Лана Алексеева
Чародеи пионерлагеря «Юность». Общество красных галстуков
Глава 1. Проклятый дом на улице зеленой
Когда проблемы настигают вас одна за другой – всегда есть огромная вероятность, что следующим, за что вы ухватитесь в попытке спастись, будет огромная удача. Или шанс эту удачу заполучить. По крайней мере так говорили в доме по улице Зелёной. То был небогатый, ветхий домишка, на вид словно заброшенный, серый, до банальности простой, да нескладный притом. Стоял он посреди ряда добротных кирпичных домиков с красной имбирной крышей, с до блеска вычищенными крылечками, наполированными ручками дверей, с натертыми до скрипа оконными стёклами. И, если бы не этот дом, сложившийся посреди улицы как стоптанный башмак, то улица выглядела бы, пожалуй, как засахаренный, приторный пейзаж с поздравительной открытки. Но так уж сложилось, что дом там стоял и исчезать никуда не собирался. Вокруг того места ходило множество слухов, в основном конечно шли они из одного конкретного дома по соседству, с вырезными деревянными перилами и богатым садом, с пышными сочными яблонями и широким двориком, использованным под огород. Жила там пожилая женщина, несколько грузная для собственной миниатюрной фигурки, порой выйдет на крылечко, чтобы поухаживать за садом, убрать опостылевший в конец сорняк какой или сгрести опавшие листочки, да потихоньку прислушивается – что у соседей-то творится. При этом щеки её заметно розовеют, полыхают и маслятся, как добротный блин на сковородке, а глазки блестят да сверкают как пара алмазов.
Раиса Павловна Надумина хорошо знала свой небольшой сад, свой небольшой поселок, как и свой небольшой домик – где что лежит, где что растёт, да где кто чего натворил, ничего от этой женщины нельзя было ни скрыть, ни спрятать. Посему этот пожухлый, старый, безликий дом по соседству – расположившийся всего лишь в каких-то ста метрах от ее прелестного домика, так притягивал её взгляд и ум. Про этот дом мало было известно даже ей, как не ходила она кругами, как не вглядывалась во все глаза и не вслушивалась во все уши – знала она ровно столько, сколько все: живёт там семья. Да собственно и все. Владельцы дома менялись так часто, что подсчитать сколько семей там проживало точно было невозможно, никто дольше года-двух не выдерживал. Поговаривали, будто дом проклят. В общем-то сама Раиса Надумина и поговаривала, ходила она по воскресеньям в местный клуб, организованный для поселения как место для развлечений, там с другими скучающими пожилыми соседками и строили они теории да высказывали предположения, так Надумина возьми и скажи: «Проклят дом!».
С тех пор за ним и закрепилась такая слава. Да и дом действительно был проблемный, земля на которой он стоял – не давала хороший урожай, корнеплоды бывало гнили ещё до того, как их возьмёшься раскапывать, в саду росли только кусты смородины да дикая яблоня – последняя выросла сама, как помнила Раиса, проснулась однажды, вышла в свой чудный огородик, а с чужого сада куст распустившейся дикой яблони выглядывает, да дразнится – дескать посмотри, Раиска, какая я упрямая да красивая выросла. Недолюбливала она эту яблоню. Хозяева, которых дом менял как перчатки, не могли ничего с тем домом поделать – ремонт не удавался, урожай не собирался. Начнешь чинить крышу – завтра её снесло ураганом, который даже и не ожидался, да и вообще редок в тех краях, приколотишь новое крыльцо – местные бродяжные псы снесут новехонькие перила, да так и во всем, что касалось изменений в доме – не давался он, словно живой был, выбирал ещё, кого впустить, а кого выживать.
Но вот каких-то полгода назад въехала сюда новая семья, Надумина Раиса конечно же приходила в день заселения, чтобы, как она выразилась, познакомиться да уважить новых соседей. Да только никого кроме бледной веснушчатой девчушки не застала, та же была не совсем разговорчива, не пригласила на чай, да не угостилась предложенным пирогом, только односложно отвечала, кивала иногда и смотрела волком. Ох не понравилась Раисе эта девчонка, как не понравилась!
