Корен Зайлцкас
Учитель драмы

Папины глаза светились.

– Неважно! Давай, убеди меня, что ты создана для этой работы.

– Ну…

– Давай! Я видел уже кучу кандидатов. Тебе нужно вбить мне в голову мысль, что ты лучше всех.

– У меня большой опыт поедания чипсов.

– Нет, не то. Когда ты прямо говоришь о своих достоинствах, ты навязываешься. Надо помягче. Относись к каждому человеку так, будто он – это отдельная страна со своей культурой. Нельзя ко всем применять одну и ту же методику.

Когда папе в очередной раз не удалось устроиться на работу, мы переехали к нашей хозяйке, Маргейд, и ее бесхвостым котам, чтобы сэкономить на арендной плате.

С тех пор как мы покинули дом, я ни разу не плакала из-за мамы, но я ревела белугой, когда папа сообщил: «Уже некоторое время мы с Маргейд состоим в определенного рода „отношениях“. И теперь, как выразился бы Филип Ларкин^[17], „пора пустить лодку нашей любви по волнам сурового быта“». Несколько дней подряд я ходила с опухшими от слез глазами и вся в соплях.

Даже будучи ребенком, я понимала, что это просто мера по сокращению расходов, которая никак не связана с романтикой. Мой отец на самом деле не любил Маргейд. Она была морщинистой вдовой, пахнущей мокрой шерстью и копченой рыбой. Ее покойный муж был бухгалтером и зарабатывал на жизнь тем, что помогал многочисленным островитянам, уклоняющимся от налогов. С тех пор как он умер, она в основном пила джин, вышивала на гобеленах мэнские пословицы. Самый устрашающий висел в гостевой комнате, где я спала: «Nee yn irrynys ta cummal ayndiu, soilshean magh ayns nyn mea». Это означало: «Свет правды внутри тебя озаряет всю твою жизнь».

Несмотря ни на что, меня все еще волновало, что из-за этой папиной измены нам будет сложнее вернуться в Ирландию. Что, если мама не сможет простить ему интрижку с другой женщиной? До появления Маргейд я по-детски надеялась, что расставание разожжет в их сердцах новую любовь. Я представляла, как мы втроем воссоединимся в канун Рождества. Фантазии были яркими и детализированными: я почти что видела перед собой рождественский пудинг под взбитыми сливками. Но Маргейд посмела покуситься на святое.

Обычная десятилетняя девочка исчезла, когда мы переехали к Мардж.

В первую очередь я стала выглядеть совсем по-другому. Отец попросил Маргейд подстричь мне волосы. Наблюдая за приземлением моих кудряшек на кухонный линолеум, я готовилась к радикальным изменениям. Когда она подняла зеркальце, я встретилась лицом к лицу с кучерявой Жанной д’Арк. В тот момент я подумала, как же хорошо, что мы не собирались сразу возвращаться в Ирландию. Я ни за что на свете не решилась бы предстать перед мамой со стрижкой «под горшок».

Но это была только первая трансформация.

Накануне переезда мы с папой решили пройтись по ближайшим магазинам и выбрать подарки для фей^[18]. Тогда он сказал, что собрался постоянно использовать американский акцент.

– Зачем? – спросила я, когда мы остались в овощной лавке одни.

– Я снял коттедж на выходные, прикинувшись американцем, – сказал отец.

Тогда я поняла, что и раньше это замечала, но не обращала внимания: с Маргейд отец иногда разговаривал как карикатурный Роберт де Ниро.

– Зачем? – повторила я так нелепо, будто пыталась вывернуть себе локти.

– Слишком рискованно быть ирландцем.

– Потому что мама может приехать нас искать? И засадить тебя в тюрьму за похищение ребенка?

Прямолинейность его обескуражила. Мы практически никогда не разговаривали о том, как именно он увез меня из дома. Три месяца мы прикидывались, что «развлекаемся», будто это были просто веселые каникулы, полностью санкционированные мамой.

– Да.

