Кэйкаку Ито
Империя мертвецов

– После легкой конфронтации с разведкой ситуацию взяли под контроль, – доложили им. Похоже, произошла внутренняя неразбериха. Происшествие не сразу заметили из-за того, что в диких землях на границе человеческой цивилизации, куда не протянут телеграф, скорость информации зависит от длины лошадиных ног.

– Российская империя не рада новому участнику Большой игры, – ответило Третье отделение, и с того момента Аппарат Уолсингема и российская канцелярия решили распутывать дело о Мертвом царстве сообща.

Их человек должен был присоединиться к следовательской группе в Пешаваре, которая оттуда отправилась бы в карамазовское царство…

Я воздержусь от комментариев по поводу того, насколько удачным мне казалось решение назначать на это дело легкого на подъем Барнаби. Мое возражение все равно отклонили, оставалось только подчиниться приказу. Я решил, что он хотя бы в проводники сгодится, однако и тут этот человек не оправдал моих ожиданий. Вояка быстро дал понять, что он из тех, кто прорубает дороги там, где их нет. Конечно, буйный нрав жеребца усмиряет умелый наездник – но одного наездника Барнаби со своей спины уже сбросил.

– Эти новые подрывные мертвецы странные, – оправдывался он.

Когда Барнаби с моим предшественником направлялись в Пешавар, чтобы встретиться с российским агентом, мертвецы напали на них в форте Атток, расположенном в месте слияния Кабула и Инда, и мой предшественник погиб. Барнаби спасся, но только потому, что «вышел сложением». Справедливости ради я должен пояснить, что основной удар пришелся именно по Барнаби, а агент в ту секунду стоял у него за спиной. Действительно, можно сказать, что ему просто не повезло. Барнаби раздавил бедолагу, отлетев к каменной стене.

– Я достаточно навидался мертвецов-подрывников, но эти другого сорта. Они сразу нас заприметили.

– Мертвецы хорошо определяют на вид живых.

– Ну, пока сам не увидишь – не поймешь. – Барнаби решил не спорить и не углубляться в детали.

Ту женскую особь, которую мне показали в подвалах Бомбейского замка, поймал тоже он. Сказал, что вогнал ей кол в сердце, чтобы не взорвалась, хотя с медицинской точки зрения в этом не было никакого смысла.

– Мертвецы, вампиры – все едино, – пожал плечами бравый авантюрист. Профессор Ван Хельсинг от такой ереси, наверное, упал бы в обморок.

Потом, когда стали разбираться, выяснилось, что взрыв должен был произойти через установленный промежуток времени, и уничтожение сердца действительно остановило механизм, но ведь это везение чистой воды и ошибочная атрибуция причины к состоявшемуся следствию. А Барнаби со всей возможной расторопностью взвалил на плечи своего напарника с переломленным хребтом и мертвечиху с колом в груди и вернулся в Бомбей.

«Лучше б его тоже домой услали», – в очередной раз мысленно вздохнул я.

Черт с ними, с деталями. Но дело правда очень странное, многое не стыкуется. Забудем на время об интересах Уолсингема, но, предположим, Афганистан, который и так получает поддержку российских инженеров, успешно запустит вместе с ними новую линейку военных мертвецов и те заменят старые модели. Разве стране это не выгодно? Может, им не хватает оборудования? Или опытные образцы слишком дороги? Возможно, у новой линейки есть какой-то роковой недостаток?

Или Карамазов увез с собой секретную технологию и производство встало?..

Барнаби развалился в гамаке и уснул. Я оставил его в покое, вытащил из мешка кипу документов, завернутых в кусок макинтоша, и развернул их. Это копия данных, которые переслали по телеграфной сети в штаб Бомбейского замка, а именно тексты и бертильонаж^[19] с физическими характеристиками некоторых лиц, засекреченные кодом Доджсона. В Пятницу был установлен простой механизм дешифровки, и эту гору бумаги он выдал после обработки.

