Lars Gert
Вместе на Край Света
– Хватайся скорее! – Громко воззвал Вернер.
Из последних сил Эрика ухватилась за противоположный конец верёвки обеими руками, и мальчик стал тащить её оттуда прочь, пятясь назад, и не увидел ветку дерева за своей спиной, больно ударившись, но на ногах он удержался.
Вытащив таки свою приятельницу из лап вязкой жидкости, Вернер начал её укорять:
– Куда тебя понесло?! Я так испугался за тебя… Больше так не делай!
Оба замёрзли – день клонился к вечеру; их трясло, как грушу.
Эрика молчала, дрожа от прохлады, сырости и страха, точно осиновый лист.
– Как собака чихает? – Неожиданно спросил Вернер, присев перед спутницей на корточки, пытаясь заглянуть ей в глаза. Та широко распахнула два зеркала своей души, но ничего ему не ответила.
– Как кошка умывается? – Задал очередной вопрос мальчик.
Дочь мельника, почувствовав какой-то подвох, вопросительно посмотрела на своего друга.
– А как хомяк кушает? Как белочка грызёт орешки? – Не унимался мальчуган. Эрика прыснула от смеха, но быстро его подавила.
Когда же Вернер начал показывать, как чихает собака, как умывается кошка, как ест хомяк да как белка грызёт припасённые ей орехи, девочка не выдержала и уже хохотала вовсю.
– Вернер, ну ты чего? – Смеялась Эрика, игриво толкая того в грудь ручками.
– Ну, слава Богу. – Вздохнул с облегчением сын Вильгельма-кузнеца.– А то я уже думал, что никогда не подниму тебе настроение. Пойдём домой, уже поздно. Скоро стемнеет, нужно успеть вернуться. Поднимайся! Я доведу тебя.
Мальчик помог ей приподняться.
– А как же твой день рождения? Тебя не будут ругать? Меня-то точно прибьют… Да и идти нам в разные стороны!
Вернер, ничего не отвечая, взял её за руку и повёл за собой. Доведя девочку до самой калитки её дома, он сказал:
– Ты извини меня. Это я виноват; не доглядел. Мне жаль…
Дочь мельника подпрыгнула и, чмокнув того в щёку, убежала восвояси; только её и видели.
А мальчик, краснея, стоял и глядел ей вслед. Поцелуй горел на его щеке, и Вернер приложил к ней свою ладонь.
– Это был лучший день рождения в моей жизни! – Изрёк он и зашагал домой.
Хайди и Дитмар, завидев грязнулю-дочь в испачканном платье, с растрёпанными волосами и с двумя полными корзинками в руках, захотели одновременно и отлупить, и прижать к груди:
– Ты где была?! Отвечай немедленно!
Та послушно всё изложила.
– Отныне ты наказана. – Ворчали родители, сетуя и отмывая свою нерадивую дочь от грязи, после вытирая насухо полотенцем. – С этих пор ни на шаг из дома! Никакого леса! И чтобы мы ни слова больше не слышали ни о каком Вернере!
Ревя, Эрика убежала к себе в комнату и заперлась там. Она свернулась в самый беспомощный комочек в мире, и стала жалобно хныкать горькими слезами, предварительно накрывшись одеялом с головой.
Через час послышался стук.
– Эрика, это мама и папа. Открывай…
Девочка выполнила их просьбу и снова рухнула на свою кровать.
Хайди присела на краешек её постели и нежно, заботливо погладила дочь.
– У нас забот невпроворот: Эмма скоро покинет наше гнёздышко… Я сегодня рассчитывала на твою поддержку – думала, ты поможешь мне с платьем; его нужно закончить.
Эрика надула губки.
– У меня чуть сердце не ушло в пятки. – Наклонилась Хайди. – Я оббежала всех соседей, всех на уши поставила. Однажды ты подрастёшь, и тоже станешь мамой. Тогда поймёшь, почему я так переживаю.
Они обнялись.
– Спи сладко, мой птенчик; мой котёнок, моё солнышко… – Поцеловав дочку, Хайди вышла из её комнаты.
«Моё сокровище», добавила она уже немного погодя, стоя за дверью, и ушла шить; шить всю ночь напролёт.