– Но тебе придется разговаривать гораздо больше, если мы будем жить с Маргейд. Думаешь, она не поймет, что ты не американец?

Папа с сомнением покачал головой.

– Люди типа Мардж, которые не ездили никуда дальше «Теско»^[19], не смогут отличить парня из Дублина в Ирландии от парня из Дублина в Огайо. Ирландский акцент звучит как британский для американцев и как американский для англичан.

Я на секунду задумалась. Мардж говорила на двух языках: англо-мэнском, потомке средневекового ливерпульского, и мэнском гэльском, который она использовала только со своими галдящими стареющими подружками, когда я могла услышать. Другие диалекты, казалось, ее утомляли.

– Хорошо, а что насчет меня? – спросила я, чувствуя, как во мне поднимается паника. Было похоже на то, что папа спрятался в укрытии, а меня оставил на линии огня.

Он потер кончик носа и задумался.

– Ну, у тебя два варианта. Первый: ты начинаешь работать над своим американским акцентом. И второй: помалкиваешь.

Я посмотрела на него с таким ужасом, будто уже онемела.

– Только не начинай. Детям постоянно говорят, чтоб были тише воды, ниже травы. Можешь книжки читать. Книга – лучшая маска, проверено. Спрячься за ней, и никто даже предположить не сможет, что ты из себя представляешь. Попробуй «Удивительный волшебник из страны Оз». Она американская.

Не считая пабов, самой любимой вещью моего отца, оставшейся в Ирландии, был старинный справочник под названием «Универсальный самоучитель», пожелтевший от сигаретного дыма. Папа курил беспрерывно, когда читал. Наполовину энциклопедия, наполовину руководство по этикету, этот фолиант содержал краткую информацию практически обо всем: основы юриспруденции, история современных государств, известные театральные деятели. В нем были инструкции по наложению гипса на сломанную ногу, чистке винтовки, найму архитектора и работе с ним («большинство архитекторов ставят перед собой задачи либо слишком творческие, либо слишком утилитарные…»). Отец всегда говорил, что человек может быстро стать экспертом в чем угодно, нужно только выбрать что-то непопулярное или сложно доказуемое.

– У Маргейд дома только кулинарные книги, – сказала я.

– Я попробую добыть тебе абонемент в библиотеку.

Подул холодный ветер, – если бы у меня были длинные волосы, он бы их взъерошил, – и я впервые осознала, что было уже позднее лето, почти осень. Я не заглядывала в календарь с нашего отъезда из Ирландии.

Я почувствовала внезапный приступ беспокойства при мысли о том, что могла пропустить первый день в школе. До этого я хорошо училась, и совсем не хотелось остаться на второй год, когда Клири перейдет в следующий класс.

– Референдум по разводам, – сказала я.

– Что с ним?

– Закон прошел?

– Нет. Большинство проголосовало против.

– И?

Папа сделал злое лицо.

– У меня перед глазами твоя мать встает, когда ты так на меня смотришь!

По крайней мере папа сдержал свое слово по поводу библиотеки. Он убедил не особо обремененную интеллектом Маргейд завести читательский билет. А потом, пофлиртовав с главной библиотекаршей с помощью томных взглядов и стихов елизаветинских времен, уговорил ее позволить мне брать книги домой по билету Мардж.

Неделями напролет я читала, лежа в кровати под лоскутным одеялом, сшитым из одежды покойного мужа Маргейд, и старалась развиваться в двух направлениях. В первую очередь я внимательно изучала то, что обычно интересует десятилеток – путешествия во времени, верховая езда и тому подобное, так что, если бы мне довелось снова увидеться с матерью, она не заподозрила бы отца в том, что он забивает мне голову всякими непотребствами. А помимо этого, я старалась запоминать выражения и пословицы, которые, как мне казалось, были американскими:

«Извините, я не хотела» (Дороти, «Удивительный волшебник из страны Оз», стр. 122)

«Ух ты! Ну и улов!» (Фрэнк, «Братья Харди и Башня сокровищ»^[20], стр. 52)

«Как пить дать» (Дядя Рэндольф, «Школа прерий»^[21], стр. 79)

«Зима будет – первый класс!» (Даррелл, «Школа прерий», стр. 87)

«Батюшки светы!.. Чтобы мне провалиться на этом месте!» (Даррелл, «Школа прерий», стр. 170)

Но самой полезной для меня оказалась «Элоиза»^[22].