Я сел, прислонившись к борту нашего судна, и в который раз изучил записи о предполагаемом царе Мертвого государства. Я уже выучил эти строки наизусть, но до сих пор не понял, что же он все-таки за человек.

Алексей Федорович Карамазов. Уроженец города Скотопригоньевск.

Третий сын помещика Федора Карамазова. В этом году ему исполнилось тридцать три года, значит, он старше меня, но младше Барнаби. Вроде он раньше как-то участвовал в делах церкви, но вернулся в мир после смерти человека по имени Зосима. Насколько ясно из отчета, все дело в том, что от тела старца повеяло тлением. Похоже, Алексей довольно сентиментален.

У него двое старших братьев, Дмитрий и Иван. Братья в целом относились друг к другу с любовью, но после загадочной гибели отца, Федора, судьба семейства перевернулась с ног на голову. Среди этой кутерьмы умер слуга по фамилии Смердяков, второй сын Иван сошел с ума, а старший, Дмитрий, взял на себя вину за отцеубийство и был сослан в Сибирь. От рода ничего не осталось.

Все эти подробности стали известны потому, что на родине инцидент получил широкую огласку и Третье отделение не сочло необходимым скрывать данные, которые и без того печатали в газетах.

После гибели Федора Карамазова следы Алексея расплываются и теряются. Вроде бы он отправился в Москву и снова поступил в духовную семинарию, остались записи о том, что он участвовал в деятельности подпольной антиправительственной организации «Деятели», но, если бы он был революционером, кто бы такого человека отправил в составе военного совета в Кабул? Совершенно естественно заключить, что он на самом деле служил правительственным агентом.

Он окончил семинарию, и его, как заведено, отправили в колонии Сибири, но по каким-то причинам несколько лет спустя он занял там должность надсмотрщика. Возможно, стало известно его происхождение и его прикрытие раскрыли. Во время приготовлений к Русско-турецкой войне вызвался служить полевым священником в авангарде подразделения, созданного для улаживания дел с Кабулом. И тут этот неожиданный мятеж с военными мертвецами. Погиб в ходе его подавления. На этом его карьера, казалось бы, должна была закончиться.

Однако сотрудник аппарата Уолсингема зачеркнул слова о гибели двойной линией.

Человек, отказавшийся умереть.

Запись о том, что он служил надсмотрщиком в Сибири, в который раз притянула мой взгляд. В Сибирь сослали его брата Дмитрия. Мне хотелось думать, что, возможно, Алексей отправился спасать брата. Это, конечно, больше похоже на сюжет приключенческого романа, но ведь естественно предположить, что восстание в Кабуле спровоцировано чем-то, что он увидел в поселениях. Однажды он уже усомнился в вере и вернулся в мир, стал работать на тайную полицию, а когда в Сибири собственными глазами увидел ад на Земле, то решил поднять знамя восстания и основать государство мертвецов.

Возможно, Алексей считает себя новым апостолом Петром и потому повел за собой мертвое стадо?

Мне много раз доводилось слышать про каторгу в Сибири. Можно сказать, она куда больше достойна звания «Царство мертвецов». Это безмолвный загон с людьми, которых переводит в цифры и которыми распоряжается московская Аналитическая Вычислительная Машина «Иван».

В бертильонаже Алексея значился его рост и вес, соотношение длины рук и ног, форма его головы – не более того. Судя по конфигурации черепа, этот человек весьма одарен умом, но в карточке никак не комментировались морщины, изъевшие его исхудавшее лицо. Потому что Аналитическая Машина бесполезна, когда дело доходит до выявления индивидуальных особенностей человека.

Этот человек предпочел окружить себя мертвецами и смотреть на пустынный пейзаж, и едва ли его лицо теперь хоть изредка озаряется улыбкой. Или же он, напротив, не прекращает хохотать?

Я отбросил записи на мешок.

