Кристина Акопян
Блан Пэ
Загадочный расклад
Ануш просыпается легко, без головной боли. Какой-то красный свет сильно режет глаза так, что от боли приходится их закрывать, потом еще открывать. На третий раз перед глазами начинает вырисовываться некая картина интерьера, через мгновение интерьер становится четче, но совсем незнакомый ей. Красные шторы, плотно закрывающие окна, превращают утренний свет в красное, придавая комнате некую интимность вперемешку с тяжестью в воздухе. Оглянувшись, слегка приподняв голову, Ануш видит точно незнакомую себе комнату, обставленную черной, бордовой и золотистой мебелью. Комната достаточно большая, несмотря на убранство, место еще есть. Сквозь щель между шторой и оконной рамой на пол падает луч, разрезая комнату на половинки.
– Где я? – едва издался голос из уст Ануш. – Что с моим голосом? – задает себе вопрос, чтобы еще раз услышать охрипший свой голос, упираясь локтями в мягкую кровати с шелковым покрывалом.
Она вытягивает правую ногу и ставит на пол, встает, в это же время перетаскивая левую ногу с кровати, чтобы встать на обе ноги, но с грохотом падает на деревянный пол. Она оборачивается на кровать, с которой наполовину все еще висит ее нога, пристегнутая длинными наручниками к кровати. Раз она пытается отдернуть ногу, чтобы освободить, два пытается, три пытается, создавая шум и грохот. Бьется руками, ногами и начинает сколько может хрипеть, и вдруг она останавливается, прислушиваясь к другому шуму. А шум был за дверьми комнаты, кто-то быстро поднимался по деревянным ступенькам, и это все сопровождалось криками, один из голосов точно голос Вики, а второй был мужской, но на незнакомом языке.
– Открой, я сказала, открой, – потом перешла на английский, а оглушенный перегородкой голос Вики стал яснее.
Ануш хотела кричать, но из нее вышел только жалкий хрип. Дверь открылась, откуда ввалилась Вика, а за ней худой, длинный светлобровый тип, который что-то кричал на немецком, может, и не кричал, кто же этот немецкий поймет.
– Где мы, Вика? Что случилось? – охрипшим голосом вымолвила Ануш.
– Мы в борделе, вставай, – обращаясь к сопровождавшему ее белобрысому, Вика приказывает. – Немедленно освободи ее, – это ясно по ее вытянутому пальцу, направленному на лежащую на полу Ануш.
Мужчина, что-то говоря на немецком, достает из кармана ключик и подходит к Ануш. Освободив ногу из оков, нога девушки грохотом падает на пол, который онемел за это время. Далее на вопросы, где наши вещи и как мы сюда попали на английском языке, они не получают ответа, но получает пинок под зад, выталкивая их из трехэтажного многоквартирного здания с металлической дверью в подъезде.
– Как мы здесь оказались? Где мы вообще? – Ануш растерянно смотрит по сторонам, надеясь увидеть знакомые места.
– Мы в Германии, но не знаю где точно. С учетом того, что мы летели в Берлин. Никак иначе. Не могли же мы успеть доехать в другой город.
Тут за ними вновь открывается железная дверь борделя, и уже знакомый читателю длинный и худой мужчина выбрасывает сумочку Вики и джинсовую куртку Ануш.
– Надо искать вещи, телефон, деньги. Выяснить, как мы попали сюда.
Они усаживаются на тротуаре через дорогу от дома с железной дверью.
Вика во внутреннем кармане находит только банковскую карту. Ануш достает из кармана свой старый телефон, паспорт, а в нем бумажку, на которой карандашом для губ написан на русском языке адрес: Оуденордер стр. дом 23. Индекс 13347, Берлин. Квартира 12.
– Это мой карандаш. Может, это адрес, где мы сейчас? – спрашивает Вика.
– Может, я записала адрес Сандро?
– Может? Ты не знаешь, его это адрес или нет? Ты же отправляла ему открытку.
– Я не отправила, там почти сто сорок рублей вышло вместе с марками.
– Ну я спокойна, что ты на мужиков бабки не тратишь. Но скупая пипец. – Она застегивает куртку, осенняя свежесть пронизывает.
– Давай спроси у кого-нибудь, где это, – Ануш также застегнула свою джинсовку, в которой было значительно холоднее чем в Адлере. – Да как же я оказалась здесь? Что произошло?
И вдруг они обе как будто загорелись как лампочки.
– Давай поэтапно. Что ты помнишь последнее, Ануш?
– Как мы выходили из дома, потом шли по дороге в аэропорт… досмотр на входе, твоя регистрация, мы пьем коньяк.
– И я последнее помню коньяк… и два голоса! Один из которых, сильно охрипший, говорит: «В стеклянной таре».
– Это все он, он нам подмешал что-то. Темнота, я ничего не помню. Помогите. – Ануш встает и в растерянности бежит из стороны в сторону.
Вика наблюдает в оцепенении.
– Мой автобус, я должна успеть на автобус в 19:00, я даже адреса не помню. Иди сюда, нам надо идти по адресу, включи свой телефон, если он работает.
Они включают доисторический телефон Ануш, который сразу выключается из-за разряженного аккумулятора.
– Надо найти зарядку, – предлагает Ануш.
– Мы не найдем зарядку на этот телефон здесь, – Вика встает и ищет глазами людей, к кому можно обратиться, и наконец-то разглядывают место, где они оказались.