Сначала я отмахнулась от нее, решив, что это будет слишком простое чтение, ведь Элоиза из книжки была на целых четыре года младше меня. Но после книг о прериях я постоянно видела кошмары, в которых меня похищали «краснокожие», а сама тема «слишком быстро повзрослевших детей» затрагивала душевные струны: как будто, покинув Ирландию, я потеряла часть своей невинности.

В Элоизе меня сразу подкупило то, что без матери ей было вполне неплохо. А еще ее сила: она превратила заточение в свободу, забрав то, что ей полагалось по праву. Она прерывала чужие телефонные разговоры. Вскрывала чужие посылки. Расстраивала свадьбы. Элоиза научила меня, что надо говорить на одном дыхании, чтобы звучать по-американски: фразы должны литься рекой, пунктуацией можно пренебречь. Помимо этого, она заставила меня на всю оставшуюся жизнь полюбить Нью-Йорк и отели. Они стали казаться мне свободными от моральных условностей площадками для игр, где обычная вежливость и рассудительность уже не работали.

Но самое главное, я позаимствовала у Элоизы кредо, которое помогало мне справляться со всеми проблемами на свете: «Вот что я люблю делать: притворяться».

Глава пять

Несмотря на все разговоры о мистических совпадениях и новых друзьях, я не собиралась продолжать общение с Мелани Эшворт после того дня в бассейне. Не потому, что у нас не было ничего общего. И уж точно не потому, что ко мне выстроилась очередь знакомых из Катскилла. На горизонте маячила угроза конфискации жилья и переезда во Флориду, и последнее, что мне было нужно, – еще одно прощание. Особенно с женщиной, которой я представилась вымышленным именем ради бесплатного обеда.

Но когда она попросила в «Оделле» мой номер, я поступила порядочно и продиктовала ей правильные цифры, не проронив ни слова, когда она забивала в свой телефон неверное «Т-Р-Е-Й…».

Тем же вечером я получила от нее первое сообщение. Я рылась в ванном шкафчике Рэнди после того, как он отправился обратно во Флориду бюджетным рейсом. За средствами для волос от Kiehl’s^[23], которые Рэнди покупал за бешеные деньги и никогда не использовал, я нашла пустую жестянку от мятных конфет. Я провела влажным пальцем по стенкам, собирая жалкие остатки белого порошка и пытаясь понять, была это крошка от леденцов или следы наркотиков.

Первое ее сообщение я проигнорировала: «Привет, Трейси! Я загуглила „джин как средство от насекомых“, и ты оказалась права!»

Но когда спустя двадцать минут пришло второе, мне пришлось оторваться от своих дел: «Я искала тебя в Фейсбуке, но не смогла найти. Ты в Сети? Хочу кинуть тебе ссылку на кантри-вечеринку, которую организовывает местный худсовет».

Я, как незаконный иммигрант, не особо-то пользовалась соцсетями.

«Извини! – ответила я. – Удалила свой аккаунт в прошлом году».

«Ух ты! Нонконформистка! Так держать!»

Я опустила глаза на картонную коробку, наполовину заполненную вещами для переезда, и она напомнила мне обо всех ужасах, поджидающих во Флориде. Рэнди будет глазеть на девиц в белых джинсах. Фитц обязательно захочет посетить нелегальный зоопарк с аллигаторами. В прошлом каждый шаг приближал меня к вершине. А в тот момент я шла даже не по прямой. Что могла предложить мне Флорида, кроме картин с пеликанами и солнечных ожогов?

Я открыла браузер на компьютере и начала создавать новый почтовый ящик. Адрес БьюллерТрейси был еще не занят.