Мертвое царство. Рай для мертвецов. Говорят, что Эдем, рай на Земле, когда-то располагался в Гималаях. Такие толки ходят среди людей вроде популярной нынче в Штатах мошенницы, называющей себя «теософом», – мадам Блаватской. Из Эдемских садов проистекает четыре реки. Само слово «Пенджаб» вроде как значит «Пятиречье». Это про Инд и его притоки, Джелам, Чинаб, Рави, Сатледж^[20]. Значит, выходит, меня сейчас несет по волнам дороги, ведущей в Эдем? Я устремил свой взор в бесшумные воды, и мне подумалось: а ведет ли наш век науки и мертвецов человечество в рай?

Адиты, про которых Барнаби рассказали в Хиве, – это, как я понимаю, древний народ неверных, что отказался от Аллаха. Я поискал в библиотеке Пятницы и нашел вот что: они возводили «на каждом холме по примете», то есть по высокому зданию, и «хватали людей, подобно деспотичным тиранам»^[21]. Это был народ великанов, сильных и рослых. Они прогневили Аллаха, и их город погребла песчаная буря. Говорили также, будто их рост составлял сто локтей, что даже для великанов как-то слишком, но, вероятно, это метафора, призванная отображать их силу.

Мертвое царство. Второй Эдем.

Первого человека звали Адам.

В моей голове мелькнуло сомнение: не Адам ли первым и умер?

Второй Адам – Иисус Христос. На месте его погребения – храм Гроба Господня. Иисус был распят на кресте, а три дня спустя чудесным образом воскрес. Не хочет ли стать Карамазов третьим Адамом?

Первым воскрес Христос.

Вторым же… Гений Франкенштейна распахнул врата ада до Судного дня, обещанного нам Книгой Откровений, и ад хлынул на Землю. Я начал думать, что Чудовище Франкенштейна – второй Христос, но тут же оборвал свою бесплодную умственную игру.

Алексей Карамазов, тридцать три года.

А ведь, кстати, и Христа распяли в тридцать три…

IV

Глава статистического департамента национального общества Красного Креста Флоренс Найтингейл выдвинула три принципа, которые почему-то стали известны под названием «законов Франкенштейна». А именно:

1. Запрещено создавать мертвецов, которые не будут отличаться от живых.

2. Запрещено создавать мертвецов, превосходящих живых своими способностями.

3. Запрещено внедрять псевдодуховную эссенцию живым.

Эти заветы, как нередко бывает, казались несколько оторванными от реальности, но на медицинском факультете их все-таки вбивали в головы студентов как основу основ. Двадцать лет назад Найтингейл, тогда еще медсестра, лично столкнулась с трагедией Крымской войны, и, судя по всему, развитие некроинженерии рисовалось ей в мрачных красках. В те годы, когда еще только ставили первые эксперименты и военные мертвецы, совсем неповоротливые, с трудом соединяли команды в цепочки, она предсказывала, что вскоре их доведут до пугающего совершенства. Но сейчас кажется, что ее опасения были напрасны.

Если бы она выдвинула свои принципы сейчас, то их бы следовало сформулировать подобным образом:

1. Мертвец не может причинять вред живому или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред.

2. Мертвец должен повиноваться всем приказам, которые дает живой, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону.

3. Мертвец должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит Первому и Второму Законам.

Найтингейл предвидела шок, который вызовет в обществе появление мертвецов, и старалась настроить общественное сознание таким образом, чтобы предотвратить возможный ущерб, – пожалуй, в некотором смысле она стояла впереди эпохи. И все же законы Франкенштейна показывают, как сложно предсказать течение научного прогресса. Мертвецы застряли на том берегу зловещей долины, и инженеры могут только мечтать, чтобы их детищ путали с живыми людьми. Мертвецы могут выполнять многие задания лучше живых, но то же самое можно сказать о большинстве механизмов. Скажем, Аналитическая Вычислительная Машина славится скоростью вычислений, многократно превышающей человеческие способности, пароходы значительно быстрее плавают, с плугом значительно проще пахать землю, чем голыми руками. И не найдется ни одного человека, который по собственной воле позволит внедрить в свой разум некрограмму. Да живой мозг и не примет в себя это громоздкое чудовище.

