Ланиус Андрей
Найти то, не знаю что…
– Я давно не видел Гегама, он в последние годы жил отдельно от отца. Но, при всей его склонности к излишним тратам, общие знакомые отзываются о нем, как о человеке весьма недоверчивом. Ума не приложу, как вы сумели обвести его вокруг пальца?
– Легко, – усмехнулась Дина. – Но позвольте мне продолжить свой рассказ.
Она повернулась к Усикову:
– Вадим Эдуардович, откройте, пожалуйста, шкаф.
Тот живо вскочил с кресла и, суетясь, выполнил просьбу племянницы.
Взорам гостя предстало зрелище, уже знакомое Пережёгину, то есть, сотни баночек и прочего добра.
– Это краски, – пояснила Дина, всем своим видом демонстрируя, что готова открыть перспективному покупателю, если не все, то многие тайны мошеннического кооператива, – Но не простые, а особенные. Каждая из них имеет возраст от сорока до девяноста лет, а некоторые датированы началом двадцатого века. С помощью этих красок мы, так сказать, омолаживаем в нужной нам степени старые картины, превращаем, к примеру, шедевр 18 века в подделку, написанную якобы лишь полвека назад. Впрочем, тут возможна масса вариантов, поэтому мы держим наготове широкий по давности спектр красок, включая столетние.
– Где же вы их находите? – спросил гость, всё определеннее проявляя интерес к теме.
– Да уж находим, – усмехнулась Дина. – Есть много источников, но я укажу вам лишь на один, дабы не утомлять вас избыточной информацией. Кроме картин гениев и больших мастеров, в подлунном мире сохранились, как это ни покажется странным, тысячи полотен, написанных рукой любителей, живших в интересующие нас времена. Любительские пейзажи и натюрморты всё еще украшают многие квартиры и дачи, либо пылятся где-то на чердаках и в сараях. Мимоходом упомяну о запасниках провинциальных краеведческих музеев, переполненных полотнами мэтров местного масштаба, полузабытых, а то и вовсе забытых. Важный момент: почти все эти картины датированы. Вот вам и источник для получения нужной краски. Мы разыскиваем эти холсты, затем дядюшка Вадим аккуратно соскребает краску по колерам и превращает полученную стружку по известным ему технологиям в безупречные краски минувших времен. Если прямо сейчас написать этими красками картину, да еще на старом холсте, то любой, самый совершеннейший прибор подтвердит, что полотно создавалось много десятилетий назад.
– Начинаю понимать, что дело у вас поставлено на профессиональную основу, – одобрительно кивнул господин Тигран.
– Ладно, приоткроем завесу чуть шире, – продолжала Дина. – Наша фирма располагает тремя специфическими базами данных. Первая: коллекционеры, состояние их здоровья, возраст, семья, возможные наследники. Вторая: потенциальные покупатели тех картин, что имеются в коллекциях персоналий из первого списка. Наконец, третья: биографии и «творческие» манеры известных подделывателей живописи, прославившихся своими аферами в былые времена.
– Кушанья в котле кипят, запах притягательный, но что находится под крышкой? – гость вновь перешел на витиеватый стиль речи.
– В каждом случае приходится разыгрывать индивидуальный спектакль, – следуя своим курсом, ответила Дина. – Опять же, ради экономии времени, приведу самый простой, классический вариант, который был реализован в отношении известной вам картины «Шторм в заливе».
Итак, по нашим данным, старый коллекционер, отошедший в мир иной, завещал свои сокровища молодому племяннику, любителю красивой жизни Гегаму. В искусстве наследник разбирался плохо, но знал, конечно, что картины старых мастеров – большая ценность. Впрочем, о продаже коллекции речь не шла, ведь в средствах наследник не нуждался. В скором времени молодой человек встретился с прекрасной незнакомкой, столь же обаятельной, сколь и скромной.
