Константин Николаевич Леонтьев
Чем и как либерализм наш вреден?
Приведу несколько примеров. В одной губернии баллотируется некто в гласные – местный помещик, человек образованный как все, и никаких провинностей особых за ним не числится. Почти все шары черные. Отчего? За что это?..
Он близок губернатору; он ему, кажется, друг; мы не желаем, чтобы администрация знала все, что мы делаем, и влияла бы тут…
Что такое администрация? Это не что иное, как само правительство en détail[3]. Что такое губернатор? Это не становой, это лицо по порядку власти третье после государя, так как в обыкновенное время (т. е. при отсутствии военных генерал-губернаторов) губернатор зависит только от министра, а министр есть ближайший выразитель Верховной Воли.
Положим, это еще не велика беда. И земство тоже правительственный орган особого рода. Можно позволить ему в некоторых случаях быть в маленьком виде тем, чем бывает в Англии оппозиция, т. е., с одной стороны, министерство Ее Величества, а с другой – оппозиция тоже Ее Величества. Я знаю, что на это мне могут возразить весьма основательно еще следующее: «Оппозиция может быть охранительного и даже глубоко реакционного характера»… Да, теоретически это верно; но на практике, в России, мы этого почти вовсе не видим…
Для пояснения нашей мысли вообразим себе следующий состав земского уездного собрания: богатые помещики – покойный Иван Васильевич Киреевский и недавно скончавшийся престарелый граф Игнатьев (1-й), у которого в Петербурге была домовая церковь; один очень умный молодой человек самого новейшего, последнего стиля, которому уже в Московском университете опротивели более чем либеральные товарищи (они ведь так неинтересны!); он любит Шопенгауэра и Гартмана, поэтому пессимист для всего человечества и в благоденствие не верит; потом три купца – староверы; несколько бедных помещиков, в душе озлобленных либералов, но желающих быть членами управы, потому что им нужны деньги. В угоду первым трем лицам они прикидываются охранителями; потом крестьяне, представители общин, и между ними несколько начетчиков; два представителя монастырей, несколько отставных военных, желающих покоя и уважающих дисциплину и т. д. Весь состав в этом роде…
Разумеется, что такое земство не злоупотребляло бы правами и часто делало бы оппозицию в правую сторону, а никак не в левую… Но так ли обыкновенно бывает у нас? Похож ли состав нашего земства на подобную картину? И что случается обыкновенно, когда администрация и земство в чем-нибудь несогласны?..
Когда эти два органа – администрация и земство (положим, оба правительственные по источнику) – вступают в свою глухую борьбу, то обнаруживается вот что: правительство, выделив из себя, так сказать, земство и даровав ему известные льготы, находит в данную минуту, что этих льгот довольно и бóльших оно не находит полезным дать… Поэтому администрации поручается наблюдать за тем, чтобы в земской деятельности либерализм духа не переходил за черту либерального закона. Земство, по чувству естественному и присущему всякому человеческому учреждению, постоянно стремится перейти эту черту не по форме, а именно по духу, т. е. ослабить местное действие той самой власти, которая даровала ему права… И так как в России большинство до сих пор еще наивно верит, что все наши бедствия происходят от отсталости, а не от прогресса, от недостатка европеизма и современности, а не от излишней подражательности, то все эти стремления перейти черту льгот, вся эта мелкая оппозиция принимает большей частью не реакционный и консервативный характер, а эгалитарно-либеральный, усиливающий сперва общее расслабление, а потом и разнузданность.
Из оппозиции Его Величества этот мелкий, но постоянный отпор легко, сам того не замечая, перерождается в оппозицию Его Величеству.
