Константин Николаевич Леонтьев
Наше болгаробесие

Первые впечатления народа, вступающего в политическую жизнь после долгого сна, так важны… (боюсь самому себе досказать свою мысль), быть может, даже неизгладимы…

Я долго прожил в Константинополе и много беседовал там с греками и болгарами.

Я приехал туда в <18>72 году, сознаюсь и каюсь, защитником болгар, хотя и грекам во многом сочувствовал; но не прожил я и года в самом центре борьбы, как уже мысли мои изменились… С тех пор они все те же… Тогда только я понял, до чего мне, как и большинству русских, был темен, смутен, недоступен этот столь важный и столь страшный греко-болгарский вопрос!

Только тогда, после этих долгих бесед, после внимательного чтения, после упорного раздумья я сказал себе: никогда еще в истории России и славянства принцип племенного славизма не вступал в борьбу с православными уставами и преданиями, и в первый раз эту борьбу мы видим в греко-болгарской распре. Истинно национальная политика должна и за пределами своего государства поддерживать не голое, так сказать, племя, а те духовные начала, которые связаны с историей племени, с его силой и славой. Политика православного духа должна быть предпочтена политике славянской плоти, агитации болгарского «мяса»… Национальное же начало, понятое иначе, вне религии, есть не что иное, как все те же идеи 1789 года, начала всеравенства и всесвободы, те же идеи, надевшие лишь маску мнимой национальности. Национальное начало вне религии не что иное, как начало эгалитарное, либеральное, медленно, но зато верно разрушающее…

И ему необходимо платить горькую дань и с ним надо, к несчастью, считаться; но вовсе не следует служить ему слишком искренно и простодушно.

Панславизм – неизбежность… Но панславизм православный есть спасение, а панславизм либеральный есть гибель прежде всего для России!..

Кто панславист умный, дальновидный и хороший, тот должен быть за Церковь, за ее дисциплину, за ее каноны, за епископскую священную власть, за патриарха, за этих ужасных и доныне льстивых фанариотов, а не за болгар, вот уже 20 лет подряд постоянно попадающих в руки своей крайней партии Чомаковых, Цанковых, Славейковых, Каравеловых… Патриарх – это старая Московская Русь; болгарская интеллигенция, за немногими исключениями, – это Гамбетта и Рошфор и разве-разве Вирхов и Тьер, только гораздо жиже и плоше!

Выбор ясен.

Однажды я беседовал долго с одним пожилым болгарином, человеком образованным и тонкого ума^[1]. Он сказал мне с глазу на глаз вот что:

– Мы, болгаре, конечно, поступили неправильно, нарушив каноны; но что делать? Раскол нам выгоден… Над нами было два завоевания – греческое и турецкое; надо было сперва, с помощью сильнейшего завоевателя, свергнуть слабейшего. Оттого мы соединились с турками против патриарха.

– Я понимаю вас, болгар, – отвечал я, – но нам, русским, нет нужды быть во всем солидарными с вами. Мы даже могли бы объявить вас раскольниками с церковной точки зрения, вместе с тем продолжая защищать вас, как славян, от турок и от Запада и даже, если нужно, и от лишних посягательств самого эллинизма. На Дунае мы помогаем же русским старообрядцам. В такой политике правда сочеталась бы с мудростью.

Одна не мешает другой. Разве мы не могли бы объявить вас раскольниками и воевать за вас, когда придет время?.. Тогда, когда Русская Церковь решится назвать вас по имени, как вы того заслуживаете, самый искренний в Православии своем русский в состоянии будет стать за вас, но только как за славян… не иначе. Церковь лгать Св<ятому> Духу или игнорировать свои уставы запрещает, а сражаться можно и за иноверцев даже, когда того требуют государственные выгоды, – на это нет канонов… А теперь, как православному человеку, понявшему наконец все ваши тайны, все ваши замыслы и приемы, как ему быть за вас?.. За вас может быть или незнание, или злонамеренность, или какое-то непостижимое затмение, овладевающее иногда и самыми сильными умами.