Никто не станет спорить, что величайшее достижение Найтингейл – применение принципов санитарии при оказании помощи раненым и что благодаря ее трудам смертность в госпиталях кардинально снизилась. Этим она оказала обществу неоценимо бо́льшую услугу. Есть даже своя ирония в том, что этой своей службой мисс Найтингейл лишила общество ощутимой части «сырья» для массового производства мертвецов.

Для убедительности своих аргументов эта леди произвела статистические расчеты, которые сильно повлияли на тыловое обеспечение и другие армейские структуры.

Из-за широкой славы упомянутых законов одна из организаций, подчиненная Красному Кресту, стала называться Аппаратом Франкенштейна, и из-за этого легко забывалось, какую большую роль сыграла Найтингейл в ее учреждении. Цель Аппарата – оценивать и отслеживать численность мертвых войск в разных странах. Это международная организация, которая не спускает глаз с новых разработок. В каждой стране, конечно, своя политика, но по крайней мере на бумаге прописаны именно такие принципы. При необходимости Аппарат имел право организовать экспертный отряд для расследования.

– Ватсон. Джон Ватсон.

– Николай Красоткин, – с прекрасным английским выговором представился, протягивая мне руку, молодой человек примерно моих лет. Мы встретились в кафетерии Пешавара. Архитектор спланировал здание на западный манер, но стены испещряли арабески. Я чувствовал, что и ковер в глубине зала повесили в основном для того, чтобы окунуть гостей в восточную экзотику. Пешавар – древний центр торговли, все здесь пронизывали причудливые завитки вязи, где конец не отличишь от середины предложения, и люди тут прекрасно знали, как обходиться с чужеземцами. Барнаби с насмешкой наблюдал, как меня со всех сторон облепляют торговцы, и в итоге прошляпил свое портмоне, а у Пятницы в волосах откуда-то взялись белые цветочки.

Кафетерий напротив каменной улицы выбрали русские.

Агент Третьего отделения. М уже передал мне его бертильонаж с описанием внешних данных и краткую биографию. Но все же этого молодого человека я представлял себе совершенно иначе.

– Член экспертной комиссии Аппарата Франкенштейна, – протянул мне перфокарту Красоткин. Я подумал, что не бывает экспертных комиссий из одного человека, но вместе с тем отметил: к сотруднику международной организации не придрались бы даже в Англии.

– Прекрасная легенда.

– Пешавар – нейтральная территория, но и тут, согласитесь, бывает ветрено, – невозмутимо отметил Красоткин.

С первого взгляда понятно, что русский. Молодое, типично русское лицо, немного слишком правильное. Еще несколько лет – и, наверное, станет таким же грубым медведем, как все они. Я тихонько помолился про себя, чтобы этот юноша поскорее состарился.

– Не люблю притворяться. Но я в самом деле изучал в Московском университете математическую теологию, так что документы ничем не отличимы от подлинных. Если расследование завершится успешно, их даже в Красном Кресте признают.

– Хотите сказать, после такого дела у них не останется выбора?

Красоткин пропустил мое замечание мимо ушей и проводил взглядом английские войска, марширующие мимо кафе с мартини-генри на плечах. Каждый раз, когда кто-то обращал внимание на его необычную внешность, он беззаботно махал в ответ рукой. То ли бдительности ему не хватает, то ли он просто сама невинность. Правда, если попадется местным, то даже мне будет сложно вытащить его из передряги. Должно быть, и место встречи он выбрал напротив оживленной улицы, а не в каком-то закоулке, потому что боялся действовать в одиночку. Красоткин поставил чашку на место и сказал:

– Вы довольно долго добирались.

– Приключения, – коротко объяснился Барнаби. Кажется, он на каком-то зверином уровне сразу невзлюбил русского юношу. Красоткин делано похлопал ресницами и склонил голову набок. Мне он показался олененком предо львом… хотя скорее даже газелью перед гориллой.

– А вы, стало быть, тот самый капитан Барнаби, что первым услышал про мертвое царство?