Ну, что тут долго рассказывать: красавица стала часто бывать в его доме. Выяснилось, между прочим, что она специалист в области старой живописи. Однажды она спросила наследника, известно ли ему, при каких обстоятельствах в коллекцию попала картина Айвазовского «Шторм в заливе». Наследник ответил, что, по словам дяди, это полотно досталось ему от отца, который, в свою очередь, купил его в годы нэпа у крупного мебельного торговца. «Так я и думала! – воскликнула наша красавица. – Годы нэпа… Именно в тот период в России подвизался аферист Чарушин-Самохвалов, талантливейший подделыватель произведений Айвазовского. Утверждают, что на его счету десятки крупных фальшивок, хотя точного числа не знает никто». «Но дядюшка был убежден, что эта картина – подлинная!» – возразил наследник. «Подделки Чарушина могут обмануть даже опытнейшего эксперта, – отвечал красавица. – Впрочем, установить истину несложно. Соскреби аккуратно немного краски с любого угла полотна и сам договорись с лабораторией какого-нибудь крупного музея, чтобы определили возраст этой краски. Но сделать всё надо конфиденциально, иначе пойдет слух о неполноценности твоей коллекции, а это негативно отразится на ее общей стоимости». «Пожалуй, так я и сделаю», – ответил встревоженный наследник. Прошло несколько дней, и начался второй акт спектакля. «Какой кошмар! – пожаловался наследник красавице. – Представляешь, краски, которыми написан «Шторм в заливе», изготовлены в двадцатых годах прошлого века. Через два десятилетия после смерти Айвазовского! Ясно, что картина поддельная. Что же мне делать?! Я не хочу, чтобы в моем доме висела фальшивка». «Думаю, эту проблему можно решить, – ответила красавица. – Да, это подделка, но очень качественная. У меня есть надежный посредник, имеющий выход на коллекционеров с Ближнего Востока. Эти богатые и самонадеянные шейхи не задают лишних вопросов. Они доверяют только собственному вкусу и не приглашают к себе экспертов. Все риски посредник принимает на себя, но потребует за это драконовские проценты. Боюсь, ты получишь немного, но это лучше, чем ничего. Вдобавок, тебя навсегда избавят от фальшивки, присутствие которой оскорбляет твое эстетическое чувство. Выбор за тобой». «Ты ручаешься за своего посредника?» «На все сто». «Ладно, я согласен».
Дина выдержала паузу, затем произнесла:
– Вот так «Шторм в заливе» оказался у меня. А это, – она указала на Ключника, – Геннадий Федорович, другой мой дядя, который сыграл в спектакле роль посредника.
– Я всё понял, кроме одного, – проговорил гость, уже безо всякой витиеватости. – Почему образец краски, который, полагаю, наследник взял собственными руками, показал, что полотно поддельное?
– Это тоже наше ноу-хау, – ответила Дина. – Мой временный фрэндбой, он же наследник, он же Гегам, регулярно встречается с сугубо мужской компанией своих бывших одноклассников, и эти встречи обычно затягиваются далеко за полночь. Одним из таких «окон» я и воспользовалась. Предупредила консьержа, что жду сантехника. Под видом мастера пришел дядя Вадим. Мы отключили сигнализацию и аккуратно сняли картину со стены. Затем дядя Вадим разложил свои принадлежности и слегка «подправил» Айвазовского с помощью заранее подобранных красок в каждом из четырех углов полотна. Через некоторое время, когда краска просохла, начался тот самый спектакль.
– Хм! Но ведь вы могли объявить подделкой не обязательно Айвазовского, а любую другую картину из коллекции.
– Да, любую, но только одну. Две подделки – это уже подозрительно.
– Почему же ваш выбор пал именно на Айвазовского?
– По той элементарной причине, что к тому моменту в нашем поле зрения оказались вы, уважаемый Тигран. Нам удалось установить, что вы давно уже мечтали заполучить именно «Шторм в заливе».
– А если я откажусь от сделки и заявлю в полицию?
Взгляд Дины сделался жестким:
– Послушайте, господин Бадалян, не валяйте дурака! Разве вы не поняли, что я открыла вам некоторые секреты нашей фирмы в расчете на то, что вы станете нашим постоянным клиентом? Вы даже сможете делать предварительные заказы, получив доступ к нашей базе данных по картинам, которые в обозримом будущем окажутся в зоне нашей доступности. Вы ведь по своей натуре азартный коллекционер, и нам это известно. Так что не надо здесь говорить о полиции, притом, что никаких доказательств у вас нет. А вот полиция вполне может заинтересоваться происхождением некоторых полотен из вашей коллекции.
– Ох, что-то у меня голова закружилась, – гость потер лоб основанием ладони. – Что ж, я убедился, что вы – по-настоящему деловые люди. Мы будем продолжать сотрудничество.
