Коллектив авторов
Теория журналистики в России

© Коллектив авторов, 2018

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2018

* * *

Петербургская школа журналистики и МК

Наша монография открывает собой книжную серию «Петербургская школа журналистики и массовых коммуникаций». Вероятно, может возникнуть вопрос о том, насколько оправдано со стороны авторов именоваться школой, нет ли здесь саморекламного преувеличения. Попытаемся коротко обосновать выбор названия серии.

Прежде всего, в нем есть формальное соответствие: книги готовятся сотрудниками института «Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций», входящего в состав Санкт-Петербургского государственного университета. Но это и в самом деле скорее формальность, чем суть вопроса, тем более что к соавторству мы пригласили специалистов из некоторых других университетов. Важнее, что институт «ВШЖиМК» действительно представляет собой крупный академический центр, который ведет активную исследовательскую работу и заслужил известность не только в своей стране, но и в международном научном сообществе. Свою историю он ведет с 1945 г., когда было создано первое в Советском Союзе отделение журналистики на филологическом факультете. В дальнейшем, по мере количественного роста и приобретения нового опыта, отделение преобразовывалось в факультет журналистики, который, в свою очередь, в 2011 г. приобрел статус института. Сейчас он состоит из 12 специализированных кафедр, на которых трудятся 35 докторов и 60 кандидатов наук, не считая многочисленных других сотрудников и молодых ученых. Ежегодно все они публикуют 700–900 научных произведений в разных жанрах, включая статьи в изданиях, индексируемых в престижных международных базах данных Web of Science и Scopus. Приведенные данные говорят как минимум о высоком потенциале коллектива, а фактически – об устойчивой, многолетней, тематически разнообразной исследовательской работе в сфере журналистики и массовых коммуникаций. В этой сфере центров такого уровня насчитываются единицы, не только в России, но и в мире.

Значит, есть основания искать в деятельности большого коллектива с длительной историей признаки своеобразной научной школы.

Чтобы придать работе целенаправленный характер и добиваться результатов мирового уровня, в институте была принята стратегия развития науки, с ясно обозначенными ориентирами. Одна из центральных целей сформулирована следующим образом: «Обеспечение лидирующего положения в своей научно-исследовательской области, в соответствии со статусом СПбГУ как одного из двух ведущих университетов России». Установка на лидерство не имеет под собой конъюнктурных мотивов, она продиктована ответственностью, лежащей на ведущем университете страны. Плодами нашей научной деятельности пользуются коллеги и партнеры из многих других научных и учебных организаций, так же, как они пользуются нашими учебниками, выходящими в крупнейших издательствах и рекомендованными федеральными учебно-методическими объединениями.

Но за тезисом о лидирующем положении стоит еще один смысл, не менее существенный и актуальный. Процесс, состояние и достижения исследовательской работы российских ученых в сфере журналистики и массовых коммуникаций слабо известны за пределами нашей страны. Об этом приходится вести речь с сожалением как об отложенном долге отечественной науки. Мы слишком слабо и нерегулярно занимаемся собиранием и обобщением того огромного материала, которым располагаем, и еще менее энергично доносим его до глобальной корпорации специалистов. Между тем априори понятно, что России не должно занимать место на периферии мировой научной мысли и выступать в роли пассивного ретранслятора зарубежных теорий и концепций, при том что далеко не все из них отмечены интеллектуальным совершенством и прикладной ценностью. На международном рынке идей и знаний существует конкуренция, не менее острая, чем в экономике и политике. Чтобы участвовать в ней на равных началах с другими национальными школами, нужно как минимум представить свою продукцию как материал для оценки и сопоставления. И это тоже одна из целей предлагаемой серии монографий.

Целенаправленное движение к поставленным целям может осуществляться при условии, что выбраны крупные проблемно-тематические направления и на них сконцентрированы усилия квалифицированных специалистов. По этой причине в дополнение к упомянутой стратегии развития науки в институте «ВШЖиМК» были определены приоритетные темы, дающие возможность и откликаться на современные запросы, и создавать межкафедральные авторские группы, и раскрывать исследовательский потенциал коллектива. В ряду таких тематических приоритетов назовем, например, следующие направления:

• общая теория и социальная теория журналистики;

• статус и поведение личности в массовой коммуникации;

• эстетика журналистики;

• стратегические коммуникации в PR и рекламе и др.

