Константин Николаевич Леонтьев
О либерализме вообще
Прямой и положительной, логической нити нет, сказали мы, между материализмом и верою в прогресс; но есть (именно вследствие слабости и несвязности мысли у большинства людей) между ними какое-то историческое совпадение. Излишнее поклонение реальной науке влечет за собою чрезмерные надежды на всемогущество человеческого разума; а если разум всесилен, то отчего же бы ему не довести людей на земле до возможного совершенства и счастья? Надо только, если не вдруг и не насилием, то постепенно, устранить все препятствия. Не надо штурма! Штурм не расчетлив, он пробуждает уснувшую реакцию, а нужен тихий, медленный, но верный подкоп.
Эгалитарная монархия лучше сословной, конституционное государство лучше абсолютного (где «живая воля, живая душа», по прекрасной мысли Гоголя, стоит выше деревянного закона)… К тому же большинство везде не мыслит, а движется лишь каким-то смутным подобием мысли. Всякая идея тогда только и господствует, тогда только именно и правит событиями, когда она перешла почти в инстинкт.
Умеренный либерализм оттого так и силен в XIX веке, что большинство либеральничает так же полусознательно, как мужик полусознательно крестится и держит посты.
Но ни сила, ни успех – вовсе еще не искомая истина и вовсе не благо. И холера – сила, и адвокаты революционного стиля имеют у нас блестящий успех!.. Но ни в азиатской холере, ни в европейских речах каких-нибудь Александровых мы не обязаны видеть ни блага, ни искомой истины.
«Так думает большинство…» Но большинство есть не что иное, как «собирательная бездарность», сказал прекрасно Дж. С. Милль, почитаемый сам за прогрессиста.
Еще одно обычное изречение этих умеренных людей: «Мы против всяких крайностей, против всякого насилия, сверху ли оно или снизу…».
Если это ваш личный темперамент, ваша кротость, ваша доброта, – мы готовы чтить эти прекрасные личные свойства; но не возводите, ради Бога, потребностей вашего сердца в государственный и общественный принцип.
Государство обязано всегда быть грозным, иногда жестоким и безжалостным, потому что общество всегда и везде слишком подвижно, бедно мыслью и слишком страстно…
Вы возразите: «Что ж!.. Мы не мешаем карать и казнить нарушителей закона и порядка. Дайте нам только в частном покое и мирном труде постепенно готовить будущее царство разума и правды…».
Готовьте! Готовьте, честные граждане, готовьте будущее! Учите детей ваших роптать на власти, учите их тому, что прежде всего надо быть каким-то «честным человеком», а религию, например, может иметь всякий свою… Учите их не любить никаких крайностей, учите набожность звать ханжеством, возмущаться религиозным фанатизмом, преданность службе царской и почтение к начальству считать низкопоклонством… Пренебрегайте en principe{9} чинами, орденами… В земских собраниях играйте в легкую, но все-таки оставляющую следы свои на делах оппозицию…
Готовьте, готовьте будущее! Рассылайте поскорей по народным школам анатомические атласы, чтобы крестьянские дети, эти граждане прекрасного грядущего, узнали бы скорей, что души у человека нет нигде, а все одни нервы и нервы (а если все нервы – то зачем идти на исповедь и слушаться станового?)… Беспокойтесь прежде всего о том, чтобы простолюдин не думал, что «земля на трех китах стоит»… Это ведь такое преступление, такое несчастье, что мужик на вас еще не совсем похож!.. Спешите, спешите скорее снять с него его яркую и живописную рубашку и наденьте на него траурную, мрачную блузу или серую жакетку европейского «уврие»…{10}
В судах по-прежнему старайтесь вести эту наглядную и иллюстрированную «пропаганду свободы». Мировые судьи! сажайте в тюрьмы хозяек, обруганных горничными, как вы сделали с г-жою Энкен… Защитники юношей в политических процессах! продолжайте говорить, что русским молодым людям можно потому простить нигилистические заговоры, демонстрации и бунты, что у них нет другой героической поэзии (как будто не было и нет героической поэзии в наших Кавказских битвах, в <18>12 году, и теперь, в Туркестане и Болгарии, под царскими знаменами?!)…
