Лара Дивеева
Тот, кто меня разрушил

– Что тут непонятного? – Ткнув тонким пальцем в ламинированный лист, Дима кривит рот. – Бабушка все написала русским языком. Неужели не видишь, что я в порядке?

Смотрит на меня прищурившись, оценивая. Вызывающе смотрит. Ищет сочувствие в моих глазах, чтобы прихлопнуть его в зародыше. Дима не любит говорить о болезни и жалости не терпит.

– В какую школу ты ходишь?

– В дурацкую. Мне пора спать.

– А ингаляции…

– Все сделал.

– А гимнастика…

– Я не маленький, да и вообще – я здоров. – Красные пятна гнева ползут по его совсем еще детским щекам. – Тебя пустили в этот дом, потому что тебе негде жить. И все. Поняла? Мне нянька не нужна. Если не хочешь вернуться в сарай, то оставь меня в покое!

– Дима!! – зову слишком громко, и он неохотно замирает на лестнице. Узкие плечи дергаются, готовясь к противостоянию.

– Что еще?!

– Я знаю, что ты в порядке.

– Оставь меня в покое! Я собираюсь притвориться, что ты здесь не живешь.

Сколько ему лет? Одиннадцать? Если судить по нраву, то все семнадцать.

Я осталась одна посреди чужого, ярко освещенного дома в городе, который должен был вернуть мне покой. А вместо этого растрепал меня еще сильнее.

Так бывает. Вокруг тебя драма, планы, страхи, ты купаешься в них, порой утопая, порой выбиваясь к поверхности. А потом раз – и тебя выбрасывает на совершенно незнакомый берег. Ты сидишь на песке, ошарашенно глядя по сторонам, и пытаешься угадать следующий ход судьбы.

***

Спала я на удивление хорошо, вообще без снов. Проснулась в десять утра, вышла на кухню и обнаружила там Диму с большой коробкой хлопьев. Соседка сразу оставила нас и не собиралась вмешиваться в Димины планы. У него в округе несколько друзей, но большинство разъехалось на каникулы. Я тоже не была обязана его развлекать, однако Людмила Михайловна просила позаботиться о внуке, и я дала обещание.

– Это твой завтрак?

– Ужин.

– Может, тебе что-нибудь приготовить?

– Нет.

Вот и поговорили.

Открываю холодильник, сканирую содержимое. Людмила Михайловна не разочаровала: на полках фрукты, овощи, мясо, полный ассортимент здоровой пищи. Делаю себе бутерброд, поглядывая, как Дима сражается с хлопьями. Растерзанная коробка валяется на полу, а он пытается разорвать плотный пакет. Я открываю ящик, в котором вчера заметила ножницы, протягиваю их, но Дима отворачивается. Настойчиво пытается разорвать пакет руками, пыхтит, тянет и смотрит на меня с вызовом. У него получается открыть пакет, хотя и не сразу, зато красиво, как новогодний салют. Большая часть хлопьев падает на черный кафель пола, остальное – на стол. В миску – совсем чуть-чуть.

– Не голоден? – хмыкаю я, и Дима снова смотрит на меня с вызовом. Думает, что я стану ругаться, заставлю убирать, побегу за пылесосом. Но он не знает, что меня прибило к незнакомому берегу, что я потеряла привычный ритм и теперь стою рядом с ним, прислушиваясь и присматриваясь. Я не приспособлена к нормальной жизни, в которой есть дом, дети и завтрак вдвоем. Дима – мой единственный ориентир. Мне нечему его научить. Наоборот, это я учусь у него жизни и надеюсь пробиться через его колючее недоверие.

Дима так и стоит среди разбросанных хлопьев. Рядом на столе открытая бутылка молока. Я подхожу ближе, босая, наступаю на хлопья, стараясь не морщиться от боли в подошвах. Беру бутылку молока, отпиваю прямо из горлышка и оставляю на столе открытой.

Дима наблюдает за мной с интересом.

В груди зудит неимоверное желание убрать, подмести, доказать, что я способна со всем справиться. Я взрослый человек и могу заставить Диму позавтракать. Но мною движут инстинкты, настроенные на стоящего рядом ребенка. Я больше не ищу спасения в порядке и ритме. Меня захватило нечто большее, вернее, некто, стоящий рядом со мной, – еще один инопланетянин с огромными глазами. Мы похожи, потому что не вписываемся в обычную среднестатистическую жизнь. Чтобы понять друг друга, мы должны сломать стереотипы и найти точку доверия.