Улицы с разрисованными стенами. Полные мусора урны, пара прохожих. Первый, к кому они обратились, отмахнулся: «Но инглиш, чао». Второй оказался любвеобильным и жестами предлагал интимные услуги взамен на помощь. Перейдя дорогу почти в углу улицы, они вошли в магазин. Вика зачитывает с бумажки адрес и спрашивает у продавца, знает ли он, где это. Продавец, подумав минуту, отрицательно качает головой и зовет женщину. Из подсобной комнаты выходит женщина в хиджабе. Прослушав еще раз адрес, поправляет девушку.
– Нот ОуденОрдер Райит из АутенАрдер. Лук, – открывает карту на телефоне и показывает место, которое на противоположной стороне от юго-востока, то есть на севере.
Кое-как продавцы объяснили, как туда доехать и сколько раз пересесть. На выходе Ануш показала продавцу телефон и на русском сказала:
– Зарядка. Хев зарядка? – а для верности добавила: – Зарядка, говорю, есть? – и показывает свой телефон.
– Хабе, – кивает мужчина за кассой и достает край зарядки из-под прилавка.
Растерянная Вика развела руками, не имея слов, чтобы описать свое удивление.
Пока телефон Ануш заряжался, Вика с телефона женщины стала искать местонахождение своего телефона, но на карте точка так и не появилась – телефон был выключен. Радовало одно: у нее осталась банковская карта, которую она хранила во внутреннем кармане куртки.
– У меня на этой карте примерно пятьдесят евро, – она села на корточки рядом с Ануш у окна, где была свободная розетка рядом, с которой был провод от уличного банкомата. – А вот корпоративную я, видимо, потеряла, надо сообщить руководству, чтобы заблокировали.
Но идея была бесполезной, так как она не помнила ни одного номера телефона, куда можно позвонить или написать, не считая того, что сим-карта Ануш оказалась без доступа международного роуминга и, кроме Wi-Fi, им не на что рассчитывать, если он способен будет на такие телодвижения.
Она вышла из магазина и с уличной стороны в банкомате проверила баланс карты, вошла и озвучила сумму в пятьдесят евро.
– Поищи карты и деньги в карманах, нам нужны деньги, – Вика обратилась к Ануш.
Та стала искать в карманах и добавила:
– Только мелочь, но карт точно нет. Я ими не пользуюсь, – и вынула из заднего кармана пятьдесят рублей.
– Все пользуются картами. У тебя что, долги в приставах?
– Нет, я снимаю с зарплатной карты деньги и храню наличными. Это небезопасно, могут списать деньги мошенники.
Не желая в такой трудной ситуации объяснять Ануш правила безопасности и преимущества пользованием картой, Вика приступает к включению телефона. В магазине не оказался Wi-Fi. Вика в отчаянии листала экран телефона, который еле поддавался приказам.
– Где приложения ВК и инсты? – спрашивает она.
– Место не было на телефоне, я удалила. Есть «ока».
– Мне твой «ока» не поможет. Найдем связь, напиши маме, чтобы прислала нам денег, пока не выберемся…
– Исключено! Она не должна никогда узнать, что я была в Германии, еще и при загадочных обстоятельствах.
– Но мы в беде, ты понимаешь? – у Вики начинают трястись руки, глаза заливаются слезами. – Мы здесь можем умереть в подворотне, мы в беде.
– Да не в беде мы! Сейчас зарядим телефон, поедем по адресу, посмотрим, что да как, – она садится к Вике, но успокоить ее не получается.
– Я есть хочу, пойду куплю поесть и попить.
– Нет, у нас мало денег, нам надо найти твои вещи, сейчас почти девять утра, надо спешить. Я пойду попрошу на бумаге нам написать, как доехать до этого адреса.
Пока Ануш получала маршрут на бумаге, Вика набрала корзину с чипсами и газировками, но на кассе у нее Ануш все отобрала и разрешила только купить воду в большой бутылке.
– Бутылку не выбрасывай – кончится вода и попросим где-нибудь.
Но Вика, кажется, не слышала Ануш, ее глаза бегали, она не могла сконцентрироваться на разговоре, паника ее одолевала все больше и больше.
Как удивительно чрезвычайные ситуации раскрывают людей: живущая размеренной жизнью в провинции собралась и составляет планы, а та, что полконтинента объехала и знает иностранный язык, не может собраться и управлять собой. Все дело в том, что Вика последние годы строго жила по правилам компаний и действовала по предварительно спланированному сценарию и никогда не попадала в такие ситуации в ее идеальной жизни. И в момент, когда красивая жизнь и карьера стоят под угрозой, она теряет самообладание. А что терять Ануш? Ей терять нечего, как оказалось, все, что ей дорого, стоит на месте в Адлере. Хотя ее жизнь тоже не качели, а прописанное скукотище.
Зарядив телефон, девушки вышли из магазина, перешли дорогу и вошли в метро. Ануш отобрала карту у Вики и потребовала пин-код, та, сопротивляясь, все-таки отдала, кое-как разобрались и купили два билета до нужной станции, отмеченной на бумаге. На платформе Вика стояла потерянная и что-то бормотала под нос. Ануш, которая никогда не была в метро, два раза пропустила нужный поезд, можно было рассчитывать на Вику с опытом поездок в разных мегаполисах, но Вика не ездила ни в каком метро, кроме московских, но и это большое преимущество над опытом Ануш. В конце концов Ануш подходит к женщине, просит помощи, обращаясь на русском и на армянском, будто произойдет чудо, тыкая пальцем на первую строчку в списке, та поняла и указала, с какой стороны ждать, те повернулись в нужную сторону и обнаружили слева от себя четыре бешенных глаза на расстоянии пяти метров. Один европеец и один то ли араб, то ли загорелый, но, наверное, араб. Те говорили, указывая на них пальцем, а потом араб рукой показывал, теребя большим и указательным пальцем, символизирующий знак подсчета денег.