– И дурно одета, и манеры отвратительные! Где бы видано, со старшими не здороваться, да не пригласить на чашку вшивого чая! – Расходилась Раиса, подавая запечённую утку на стол. Её муж – молчаливый седой мужичок только молча поддакивал и иногда выдавал: «Да-да» или «Как скажешь».
А Раиса все стояла, немного разрумянившаяся, всклокоченная, да приговаривала: «Я говорю – проклят дом, и жильцы такие же – дурные и проклятые, того гляди принесут беду на хвосте!».
И беда не заставила себя долго ждать. Наступила осень, все сельские детишки отправились в школу, та находилась в десяти километрах от населённого пункта, потому ездить приходилось на выделенном школе автобусе, вставать нужно было рано, сборы занимали большое количество времени, в особенности для родителей: встань, растопи печь, подготовь завтрак себе и детям. Водителю автобуса и того было хуже, ему приходилось вставать раньше всех, чтобы привезти учеников к времени на уроки. Так проходил обычный будничный день жителей посёлка – вставали рано, ложились уже за полночь.
Но то были обычные деньки, до того как в «проклятом» доме по улице Зелёной не поселилась та самая новая семья, которых сразу же невзлюбила Раиса Павловна. Помимо той невзрачной веснушчатой девчонки, как позже разузнала или, точнее сказать, пронюхала, Надумина, в доме с девчушкой проживала мать – совершенно серая, лишенная всякого лоска высокая женщина, единственное достоинство которой были большие янтарного цвета глаза на скуластом угловатом лице, и отец – грубый, рослый мужчина с неприятно высеченным в профиль лицом – будто его голову взяли однажды и как монолитный кусок гранита обработали парой неопрятных и неточных движений. Девчонка всегда ходила в чем попало. Когда было холодно, единственной её приличной одеждой был рваный серый свитер, по-видимому доставшийся от матери – уж больно длинными были его рукава, и пара расклешенных брюк, местами даже залатанных с помощью заплаток. Она особенно сильно выделялась на фоне сверстниц: невысокая, болезненно худая, половина лица скрыта рваным лоскутом непослушных золотистого цвета волос, за которыми она тем не менее, пыталась ухаживать, хоть и выходило это крайне дурно. Как не пыталась она справиться с этой трагедией на голове – а все возвращалось как было уже спустя час.
Фамилия же семейства была столь же причудлива, сколь само семейство и его появление в этом посёлке – Горецкие.
«Ну и имечко им под стать!», – Причитала неугомонная Раиса Павловна.
Тот день пошёл не так как нужно с самого утра; Андрей Петрович, – водитель школьного автобуса, проспал подъем на работу, что было не то что необычно, а скорее сверхъестественно для такого ответственного работника как он. Работал он уже не первый десяток лет и такого ранее не встречалось на его памяти, чтобы так нагло продрыхнуть первый рабочий день: сегодня полагалось отвезти детей на их первую линейку в этом году, и опоздания уж точно были непростительны. Но если с этим он справился и еле как успел добраться до первого посёлка, хоть дорога была и непростой (ночью прошёл дождь, рассеялся густой туман и видимость для транспорта была почти нулевая), то остальная часть его поездки прошла ещё хуже предыдущей. К остановке в посёлке, где проживали Горецкие и Раиса Павловна, автобус подъехал на последнем издыхании. Дети уже расселись по своим местам, но заставить тронуться с места упрямую махину, – так Андрей Петрович с любовью отзывался о рабочем транспорте, было невозможно. Мотор гудел, кряхтел и кашлял как древний старик, но не заводился, пока со стороны двери автобуса не раздался гулкий неуверенный стук. Андрей Петрович взглянул в боковое зеркало – снаружи опустив голову стояла щуплая невысокая девчонка, неуверенно державшая над собой ободранный чёрный зонт – тот сильно гнулся и рвался из её тонких ручек под воздействием порывов ветра. Водитель открыл переднюю дверь, чтобы впустить опоздавшую.
– Как имя, фамилия, я вроде бы всех забрал? – То ли спросил, то ли утвердил Андрей Петрович.