– Я туристка. – Сделав это очевидное заявление, я ступаю по хлопьям к окну и, опираясь на раковину, выглядываю наружу. Дом номер шестьдесят три. Раза в два больше этого, современный, стильный. Из-за деревьев видна только часть фасада, но и этого хватает, чтобы страх пробился сквозь ледяной панцирь. Сглатываю, отворачиваюсь и продолжаю: – Мне нужен гид. Экскурсовод.

– Ты что, читать не умеешь? Распечатай брошюру и иди по городу. – Дима так и стоит посреди беспорядка, хлопья желтой пылью запятнали белую футболку.

– Я хорошо заплачу.

– Я не знаю никаких гидов.

Отвернувшись, Дима направляется к лестнице, оставляя на ковре след желтых крошек. Вслед ему громко называю сумму, которую предлагаю в качестве платы за экскурсию. Дима останавливается как вкопанный и качает головой.

– Ты совсем безбашенная! – Но при этом стоит на месте. Размышляет.

– Меня в детстве дразнили инопланетянкой, потому что у меня странные глаза.

Я ломаю первый стереотип, чтобы Дима знал, что и я тоже не такая, как другие. Он оборачивается и удивленно моргает, глядя на мое лицо.

– И правильно дразнили! Позвони в туристическое бюро, пусть они порекомендуют тебе гида, – говорит раздраженно и шагает на первую ступеньку. Все еще сомневается.

– Я предлагаю эту работу тебе.

Дима изумленно округляет глаза:

– Ты точно безбашенная! Я не могу быть гидом, ты и сама это знаешь. Ну… могу, если ты на машине или если недолго, но не часами бегать по городу.

Он вопросительно смотрит на меня, и я улавливаю в его взгляде надежду. Крохотную. Всего лишь мимолетную мягкость сурового детского взгляда.

– Я не умею водить.

– Ты совсем глупая, да? – ворчит он, стряхивая желтые крошки на ковер.

– Да, – подтверждаю искренне. История моей жизни это подтвердит.

– Мне не нужны деньги, так что поищи другого гида.

– Повезло же тебе, такому богатому! Мне нужно попасть в центр города, в магазин. Съезди со мной на такси, а то, боюсь, сама не найду!

– Ладно! – вздыхает Дима и поднимается наверх, шепча себе под нос что-то похожее на «вот же дура». Я прячу улыбку. Замечаю, что он останавливается на верхней ступеньке и следит за тем, как я направляюсь в свою комнату, оставляя на ковре желтые следы.

Я подарила ему преимущество, и теперь посмотрим, как он им воспользуется.

Я закрываюсь в комнате и судорожно обзваниваю спортивные магазины. Мне нужна не самая обычная вещь – самокат с мотором, но мне везет. Разгар лета, город полон туристов, поэтому спрос хороший. Особенно на те, которые подходят для детей. Нахожу парочку электросамокатов на складе в крупном магазине. То, что нужно, чтобы посмотреть город на свежем воздухе, да и Диму это развлечет.

Внезапно я осознаю, что так и не посмотрела на море. Какое оно? Темно-синее? Светлое? С барашками волн или гладкое, как лист бумаги?

Я не стала подходить к окну, оставила это на потом, когда на меня нападет слабость. Когда заболит душа, тогда и посмотрю на море, а сейчас есть дела поважнее. Мне не до чудовища, не до страхов и сожалений. Плевать на прошлое, потому что я учусь жить. Учусь у Димы.

Он ждал меня, развалившись на нижних ступеньках лестницы и яростно тыкая в телефон.

– Ты такси вызвала?

– Нет, а ты?

– Я ребенок!

– С каких это пор?

Обойдя беспорядок на полу, Дима берет с холодильника карточку одной из компаний и протягивает ее мне.

– Убрала бы! – пинает кучку хлопьев и вызывающе щурится.

– Не-а. Завтра съешь на завтрак, – отвечаю и, набрав номер, вызываю такси. Открытое молоко так и остается на кухонном столе. Озадаченно оглядываясь, Дима следует за мной.

В моей новой жизни нет правил. Никаких.