Список не исчерпывается этим перечнем, но мы приводим те направления, которые уже включены в план подготовки монографий серии «Петербургская школа журналистики и МК». Хочется надеяться, что все запланированные книги вскоре выйдут в свет и что за ними последуют другие труды, не менее актуальные по постановке вопросов и свежие по материалу. В этой полезной и своевременной работе авторам помогает авторитетное издательство «Алетейя», продукция которого традиционно пользуется высоким спросом у специалистов.

Серию открывает монография «Теория журналистики в России». На первый взгляд может показаться, что тема сформулирована слишком пространно. Действительно, теоретическими разработками в области журналистики занимаются десятки ученых, и в научном обороте находятся многочисленные публикации, включая коллективные монографии. Однако замысел нашей книги не предполагает «открытия» теории заново, с нулевого цикла. Наоборот, мы ставим перед собой задачу обозреть и обобщить солидный материал, накопленный теоретиками журналистики в России за долгие годы. Из чего складывается капитал научного знания? Какие темы и проблемы разрабатываются особенно интенсивно и последовательно? Какие научные проблемы нашли адекватное решение и какие стоят на повестке дня? По каким путям будет двигаться теория журналистики завтра и послезавтра? Конечно, монография – это не справочник, каждый автор предлагает оригинальную версию подбора, осмысления и систематизации данных из своей предметно-тематической области анализа. Но все же главная ценность проделанной работы, как представляется, заключается в представлении нынешнего состояния теории, которое базируется на результатах труда предшественников и одновременно прорастает в будущее.

Упоминание предшественников требует дополнительного комментария. У петербургских авторов уже был опыт обращения к истории отечественной теоретической мысли в области журналистики. Несколько лет назад вышла коллективная монография, посвященная начальным этапам формирования науки о журналистике в России^[1]. Тогда нас интересовало зарождение нормативных, социально-философских, социологических, политологических и иных теорий в XVIII–XIX веках, причем именно в трудах российских мыслителей, деятелей культуры, публицистов. Нынешнюю книгу следует рассматривать как продолжение и развитие предыдущего опыта. Теперь в качестве временного отрезка избраны в основном XX и XXI столетия. Однако внимание по-прежнему сконцентрировано на отечественной науке. Разумеется, мы затрагиваем тенденции, школы и ситуации, существующие в глобальном мире, сравниваем положение дел в России с достижениями и процессами за рубежом. Вместе с тем мы исходим из того, что в описании деятельности ведущих мировых центров журналистской науки мало новизны, эту работу с завидной регулярностью и тщательностью выполняют сами зарубежные науковеды, прежде всего в США. Представить российскую науку можем только мы сами.

Каждая попытка такого рода пробуждает вопросы о способе компоновки и изложения содержания. Совершенно нереально представлять целую отрасль знания совокупно, без членения на значимые компоненты. Например, можно избрать проблемный подход, когда проект структурируется по зонам наибольшего интеллектуального напряжения. Оправданным было бы движение по хронологической вертикали приращения знания. Есть известные преимущества у биографического метода, который предполагает направленное внимание к заметным личностям в науке. Наша книга, как и предыдущая монография, в структурно-композиционном отношении строится по дисциплинарному принципу, хотя и без зеркального совпадения с предыдущей публикацией. В то же время данный принцип позволил использовать элементы проблемного, исторического и биографического подходов. Охватить все дисциплины, составляющие теорию журналистики, небольшому авторскому коллективу не под силу, поэтому были выбраны лишь некоторые из них, те, которые, как думается, с достаточной полнотой отражают состояние и динамику работы российских исследователей.

Раздел монографии «Теория журналистики как область исследования» открывается главой «Дисциплинарный статус теории журналистики» (автор доктор политических наук, профессор, зав.

кафедрой теории журналистики и массовых коммуникаций СПбГУ С. Г. Корконосенко). В ней рассматриваются дискуссионные сегодня вопросы о перспективах эволюции журналистики в условиях взрывного прогресса информационно-коммуникативных технологий и резких социально-культурных сдвигов. Вторая половина главы посвящена своеобразию теории журналистики, сформировавшейся в уникальном культурно-цивилизационном пространстве России. Глава «Теоретические компоненты истории журналистики» (автор кандидат филологических наук, доцент СПбГУ О. С. Кругликова) содержит крайне редкий в литературе опыт выявления теоретико-методологических оснований для изысканий российских историков прессы. Анализ обширного материала дает возможность предложить направления совершенствования методологии и методики исторических исследований.