Только неспокойной оказалась эта ночь: внезапно погиб старший сын егеря Вальдемара, воин Майнхард, сражённый длинной чёрной стрелой. Но, умирая, он успел дёрнуть несколько раз за цепь, намотанную на язык большого тяжёлого колокола, звон которого разнёсся на несколько лиг вокруг. Колокол висел непосредственно в сторожевой башне, а сама башня, будучи частью хорошо укреплённого замка, выдавалась немного вперёд, в сторону Севера; в её цели и задачи входили наблюдение и оповещение. Поэтому тот, кто совершил сие беззаконие, поступил очень расчётливо: теперь замок остался без ушей и глаз; без постового – как без рук.
Гул медной громадины немедленно услыхали ландскнехты из гарнизона «Северная застава», которые базировались в этом же замке.
Все проснулись. Зажглись огни. Кто-то выбежал наружу, озираясь по сторонам.
– Что происходит? – Спросонок зевнул один риттер, ничего не понимая.
– Сам не знаю. – Едва продрав глаза, засопел носом другой.
– Почему я слышу колокол? – Рявкнул третий (наверное, командир гарнизона). – Я один его слышу? Где Майнхард, чёрт бы его побрал?
– Он же в башне, милорд. – Испуганно произнёс ещё кто-то.
– Гул утихает. – Заметил первый ландскнехт.
– Вот именно; то и странно. – Добавил второй. – Если бы наш постовой был жив, он бы или продолжал звонить, или спустился бы уже сюда вниз по винтовой лестнице.
Все посерели.
– А который час?
– Полночь.
– Что-о?! – Выпалил главарь гарнизона, бледнея ещё больше. – Боевая тревога! Быстро всем одеться! К оружию!
Подняв весь гарнизон на ноги, самый главный велел всем окружить замок для отражения возможных атак, а сам полез в башню.
– Майнхард! Нет!!! – Начальник стражи обнаружил лишь мёртвое тело, постепенно холодеющая рука которого сжимала обрывок листка бумаги со строками: «Простите, моя бдительность не уберегла меня сегодня… И на кого я вас оставлю? Поклон моему отцу».
Тщетно вглядываясь в черноту, хозяин цитадели погрозил неизвестности плотно сжатым кулаком:
– Кто бы ни сделал это, я найду его! Я разыщу эту тварь и спущу с него три шкуры. Он ответит мне за всё. Явись мне, несущий смерть, и мы поквитаемся с тобой!
Однако некто, человек-убийца словно выжидал; наверняка ждал удобного случая, чтобы поодиночке перебить пограничный отряд.
Настал час, и рухнул замертво один из ландскнехтов, а за ним ещё один и ещё.
– Да нас всех тут перебьют! – Возмутился кто-то. – Всё, я умываю руки. Кто со мной? На вольные хлеба.
– Мы же дали клятву королю! – Возразили тому в ответ.
– Охранять северные границы королевства за жалкие гроши? Нет уж, увольте.
Спустившийся вниз начальник стражи, услышав разлад в его стане, сказал следующее:
– Предатели! Вон из строя! Те же, кому дороги честь и доблесть; для кого данное однажды слово – не пустой звук, пусть остаются, чтобы биться до конца.
И никто не посмел уйти, а зачинщики стыдливо склонили свои головы.
– Сегодня был сражён наш друг; наш сухопутный юнга и брат. – Продолжал главарь гарнизона. – Вот, осталось нас много меньше сотни. Но разве мы трусы? Когда это мы бежали, поджав хвосты, точно какие-то щенки? Нет, мы псы войны; мы те, кто принимает на себя первый удар; так примем же его достойно!
Слова говорившего приободрили стоявших.
– Ты, – Скомандовал начальник гарнизона одному из своих людей. – Скачи скорее в Грюнштадт; пусть не опускают мост надо рвом. Ты, – Приказал он второму. – Поспеши быстрее в Дарингард; пусть пришлют нам подмогу. Ты же, – Наказал он третьему. – Возьми себе лучшего коня; того, что прислал Хорст, и ветром дуй во весь опор в столицу нашу, в замок Вальдбург, дабы предупредить нашего короля о том, что деется страшное на Севере. Пусть его регулярная армия, его гвардия будут готовы ко всему, ведь неизвестно, что нас ждёт. А уж мы, ландскнехты, продержимся, сколько сможем.
Трое всадников поскакали в разные стороны – на восток, на запад и на юг.