***

Дима уселся на заднее сиденье и приник к двери, так, чтобы не приближаться ко мне. Вроде едет со мной, а вроде сам по себе. Сидит, насупившись, глядя в окно на морской пейзаж, а я смотрю на берег, облизанный соленым бризом и зависающий над пляжем. Очень скоро море подарит мне покой, я искренне в это верю. Такая красота не может не исцелить.

Достаю из сумочки упаковку разноцветных конфет. Дима протягивает руку, намекая, чтобы я поделилась.

– Извини, тебе нельзя. Разве что только одну, – говорю на полном серьезе, неуверенно протягивая ему зеленую. – Нет, подожди, не зеленую. – Закидываю конфету в рот и задумчиво качаю головой. – С непривычки зеленую нельзя.

– Это еще почему? Я сто раз их ел! Мне можно любые конфеты! – возмущается взрослый ребенок рядом со мной.

– Обычные – да. А это особые конфеты, с ними надо быть осторожным.

Дима морщит нос, разглядывает знакомую упаковку, читает название.

– Почему?

– Это смешинки.

– Что?

– Смешинки. От них начинаются приступы смеха, причем бесконтрольного. С непривычки может лопнуть живот.

Из последних сил удерживаю серьезное выражение лица. Фыркнув, Дима отворачивается к окну.

– А сама полпачки съела.

– Я к ним привыкла. – Протягиваю ему красную конфету: – Вот, начни с красной, она не такая сильная. Сразу разжуй, чтобы не подавиться.

Забросив конфету в рот, Дима качает головой и закатывает глаза.

– Тебе когда-нибудь говорили, что ты странная?

– Не хочешь – не верь, только потом не жалуйся, что я накормила тебя опасными конфетами.

Мимо мелькают гостиницы, важные, как океанские лайнеры. Слепяще-белые, со скобками балконов. Справа от меня раздается сдавленное хрюканье. Исподтишка подглядываю за Димой: плечи трясутся, кончики ушей малиновые. Наконец он сдается, склоняется к коленям и хохочет до слез, до кашля.

Даже водитель смеется и подмигивает мне в зеркале.

– Блииин! – в шутку ругаюсь я. – Надо было начать с желтой. Кто бы подумал, что тебя с красной так развезет!

Развалившись на сиденье, Дима держится руками за живот и визжит от смеха. В таком состоянии я выгружаю его на улицу, плачу за такси и прошу водителя вернуться за нами через час.

– Час! – возмущается Дима. – Тоже мне, туристка! Что ты увидишь за час?

Я не успеваю зайти в магазин, как Дима останавливается в дверях и смотрит на меня с опаской. Спортивные товары. Догадываюсь, что это место не вызывает у него восторга, ведь кругом – сплошные несбыточные мечты.

– Мы на минутку, – обещаю я, и он обиженно утыкается взглядом в кеды. – Ты сколько весишь?

– Чего? Зачем тебе мой вес? – не понимает он, и я машу рукой, приглашая следовать за мной. Через пару минут нас уже ведут вглубь магазина, туда, где глянцем сверкают самокаты. Те, которые с мотором. Нам нужен тот, который по весу выдержит нас обоих.

– Мы заказали пробную партию, – объясняет продавец, – но они уже привлекли огромный интерес. В Европе ими пользуются повсеместно.

Дима подходит к самокатам. Нет, не подходит, подкрадывается, как пантера к жертве. Гладит, оставляет потные следы на идеальном глянце и тут же отдергивает руку.

– Этот молодой человек – мой гид, – объясняю продавцу, показывая на Диму.

– Я не соглашался быть твоим гидом, – поправляет Дима, но его голос мечтательный, тихий. В мыслях он уже несется по городу на самокате.

– Мы поставили демонстрационную модель на зарядку, так что можете проехаться, – предлагает продавец, выкатывая самокат в проход. Дима отворачивается и скучающе смотрит по сторонам. Гордый. Ни за что не признается, что в восторге от самоката и влюбился с первого взгляда. Я встаю на платформу, вожусь с рычагами и подмигиваю продавцу, чтобы он мне подыграл.

– Не понимаю, где лево, а где право, все очень сложно!

– Вот же, блин! – бурчит Дима и встает на платформу передо мной. – Лара, ты реально безбашенная! Написано же «L» и «R». Это значит влево и вправо.

– Всезнайка!

Продавец понимающе улыбается, отступает, и мы движемся вперед.