– Тогда переведите обговоренную нами сумму на тот счет, который мы вам указали, и можете забирать картину. Договор купли-продажи можем оформить задним числом. У нас есть прикормленный нотариус.
– Не проблема… – Тигран отошел к дальнему окну мансарды и сделал вызов по мобильнику.
– Анюта, переведи ту сумму. Да-да, то, о чем я тебе говорил утром. Сделай это прямо сейчас, поняла?
Дина, в свою очередь, отошла к противоположному окну.
Прочитав через минуту поступившее SMS-сообщение, она известила своих:
– Деньги поступили.
Повернулась к покупателю:
– «Шторм в заливе» ваш.
Господин Бадалян снова послал вызов по мобильнику:
– Кеша, рули к дому и заезжай во двор, аккуратно, без шума, багажником к крыльцу веранды. Нет, много народу не нужно. Возьми еще одного человека, и довольно.
Затем он начал снимать картину.
– Я вам помогу, – вызвался Ключник.
Вдвоем они понесли картину к выходу.
Химик предупредительно открыл дверь.
– Гена, возвращайся быстрее, есть серьезный разговор, – шепнул он проходившему мимо брату.
Тот молча кивнул.
Усиков снова закрыл за ними дверь.
Дина и дядюшка Вадим остались вдвоем (не считая, разумеется, Пережёгина).
Профессор явно пребывал не в своей тарелке.
– Э-э, доченька, тут такое дело… – он подошел к кровати и вдруг резко наклонился вниз.
Глава 15. СЮРПРИЗ ИЗ ТУБУСА
Пережёгин уже смирился с тем, что сейчас будет разоблачен, и лихорадочно продумывал линию поведения.
Но тут Усиков снова схватился за поясницу:
– Ох, мой радикулит!
Он осторожно опустился в плетеное кресло и, находясь в изогнутой позе, продвинул правую ногу под кровать, пытаясь нашарить ею припрятанный тубус.
Пережёгину не оставалось ничего другого, как подыграть профессору, буквально подсунув ему цилиндр под пятку.
– Ага! – обрадовался тот, поднимая с полу выкатившийся на свет божий тубус.
Всё это время Дина не без недоумения наблюдала за манипуляциями своего дядюшки.
– Чего еще там такое?
– А вот сейчас сама увидишь, племянница… тут такая загадочная история… – Усиков повернулся вместе с креслом к столу, открыл тубус и принялся что-то извлекать из него.
Между тем, со двора послышалось урчание мотора.
– Счастливого пути! – донесся возглас Ключника. – Нет, ворота закрывать не надо. Мы сейчас тоже будем выезжать.
Еще немного, и в доме заскрипели ступеньки, а там и Ключник вернулся в мансарду.
Все трое сгрудились между столом и кроватью, разглядывая нечто, что Усиков, похоже, расстелил на столешнице.
Пережёгин, понятное дело, имел возможность наблюдать лишь за ногами аферистов.
Довольно долго под крышей мансарды царило напряженное молчание.
– Эге! – воскликнул, наконец, Ключник, он же «посредник».
– Сюрприз… – задумчиво произнесла Дина. – Неужели это тот самый «Банковский мостик»?
– Именно тот самый, – подтвердил химик. – Я мельком видел это полотно в комнате Омельева. Вот здесь, видите, плохо прописано одно из крыльев грифона. Я это заметил сразу и обратил внимание Олега. Но он лишь отмахнулся: ладно, мол, сойдет и так, все равно, дескать, этому холсту не висеть ни в Эрмитаже, ни в Третьяковке.
– Значит, полотно то самое, – констатировала Дина. – Ну, и как же оно оказалось у тебя, дядя Вадим?
– Мне его принесли сегодня утром, как раз в тот момент, когда я уже собрался на встречу.
– Кто пронес?! – одновременно воскликнули Дина и Ключник.
– Какой-то посыльный. В униформе и в фирменной шапочке. Вручил этот тубус прямо в руки и попросил, чтобы я расписался в квитанции.
– Где квитанция?
– Так ведь он унес ее с собой.
– Как хоть называется фирма?
– Да я и не спрашивал. Как-то всё это произошло неожиданно. Притом, я ведь не знал поначалу, что находится в тубусе. Вытащил холст только у себя в комнате. Но к тому времени посыльного и след простыл.
