Квасецкий
Раб
Под фонариком сменялись плиты выстроенной дорожки, серая плита раз, серая плита два, серая плита три. Где-то скол, где-то капельки воды, где-то трава проросла. И темнота, темнота вокруг.
В доме для рабочих хранились и инструменты, и разное оборудование для работы, да и вообще всё, что не помещалось или не хотелось хранить хозяину в своем доме.
Максим постучал в дверь, на стук открыл старик, весь побуревший от загара, который всегда появляется, когда долго работаешь под солнцем. Глубокие морщины на лице зашевелились, он хотел что-то сказать, но Максим прошел мимо него в комнату.
«Где Игорь?»
«Я не знаю»,– второй рабочий развернулся к нему на своей койке к Максиму. Смотрел на него с нерешительным вызовом, типа: дай мне сохранить хоть каплю достоинства.
В комнату прошелестел дедок.
«Мы правда не знаем, это же он, а не мы, да.»
На самом деле не так важно что он говорил, суть была понятна.
Максим подбежал к кровати и начал лупасить фонариком по спине сжавшегося рабочего.
«Где Игорь? Где Игорь? Где Игорь?»
«Сбежал, он сбежал, по дороге ушел.»
«Так-то!»
Двое голодных, осунувшихся людей стояли посреди жалкой комнатки. Скудный интерьер, голые беленые стены, проводка, печка и три кровати, одна из которых теперь пустовала. И напротив них озверевший мужчина, его лицо сжалось в злобную гримасу, как у пса.
«На сегодня я вас запру, если вы еще раз что-то такое выкинете, я вас собственноручно в поле закопаю, поняли?»
Побитые заскулили и согласно закивали.
На дверь Максим повесил замок.
Олег ждал. Книга уже была отложена в сторону, как и многие другие книги, которые он начал читать и не заканчивал, он уходил в свой мир мыслей, которые кружились вокруг него самого, для чего каждая цитата и каждая крупная личность являлась подпиткой.
Перед умственным взором Олега разворачивались сцены, где он вёл беседы с великими деятелями прошлого.
Ему казалось, что он возносится куда-то высоко, к вершинам человеческого разума. Вот Толстой приезжает к нему в гости и смотрит, как он обустроил хозяйство. Вот Аристотель выслушивает его мысли по поводу устройства государства, а вот Пушкин выслушивает его стихотворение и заливаясь смехом, интонациями Безрукова произносит.
«Друзья! Давайте выпьем за моего талантливого друга, Олега!»
Яркий банкетный зал, Кюхельбекер открывает бутылки, пенистое шампанское плещет на пол и играет вальс, по паркету скачут пары, развиваются юбки и полы фраков, как большое скопление флажков, сдвигающихся и раздвигающихся.