«Не совсем! – написала я Мелани. – Просто я стала немного одержима. Вот моя почта. Скинешь ссылку туда?»

Назначать личную встречу – это дело ответственное и деликатное. Почти как превращаться из друзей в любовников – и Мелани явно не терпелось «прыгнуть ко мне в постель». Она прислала мне онлайн-приглашение на фестиваль капкейков (#нямнямням #нездоровоепитание) через несколько минут.

Через три дня мы уже были там. Я устроила целое представление, организовав ее дочери бесплатную прогулку на пони, пока Мелани, стоя вдалеке и разговаривая с мужем по телефону, улыбалась, как Чеширский кот, и повторяла: «Я по тебе скучаю». После этого разговора она была настолько благодарна, что купила на всех две дюжины капкейков по четыре доллара каждый, чтобы мы могли попробовать все вкусы. Мы так хорошо провели время, что я пренебрегла рациональностью и пригласила их с дочкой в Катскилл поиграть на нашей площадке с ржавыми качелями.

Пригласить Мелани было оправданным риском. Перед ее приходом я спрятала каждую мелочь, которая могла бы выстрелить в нее именем «Грейс» как заряженное ружье: от наклеек на конверты с обратным адресом до настенного календаря с ярко выделенными напоминаниями («Грейси: ярмарка с выпечкой!»).

Как оказалось, не только я нервничала.

«Осторожнее, Габриэлла…» – не переставала повторять Мелани после того, как они пришли. Это было что-то вроде материнского нервного тика. Осторожнее, муравьи кусаются. Осторожнее, не подверни лодыжку в этих сандалиях. Осторожно, не порань Фитца, ты большая девочка, ты намного тяжелее. И, в конце концов: «Осторожнее, не кидай грязь Китти в глаза…»

Габриэлла всего лишь играла с экскаватором Фитца с гаражной распродажи, пытаясь собрать раскрошенный бетон в кучку.

Ничто так не помогает посмотреть на свой дом свежим взглядом, как новый друг, пришедший в гости. Сидя в своем складном стуле, я увидела, насколько все запущено. Взгляд остановился на оконной раме с черной плесенью. Как бы я хотела, чтобы у нас была настоящая песочница или хотя бы несколько неискалеченных кукол – с обеими руками и ногами и с различимыми лицами.

Если бы Мел была кем-то другим, я могла бы сказать, что мы приобрели очень большой участок, и из-за новых неподъемных налогов на землю все так убого и неказисто. Но потом я подумала, что Мелани будет приятно иметь ручную нищую подружку, обитающую за пределами пузыря благополучия, – ведь можно сравнивать жизни и чувствовать себя #счастливицей.

– Все нормально, – сказала я в защиту Габриэллы. – Ты просто роешь землю, да? Закладываешь фундамент? Ты хочешь построить мамочке новый дом, по соседству с моим?

Габриэлла улыбнулась.

– Мама, я строю тебе дом!

Мелани отмахнулась от стаи мошкары у своего лица.

– Ка-а-ак бы я хотела новый дом. Мы рассматривали этот вариант, но…

– Ты хотела построить дом?

Она кивнула.

– Это всегда была моя мечта. Но Виктор на целый год уехал в Лондон. Это слишком серьезный проект. Вместо этого сделаем пристройку к нашему дому здесь. Я очень хочу большую гостиную с видом. Что-нибудь посовременнее. Все экологичное, разумеется. Здесь это серьезно влияет на цену.

– Твой муж переехал в Лондон? – Тот факт, что она ни разу не упоминала об этом, был свидетельством не такой уж и близкой дружбы.

– Уехал в понедельник.

У меня отвисла челюсть. А где же новости об этом в соцсетях?

– Он ездил туда и обратно месяцами. Так проще. Это же временно… – Фразы звучали монотонно, и у меня возникло впечатление, что она повторяла их уже много раз.

Я посмотрела на нее с теплотой:

– Ну, значит, совсем ненадолго.