– Ох, и простофиля же ты, дядя, – выговорила ему Дина.
– Голова седая, а сам вроде несмышленого ребенка, – добавил Ключник.
– Так я и знал, что бы оба будете меня ругать, – обиделся Вадим Эдуардович.
Слушая эту перепалку, Пережёгин терялся в догадках. Дина и Ключник вели себя так, словно не имели ни малейшего касательства к краже картины из дома Виноградовых.
«Ладно, не торопись с выводами, – сказал он себе. – Инцидент еще не исчерпан».
– Кажется, я понял, – дрожащим тенорком проговорил Усиков. – Это ловушка. Сыщики нашли картину, и сейчас хотят сделать крайним меня.
– Не паникуй, дядя Вадим, – успокоила его Дина. – А то у сыщиков нет других забот, как устраивать тебе ловушки! Нет, это не ловушка, это приглашение к сотрудничеству, и я догадываюсь, кто посылает нам сигнал…
– Пережёгин?! – нервно переспросил профессор. – Хитрющий тип, циник, я сразу это понял по его глазам. Не удивлюсь, если он сидит сейчас на каком-нибудь дереве возле нашего дома и наблюдает за нами в бинокль.
– Скажи еще, что он спрятался под кроватью или в холодильнике, – съязвил Ключник.
– А что? Он и на такое способен.
– А ты проверь на всякий случай.
– Вот ты шутишь, Гена, а ведь я серьезно…
– Прекращайте, дядюшки, свой базар, – вмешалась Дина. – Подведем некоторые итоги. День сегодня определенно складывается для нас удачно. Мы завершили операцию по «Шторму в заливе», и каждый из вас получит свою часть прибыли. Кроме того, у нас появился постоянный покупатель, что привносит радужные перспективы в деятельность нашего скромного семейного кооператива. Что же касается этого полотна – «Банковский мостик», то будем считать его подарком судьбы. Тебе, дядя Вадим, поручается новое ответственное задание. Сейчас ты снова свернешь этот холст и поедешь с ним домой. Закроешься в своей комнатушке и аккуратно смоешь с полотна верхний слой.
– Но это работа не на один день!
– От тебя пока не требуется очищать всё полотно. Отмой небольшой квадратик в углу, но так, чтобы ясно открылся фрагмент нижней картины.
– Дина, солнышко мое, в коммуналке это делать опасно. Вдруг кто-нибудь из соседей постучит? Вдруг опять нагрянут сыщики или этот бес Пережёгин?
– Про сыщиков и Пережёгина забудь, – отрезала Дина. – А соседям не открывай, только и всего. В крайнем случае, скажешь через дверь, что голова болит или температура подскочила.
– Может, я лучше останусь здесь, в мансарде?
– Золотые яйца надо хранить в разных корзинах, а корзины держать в разных местах, – ответила Дина загадочной фразой. – Сделаешь так, как я сказала. Вот что еще. Когда закончишь, то подсуши обработанный фрагмент. А затем сверни холст и по утреннему холодку, часиков в шесть, отнеси его на Московский вокзал. Тебе там ходу минут десять, с запасом. Холст помести не в тубус, а в какую-нибудь старую хозяйственную сумку. На вокзале поставишь эту сумку в ячейку камеры хранения. Код используй прежний. Номер зала и ячейки сообщишь мне эсэмэской. Опять же по известной тебе схеме, с прибавлением соответствующих цифр. Ты всё понял, дядя Вадим?
– Я понял то, что мне опять предстоит пахать целую ночь, – вздохнул Вадим Эдуардович.
– Не ворчи, старик. Тебе ведь не мешает солидная прибавка к пенсии.
– Да уж, солидная, – капризно надулся тот. – Сколько антиквариата прошло уже через мои руки, а купить квартиру всё равно не могу. Мне эта коммуналка надоела хуже горькой редьки. Хоть на старости лет пожить бы по-человечески, в отдельной квартире, с персональным унитазом. Вы же мне оба обещали!
– Раз обещали, значит, сделаем, – сказала Дина. – Но сейчас не самое подходящее время для решения бытовых вопросов. Извини, дядя, но ты ведь не голодаешь, хорошо одеваешься, дважды в год ездишь на курорты, и вообще у тебя есть всё необходимое. Потерпи еще немного, будет и квартира. Будет и персональный унитаз. Ну, давай, собирай всё, что тебе нужно, и трогай в путь.