– Да сопутствует вам всякая удача! – Пожелал им начальник гарнизона. – Все остальные – за мной!
Не доехал первый всадник до Грюнштадта, ибо пробило его насквозь умело брошенное вдогонку копьё; не доехал и всадник второй, что мчался в Дарингард, потому что его лошадь, чего-то испугавшись, встала на дыбы и, скинув своего наездника, затоптала его насмерть, убежав в неизвестном направлении.
Настал рассвет, и вот: мчится третий всадник, не ведая усталости; сильный конь под ним, и вороной; выносливый весьма. По горам и по долам, минуя реки и ручьи, все бурные потоки; с самого Севера через весь Кронхайм держит путь тот всадник. Далеко позади леса, луга, поля и водопады, и сколько ещё их впереди?
Тяжёл тот путь, то отпущенное бремя: дышит еле-еле конь под жёсткою сбруей, фыркает ноздрями он устало. Остановился всадник, и мрачности его не было предела. И оглянулся назад, и почудилось ему, что огненные реки настигают, сжигая всё на своём пути. И упал с коня, и провалился в глубокий сон, лёжа на земле, ещё толком не прогретой поднимающимся наверх солнцем. И открылось всаднику, что перешло большое войско Тот Берег, и полегли в неравной схватке все ландскнехты из его гарнизона. Был то вещий сон…
Пробудившись от того, что конь толкает его своей мордой, нетерпеливо стукая копытом по земле, всадник в спешке запрыгнул в седло и стрелой полетел в Вальдбург.
– Отворяй ворота! Живо! – Завопил человек в шлеме с опущенным забралом, а под ним конь чернее ночи. Одной рукой он держал поводья, а другая была поднята высоко вверх, сжимая длинный меч, и меч этот был как продолжение руки.
Райнхард, привратник внешних королевских ворот, кольцом окружавших город, немедленно распахнул их, потому что на шлеме у всадника были перья, которые носили только ландскнехты с Севера. Райнхард даже подумал было, что прискакал его брат, Майнхард.
Не успел он открыть ворота, как нежданный гость влетел в освободившееся пространство, и на полном ходу поскакал прямо к самому замку, и вид этого странника внушал и страх, и испуг; настолько он был грозен.
Реют вымпелы на флагштоках; снуют туда-сюда бюргеры.
«Вальдбург», вымолвил путник, но без радости в голосе. Спешившись, он подошёл к внутренним воротам дворца, но путь ему преградили гвардейцы с алебардами наперевес, одним из которых был Герхард, ещё один сын Вальдемара.
– Ты по какому делу? – Настороженно спросили привратники.
– Держу я свой путь с самого Севера; несу я плохие вести. Нет времени объяснять, я скакал почти без остановок. Отведите меня в тронный зал на аудиенцию к королю либо прямиком в его покои; это очень важно. Дело не терпит отлагательств.
– Король нынче трапезничает…
Расшвыряв стражей, вестник зашёл во дворец, и лабиринтом он показался всаднику на чёрном коне.
Король Кронхайма, владыка Адальберт в это время действительно наполнял своё чрево всякими блюдами. Помимо основных яств, сегодня в рационе преобладала рыба – лосось, форель, частик, толстолобик; что сказать – четверг, рыбный день. Как человек и как правитель Адальберт был неплохой; однако годы и длительное перемирие с Тотенхаймом сделали короля скептиком. Его супруга, королева Аделина, являла собой яркий пример женщины мудрой и степенной. Что же до единственной и ненаглядной дочери, пятнадцатилетней принцессы Каролины, то она была немного взбалмошной.
Харальд, верный оруженосец короля, тайно влюблённый в Каролину, не дремал, и через некоторое время гонца приволокли к Адальберту в тронный зал. С королём был летописец Хельмут.
– Вот, ваше величество. – Кивнул Харальд, указывая на связанного вестника. – Этот наглец растолкал всю стражу и прорвался сюда без зазрения совести.
– Вы теряете время. – Молвил тот. – То драгоценное время, которое у вас ещё есть.
Адальберт подал знак. Гонца развязали, и он поклонился королю.
– Кто ты? – Поинтересовался владыка Кронхайма, сощурившись на него.