– Ты серьезно насчет гида? – спрашивает Дима, не оборачиваясь.

– Да. Мне лень ходить, ездить легче.

– Тогда возьми синий самокат, он красивее. – Дима принимает мою ложь, делает ее нашей общей правдой.

Мы купили синий самокат с мотором. Потом еще шлем, наколенники и прочее.

– Тебе тоже нужен шлем, – нахмурился Дима.

– Зачем? Я же безбашенная.

Он покраснел и отвернулся, копаясь в карманах.

Не скрою, эта покупка стоит недешево, но я могу себе это позволить. Я трачу деньги со страстью, которая мне не знакома. Все эти годы я копила деньги, надеясь именно на такую покупку, на такой восторженный взгляд. На ощущение настоящей жизни.

Потом мы зашли в продовольственный, и я купила упаковку ванильного мороженого. Дима нахмурился, но ничего не сказал. По дороге домой он смотрел в окно, царапая ногтем коленку. Зайдя в дом, последовал за мной на кухню, где я растопила мороженое в микроволновке и сделала нам теплый коктейль с ягодами и фруктами.

– Тебе что, тоже холодное не разрешают? – осторожно поинтересовался он.

– Ага. Зубы ноют.

Впервые за это время между нами появилось молчаливое взаимопонимание.

Потом я приняла душ и, когда вернулась на кухню, обнаружила, что Дима убрал все следы утренней разрухи.

Сидя на полу в прихожей, он собирал самокат. Я присела рядом, и мы сосредоточенно работали, ругаясь на непонятные инструкции и собственную глупость. Наивная, я праздновала победу. Еще немного, и мы найдем общий язык, Дима станет меня слушаться, и тогда я смогу заняться своими делами без отвлечений и ненужных волнений.

А потом я посмотрела на часы и одной фразой разрушила наше хрупкое взаимопонимание:

– Мне пора навестить твою бабушку.

– Пойдем! – Дима тут же поднимается, откладывая отвертку.

– Нет, извини, в больницу я тебя не возьму. Соседка за тобой проследит, она за тебя отвечает.

– Раз тебе туда можно, то и мне тоже! Я взрослый и ничем от тебя не отличаюсь! – говорит Дима ледяным тоном, слышать который от ребенка страшно. Он бросает мне вызов и застает меня врасплох.

Пнув полусобранный самокат, нарочито громко хлопает дверью и взбегает вверх по лестнице. Я слышу его частое дыхание.

– Тебе плохо? – кричу, открывая дверь прихожей.

– Да, – отвечает он, – мне плохо. Когда ты уберешься отсюда, мне станет намного лучше.

***

К Людмиле Михайловне меня не пустили. Стоило сначала позвонить, и тогда мне бы сказали, что ей стало хуже и она в реанимации. Сердобольная медсестра позволила мне написать записку, вернее, отчет о сегодняшнем дне, и обещала прочесть его, как только больная проснется.

Когда я вернулась домой, то обнаружила, что Дима пропал. Отвечающая за него соседка мирно спала у себя дома. Доверия к ней нет никакого.

– Пропал? Да что вы! Ведь только что тут был… Наверное, с друзьями играет.

Приходится усомниться в проницательности Людмилы Михайловны, раз она доверяет ребенка такой родне.

Не раздумывая, я набрала номер Игоря, хотя толком не знала, что именно собираюсь ему сказать. Пропал ли Дима? Ведь ему одиннадцать лет. Что позволяют детям его возраста? Может, и правда пошел к друзьям, как делает каждый день. Ведь я ничего не знаю о его жизни, да и о детях вообще. Мне сказали, что его друзья разъехались на каникулы. Как назло, Игорь не ответил, и я оставила сообщение, в который раз подтвердившее мое несоответствие признанным психическим нормам.

– Игорь, привет. Все в порядке, не волнуйся, но позвони мне, как только получишь это сообщение. Срочно.

Да уж.

Самокат валяется в траве около беседки. Сквозь виноградные ветви виднеется фасад дома номер шестьдесят три. А что, если Дима там? Смогу ли я зайти к чудовищу? Вот так, сразу, без подготовки.

Раздвинув ветви, я присмотрелась к ярко-красной входной двери соседнего дома. Чувствуется женская рука: мелкие детали продуманы с таким вниманием, что завидно. Ухоженный сад, по сторонам лестницы горшки с цветами. Трудно представить чудовище посреди этого цветочного великолепия.