Аферисты рассредоточились по мансарде, готовясь к скорому отъезду.
Вадим Эдуардович подошел к шкафу и принялся греметь баночками, отбирая какие-то реактивы и беспрестанно ворча при этом.
Пережёгин отлежал себе бок и наглотался пыли, зато узнал даже больше, чем рассчитывал поначалу.
Дело, по всей видимости, обстояло так.
Дина и Ключник, похитившие «Банковский мостик» из квартиры Виноградовых, так и не поставили об этом в известность своего простодушного родственника, от которого они, похоже, многое утаивали, отчисляя ему из баснословных барышей какие-то крохи. Картину они прятали в тайнике. Но вот на горизонте появился потенциальный покупатель – господин Бадалян, и пришло время смывать с «Маков» камуфляж. Эту работу мог проделать только профессор Усиков. Но не посвящать же его в тайну! Поэтому был разыгран очередной спектакль, теперь уже специально для «дяди Вадима». Он получил от посыльного «Банковский мостик», так ни о чем и не догадавшись.
Здесь, в мансарде, Дина и Ключник продолжали ломать перед ним комедию, поручив наивному профессору в срочном порядке обнажить фрагмент настоящей картины, для того, видимо, чтобы продемонстрировать «второе дно» господину Бадаляну в ходе их новой конфиденциальной встречи.
Сложная операция с получением от Усикова частично отмытой картины через ячейку вокзальной камеры хранения была задумана, очевидно, для того, чтобы рассеять подозрения, которые могли возникнуть у «дяди Вадима», обиженного регулярными недоплатами.
Такая вот картина маслом.
Теоретически «Банковский мостик, то бишь, «Маки», можно заполучить хоть сегодня вечером.
Вадим Эдуардович – человек слабый, он сразу расколется. Правда, знает он немного.
Впрочем, пусть шайкой аферистов, как и выяснением всех подробностей этой запутанной истории, занимается полиция.
От него же, Пережёгина, теперь требуется только одно: собственными глазами убедиться, что под смывающимися красками «Банковского мостика» действительно скрыто произведение знаменитого импрессиониста.
Глава 16. МАГНИТНЫЙ КЛЮЧ
Дождавшись, когда аферисты покинут мансарду и запрут за собой дверь, Пережёгин, кряхтя, выбрался из-под кровати, отряхнул с себя пыль и размял затекшие мышцы.
Затем бесшумно прокрался к окну и притаился сбоку от него, прислушиваясь к тому, что происходит во дворе, где собрались все «ходячие» обитатели дома.
Дина что-то негромко втолковывала дяде-химику, который с понурым видом внимал ее речам.
Ключник, напротив, не щадя голосовых связок, давал последние инструкции сиделке, обещая проверить результат по возвращении. Первым делом сиделке поручалось запереть ворота после отъезда хозяев. Про исчезнувшую табуретку Ключник, кажется, забыл.
Вот вся троица уселась в иномарку (Дина за рулем). Автомобиль выехал на дорогу и помчался в сторону города.
Сиделка закрыла ворота, задвинула засов и прошла через веранду в дом. Через какое-то время она поднялась к больной.
Дверь мансарды, как припоминал Пережёгин, запиралась снаружи на висячий замок, но окна-то оставались открытыми.
Чуть сбоку от того окна, что находилось над верандой, к стене крепилась металлическая лесенка, вроде пожарной.
Из окна – на лесенку, с той – на крышу веранды, оттуда – на крышу сарайчика, наполовину скрытого кустами, и вот он уже на земле…
На пристанционной площади Пережёгин уселся в свой автомобиль и вызвал по мобильнику Виноградову.
– Ирина Сергеевна? Есть хорошие новости. Думаю, дело движется к финалу. Да, всё закончится завтра утром. С гарантией. Но у меня к вам есть разговор. Я буду у себя минут через сорок. Приезжайте, как только сможете.
* * *
На щеках Виноградовой играл яркий румянец.
Пережёгин вкратце ввел клиетнку в курс дела, опустив ненужные, с его точки зрения, подробности.
