вином, мясные с красным, коньячком шлифанули, половым актом закончили. Он даже толком ничего не понял. И самое странное, не получил особого удовольствия. Ему хватало Машки, он уже давно не смотрел налево, спальня в их доме служила им отменно, несмотря на уже совсем немолодой возраст. И вот, здрасьте. Седина в голову, бес в ребро? Как-то тускленько. Зато новая пассия растекалась как тесто, пела дифирамбы мужской силе Павла, заверяла, что никогда такого секса у неё не было. Он только криво улыбался. Ему надо было заткнуть уши, и отделаться от этой поварихи раз и навсегда. Первый раз, что ли? Но елей ласкал слух, и отношения продолжились. Через два месяца молодуха призналась в беременности. И уже на месте чуть ли не жены, стала устанавливать свои порядки. А, попросту, шантажировать Павла. И первым условием был развод с Машей. И новый дом, и машина, и деньги. Классическая подстава, так, тебе, Пашенька и надо. Молодого тела захотел? Новых ощущений? Получи – подвинься… Некоторое время он ещё надеялся разрулить ситуацию, но не тут-то было. Повариха поставила его в известность, что у неё есть компромат для его жены. И как только он захочет избавиться от неё, Маша получит все доказательства его измены. Павел даже обращался к своей службе безопасности, нанимал частного детектива, всё тщетно. Кольцо замкнулось. И так, и этак, Машка всё равно узнает. Тогда старый дурак попросил отсрочки до своего дня рождения, пообещал вывезти любовницу на отдых к морю, и там разрулить все их трудности. А эта звезда организовала их отъезд именно на следующий день после праздника, подстраховавшись конвертом с фотографиями, который утром принёс курьер: в первоклассных снимках, хоть в Голливуд, вся их вакханалия в офисе. Вот тогда он и ушёл. А что оставалось делать? Дать Машке посмотреть кино кому за шестьдесят, с Павлом в главной роли? Перед отъездом, в офисе, у него состоялся серьёзный разговор с давнишним другом, полковником силовых структур. Павел объяснил ситуацию и очень просил избавить его от компромата, за любые деньги. Тот пообещал постараться. И у него это получилось. Обмен произошёл на документы на квартиру, которую Павел купил своей поварихе. В этой квартире они потом и жили. Ему, даже, показалось, что не так-то всё и плохо. Толстуха готовила, как бог, ноги раздвигала по свистку, будь готов – всегда готов, была чистоплотна, не лезла с разговорами о любви. И, если учесть, что дорога назад для него закрыта, жить можно. Но не прошло и месяца, как он понял, что жизнью это существование назвать нельзя. Его, вроде, как и любили, холили и лелеяли, в рот заглядывали. Но он… Всё его "я" заполнила тревога за Машку и чувство вины, как только он узнал о её болячке. Господи, прости и помоги! Это его самый страшный грех! Он даже стал ходить в церковь и ставить свечки за её здоровье. И просить, как умел, прощения. Может, ей передадут?
В один прекрасный день Павел честно признался себе, что даже мысль о близости с будущей матерью его ребёнка вызывает в нём отвращение. И никакие её галушки ему на фиг не нужны. Узнав об этом, толстуха устроила грандиозный скандал. Мало того, она таскалась за ним по всему городу, умоляла, просила подумать. И куда делся её бандитский настрой, демонстрируемый не так давно? Венцом этих отношений стало известие об аборте, который она сделала сразу же по возвращении из Таиланда. Об этом ему рассказала его секретарша, подруга Карины Ашотовны. А он и не заметил, что пузо у его пассии не растёт, потому что она была толстой коровой. Ребёнок поварихе был не нужен, она получила квартиру, деньги, богатого мужика. Ей только открылась перспектива пожить для себя, любимой… Ну не получилось, ну, выкидыш, какая трагедия… По её сценарию Павлуша должен был таскать её на руках, жалеть и оберегать. Мимо! Хотя, квартиру он ей оставил. Но как не хотелось отпускать почти олигарха, да ещё такого красавчика, пусть и не первой молодости, но очень сексуального. Она пыталась оправдаться, врала, выворачивалась, играла, как могла. Даже похудела немного, вот, бедная, как страдала…
Павел вернулся в старую квартиру, пока сын отсутствовал. А потом, чтобы никому не мешать, приобрёл другую для себя, любимого. И пропадал там, скучал и сильно тосковал по прежним, таким счастливым, временам.