– Нравится?

Отшатнувшись, я наткнулась на опору беседки и вцепилась в нее, готовясь к побегу. Прямо на вокзал, на поезд, потом на самолет. Мой так называемый «отпуск» оказался очень плохой затеей.

– Простите, я вас напугала, – рассмеялась молодая женщина, снимая садовые перчатки. – Вы, наверное, Лара.

– Я ищу Диму. – Задерживаю дыхание, надеясь, что сердце перестанет бешено кувыркаться в груди. – Я вернулась домой, а его нет.

– Если он и прячется, то не у нас. – Женщина оглянулась на дом, и лицо ее отразило глубокую печаль. – У нас с мужем нет детей, так что Диме незачем к нам приходить.

Она плотно сжала губы и наклонилась вперед, вырывая из земли стебли крапивы.

«У нас с мужем нет детей».

Неужели это и есть справедливость? Судьба наказала чудовище за то, что он меня не спас. Я умирала от страха, умоляла о спасении, а он не помог. Мне должно стать легче от мысли, что у него нет детей. Он хоть как-то наказан. Судьба его покарала, только мне почему-то не становится от этого легче.

– Зайдите к Тальковым в пятидесятый, у них сыну двенадцать лет, они с Димой часто играют. У него здесь несколько друзей, но большинство уехало на каникулы.

– Спасибо.

Разворачиваюсь и бросаю последний взгляд на дом. В нем живет мужчина, который мог спасти меня от кошмара, но ему было наплевать. Голос его плоти был громче, чем крик моих страданий. Сегодня я узнала, что у него нет детей, и мне не стало от этого легче. Ничуть.

Может, это потому, что я пытаюсь свалить на него свою вину? Я обвиняю его в том, что не смогла спастись сама.

А еще у него очень милая жена, но я не стану об этом думать.

В доме номер пятьдесят Димы не оказалось, как и в следующем, как и в следующем. Остановившись посреди пыльной улицы, я стерла пот со лба и заплакала. Я не готова к тому, чтобы моя жизнь сошла с рельсов. Какие-никакие, а это мои рельсы, мой продуманный путь. Хоть больной и кривой, но мой единственный. Не хочу знакомиться с соседями и стучаться в двери. Не хочу привязываться к хрупкому ребенку. Хочу ненавидеть жену чудовища просто потому, что она – часть его жизни. Хочу посмотреть ему в глаза, излечиться от страха и начать сначала.

Не хочу, не могу сходить с моего пути, потому что я не знаю другого.

Я побрела в свой временный дом, по пути стучась в каждую дверь в поисках Димы.

В шестьдесят первом мне навстречу вышла пожилая женщина, которую я видела около «Скорой».

– Как это пропал? Погодите-ка… – Она скрылась в доме и через несколько секунд вернулась и потянула меня за собой к кухонному окну. Дима сидел на краю обрыва, над берегом, и бросал вниз комочки земли.

В этот момент позвонил Игорь.

– Лар, ты чего, что случилось?

– Эээ… извини, все в порядке, просто я не могла найти ключи и разволновалась, – неловко соврала я, выбегая из дома.

– Ключи?

– У нас все хорошо, не волнуйся.

– Ты позвонила мне из-за ключей?

– Да. Все, пока.

Опустилась рядом с Димой на теплую землю и, молча подобрав камешек, бросила его вниз.

– Как бабушка? – вяло поинтересовался он, не глядя на меня.

– В больнице есть особое отделение, называется реанимация…

– Знаю! – Перебив меня, он отряхнул шорты и пошел к дому. Я достала из кармана конфеты и протянула ему, но он только покачал головой.

Понимание, найденное в свете дня, было утеряно.

Дима забрал ужин к себе в комнату, потом вернулся на кухню и обнаружил меня стоящей у окна.

– Я решила, что ты сбежал. Как полная дура бегала по соседям и паниковала. Стала посмешищем всей улицы. – Дима довольно хихикнул, радуясь моему признанию. – А еще я познакомилась с соседкой из дома шестьдесят три. Расскажи мне о них!

– На фиг это тебе? Обычные скучные люди. Он предприниматель, вечно в командировках. Она жалуется, тратит его деньги и целый день копается в саду.

– И все?

– И все.

– Как часто он возвращается домой?

– Тебе-то зачем это знать?