– Та вещь, которую мы ищем, у меня на крючке на девяносто девять процентов, – резюмировал он. – Остается получить подтверждение ее подлинности, и эту задачу я решу сегодня ночью. В связи с этим у меня к вам один необычный вопрос, уважаемая Ирина Сергеевна. В каких вы отношениях на данный момент с теткой вашего мужа? Она человек надежный?
– Елена Дмитриевна? – удивилась Виноградова. – А она-то здесь причем?
Пережёгин принялся неохотно объяснять:
– Дело в том, что картина, всё еще двухслойная, находится сейчас в коммуналке, у того самого химика. Он имеет задание от Дины смыть верхний слой на небольшом квадратике. К этой работе химик, в силу своих комплексов, приступит, полагаю, не раньше полуночи. Надо будет выждать для верности еще два-три часа, и тогда профессора можно брать с поличным. Переждать эти ночные часы мне было бы удобнее, находясь рядом, в коммуналке. Отсюда мой интерес к Елене Дмитриевне. Вы не могли бы объяснить старой даме ситуацию в самых общих чертах? Как бы двусмысленно это ни звучало, но интересы дела требуют, чтобы она пустила меня в свою комнату инкогнито. Растолкуйте ей, что это делается для блага ее племянника – вашего мужа.
Виноградова задумалась. Затем вздохнула и покачала головой:
– Понимаете, Елена Дмитриевна, сложная, я даже добавила бы, странная натура. Она, конечно, согласится ради Алексея на любую жертву, и заверит вас, что всё сделает, как надо. А затем проскользнет к своим коммунальным подружкам и «по секрету» расскажет им, что в ее комнате сидит в засаде «сыщик», и что нынче ночью в коммуналке произойдет нечто необычное.
– Ясен перец, – кивнул Пережёгин. – Вариант с тетушкой отменяется. Ладно, не беда. Я приметил, что на кухне окно остается приоткрытым, похоже, круглые сутки. Очевидно, для выветривания кухонных запахов. Думаю, мне не составит труда проникнуть в коммуналку через это окно, притом, что комната нашего химика находится как раз напротив выхода с кухни.
– Ой, а вдруг вас кто-нибудь увидит?
– Не волнуйтесь, я умею выбирать подходящий момент для неожиданных визитов. В крайнем случае, притворюсь гостем господина профессора.
Виноградова вскинула на него свои выразительные серые глаза:
– А хотите, Петр Мефодьевич, я совершу эту вылазку вместе с вами?
– Отдаю должное вашему мужеству, но в данной ситуации мне сподручнее действовать в одиночку, – покачал он головой.
– Почему же? Если вдруг возникнет конфликт, я смогу его как-то уладить. Всё же в коммуналке я не совсем чужая.
– Даже не думайте об этом.
– Как скажете… – Тревога, однако, не покидала ее. – А вы сумеете ночью попасть в его комнату? Насколько мне известно, у всех жильцов изнутри приделаны крепкие засовы и крючки. А вдруг он не откроет вам на стук и, с перепугу, уничтожит картину своими реактивами? Ведь тогда мы точно ничего не докажем?
– Не волнуйтесь, ничего он не уничтожит, – усмехнулся Пережёгин. – Не успеет. Да и не осмелится, пожалуй. – Он наклонился, выдвинул нижний ящик стола и достал оттуда некий предмет величиной с книгу карманного формата. – Это магнитный ключ, который открывает любые засовы и крючки. С его помощью я предстану перед химиком, словно материализовавшееся привидение. А вы, Ирина Сергеевна, идите спокойно домой и отдыхайте. Гарантирую, что ближе к рассвету с этим делом будет покончено, – сказал он, пожалуй, чуточку рисуясь.
– Мне так хочется верить вам! Я теперь только и буду думать о вашем ночном визите, и дрожать от страха за вас. Умоляю, позвони мне, как только всё закончится, ладно?
– Это само собой, – кивнул он. – Однако пора прощаться. Я, будучи классической «совой», должен выспаться. Не люблю, знаете ли, ходить на дело в полусонном состоянии.
Глава 17. НОЧНОЙ ВИЗИТ
Около половины третьего ночи Пережёгин припарковал свою «KIA» в отдаленном уголке большого коммунального двора.
Он вышел из машины, натянув на макушку темную матерчатую шапочку с большим козырьком, который при легком наклоне головы закрывал всё лицо.