– Только если ты считаешь, что год – это не долго. Но что здесь можно сказать? У него там работа.

– Он занимается финансами?

Она кивнула.

– Он работал в управлении ОДО…

– ОДО? – Тут мне даже не пришлось прикидываться дурочкой.

– Не спрашивай. Не уверена, что до конца понимаю, что это вообще такое. Как бы там ни было, это перестало быть актуально, когда экономика накрылась. Он поехал в Лондон работать в дочерней фирме своей компании.

Словно плохой танцор в попытках попасть в ритм, Мелани постоянно пожимала плечами. Она сделала глоток шорле^[24].

– Значит, мы в одной лодке.

– Ах да. Я помню, что ты недавно что-то упоминала, но я подумала, что Рэнди уехал только на неделю. Вы теперь тоже живете врозь?

– Он риелтор. В этих краях стало сложно хоть что-то заработать после краха субстандартных кредитов. Он приезжает на выходные, когда может. А сейчас это означает раз в месяц – авиаперелеты чудовищно дорогие.

– Он уехал обратно в Великобританию?

Боже! Я чуть не расхохоталась. Мелани подумала, что Рэнди был англичанином. Рэнди – в стране, где его имя обозначало «озабоченный»^[25].

Но уже второй раз я не стала разубеждать ее.

– Да, так и есть.

И – вот оно: улыбка и вздох облегчения. Глаза Мелани засияли, и взгляд зацвел.

– Оба наших мужа за границей! Что за безумное совпадение!

– Не то слово.

– Просто я обожаю совпадения. А ты?

– Я тоже.

Секунду мы смотрели на лица друг друга, блестящие от пота, и даже не мигали, ошарашенные этой ситуацией.

А потом Мелани сказала:

– Когда случаются совпадения, у меня появляется чувство, что… Даже не знаю… Что я на правильном пути? Это как судьба. Так, значит, твой муж скоро возвращается? Или вы с детьми переедете к нему в Великобританию?

– Мы скоро поедем к нему. – Я понизила голос, чтобы Фитц и Китти не услышали меня из-за скрипа качелей с лошадками. – Этот дом должны конфисковать, что сильно все усложняет.

Ее глаза округлялись все сильнее, пока я расписывала ей, насколько Рэнди, привыкший к невероятному темпу продаж, был потрясен, когда банки начали отказывать в кредитовании.

– Я даже представить себе не могу, что это был за стресс. И что вы сделали?

– Ну, что все делают. Затянули пояса – во всяком случае, я – и отдали свои сбережения.

Мелани ахнула.

– Все сбережения?

– Испарились, – сказала я, изобразив жест фокусника. – Но тяжелее всего было справляться с тем эмоциональным грузом, что упал на Рэнди. Ему не хватало драйва. Знаешь, того возбуждения, когда ведешь борьбу за очередной дом. Переговоров каждый день. Без всего этого он стал как депрессивный подросток.

– О, Трейси. Сколько у вас осталось времени?

– На самом деле уведомление о выселении может появиться в любой момент.

Тогда мой голос надломился из-за искренних чувств. Было больно вспоминать, с какой дотошностью я выбирала обои в этот дом всего два года назад. Я еще покупала яркие толстые журналы с дизайнами интерьера и думала, как бы «добавить перчинки» и «придать характер» своему «пространству».

– Как Рэнди справляется?

Легкий, тихий смешок.

– О, он не справляется. Это делаю я. Поэтому обычно по вечерам я занимаюсь тем, что заворачиваю хрупкие предметы в газеты.

Каждое утро Фитц приходит ко мне с новыми вопросами: «Мама, а где зеркало?», «Мама, что случилось с книгами?». Это как рождественское утро, только наоборот.

– Пожалуйста, не говори никому, – добавила я. Старая фраза, сама слетевшая с моего языка. – Это так стыдно…

– Да уж, хорошего мало. Ох, Трейси. Я понимаю, что ты чувствуешь. – Мелани всматривалась в мое лицо, и из-за жалобного выражения на ее лбу появилась складка.