И вот теперь, его единственный сын, надежда и опора, всё разложил по местам. И добавить нечего, и оправдаться нечем. Но Павел чувствовал, что Данила не всё вывалил ему на голову, с чем пришёл. Отец усадил его, сварил кофе, достал коньяк. Тот отдышался, немного успокоился.
– Ты всё правильно говоришь, сынок. Я бы отдал все блага мира, чтобы прожить хотя бы один день из той жизни. Зачем колебать воздух? Ничего не вернёшь. Я очень обидел Машу. Предал. Мне нет прощения. – Помолчал, молчал и сын. – Говори уже, Даня, зачем пришёл? Что случилось?
Данька удивлённо посмотрел на отца. Как он догадался? У него и в мыслях не было докладывать ему о своих проблемах. Но что-то же его потянуло к отцу? Самому себе не соврёшь.
– Понимаешь, папа, я очень люблю Каринку. Уже и не надеялся на чистые, искренние отношения. И вдруг, такой подарок. Мы с ней поняли друг друга сразу, даже говорить много не пришлось, всё сказали глаза и губы. Постепенно она вытягивала из меня откровения из прошлой жизни, я рассказывал. Что мне скрывать? Я тоже захотел узнать побольше о ней. И она, как казалось, открыла мне душу. Вроде, всё хорошо. А сегодня я узнал, что у неё есть дети, двое. Дети, это же прекрасно. Зачем надо было скрывать? Она мне не доверяет, поэтому и выспрашивала так дотошно, что да как. Соврала, одним словом. Захомутала, да, пап?
– Это не про неё, сынок. Насколько я знаю эту девушку, она очень порядочная и ответственная. Не слышал ни одного плохого слова в её адрес, правда, по работе. Тут нужно разобраться, ни в коем случае не руби с плеча. Вы очень быстро сошлись, ты ничего, толком, о ней не знаешь, она – о тебе. Чувства – это прекрасно, но реальная жизнь, иногда, подносит такие подарочки, какие и в голову не придут на ночь глядя. Она сейчас где?
– Домой ушла, к себе. Сильно плакала, когда я сказал, что она меня обманула. Ну, а что я должен был сказать?
– Выслушать её ты должен был, а потом уже говорить. Так, ладно. У меня есть один товарищ, я ему сейчас позвоню. Посиди, – и вышел на лоджию.
У Даньки было паршиво на душе. "Таких, как мама не делают", – очередной раз подумал он. Она была для него идеалом, любимая мамочка. Он не пошёл к ней со своими проблемами, не хотел тревожить. Да и здоровый лоб уже, нечего мамочке в жилетку плакаться.
– Ну вот что, дорогой мой дурень с балалайкой. У твоей Карины была сестра, старшая. Два года назад она вместе с мужем погибла в автокатастрофе. Там какая-то тухлая история, о ней у них не говорят. Заботу о детях взяли на себя бабушка и Карина. Официально, опекуном является бабуля. На самом деле, дети называют мамой Карину. Им четыре и три года, мальчик и девочка. Она, видимо, подготавливала тебя, не хотела вываливать на твою бестолковую голову всё сразу. Вот так.
Данила сидел, как пришибленный. Что он наговорил? Да ему теперь всю жизнь отмаливать у неё прощение. Бедная девочка, с каким дураком ей пришлось связать свою жизнь…
– Надо идти, Даня. Я с тобой, прикрою от гнева праведного.
Нашли Карину не сразу. Она оказалась у мамы Маши вместе со своими детьми. Разрулив ситуацию так, как умела только она, любящая мама и мудрая бабушка, всех пригласили за стол пить чай. Маленький Павлик, на правах хозяина, показывал детям Карины свои игрушки, книжки, альбомы, карандаши. Они стеснялись, стояли рядышком, плечо к плечу, им было неуютно в чужом доме. Данила сел перед ними, спросил, как их зовут, и больше не отходил от этих замечательных детей весь вечер.
– У нас здоровский сын, Машка. – У Павла на глаза навернулись слёзы, сентиментальным стал.