Вокруг не было ни души. Светились лишь одиночные окна на верхних этажах, да тусклые фонари над мрачными арочными проездами.
Держась для верности тени, «народный эксперт» вышел на ту сторону старого дома, куда смотрело окно комнаты Усикова.
Оно светилось бледным рассеянным светом, как если бы в комнате горела настольная лампа, дававшая узкий концентрированный сноп лучей, направленный, к примеру, на участок рабочего стола.
Что ж, так и должно быть. Химик, значит, трудится, не покладая рук.
Пережёгин приблизился к окну вплотную, убедившись лишь в том, что его створки плотно закрыты, двойные шторы задернуты без малейшей щелочки в них и даже раздвижная решетка застопорена изнутри специальной рукояткой.
Впрочем, всё это детали. Главное – профессор занят работой.
Ночной гость обогнул здание и вышел на другую его сторону, где находилось кухонное окно.
Как по заказу, оно было «утоплено» архитектором в неглубокой нише, затянутой сейчас непроглядным мраком.
Даже если бы во дворе появился в эту минуту запоздалый прохожий, то и он не смог бы разглядеть человека, притаившегося в нише.
Пережёгин протянул руку и нащупал оконную раму. Так и есть, створки не закрыты на щеколду.
Он распахнул их шире, взобрался на подоконник и простоял некоторое время в позе тушканчика.
Внутри коммуналки царила абсолютная тишина, народ спал мертвым сном.
Пережёгин обвел лучом маленького фонарика проход от окна до распахнутой в направлении коридора двери, удостоверяясь, нет ли на полу каких-нибудь табуреток либо ведер, способных загреметь под ногами.
Но нет, путь был свободен.
Он осторожно спустился на пол, снова прислушался.
Тишина. Никто не сновал по коридору и не кряхтел в туалете.
Похоже, он действительно выбрал самый удачный отрезок времени для ночного визита.
Ну, вперед.
Во всем огромном коридор горела лишь одна 40-ваттная лампочка над дверью в уборную.
В ее блеклом свете громады старых шкафов и коробок создавали иллюзию некоего лабиринта, в котором притаился, поджидая свою жертву, двойник Минотавра.
Пережёгин быстро пересек коридор и приблизился к двери Усикова.
Сквозь нижнюю щель струился слабый свет.
Пережёгин снова прислушался.
В комнате было очень тихо, но нет-нет, да и слышался специфический звук, наводивший на мысль о легком поскрипывании стула.
Да, профессор трудится. И, наверняка, он настолько увлечен своим занятием, что не сразу обратит внимание на неясный шорох в коридоре.
Пережёгин достал из сумки магнитный ключ и бесшумно приложил его к двери, примерно в том месте, где, как он припоминал, должен был находиться засов.
К удивлению «народного эксперта», дверь от легкого прикосновения подалась сама собой.
Вот-те раз! Неужели осторожный Вадим Эдуардович забыл запереться?
Однако играть в прятки уже не имело смысла.
Пережёгин рывком распахнул дверь, шагнув следом в комнату.
Мысленно он рисовал себе различные варианты развития событий, но реальность вышла за рамки всех его фантазий.
На столе, освобожденном от посторонних предметов для работы, действительно горела настольная лампа, бросавшая на столешницу яркое пятно света; в самой же комнате царил полумрак.
Сбоку от лампы помещались всякие баночки, кисточки, какие-то миниатюрные инструменты.
Но холст «Банковский мостик» отсутствовал.
Усиков сидел на стуле отнюдь не в рабочей позе. Его руки и ноги были прикручены к стулу многократными извивами скотча. Полоской скотча был заклеен его рот, а глаза завязаны черным шарфом.
Судя по его подергиваниям, профессор находился в сознании, но не мог самостоятельно избавиться от своих пут.
Чутье подсказывало Пережёгину, что опасность притаилась рядом.
Запах. Странный запах, совершенно чуждый этой комнате.
Боковым зрением он успел заметить черную тень без лица, выдвинувшуюся за его спиной из переднего угла.
Затем что-то твердое уперлось ему в шею, проникло в плоть и швырнуло его в темную бездну.
Глава 18. ОБЕСКУРАЖИВАЮЩИЕ ВЫВОДЫ
В голове звенело, словно та была чугунной, а тело так ломило, будто по нему каток проехал.