– Спасибо, – сказала я. – Я рада, что хоть кто-то понимает. Потому что в последнее время я сама как будто оцепенела.

Мелани уронила свой стакан в грязь, даже не обратив внимания, когда ей на ноги просыпались кубики льда, и подалась вперед, чтобы обнять меня. Она была такой худой, будто на ней не было защитного слоя. Прижавшись к ней, я отчетливо ощутила, что она не носит лифчик.

Когда она отстранилась, ее лицо горело от вина, а глаза были на мокром месте. С начала разговора о Лондоне они все наполнялись слезами.

– О, ну ничего, я уверена, что с нами все будет в порядке! – От ее взгляда «Ну ты и жалкая!» хотелось ножовкой отпилить себе голову, как и от настойчивости в желании узнать все непрезентабельные подробности.

Хорошо скрываемая ярость разгоралась и начинала подогревать безрассудное желание пойти на авантюру. Я была на грани, почти готова себя закопать, и даже не переживала по этому поводу. Отец научил меня, что искусно вызванная жалость не должна пропадать зря. Плюс за годы работы с Озом я выучила свой сценарий наизусть.

– На самом деле я думала, что этим летом смогу наконец найти время для самой себя. Когда нет Рэнди, мне особо не на что отвлекаться. Может, тебе стоит сделать то же самое. Найди для себя какой-нибудь проект. Например, что-то типа твоей пристройки.

– О нет, я никогда не смогла бы сделать что-то настолько масштабное одна.

– Я могу давать тебе советы. Я работала архитектором в Британии. До Фитца и Китти.

– Правда? Ты шутишь! Какая же я была идиотка, решив, что мы обе просто домашние курицы-наседки. Ха-ха. А ведь у тебя была карьера!

Напускной скромностью я старалась показать, как мало значила эта «разница» между нами.

– Была карьера. Уже много времени прошло. С тех пор как у Рэнди начались проблемы с работой, я пытаюсь вернуться в профессию. Несколько раз работала с пристройками к жилым домам.

– Не может быть!

– Мне сразу вспомнился загородный дом в Уорикшире. Было похоже на то, о чем ты говорила. Я потом пришлю тебе свой сайт. Можешь посмотреть фотографии. Вдруг тебя что-нибудь вдохновит.

– Ой, конечно! Пожалуйста, присылай, я так хочу посмотреть!

Я взяла в руки телефон и увидела, что Рэнди не ответил ни на одно мое сообщение. С искренним раздражением я солгала:

– Черт, интернет не работает весь день. Я пришлю потом. Обещаю.

– Хорошо, ну расскажи мне, каково это – быть архитектором? Ты работала в Лондоне, не иначе.

– Все как в браке. Тратишь много времени. И эмоций. Когда проект идет хорошо, ты в восторге. А когда нет, начинаешь злиться и чувствовать, что попала в ловушку.

– Ты работала в большой компании?

– Не, это была маленькая частная фирма. Преимущественно занималась дизайном гостевых домиков за границей.

– Где?

– На побережье в Турции, которое еще называют Турецкой Ривьерой. Знаешь это место?

– Нет, но звучит очень элитно! Должно быть, ты была хороша в своем деле.

– Ну, этого я не знаю. Все архитекторы настроены либо слишком творчески, либо слишком практически. Я пыталась занять срединную позицию. Моей настоящей слабостью были технические дисциплины. У меня никогда не было особого таланта к созданию моделей.

– О, я тебя умоляю! – воскликнула Мелани так, будто я напрашивалась на комплименты. – Наверняка ты все делала замечательно. Только посмотри на это место! И, могу поспорить, бюджет у тебя был ограничен.

Я заставила себя улыбнуться в ответ на этот неоднозначный комплимент.

– Да, – сказала я, – я могу многого достичь малыми средствами. В этом смысле я весьма изобретательна.