– Я ландскнехт из гарнизона в Северной Заставе. – Вестник опустился на одно колено. – Государь, я просто боялся не успеть. Кто-то начал палить стрелами по нашим рыцарям, и преимущественно в шею; один и тот же почерк длинной чёрной стрелой. Эти стрелы выкованы кузнецами не нашего королевства. А случилось всё ночью много дней назад, и наш руководитель (твой вассал, о господин), повелел мне доставить тебе весть о том, что северный рубеж королевства смят…
– Не Майнхарда ли это гарнизон? – Перебил говорившего Адальберт.
– Его убили первым. Однако мы услышали колокол с его сторожевой башни, хоть и мало это чем помогло. Но предупредить тебя мы были обязаны; ведь мы все твои верноподданные, о великий король!
– Жаль Майнхарда; это был преданный мне слуга. – Сочувствующе сказал Адальберт, но как-то неубедительно. – Знаю я всю его семью. Пошли весточку его родным и близким; настало время оплакивать того, кто достойно защищал наши интересы.
– Передайте им вот это. – Протянул вестник стоявшему около него Харальду клочок записки. – Он набросал это своей кровью перед смертью. Она давно свернулась, и всё написанное отчётливо видно.
Харальд передал огрызок королю. Тот, сморщившись, прочёл всё от начала до конца.
Каролина в это время восседала в своих покоях. Потом она встала, подошла к окну, не обратив внимания на Вредную Птицу, сидящую на ветке дерева, и вздохнула, разговаривая сама с собой:
– Эх, уехать бы в поместье Блюменталь! Там так чисто и свежо; тепло, светло и хорошо! День за днём проходит в этих стенах, и всё мне здесь чужое отчего-то. Поклоны ото всех мне беспрестанно, а не нужно это мне совсем. Устала находиться, точно узница какая, в темнице за решёткой. Тут, в замке – скукота; а в городе – всё суета. Торопятся куда-то и зачем-то; не понять мне, видимо, сего. Меня считают выскочкой, задирой, хулиганкой за спиной, но в глаза – притворная улыбка «доброты». Вырваться б на волю, в чистом поле кувыркнуться; на столп сена прыгнуть, поваляться…
Раздумья принцессы были прерваны зашедшей в её покои личной горничной, которая принесла на подносе напиток. Каролина снова превратилась в лёд.
– Разве я просила сок? – Очень холодно и сухо выдавила принцесса, плотно поджав губы; процеживая каждое слово.
Служанка побелела, как полотно.
– Нет, но так принято…
– Принято – кем? Моим отцом? – Грубо оборвала её наследница престола и, подойдя поближе, взяла с подноса стакан и вылила всё содержимое на голову несчастной. Та с воем выбежала вон.
Сначала Каролина осталась довольна своим поступком, но позже её начала мучить совесть.
«Да где же Харальд?», шептала принцесса. «Убегу с ним отсюда куда подальше…».
– Какие будут приказания, о мой король? – Вопрошал вестник, переминаясь с ноги на ногу.
– А каких приказаний ты ждёшь? – Зевая, отстранённо спросил Адальберт – ему явно было не до всей этой заварухи.
– Ну, как же… Выслать подмогу, готовить основное войско!
– Я очень сильно сомневаюсь, мой юный друг, что у вас там произошло что-то настолько серьёзное. – Недоверчиво скосил на гонца свои глаза король Кронхайма. – Небось, заявилась к вам шайка бандитов, а вы, отвыкнув от настоящих стычек, управиться с ними не сумели. Если впредь повторится что-либо подобное – сниму всю вашу братию с довольствия! Ни копья не получите из государевой казны…
Хотел было вестник сказать Адальберту, что никакой «братии» уже нет, но передумал. Он стоял, смотрел на своего короля и не узнавал его.
«Одно из двух – или я перегрелся тут после морозов Севера и ничего не соображаю; или короля точно подменили. Не тот это король, которому я присягал на верность», откланявшись, растерянно бормотал про себя ландскнехт.
– Наверное, надо было его покормить? – Спросил у Адальберта Харальд, когда тот ретировался. – Он ведь с дороги; устал.
– Он ландскнехт, вольный рыцарь; так, всего лишь наёмник, коих я наберу запросто снова. Пусть кормится самостоятельно. И пусть скажет спасибо, что он одет и вооружён на жалование из моей казны, а также за то, что моя стража не снесла ему голову за его дерзость.