Мой напарник нахмурил брови и начал нервно стучать по столу пальцем, похожим на жирную гусеницу. От мелкой дрожи по поверхности чая в его чашке из веджвудского фарфора пошли круги.

– Как эта принцесса собирается штурмовать горные ледники?

– Вы полагаете, что знаете о снегах больше русского человека?

Чуть задетый, Барнаби фыркнул и откинулся на спинку стула. Ноги на стол не закинул, но, полагаю, только потому, что не был уверен, выдержит ли. Да, признаться, на фоне этого шкафа напрашивалось сравнение с хрупкой барышней. Не говоря уж про руки и плечи, у него все тело представляло собой гору мышц, и Красоткин смотрел на Барнаби без тени страха, зато с неприкрытым восхищением.

– Неудивительно, что вы пережили русскую зиму… Впрочем, чтобы выжить в снегах, нужны не сила и не упорство.

– Знаю, – отвернулся Барнаби.

Красоткин чуть пожал плечами, а потом обратился уже ко мне:

– Это непросто понять человеку, который не привык к холодам, но в мороз остается только смириться. Особенно когда надо не просто пробежаться до соседнего дома, а пересечь огромную снежную равнину. Лучше всего расслабиться и принять то, что тебя окружает, так сказать, слиться с холодом. Сопротивление бесполезно.

– Подобно мертвецу? – Я вскинул брови.

– Perinde ac cadaver^[22]! – процитировал Красоткин основу устава иезуитов, вдобавок картинно крестясь, и я решил не спорить с его антинаучным высказыванием. Барнаби зыркнул на меня: мол, я ж говорил, невозможный тип! Скрыть свой взгляд он не сумел, и Красоткин его тоже наверняка заметил. Пока вояка не взорвался, я поспешил перейти к делу.

– Так вот, по поводу царства…

– Все правда, – нетипично прямо и радостно для разведчика ответил Красоткин. – Алексей Карамазов прибыл в военный совет в качестве священнослужителя… похитил около сотни мертвых солдат, проходящих техническое обслуживание, и сбежал. На месте была организована группа перехвата, но в итоге они сами пали жертвами мятежников.

Царь с жалкой сотней мертвецов в подчинении затаился где-то в горах Гиндукуша в глуби Афганистана. Мне поручено разузнать, что за общество они там организовали, хотя кажется, в этих диких землях, куда не ступала нога человеческая, и найти-то их невозможно, если они как следует затаились.

– Как искать иголку в стоге сена.

– Острую и отравленную. На самом деле подходящих мест не так уж много. Найти его несложно. Ладно еще мертвецы, но Алеше нужны дрова и питье, так что выбор весьма ограничен.

Я сделал вид, что не заметил, как Красоткин назвал Карамазова уменьшительным именем. Куда интереснее, что если все так, как он говорит, то российской разведке нет нужды прибегать к чьей-то помощи. И юноша, будто заметив, что это меня заинтересовало, пояснил:

– Да его и перехватить-то всерьез не пытались. Так, напугали немножко – да и отозвали войска, я думаю. Если б не вы, не было бы и расследования. Мертвецов хватает ненадолго, а там проблема разрешилась бы сама собой. В таких условиях они бы не продержались и десятка лет. – Он вздохнул со скорбной миной, хотя не похоже, что его это не устраивало. Говорил он спокойно, только немного ворчливо. Если б не тень улыбки, приклеившаяся к его миловидному лицу, можно было подумать, что мы просто болтаем за чашечкой чая.

– Что плохого, если сто мертвецов тайно поселятся в безлюдных горах? Мы, право, хотели замять это дело.

– А как же совместная операция?..

– Там, наверху, никогда не понимали, как обстоят дела у презренной черни.

Кажется, вдали от родины молодой человек несколько раздухарился.

– Даже Его Императорское Величество не станут разбираться с каждым человеком по отдельности. Да это и в принципе невозможно. Людей слишком много. Есть пределы человеческим способностям, а полномочия империи заканчиваются и того раньше, – прищурился Красоткин.