После ухода Эшвортов дети были без сил. Фитц отрубился к семи, заснув над своим блокнотом с кучей каракулей. Китти долго возилась с подушкой, у которой, по ее убеждению, была сторона для плохих снов и сторона для хороших – перевернешь, и кошмар сменится сладкой грезой, – но в итоге уснула лицом вниз.

Выходя на цыпочках из их комнаты, я заглянула в телефон. Рэнди все еще не написал. Так что я решила позвонить.

Сев у реки с телефоном в руке, я в темноте прислушивалась к течению. Здесь легче вспоминалось, как мы с Рэнди часами болтали, опустив ноги в воду, и смеялись, будто парящие над нами чайки.

Я соблазнила Рэнди сознательно, почти так же, как я сейчас очаровывала Мелани: просто определяя и удовлетворяя его скрытые потребности. Он рос без отца, а его мать умерла от рака в год нашего знакомства, так что я выпячивала свой материнский инстинкт, используя как козырь уже готового однолетку. У него также была определенная склонность к самокритичности, так что я помогала ему стать более уверенным в себе, чрезмерно восхищаясь и интересуясь всем американским. «Почему американцы кладут яйца в холодильник?» – спрашивала я. Или: «А кто такая Хелен Келлер? Что в ней такого особенного?» Тогда Рэнди раздувал грудь и начинал с умным видом и чувством собственного превосходства распинаться о сальмонелле или триумфальной силе духа Келлер перед лицом недуга.

– Алло? – прозвучал голос Рэнди поверх разговоров и гула басов.

– Привет, дорогой. У тебя все в порядке?

– О, Грейси. Привет. Да. Просто я сейчас работаю со своим онлайн-курсом по лицензированию.

– Интересная тема? – Я стиснула зубы.

За этим вопросом последовала пауза. Я прямо-таки видела перед глазами, как он пробирается к выходу через толпу, пришедшую на «счастливый час». В трубке стал слышен ветер, когда он добрался до двери.

– А… да, в общем-то. Я изучаю жалобы о незаконном задержании имущества – как можно выселить коммерческих арендаторов.

Ага, а я набиваю пухом одеяла для сирот.

Но наш брак бы не удался, если бы мы были более строги в отношении подобных вещей. У нас было молчаливое соглашение: я притворяюсь, что похмелья Рэнди – это простые пищевые отравления, а он соглашается, что «проще» хранить наши налоговые декларации отдельно и «более безопасно» держать наше свидетельство о браке в банковской ячейке, которую он никогда не видел.

– Звучит занудно.

– Так и есть, – подтвердил он, перекрикивая женский смех.

– Я писала тебе весь день. Нашу карту «АмЭкс»^[26] не приняли, когда я попыталась расплатиться ею в супермаркете. Я им позвонила, и мне сказали, что баланс на ней достиг критической суммы в четыре тысячи…

– Да, я знаю. Я просто жду чека по тому кондоминиуму на Южном Бискейне, чтобы завтра им заплатить. Извини, Грейс, у меня тут появилась возможность посмотреть на угловой особняк на Фишер Айленде…

– Поняла. Хорошо. Иди. Лови волну.

– В буквальном смысле! Ты бы видела яхту этого парня.

Мы распрощались. Чашка чая восстановила мои силы, и я уселась за компьютер. Пароль от аккаунта Рэнди в Фейсбуке я знала всегда, но не совалась туда уже сто лет, потому что меня настолько утомили его рассказы о Флориде, что даже под пытками я не стала бы рассматривать фото с мохито и пальмами еще и онлайн.

Но во время своего последнего визита Рэнди сам постирал свою одежду – впервые за всю историю наблюдений. Не придав этому особого значения, я предположила, что таким образом он просто оказал мне услугу в день рождения. Но в свете сегодняшнего разговора я начала предполагать что-то пострашнее. Что-то с участием девочек в мини-юбках из Майами.

В аккаунте Рэнди я не нашла сообщений в папках «Входящие» и «Исходящие» – что-то новенькое. С каких это пор и почему, интересно, он начал их удалять?