Харальд хотел ещё что-то спросить, но король жестом руки остановил его:
– Пустое. – Отрезал он. – Я знаю, что ты скажешь. Что Адальберт стал стар, труслив и лицемерен. Разве нет? А коль по мне, я бы не сильно доверял этому сброду прохвостов, которые гордо именуют себя «ландскнехтами». Да, мне жаль Майнхарда, Харальд, хоть и чувствую я в твоём взгляде недоверие; но пусть уж лучше погибнет один дозорный, чем вся армия. А теперь ступай.
Что же до гонца, то проходя мимо Герхарда, носитель чёрных вестей кинул ему что-то вроде «мне очень жаль», оставив того в недоумении, сел на своего вороного коня и помчался обратно на Север, точно искал свою смерть. Запирая за ним ворота, Райнхард долго всматривался в растворяющийся на горизонте силуэт, покуда вестника не стало видно вовсе.
«Может быть, всё ещё обойдётся?», размышлял о судьбе гарнизона оруженосец Харальд, выйдя от короля и направляясь к окну принцессы Каролины, дабы сметь надеяться хотя бы на платок, небрежно брошенный оземь её рукой.
Ах, если бы всё было так!
ГЛАВА II. ЧЁРТОВА ДЮЖИНА, ИЛИ КОЗНИ КОЛДУНА
Пришёл час, и объявился далеко на Севере, в королевстве Вёллерланд злой волшебник. Восстал сей колдун уже давно, и имя ему Магнус. Не было ему равных в магии и волшебстве, а вотчиной ему служил замок Кэстлинг, что на равнине Кандербелл. Чародей этот, прослышав о великом королевстве Кронхайм, в котором живут весёлые, добрые, честные и отзывчивые люди, воспылал к нему чёрной завистью. Побывав пару раз в окрестностях того королевства под видом простого проходимца, скривился кудесник при виде счастливых лиц; это зрелище его злило, бесило и очень раздражало. В особенности же неприятие колдуна имелось к поместью Блюменталь, потому что его жители верили в высшую Сущность, поступали правдиво и справедливо.
«Ненавижу!», думал про себя маг. «Меня тяготит от того, что кому-то хорошо».
Магнус, недолго думая, сел на коня и помчался к горе Элверт, на которой высился замок Траурикс, столица королевства Вёллерланд.
Колдун был вхож во все двери, поскольку имел большое влияние на тамошнего короля. Выпросив разговор наедине, он завёл такие речи:
– Вот, к югу от нас лежат земли, преисполненные плодородия. Не почва, а сплошь чернозём. Что ни посадят местные жители, обязательно взойдёт и расцветёт. На их лицах постоянно играет улыбка; их сердца чисты и бескорыстны, а помыслы лежат вдали от всего дурного. Друг за друга они горой, всяческое между ними согласие.
– К чему ты клонишь? – Непонимающе спросил король Вёллерланда.
– Возьмём, да и нападём на королевство Кронхайм! – Предложил волшебник. – Король их тряпка, подкаблучник.
– А-а, я и забыл, что есть такое королевство на нашем континенте… – Очнулся король Вёллерланда. – Адальберт всегда был слишком мягок и нерешителен, но у него очень мощная армия; его люди отважны и сильны, сплошь храбрецы. Просто так их не одолеть.
– Мы можем пойти на хитрость. – Настаивал Магнус, и нехорошим пламенем горели его глаза.
Но влиятельный собеседник быстро раскусил коварный замысел чёрного мага.
– Честно тебе скажу: я не хочу в этом участвовать. – Так ответил колдуну король. – Я не хочу лишний раз ссориться со своими соседями. Зачем мне это?
Магнус ушёл сегодня ни с чем, но зерно заманчивости, брошенное им, спустя некоторое время дало ростки в сердце короля, и владыка вскорости сам призвал тёмного колдуна.
– Вы звали меня, о повелитель Севера. – Поклонился Магнус, догадываясь, зачем он понадобился королю.
Тот внимательно, даже пристально оглядел чародея с головы до ног, ведь его лохмотья видали лучшие дни, и усмехнулся, признавшись:
– Не желаю я вторгаться в описанные тобой земли. Не по нраву мне сие.
Магнус заскрипел зубами, подавляя в себе всякое разочарование.
– Однако найдётся ли подходящий повод?
У колдуна заблестели глаза.