Темный блеск в его глазах без лишних слов сообщил мне, что лезть в чужие проблемы не стоит. Поэтому я махнул рукой, давая понять, что ничего не слышал, и сказал:

– Ну, не для того же вы здесь объявились, чтобы сказать, что отказываетесь сотрудничать?

– Разумеется, нет. Мы поможем. Раз уж история всплыла на поверхность, нам необходимо достичь консенсуса. Полагаю, Карамазов тоже это понимает, – радостно ответил Красоткин.

Я задал еще один вопрос:

– Вы лично знаете Алексея Карамазова?

– Зачем вы спрашиваете? Разве это не очевидно из наших данных? Я тоже родом из Скотопригоньевска, да и по возрасту не так от него далек.

Судя по документам, Красоткин был на десять лет младше Карамазова. Предположение, что двадцатилетний Алексей мог быть знаком с подростком, не так уж и безумно, но все же это необычно. И то, что Российская империя специально послала за ним такого близкого ему человека, – тоже.

– Вы были коротко знакомы?

– Как знать, – склонил голову Красоткин, а улыбка на его лице стала почти жестокой. – Можно ли сказать, что мы были близки? Мы часто разговаривали. А еще он переживал за мою карьеру, помогал решить, куда отправиться учиться. Можно сказать, что я избрал математическую теологию по его совету. Дети любили Карамазова. Дети любят всяких остолопов.

Казалось, что он просто перечисляет факты, и в его голосе не сквозило ни капли теплоты. Мускулы на лице юноши подрагивали от чего-то вроде ненависти.

– В Великобритании это считается достаточно близкими отношениями.

– В таком случае – да. Если вы так ставите вопрос.

Красоткин казался очень сдержанным, но не злым человеком. Его портрет я тоже составить затруднялся, но решил, что такой типаж нередко встречается в ученой среде.

– А что насчет Дмитрия Карамазова? – спросил я, вглядываясь, как изменится лицо юноши.

И тот мгновенно откликнулся:

– Очень сложный был человек. Вроде буян, но с удивительно чувствительным сердцем. Словом, русская душа. Мы с ним разговаривали, может, пару раз.

Он отвечал все так же бесстрастно, и я несколько разочаровался, когда не заметил на его лице следов того волнения, которого ожидал. Впрочем, он в то время был еще совсем мал, возможно, я несправедливо возложил надежды на их знакомство.

– Дмитрия не послали вместе с военным советом в Кабул?

Красоткин склонил голову набок, как птица, явно не улавливая связи. Я пояснил:

– Алексея отправили служить в Сибирь. Там, в колонии, он встретил Дмитрия, осужденного за убийство, и, вероятно, стал свидетелем его смерти. Дмитрия сделали мертвецом, а затем забросили в Афганистан. Узнав об этом, Алексей сбежал со своим умерщвленным братом…

Я изложил гипотезу, которую разработал за последние несколько дней, но Красоткина она, похоже, не впечатлила. Он нахмурился, между бровями появилась морщинка.

– Полагаю, вы намерены и впредь в данном деле придерживаться этой версии?

– Такова моя теория.

– Ясно, – тихо пробормотал Красоткин. – Идея хороша, но всякой теории нужны доказательства, а у этой имеется контраргумент. Дмитрий не умер.

– Тогда зачем? – недоуменно спросил я.

– Зачем – что? – загадочно, очень загадочно переспросил юноша. Мир полон людей, которые никогда не представляются первыми и отвечают вопросом на вопрос.

– Зачем Алексей дезертировал с мертвецами? Неужели нет причины?

– А неужели причины не может не быть? – невинно поинтересовался Красоткин, но по спине у меня пробежали мурашки.

Этот молодой человек сам смахивал на мертвеца. Если бы те умели говорить, то наверняка отвечали бы ровно так. Реакция вроде есть, но в ответах нет последовательной логики. Мыслительный процесс движется по автоматическим алгоритмам, и, как только последовательность заканчивается, память стирается. Я осознал, что этот человек сам за собой не замечает, когда лжет. Он бессознательно демонстрирует вполне искренние реакции, но они не затрагивают его разум. Ему незачем лгать мне. Просто все, что он говорит, – ложь, такой уж он человек. Наверное, ценное качество для разведчика, но мне стало интересно, от природы ли он таков или это результат строгой выучки.