Я проверила заархивированные сообщения. Среди бесконечных переписок Рэнди с его флоридским товарищем по работе – то-се, «беда с жилищным фондом», пятое-десятое, «цены ползут вверх семимильными шагами» – я нашла ветку сообщений, где участвовал сам Рэнди и женщина по имени Ванесса.

Прежде чем сердце остановилось, я успокоила себя мыслью, что Ванесса может быть клиенткой.

Я нажала на ее профиль: младший агент в фирме недвижимости, где Рэнди оплачивал себе рабочее место нашими последними деньгами. Не замужем. Только исполнилось тридцать. На три размера стройнее меня, с сиськами навыкат и насквозь фальшивая. Фотографии – сплошь с похожими на паучьи лапки ресницами и чудовищным слоем тональника, который соскрести можно только наждачкой.

Одна из картинок на ее странице – с надписью «Я с Кубы, сучечки» – заставила меня вспомнить ужин в день моего рождения.

Как тогда Рэнди сказал? «Там есть такая штука. Мохо и рельена… Это лучше, чем секс! Ничего подобного в жизни не ел!»

Я вернулась к переписке.

Она: «Спасибо за все. Мне теперь гораздо лучше».

Он: «Да, мне тоже. Мы могли бы встретиться в среду, чтобы продолжить, если это поможет».

Она: «А что я еще могу для тебя сделать?»

Он, с подмигивающим смайликом: «Я уверен, что-нибудь найдется».

Она: «Как твои ноги с коленями?»

Он: «Ну, следов от ковра не осталось! А ты как? Мы тут о тебе вспоминаем»

«Мы» – это Рэнди и его член? А ободранные коленки были последствием перепиха на ковре?

Где-то во вселенной раздался крик Вильгельма^[27].

Я понимала, почему Рэнди мог на это решиться: возраст, проблемы с деньгами, неприятности на работе. Но Оз хотя бы предложил разъехаться, прежде чем спать с другой женщиной.

Рэнди понадобилось расстояние в половину Восточного побережья и работа в придачу, чтобы оправдать возникшую между нами эмоциональную пропасть. Он действовал исподтишка, полагая, что я слишком занята детьми, чтобы беспокоиться об этом или просто заметить.

Мне пришло в голову, что я могла бы позвонить Рэнди сразу и спросить его в лоб: «Кто такая Ванесса?» Начала бы угрожать, что, если он соврет, я уйду от него и добьюсь полной опеки над Кит.

Но в конце концов это был бы блеф. У меня были, мягко выражаясь, «проблемы с подтверждением личности». Плюс просроченная виза. Если бы я пожелала встретиться с Рэнди у адвоката, высока вероятность, что я потеряла бы обоих детей и попала в американскую тюрьму. Остаток своего детства Фитц и Китти видели бы меня только в оранжевой форме, а я бы коротала свой срок за мошенничество с личными данными, поедая булочки с майонезом, которые американцы называют «печенье с подливой».

Я сжала губы. У меня были дела. Я переключилась на Систему Библиотеки Мид-Хастон и заказала с аккаунта Рэнди несколько книг, в том числе «Путеводитель по американским домам».

У меня уже был готовый скелет сайта архитектурного агентства, который я создала много лет назад, когда помогала Озу с несуществующими гостевыми домами, и я даже помнила многие свои реплики:

«Гостиные должны быть размещены в скошенных углах».

«Я все-таки виню Пьера Шаро за эту чертову придумку со стеклянными стенами».

Помимо всего прочего, мне нужно было купить домен АрхитектураБьюллер. ком. Потом дело дошло до вырезания и вставки картинок, которые должны были сделать сайт более актуальным. Последний раз, когда я использовала эту штуку, Фитц был в утробе, размером не больше гусеницы, а колонны еще считались модными.

Самым презентабельным из стандартных шрифтов я напечатала: «Моя цель – внести свежесть в образы моих зданий и пристроек. Я гарантирую своим клиентам добросовестное отношение к выбору дизайна и полное соблюдение его целостности…»

Пришло время воспользоваться страховкой.