– Разве подобает настоящему королю оставлять свои земли без защиты?
– Ты это к чему? Не говори загадками.
– Говорят, Адальберт стал до крайности скуп.
– И? Для меня это не новость. Продолжай.
– Некоторые его ландскнехты, чтобы выжить, начали устраивать разбойничьи засады; в основном, на тех купцов, что везут съестное. Они делают это вынужденно, дабы не умереть с голоду.
– Дальше.
– Некоторые купцы – уроженцы наших мест. А это уже повод.
– Допустим. Что ты предлагаешь – перебить всех ландскнехтов Адальберта? У меня нет на это ни времени, ни желания.
– Не всех, о повелитель Севера, а конкретно тех, что несут службу в гарнизоне их Северной Заставы.
– Ты в своём уме? Этот гарнизон славится своей принципиальностью; они лучше подохнут с голоду, но никогда не будут промышлять разбоем!
– Так не всё ли равно, которые из ландскнехтов изменили своему королю? Не думаю, что Адальберт будет особо разбираться. А нам просто необходимо прибрать к рукам Северную Заставу, потому тот форпост имеет очень важное стратегическое значение: с него хорошо просматривается практически весь Север. Перво-наперво нужно снять стрелой дозорного, который ежедневно дежурит в сторожевой башне. Сделать это следует весьма аккуратно, по-тихому, чтобы никто ничего не заподозрил. А без часового ландскнехты будут обезглавлены – некому ведь будет предупредить их о нашем перемещении с Севера в земли Кронхайма через Тот Берег. Так мы перебьём их всех, поодиночке, при помощи наших лучников, и путь на юг будет свободен.
– А ты хитёр! – Засмеялся король Вёллерланда, потирая руки в предвкушении быстрой победы. – Ты меня убедил. Ладно; поступай, как знаешь, но докладывай о каждом своём шаге, потому что я хочу быть в курсе всего происходящего.
Этот страшный диалог между Магнусом и его королём случился накануне гибели Майнхарда и всего его гарнизона…
На этом, разумеется, чёртов колдун не успокоился, и спустя месяц после визита вестника в Вальдбург Магнус направил послов к королю Кронхайма с достаточно наглым извещением: королевство должно платить Вёллерланду дань.
Чародей всё предусмотрел: он знал, что Адальберт никогда на это не подпишется – каким бы ни был стареющий король, каким бы он ни стал, рядом с ним была его супруга Аделина – а это та женщина, что не меняет со временем своё мировоззрение.
Аделина немедленно начала вооружать регулярную армию – стрелков дротиками и пращей, лучников, арбалетчиков, алебардщиков, пикинёров, копьеносцев, секироносцев, гвардейцев-меченосцев и многих других; войско пешее и войско конное.
– Ты же мне обещал совсем другое! – Укоризненно заявил кудеснику король Вёллерланда. – Какого дьявола эти остолопы стянули своих псов к моим границам? Аж в глазах рябит от их вымпелов… Да если я выйду из себя, я их опрокину! Кем они себя возомнили?
– Спокойно, мой король. – Ответил Магнус. – Поверь, всё самое интересное только начинается; оно ещё предстоит.
С этими словами злой волшебник поскакал на юго-восток, в королевство Тотенхайм. Итак, позади уже и замок Иннерхауз, и замок Хельм, потому что скачет Магнус в Хайде-Морт, главный замок и столицу Тотенхайма.
– Не хочу и не желаю. – Выслушав чародея, сказал король Тотенхайма. – Я заключил с Адальбертом перемирие, и нарушать его как-то некрасиво. Моё королевство и так обделено ресурсами; не хватало ещё, чтобы наш затяжной конфликт перерос в полномасштабную войну. Я реально не выгребу.
Но Магнус был не из тех, кто легко сдаётся.
– Вот именно: «обделено ресурсами»; прямое попадание, ты всё верно подметил. Именно поэтому, и именно сейчас нужно действовать. Разве ты не хотел бы лучшей жизни для своих подданных? Чтобы они жили не среди болот, а в нормальных человеческих условиях?
Король Тотенхайма замялся; теперь он был уже не так уверен, а маг знал, что его подвешенный язык и чары сделают своё чёрное дело.
– Но как же армия? – Всё ещё сомневался собеседник чародея.