– Просто так. Любопытно.

– Не знаю, я за ними не слежу.

Потянувшись, Дима оперся локтями о кухонный стол и закашлялся. Сложив ладонь лодочкой, я осторожно похлопала его по спине. Он слабо улыбнулся и кивнул, поблагодарил. Мы сделали дыхательную гимнастику, потом, разобравшись с лекарствами, пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по комнатам. Я заснула, как только приняла горизонтальное положение. Не знаю, что со мной. Дело не в усталости, ведь я и дома не сижу без дела. Что-то странное витает в воздухе Анапы, привкус прошлого. Он усыпляет меня, чтобы поймать и затянуть в знакомые кошмары. В те, с которыми я еще не готова столкнуться наяву.

***

…Я пытаюсь отползти от чудовища. В доме что-то взрывается. Не знаю, кричу я или нет, возможно, я оглохла.

– Заткнись! – шипит чудовище. Жаль, что я не оглохла. Зря умоляла о помощи, в ответ получила только крики и пощечину.

Он пытается поднять меня, но я сопротивляюсь изо всех сил. Он ругается, потом подхватывает меня на руки и бежит. Я давлюсь страхом и мыслью, что хищники так бегут с добычей. Он мне не поможет, только сделает хуже. Больнее.

Коридор, комната, еще одна.

– Помогите! – ору я. Кому? К кому я взываю?

Ударяюсь головой о косяк, перед глазами звезды, но все равно кричу.

– Ты что, малахольная? Прекрати дергаться! – ругается чудовище, потом ставит меня на ноги и щупает затылок. – Шишка будет!

Я смотрю на него, хлопая глазами. Шишка? Какая, к черту, шишка?

– Помогите мне, умоляю!

– Молчи! – Он затыкает мне рот и сверкает глазами. В доме снова что-то взрывается, хотя, может быть, это происходит только в моем воображении. Я глохну, трясусь в его руках, вижу, как он что-то говорит, но не знаю что. От оскала на его лице становится жутко.

– Олави! – сдавленно кричу через мужские пальцы.

Я взываю к мужчине, которого ненавижу. К моему похитителю.

Чудовище трясет меня за плечи, потом хватает на руки, выталкивает в окно и лезет следом…

– Лара, блин! Ты чего орешь как резаная?

Дима стоит около моей кровати. На его пижаме картинка собаки из мультика, и кажется, что она танцует, потому что Дима дрожит. От страха.

– Ты чего, Лар? Лара! Проснись, а? – в его голосе слезы.

Он спешит на кухню и возвращается со стаканом воды. Опасливо застывает в дверях, гадая, стоит ли ко мне приближаться.

– Извини, мне приснился кошмар. Тебе никогда не снятся плохие сны? – Я пытаюсь его успокоить, но мои мысли все еще далеко. Они остались в видении, в котором чудовище с убийственным взглядом выкинул меня в окно. Оконная рама содрала кожу с локтей и бедер, земля оказалась твердой, как бетон. Ребра хрустнули и жалобно заныли…

– Бывает, снится всякая фигня, но я так не ору. Никто так не орет! – восклицает Дима и, набравшись смелости, подает мне стакан.

Сходив за полотенцем, я просушиваю насквозь промокшие волосы. Всего лишь кошмар, выходящий по#том из каждой поры.

– Мы с Игорем познакомились в поезде. Он услышал, как я ору, и решил познакомиться. Сказал, что я реву как белуга, хотя на самом деле она не ревет, это такое выражение.

– Ничего себе крик! Это ж ультразвук. – Дима усмехнулся. – А что тебе снилось?

– Не помню.

– Это хорошо. А ты к врачу ходила?

– Ходила.

– И что он сказал?

– Что это ночные кошмары. – Если бы я действительно обратилась за помощью, мне сказали бы очень многое… но зачем пугать ребенка правдой? – А еще знаешь, что говорят? Что во мне живет маленькая Лара и я должна ее полюбить и беречь.

– Даааа, – протянул Дима, почесывая курносый нос.

– Что?

– Надеюсь, ты ему не заплатила.

– Врачу?

– Да. Фиговый совет!

Пока Дима о чем-то сосредоточенно думал, я допила принесенную им воду.

– Слушай, а маленькая Лара не хочет теплого мороженого? – с усмешкой спросил он.

Вот же, рассказала ему на свою голову.