– Насколько я понимаю, господа, ваша миссия заключается в том, чтобы разведать обстановку в царстве, а не вызнавать причины его образования? Докапываться до истины необязательно. Просто состряпайте какую-нибудь правдоподобную байку. Придумайте любую причину, которая вас устроит, и довольствуйтесь ею.

– Мне это нужно хотя бы для внутреннего удовлетворения.

– Это неестественно! – Красоткин покачал головой, к моему полному замешательству. – Доктор Ватсон, предположим, за время расследования вам что-то стало ясно. Замечательно, вы поняли и приняли мотивы действующих лиц вашей повести. И что дальше? К моей истории это не будет иметь никакого отношения, и, кстати, к истинным обстоятельствам Алексея – тоже. Даже если он сам в это поверит.

Мы неприязненно уставились друг на друга. Точнее, я на него, потому что сам Красоткин просто холодно улыбался. Алексей оставил мир и предпочел ему жизнь в окружении мертвецов. Мой собеседник пытается сказать, что мотивы такого эксцентричного решения все равно не понять. И даже если сам Алексей считает, что его действиями руководит определенная логика, она не имеет никакого отношения к объективной реальности.

Рассуждения мертвеца. Каждый из нас следует своей линии и действует согласно тому, что считает своей волей. Нам даже необязательно осознавать ее таковой, и наука в самом деле не задает вопроса «Зачем?», но именно тем мы и отличаемся от мертвецов. Мы – часть материального мира, но одновременно с тем уверены, что в нашем существовании имеется нематериальный смысл. За эту функцию отвечает душа весом всего-то двадцать один грамм. Если лишить нас воли, то, полагаю, мы ничем не будем отличаться от мертвых чудовищ.

Но пора отбросить праздное блуждание мысли и вернуться к насущному вопросу.

– Алексей прихватил с собой Внедритель псевдоэссенции?

Среди подозрений Уолсингема было и такое: Алексей мог создать отряд убийц вроде древних ассасинов. Или даже уже создал. Но если Внедрителя у него нет, то силы царства так и ограничатся сотней мертвецов, и по крайней мере одной проблемой станет меньше.

– Я понимаю, чего боятся наши с вами верхушки, но вы же прекрасно знаете, что это устройство совершенно необходимо для обслуживания и регулирования мертвецов. Не для протокола. Если бы я собирался организовать отряд антиправительственных убийц, я бы точно не отправился жить в дикие горы. Когда появился Олл Ред Лайн, государство из массива сопряженных земель превратилось в развернутую сеть, связанную телеграфным сообщением. В сверхгосударство, преодолевшее барьеры расстояний. С вашего позволения, в чудовище звездообразной формы. Мятежник, если он не дурак, должен всеми силами пытаться воспользоваться этой сетью, а не бежать от нее и запираться на крохотном клочке земли.

– До такого сверхгосударства еще очень далеко.

– В самом деле? – улыбнулся Красоткин, и от его улыбки повеяло такой же жутью, как от куклы с намалеванным лицом. Мне начало казаться, что этот юноша нарочно копирует повадки мертвеца. Я слышал, в России есть достаточно аскетов, которые полагают, что подобным образом приближаются к Богу. – Полагаю, нам остается только отправиться туда и все выяснить.

– Куда? – спросил я.

Красоткин, повернувшись ко мне, спокойно ответил:

– Ваханский коридор. Долина реки Кокча. Мы тоже, знаете ли, не сидели сложа руки.

Я обернулся за помощью к Пятнице, который равнодушно вел записи.

«Кокча – верховье бассейна Амударьи. Расположена к северу от Кабула, в сердце Гиндукуша. Известна как месторождение ляпис-лазури».

Я молча наблюдал за тем, как стальное перо летит по бумаге, выводя эти слова.