– А что – армия? – Ухмыляясь, ответил вопросом на вопрос Магнус. – Это дело решаемое, поправимое; доверьтесь мне. Мне лишь нужно знать, могу ли я рассчитывать на вашу помощь и поддержку тогда, когда она потребуется.
– Всё, что в моей власти.
– Отлично! – Обрадовался колдун, собираясь назад. – Скоро ты увидишь, что вид Кронхайма будет мало чем отличаться от вида Тотенхайма! Это я тебе обещаю…
Магнус направился обратно в Траурикс, оставив короля Тотенхайма в глубоком раздумье…
– Бежим со мной! – Упрашивала Каролина Харальда. – Мне осточертело пребывать средь этих стен.
– Куда бежать, о госпожа? – Качал головой оруженосец её отца. – Не сносить нам головы!
– Да лучше б умереть, чем здесь томиться! – Умоляла горестно юная дева, глаза которой были на мокром месте. – Скачем в Блюменталь, тут ведь так невыносимо…
– Нас найдут и обезглавят. Хотя, нет: ведь ты наследница и дочь.
– Тогда я сама сбегу отсюда! – Решительно заявила принцесса. – Сама, без чьей-либо помощи; особенно твоей, предатель… Пошёл прочь!
Харальд, на ходу одеваясь, вовремя вышел из её покоев – наступило утро, началось движение. Уходя, юноша чувствовал, что раздваивается: с одной стороны, король, которому он обязан своим положением и жалованьем; с другой – дочь короля, которая ему, Харальду, точно свет в окне. Оруженосец терзался, и кошки скребли его сердце; он не знал, как поступить. К Адальберту он испытывал благодарность и безмерное уважение, а к Каролине – всякую нежность, на какую только был способен.
Ночью принцесса, соорудив верёвку из своих нарядов, начала было спускаться из окна вниз, как вдруг на её плечо уселась Вредная Птица. Вскрикнув от неожиданности, девушка чуть не упала на вымощенную дорогим мрамором площадку; и разбилась бы, если б не Харальд, который успел её поймать. Вредная Птица села на подоконник раскрытого окна.
– Ты что здесь делаешь? – Гневно сверкала глазами принцесса. – Стережёшь меня? К отцу отведёшь?
– Глупая, я за тобой. В саду две лошади; скорее…
Добравшись до Кэстлинга, мрачного чёрного замка с острыми шпилями, Магнус поднялся на площадку самой высокой из четырёх его башен. На колдуне был длиннополый балахон, а в левой руке – волшебный скипетр.
– Время пришло. – Сурово произнёс он. – Вот, не желая платить дань, собрал глупец Адальберт всю армию свою в кулак, и хочет обрушить карающую длань на Вёллерланд в том случае, если мы решим напасть на Кронхайм. Однако ты просчитался: карающую длань обрушу Я, и кара моя будет жестока и ужасна. Ты прав, король Кронхайма: силой твоё королевство не сокрушить; посему нашлю тринадцать казней, тринадцать великих бедствий, дабы ослабить его. Потому что мне жутко неприятно, просто нестерпимо видеть все эти счастливые, улыбчивые лица… Будьте же вы все прокляты! Чтоб вы все сдохли! Ах-ха-ха-ха-ха-а-а!!! Скоро небо упадёт на землю…
Первой казнью стало проклятье Магнусом жителей Кронхайма, и почувствовали многие из них некое непонятное недомогание; у них всё валилось с рук, ничего не получалось. Из сырых могил восстали мертвецы, а также утбурды, которые есть души умерших либо убиенных младенцев. Мертвецы ходили, точно живые, и пугали окружающих. Кто-то попал ногой в свой же капкан; кого-то забодал дикий тур. Кто-то сгорел заживо в своей избе; кого-то в лесу проткнул насквозь одинец. Кто-то упал и разбился на ровном месте; кого-то нечаянно закололи вилами. Кто-то утонул, умея плавать; кого-то утащили мертвецы к себе на кладбище. Кто-то пошёл и не вернулся; кого-то нашли на примятой кем-то земле без признаков жизни. Кто-то смертельно заболел и умер; кого-то загрызли волки. Кто-то отравился; кого-то обнаружили рано поутру повешенным на суку одиноко стоящего дерева. Кто-то сегодня не проснулся; кого-то мучали предсмертные судороги. Дети смеялись над стариками и рыли слепым ямы. Дети сбегали из дому; мужья бросали своих жён на произвол судьбы. Женщины рожали маленьких уродцев и в ужасе прыгали с обрыва. Брат убивал брата; проливалась кровь. Разваливались гильдии, артели и сельские хозяйства. Исчезла любовь. Пропала доброта. Сползла улыбка с лиц. Люди стали ссориться друг с другом из-за ничего. Люди больше не были счастливы; они ругались, дрались, поносили Сущность. Многие из них перестали верить во что-то светлое и хорошее. Умерло в них что-то, угасло. Этого и добивался злой волшебник, но всё ему было мало…