«А ведь мне всегда представлялось, что действие электрошокера вызывает совсем другие ощущения, – подумал Пережёгин. – Ладно, теперь буду знать».
Цепляясь за стул и стол, он медленно поднялся на колени.
Взгляд упал на примостившийся в углу хозяйственный столик, на котором стоял трехлитровый баллон с водой. Не поднимаясь с колен, он добрался до вожделенного сосуда и сделал несколько основательных глотков, чувствуя, как к нему возвращаются силы.
Сколько же он пробыл в прострации? Минуту? Или четверть часа?
Преодолевая усилием воли состояние анемии, Пережёгин поспешил на выручку к хозяину комнаты, который вьюном извивался на стуле, тщетно пытаясь сбросить свои путы.
Первым движением Пережёгин сорвал полоску скотча с нижней половины его лица, вторым – сдернул повязку с глаз.
Узрев перед собой знакомую персону, профессор, похоже, готов был вторично лишиться чувств.
– Вы?! – судорожно выдохнул он. – Опять вы. А я ведь догадывался, что так просто вы от меня не отстанете. С чем вы пришли на этот раз?
– Ну, во-первых, сообщаю, что не я на вас напал, – ответил Петр Мефодьевич, освобождая пленника от витков скотча. – Между прочим, я сам подвергся нападению, едва переступил через порог вашей комнаты. Правда, меня не связывали. Но кто-то третий ловко перечеркнул все планы – и ваши, и мои.
– Да, но вы-то зачем пожаловали? – плачущим голосом вопросил Усиков.
– Об этом мы побеседуем отдельно. Минутку… – Пережёгин прокрался к двери и выглянул в темный коридор. Никого. Странный запах тоже улетучился. Пережёгин вернулся в комнату, плотно прикрыв за собой дверь, и продолжил беседу с химиком: – Вы успели обработать холст?
– Какой еще холст? – насупился профессор. – Я занят чисто научной проблематикой.
– Тот самый холст, который, похоже, унес обладатель электрошокера. Почему вы открыли ему дверь? И как вы теперь оправдаетесь перед Диной и Геной?
– Не понимаю вас.
Пережёгин насмешливо посмотрел на него:
– Послушайте, Вадим Эдуардович! Нет времени играть в кошки-мышки. И дабы освежить вашу память, я напомню вам ту фразу, которую вы произнесли вчера около полудня в мансарде известного вам дома в Лахте, когда вся ваша мошенническая компания, удачно сбыв крупноформатное полотно Айвазовского, собралась вокруг стола, где вы расстелили холст под названием «Банковский мостик». Вы сказали тогда, что не удивились бы, узнав, что Пережёгин сидит на каком-нибудь дереве и фиксирует все ваши разговоры. Считайте, так оно и было. Я знаю всё. Или почти всё. От вас мне требуются лишь отдельные уточнения.
На лице профессора появилось выражение полной покорности судьбе.
– Нет, вы не человек, вы – дьявол. Или ученик дьявола, который научил вас проникать в чужие тайны и мысли.
– Профессор, вы ведь служитель науки, поэтому оставьте сей высокопарный стиль для другого случая. Если бы я умел проникать в чужие мысли, то сейчас меня бы здесь не было. Я даже догадок не имею, кто побывал в этой комнате и унес «Банковский мостик», но надеюсь выяснить весь ход событий, каким бы загадочным он ни представлялся. Между прочим, это и в ваших интересах тоже. На данном этапе мы с вами временные союзники. Я ведь не полицейский и не собираю улики против вашего «кооператива». Мне нужен только холст, и я его получу рано или поздно. А теперь слушайте внимательно. Этот холст я передам затем в распоряжение полиции, но так, чтобы никто из тех, через чьи руки он прошел, не пострадали. Таковы мои правила. Я не судья и, тем более, не палач. Поэтому, дорогой мой Вадим Эдуардович, лично вам даже выгодно, чтобы «Банковский мостик» оказался именно у меня. Ибо если он, неисповедимыми путями, минуя меня, попадет в руки «антикварного» отдела полиции или, не дай бог, мафии, то у этих организаций могут возникнуть к вам весьма неприятные вопросы. С соответствующими последствиями. Выбирайте, почтеннейший доктор, какой вариант вам милее.