– Не спорю. В отличие от отца! – Рубанула Маша.
Мол, не расслабляйтесь, сэр.
Надо возвращаться в свою опостылевшую пустую квартиру. А как не хочется…
Вот так и жили. Конечно, встречались. Дни рождения, праздники, памятные даты. У них, Маши и Павла, было столько общего, куда ж от этого денешься. Разная только чисто личная жизнь. Маша ездила в санаторий, посещала реабилитационный центр, работала в удовольствие. У неё появился воздыхатель, сосед, бывший военный, живущий один. Он приглашал Машу в театр, на концерты, просто погулять. Ходили под ручку, как степенная пара. А Павел бесился. Они так и не разошлись, хотя Леночка уже училась на первом курсе мединститута. Как-то надобность отпала, зачем позориться лишний раз. Маша всё ещё жена Павла Александровича, а этот крутится вокруг неё, цветочки, подарочки, билетики. А что, если… И он решился, организовал посещение Большого театра. Они делали такие подарки своим сотрудникам не один раз, частным рейсом туда и обратно, могли позволить такую роскошь. И члены семей тоже имели право на поездку. Маша не смогла отказаться от такого искуса, и они полетели. Дело было под Новый год, театралы решили не улетать сразу после балета, переночевать, поболтаться по праздничной Москве, вернуться на следующий день.
Если человек не был в Большом, а тем более, русский человек, он зря прожил жизнь. Несколько часов чуда пролетают, как одно мгновение, а оставляют послевкусие на всю оставшуюся жизнь. Маша растаяла от музыки, пережив бурю эмоций, от завораживающих движений танцоров, от театральной атмосферы, да даже от особого запаха, тягучего, обволакивающего, погружающего в эпоху, разворачивающуюся на сцене. Павел не мог нарадоваться, читая в глазах своей всё ещё жены искренний восторг, полное растворение в сменяющихся сценках и декорациях, да просто счастье. Машу пошатовало, и он всё время держал её за руку. Или поддерживал за талию. Любое прикосновение к жене приносило ему громадное удовольствие, просто дотронуться, зацепить пальцы, почувствовать её рядом. Платье с глубоким декольте, голые руки, нитка жемчуга, меховой палантин… Отвал башки… Девятнадцатый век рулит, как сказали бы их внуки.
Добрались до гостиницы поздно, сил не было никаких. Маша только в комнате поняла, что Павел зашёл за ней.
– У нас что, один номер на двоих?
– Как обычно. Никто не будет разбираться в перипетиях личной жизни. Не волнуйся, я лягу на диване. А ты, пожалуйста, располагайся.
Платье никак не поддавалось, Маша боялась порвать молнию. Ну что за напасть, как в плохой мелодраме. Павел молча подошёл, расстегнул. Почему-то она не стала просить его отвернуться и всё такое. Разделась, отправилась в душ, улеглась. Ноги гудели. Каблуки в её возрасте, это вам не шуточки. Обычно, Паша в таких ситуациях спасал её массажем ступней. Балдёж, да и только. Она уселась, подтянула ноги и попыталась сделать это сама. Жалкое подобие, но всё-таки.
– Я сделаю, – он стоял в проёме. – Мне не сложно. Как врач пациенту.
Машка не смогла отказать себе в таком удовольствии, улеглась, вытянув ноги. И когда почувствовала, что Павел не просто массажирует, а уже и целует уставшие ножки, а её одолевает сексуальное влечение, какого не было уже сто лет, попыталась накрыться одеялом, отмахнуться от наваждения, совсем раствориться, не допустив позора. Поздно, скорпион уже навис над ней и уволок, цепляя жадными губами, в мир наслаждения и блаженства. А Машка думала, что уже никогда не сможет ощутить что-то подобное. Раз с когда-то любимым нельзя, с чужим не может быть и речи.
– Что это было? – Промямлила "бесстыдница".
– Это любовь, Машуня! Её не вырубишь топором, не убьёшь. Она или есть, или нет.
– Ты соображаешь, что говоришь? – Она уже взяла себя в руки. – Какая любовь? Твоя разнообразная или моя одиночная? Чувствуешь разницу? Просто сексуальное влечение, просто давно не было. Скажем так, для здоровья. Но это ничего не значит, слышишь?