Второй казнью стала самая лютая зима; холодней и представить себе нельзя. Вьюга, метель и буран; холод, иней, мороз и туман сползли с гор Севера и начали гулять по Кронхайму. И зима эта явилась летом. Промёрзла почва под ногами, и на лету погибли птицы, не готовые к такому повороту событий. Льдом покрылись водоёмы от края и до края; до самого дна. Задохнулись рыбы, умерли животные. Вымерзли колодцы, и проблемой стало добыть глоток воды. Замело королевство многометровыми сугробами белого-пребелого снега; укрыла пелена дома с головой, по самую крышу, а то и выше; под тяжестью снега деревья согнулись в три погибели. Тяжких усилий стоило расчистить проход. Завалило дымоходы, закупорило; не растопить теперь печь. От сильнейшего мороза не подготовленный народ продрог до самых костей. Люди гибли от холода, а многие из выживших становились калеками из-за обморожения. Дикий плач стоял в воздухе. Тогда, чтобы согреться, люди стали надевать поверх зимней одежды ещё и припасённые «на чёрный день» звериные шкуры, вынутые из кладовок – чёрный день настал. Тем же, у кого не имелось подобных вещей, приходилось, обливаясь горькими слезами, поднимать руку на своих домашних питомцев – собак, кошек, птиц и кроликов, дабы из их шкурок шить тёплые шапки. Громко плакала Эрика, зарывшись носом в пух своей любимой утки Кряквы, и в мех так обожаемого ей чёрного кролика Пушистика, но приговор зверятам был неумолим… И вот: нет больше гагакающей Кряквы, когда-то так забавно и в то же время важно перемещающейся на своих перепончатых лапках; и Пушистик больше никогда не прижмёт свои ушки к голове, не поест из рук морковь… «Беги, Ханимуш, беги!», подталкивая своего говорящего ослика прутом, прощался с ним Вернер: «Гони, не замерзая, во всю прыть к Хорсту – он защитит тебя от всех невзгод, ибо конюх это непростой…». Не сдались люди, собираясь толпой в тесном помещении, дабы надышать тёплый воздух. И чем холоднее становилось, тем крепче был их дух. Несчастные люди неустанно молились; тепло было в их сердцах. А жители Блюменталя, недолго думая, спустились вниз, под свои дома, попрятавшись в чуланы и погреба. Некоторые направились дальше, и ушли в глубину; там, где тепло. Туда не проникает благодатный солнечный свет, но такова была попытка выжить; кто осудит их за это?
Третьей казнью стал камнепад с неба, ибо разверзся небосвод, и громадные скалистые глыбы гранита, базальта и сильно спрессованной космической пыли начали заваливать собой всё королевство, пробивая избы насквозь. И невозможно было спрятаться, укрыться, уберечься, потому что небесные метеориты находили всякого. Тяжёлые камни, коих была тысяча тысяч, с лёгкостью, безо всяких усилий проламывали даже сверхпрочный королевский мост, а также арку, и всё это рушилось, падая и падая в никуда, пробивая почву. Были разбиты даже дороги с твёрдым покрытиям, не говоря уже о простых, грунтовых, просёлочных тропинках. Нисходя с небес, камни, наваливаясь друг на друга, образовывали новые горные массивы, порой полностью меняя ландшафт. Много деревьев завалило камнепадом, много озёр засыпано ими же. Это было страшное, неприятное, ужасающее зрелище, но ничего поделать было нельзя и невозможно, потому что против магии и волшебства, несущих мощный разрушительный заряд, отрицательную энергию и негатив, нет противоядия. Не было от каменьев сих никакой защиты, но устояли люди, укрывшись в скалистых пещерах, которые камням не сломить, не одолеть.