Два часа ночи – а я топлю мороженое в микроволновке и делаю коктейль для маленькой Лары и взрослого Димы. Моя жизнь и вправду сошла с рельсов. Я вернулась в Анапу с определенной целью – излечиться, заново пережить прошлое и научиться с ним сосуществовать. Вместо этого меня прибило к незнакомому берегу, к не по возрасту мудрому ребенку с одинокой судьбой. И я не знаю, что делать дальше.

– И тогда ты решила стать медсестрой, – вдруг сказал Дима.

– Что?

– Ты не смогла помочь себе и решила, что проще помогать другим.

– Может быть. Вот, пей, умник!

Он смотрел на меня совсем не по-детски, проницательно и понимающе. Казался слишком мудрым, даже когда облизывал молочные усы.

– Спасибо, маленькая Лара! Знаешь, ты действительно похожа на инопланетянку.

– Ты тоже.

***

Дима разбудил меня в шесть утра. В шесть, блин, утра, чтоб его! Как на дежурство.

– С ума сошел? Мы посреди ночи мороженое пили! Я спать хочу!

– Я твой гид, Лара, и сегодня мы поедем на песчаный пляж. Если будешь рассусоливать, то придется ехать по телам загорающих. А шесть утра – самое то. Солнце давно встало, и надо спешить, пока на пляже нет народа.

В прихожей стоял готовый самокат.

– Когда ты успел с ним разобраться? Я собиралась просить соседей о помощи.

– Быстрее, Лара, не трать время на болтовню!

– Но мы же не могли вчера понять… как ты умудрился?

– Тебе сказать, какой у меня коэффициент интеллекта? – засмеялся Дима. – Нет, лучше не скажу, а то умрешь от зависти. В школе я опережаю ровесников на целый год. Такое иногда бывает с теми, кто болеет…

Он замялся, осознав, что внезапно заговорил о своей болезни, и я слегка дернула его за светлую прядь.

– Раз ты такой умный, то скажи, где ключи от дома!

– У меня в кармане, где же еще? – вздохнул Дима, изображая недовольство. – В отличие от тебя я уже готов. Поехали! Я позавтракал. Тебе сделал бутерброд, возьмем его с собой.

– А гимнастику?

– Сделаем на пляже.

Мы выехали на песчаный пляж. Дима прав, в десять утра здесь будет не протолкнуться. Мотор приятно урчал, его вибрация щекотала пальцы.

– Ты лихо управляешь, – крикнул Дима, забыв о том, что в магазине я путала право и лево. – У тебя что, дома такой есть?

– Не-а, у нас по больнице на похожих разъезжают… – сказала я и тут же прикусила язык.

– Правда, что ли? Где ты живешь?

Логичный вопрос. Далеко не в каждой больнице пользуются самокатами.

Любой нормальный человек смог бы дать ответ, даже если и лживый. Смог бы выкрутиться. Но я не являюсь среднестатистическим нормальным человеком, я бросаюсь от лжи к правде, и Игорю не стоило доверять мне ребенка. По крайней мере Диму, потому что именно ему лгать не хочется.

– Нашел время задавать вопросы! – Я сопроводила эти слова неестественным смехом. – Давай-ка, твоя очередь управлять!

Я не могу рассказать ему о себе. Запрет. Закрытая тема. Но и врать тоже не хочу, даже больше чем не хочу. Не могу. Кому угодно, но не ему.

Мы доехали до небольшой бухты, поделили бутерброд и скормили корку чайкам. Отдохнули на солнышке, скинув обувь и смеясь над туристами. Те спешили занять лучшие пляжные места, располагая вокруг себя детей, разноцветные полотенца и огромные сумки с едой.

– Я могу и не дожить до старости, – сказал Дима, ковыряясь в песке.

– Однажды я тоже так думала.

– И что случилось? – Он повернулся ко мне, прищурив любопытный глаз. Не ожидал, что я отвечу так быстро и так прямо.

– В один прекрасный день я очнулась и поняла, что все еще жива, несмотря ни на что. Вот только не могу вспомнить, что я делала все эти годы.

– И что ты делала?

– Понятия не имею. Я же сказала, что не могу вспомнить.

– А ты не пыталась спросить маленькую Лару?

– Ну, ты зараза! – Придавив его колени к земле, я закопала стопы в песок. – Вот тебе за это!