– Маша, это не просто влечение. Мы получаем удовольствие друг от друга на подсознательном уровне. Я же чувствую тебя, знаю все твои трещинки, все твои секретики. И очень люблю. Так, как с тобой, у меня не было ни с кем, и не будет.
– Мне сейчас надо расплакаться от умиления? Оказывается в списке моего мужа я на первом месте! И потом, у вас, Павел Александрович, ещё есть возможность найти замену и мне, и всем вашим профурсеткам. Сейчас с этим делом просто. Были бы деньги, и любая проститутка сделает всё, что угодно клиенту. Вперёд! Не опоздайте! Здесь, в гостинице, наверняка, такие есть! – Её трясло уже не на шутку, а таблетки в сумке.
– Машенька, прошу тебя, не надо. Ведь всё хорошо, ну хотя бы сейчас. Где твои лекарства? Всё, всё, я тебя не трогаю, успокойся, моя родная.
Он догадался где, принёс воды. Уложил, сильно прижал к себе, сопротивление было сломлено. И Машка улетела в царство Морфея, уткнувшись носом в знакомого до каждой чёрточки скорпиона. Как не вовремя силы оставили её, но хорошо, что не запустился процесс самобичевания, дав возможность отдыха полыхающей душе. Ей снился чудесный сон: они с Пашкой, молодые, сильные и смелые, догоняют друг друга в ромашковом поле, падают в эти ромашки, и он целует её нежно и бережно, как маленькую девочку, чтобы не плакала. А Павел и вправду целовал её, слизывал слёзы, и опять целовал, нежно и бережно.
– Машенька, просыпайся, всё на свете проспишь. – Павел, уже одетый, стоял у кровати. – У нас обширная программа, хотелось бы всё успеть.
Она таращила на него глаза, не понимая, где же ромашки? Спускаться с небес на землю так не хотелось. И она раздета… Машка всё вспомнила, опустила глаза, очень захотелось плакать. А как было хорошо там, во сне. Она почти на физическом уровне ощутила это счастье, оно жило в ней. И вот, реальность… Так, бабушка, ты ведь тоже не была против этого "разврата". Значит, по обоюдному согласию.
Пашка понял терзания своей жены, раскаивание у неё было написано на лице.
– Маша, прошу тебя, оставь разборки на завтра, а лучше, вообще, не забивай себе голову. Ну было, и было хорошо. Это как под гипнозом: просто твоё тело вспомнило моё и не удержалось. Потому что я люблю тебя. И это – чистая правда. Прекрати строить из себя падшую женщину. Ты – моя жена. И я готов ради тебя на что угодно. Только скажи.
Она ничего не понимала. Физически чувствовала себя великолепно, выспалась, отдохнула. Но морально – разброд и шатания. И, о ужас, побеждало желание послать всё к чёрту, устроить, себе, любимой, праздник. Вместе с Павлом.
Новогодняя Москва … Небольшой морозец, яркое солнце, снег поскрипывает под ногами. А иллюминации даже днём навевают праздничное настроение. Они гуляли уже пару часов. Машка не хотела ни в какие магазины, она давно одевала себя и свою семью в личном ателье. Даже кашемировое пальто (надо было надеть шубу, знай она, что они останутся) с большим воротником-капюшоном, длинное, цвета первозданного снега, затянутое на талии чёрным ремнём, сшила неделю назад, под вдохновением. Дополнено оно было черным шарфом, перчатками, сапожками и вязаной стильной сумочкой в стиле чёрно-белой "гусиной лапки". Маша начала замерзать, напяливать на голову чёрный шарф совсем не хотелось. Пашка догадался. Он сегодня понимал её с полуслова, с полувзгляда, с полувдоха. Они зашли в небольшой ресторанчик, заказали кофе и никак не могли решить, надо ли поесть сейчас, ведь через пару часов их ждали в конгресс-холле на обед с московскими партнёрами.
– Здравствуйте, Павел! Надолго к нам? Не забудьте уделить мне немного вашего драгоценного времени, адрес тот же. Принести, как обычно? А вашей маме? – Около них стояла моложавая женщина, за сорок, в сильно обтягивающем платье, из которого вываливалась грудь.