– Анна. Анна Горецкая. – Девчонка отвечала тихо, но твёрдо, нисколько не смутившись, когда десятки пар глаз уставились на неё. Ребятам естественно вмиг стало интересно – новые люди в их посёлке редкость, что уж говорить о том, что Анна была не совсем обычной на вид.
– Ну что ж, Аннушка, проходи.
Девушка не колеблясь двинулась вперёд по салону автобуса и села не куда-нибудь, а рядом с высокой смуглой старшеклассницей, которая неустанно поглядывала в свое небольшое карманное зеркальце – вертела глазами, трогала свой тонкий нос, то стирала то наносила помаду, отвлеклась она только, когда Анна уже расположилась на сидении рядом.
В этот же момент мотор автобуса наконец заревел как положено, водитель облегчённо выдохнул – наконец-то тронулись.
Старшеклассница брезгливо фыркнула в сторону Анны и, громко захлопнув зеркальце, развернулась в сторону сидящих позади ребят:
– Я пересяду к тебе, Никит?
– Конечно, Насть, садись.
Анна нисколько не удивилась подобному отношению, все лето она провела на опушке от дома неподалеку, у огромной ивы, спустившей свои длинные витиеватые побеги к самой глади озера. Оттуда открывался широкий вид на посёлок, с самой высокой точки опушки можно было заметить сверкающий колпак церквушки, прянично-имбирные крыши аккуратных деревенских домиков и даже местную библиотеку, которая к слову была хоть и не большой, но сильно полюбилась Анне. Приходила девушка, садилась в тень под иву и наблюдала за тем, как кипит размеренная сельская жизнь. Посему была весьма наслышана о том, какое мнение сложилось о её семье у соседей и соседских детей. Картина рисовалась меж тем не такая уж радужная – Анну сельчане прозвали ведьмой и ведьмовским отродьем, её мать ходячим призраком, а отца побаивались настолько, что вовсе не произносили его имени, кроме как: «Этот Горе-Горецкий с Зелёной улицы».
Да было для того достаточно причин. Семья Горецких держалась особняком, в отличии от предыдущих поселенцев дома четыре по улице Зелёной были не так уж приветливы или даже общительны, жили видно, что бедно, хоть и не выказывали этого намеренно, но от глаз соседских уж такое не скроешь. По хозяйству глава семейства всегда что-то делал, но был не более разговорчив чем жена или дочь, и односельчанам приходил на помощь, дом под его рукой таки поддался, стал потихоньку преображаться – так и это было одной из главных причин для пересудов, дескать ведьминская семейка дом проклятый приручила. Но было в сплетнях соседей и то, что и сами Горецкие понимали, да не могли принять – толика правды. Дочь Анна в действительности была неспокойным ребёнком с самого детства и приносила несчастья такие, что порой приходилось срочно собирать вещи и уезжать поскорее да подальше, чтобы начать все с чистого листа. Но каждый раз задумка эта была провальной: на новом месте ничего не менялось, только большими подробностями обрастали сельские страшилки. А в город переехать у семьи просто не было средств. Так, когда Анюта была в классе третьем – одноклассники выдумали, что она заманивает других детей в лес и там же съедает, что косточек не остаётся. Конечно, это была полная чепуха, никого Анна не ела и не собиралась вовсе, но то что тянулись за ней неудачи – то было правдой. Порой и отец не сдерживался и кричал в сердцах:
– Это все твоя порода, Ленка! Ты родила её такой странной как и ты сама!
Лена – была матерью Анны и женой Горецкого. И в ответ на эти обвинения могла лишь грустно вздыхать и смиренно соглашаться – сама она натерпелась по жизни не меньше.
В тот день, когда Анна опоздала на школьный автобус, тот в поездке перевернулся, водитель не смог справиться с управлением, да и дорога была скользкая после прошедшего ливня. Такова была официальная версия. Только вот семья Анны и сама Анна прекрасно понимали чья была в том вина. Да хоть дети и остались чудом живы, как и водитель, который получил лишь пару ушибов, теперь сплетен и страшилок стало на одну больше. История то была громкая, оглашалась в местных газетах и телевидение на весь край и область: «Автобус в поселке Рассказово с детьми перевернулся на трассе по дороге в школу».