Смеясь, Дима вырвался, отполз в сторону и погладил самокат.

– Мне понравилось кататься.

– Рано радуешься, нам еще обратно ехать. По телам распластанных туристов.

Обратно мы добрались без особых проблем, благо туристы уже перекочевали на пляж, и улицы пустовали. Пока Дима жадно пил лимонад, я облокотилась о раковину, вытянувшись в уже привычной позе, чтобы увидеть соседний дом. Рядом лежал телефон с десятком пропущенных звонков от Игоря.

– Почему ты все время пялишься на этот дом? – спросил Дима между глотками.

– Прямо так и все время!

– Часто.

– Наверное, ваши соседи богатые люди, раз могут позволить себе такую роскошь.

Стараюсь, чтобы мой голос звучал скучающе, притворно зеваю.

– Это не их дом, они просто снимают.

– Снимают?! – Я взвизгнула так громко, будто меня ужалили. Сердце ухнуло и больно ударилось о ребра.

– Да, снимают, ты чего, Лар? Что в этом такого? Ты же тоже собиралась снимать.

У меня был план. Странный, опасный, но нужный до боли в груди. Мой путь к спасению должен начаться именно здесь, в Анапе, хотя я не знаю почему. Потребовались месяцы, чтобы решиться найти адрес чудовища, чтобы нанять детектива, пересмотреть десятки фотографий. Чтобы не трястись по ночам, думая, что ему доложат о моем поиске, что он найдет меня и убьет.

Я приехала в Анапу в поисках катарсиса. Полного очищения, забвения, глубокого выдоха. Новой жизни, которая начнется в тот момент, когда я смогу посмотреть чудовищу в глаза.

Я нашла его дом, поселилась рядом. Подошла к катарсису так близко, что, казалось, держу мой страх в голых руках.

И вот оказалось, что в этом доме живут чужие люди.

Внутри меня что-то сдулось. Шарик надежды, который нес меня к новому началу, лопнул с жалким хлопком. Опустив голову, я провела пальцем по белому глянцу раковины, потерянно наблюдая за водными узорами.

– Ты чего? – Дима дернул меня за футболку. – Тебе плохо, что ли?

Как объяснить ребенку, что последние восемь лет я была безвольной, дрожащей жертвой, и вот наконец нашла силы сделать шаг. Странный, необъяснимый шаг, но почему-то он мне очень нужен.

А оказалось, что я шагнула в пустоту.

– Все в порядке, я немного перегрелась на солнце.

Дима сунул мне под нос стакан с лимонадом, и я послушно сделала глоток.

– У кого они снимают этот дом? – Мой голос прозвучал глухо и потерянно. Детектив подтвердил адрес чудовища, прислал подтверждение прописки и клялся, что видел его в доме.

Дима потянулся и выглянул в окно, пытаясь разглядеть, что именно так впечатлило меня в соседнем доме.

– Дим, скажи, у кого они снимают этот дом?

Но он не успел ответить.

– У меня, – раздалось за моей спиной.

Дима подпрыгнул, толкнув меня под локоть, и стакан упал в раковину. Разбился на десяток изогнутых осколков, в каждом – маленькое лимонадное озеро, в котором отражаются мои расширившиеся глаза.

Поворачиваться не нужно, я и так знаю, кто стоит за моей спиной. Чудовище. Голос, навсегда врезавшийся в память, ползет по спине, пересчитывая позвонки.

– Максик! – завопил Дима, повисая на шее мужчины. По крайней мере, так я представила их встречу, прислушиваясь к шуму за спиной. Сама я по-прежнему смотрелась в лимонадные озера.

– Насколько я понимаю, вы Лара.

Мне придется обернуться. Сейчас. Быстро. Нельзя себя выдать. Нужно что-то ответить, хотя бы поздороваться.

– Лара перегрелась на пляже, ей нехорошо. Она туристка.

Спасибо, Дима, помог.

Опускаю дрожащую руку в раковину и собираю осколки. Кровь рисует цветок на белой эмали, но я не чувствую боли, не вижу пореза.

Я должна обернуться и посмотреть чудовищу в глаза, ведь именно для этого я и приехала. Это был запланированный катарсис.

Но легче сказать, чем сделать.

Сильные пальцы смыкаются на моем запястье, усугубляя шок. Я не планировала прикасаться к чудовищу. Телесный контакт – это слишком.