Раздел «Социальные теории журналистики» начинается главой «Социально-философское знание о журналистике» (автор доктор философских наук, профессор СПбГУ В. А. Сидоров). В ней прослеживаются сложные процессы изменения фундаментальных представлений о назначении журналистики в обществе под воздействием, с одной стороны, смены политико-идеологических контекстов и, с другой стороны, усиления гуманитарно-антропологических тенденций в отечественной философии. Глава «Социологическое и социально-психологическое знание о журналистике» (автор доктор политических наук, профессор СПбГУ И. Н. Блохин) раскрывает содержание социологии и социальной психологии журналистики через представление основных направлений и исследовательских школ. Перспективы развития данных дисциплин связываются прежде всего с преодолением устаревших традиций и возрастанием интереса к человеку, живущему в социальном мире и существующему в медиапространстве. В главе «Политологическое знание о журналистике» (автор кандидат политических наук, доцент СПбГУ З. Ф. Хубецова) показан длительный путь движения от политической теории журналистики (по существу, выработки директив для прессы органами власти) к политологии журналистики как области научного знания, оснащенной собственным понятийным аппаратом и концептуальными решениями, представленными в исследовательской и учебной литературе. Как показано в главе, в политологии журналистики российские университеты занимают лидерские позиции в мировом сообществе. Глава «Экономические теории журналистики» (автор доктор филологических наук, профессор, член-корреспондент РАО, зав. кафедрой теории и экономики СМИ, декан факультета журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова Е. Л. Вартанова) характеризует быстро прогрессирующую в России область знаний о политэкономии медиа, медиаэкономике и медиаменеджменте. Потребность в ее освоении на фундаментальном и прикладном уровне диктуется как реальными обстоятельствами функционирования СМИ и журналистики в экономическом пространстве, так и необходимостью адаптировать зарубежные концепции и модели к специфической отечественной практике.

В разделе «Гуманитарное теоретическое знание о журналистике» глава «Филологические теории журналистики: литературоведение» (автор доктор филологических наук, профессор СПбГУ Б. Я. Мисонжников) охватывает взаимосвязи журналистской теории с классическими традициями исследований в области словесности. К ним относится изучение формы и содержания в журналистском произведении, поэтики дискурса в публицистике, методов текстообразования, наррации и др. В России наука о журналистике как нигде в мире состоит в самом близком родстве с литературоведением. В главе «Культурологическое знание о журналистике» (автор доктор исторических наук, профессор СПбГУ М. А. Воскресенская) показано, как идет создание целостного научного направления, которое следует называть культурологией журналистики. На настоящем этапе корпус теоретических идей, трактующих журналистику в культурологическом ключе, подразделяется на два основных направления: анализ освещения в журналистике культурной жизни общества и концепции журналистики как социокультурного феномена. Отечественная наука не имеет возможности опереться на развитые теории в зарубежной литературе, поскольку там предлагаются фрагментарные подходы к изучению взаимоотношений журналистики с миром культуры. Вместе с тем российские авторы накопили немалый концептуальный и эмпирический материал, который требует целенаправленного теоретического обобщения и формирует для этого необходимые предпосылки.

1. Теория журналистики как область исследования

Глава 1.1. Дисциплинарный статус теории журналистики

1.1.1. Изменчивый объект теоретического анализа

К сожалению, нам приходится вступать в дискуссию о том, есть ли основания причислять журналистскую науку к сообществу академических дисциплин. Казалось бы, сам факт напряженной исследовательской работы на данном направлении, идущей в мире десятилетиями, если не столетиями, снимает актуальность вопроса. С точки зрения официального признания симптоматично, что с некоторых пор дисциплина «Журналистика» появилась в классификаторе конкурсов РФФИ, в разделе «Литературоведение». Однако же вопрос поднимается вновь и вновь. Возможно, здесь действует устойчивая тенденция, подмеченная российскими исследователями: «Дискуссия о праве журналистики на собственную теорию и методологию оживляется всякий раз с усилением критики в адрес средств массовой информации и журналистов в частности, якобы не в том ракурсе отражающих актуальную действительность. Непременно находятся апологеты теорий вульгарной социологии, примитивного бихевиоризма или информационной бессубъектности, препарирующие журналистику в соответствии с конъюнктурой момента»^[2].

Если со своими сомнениями выступают представители смежных отраслей знания, то удивляться не приходится: они не погружены в чужую область занятий и в лучшем случае готовы выслушать разъяснение специалистов. Можно предвидеть суждения редакционных профессионалов, безапелляционно утверждающих, что «журналистика – это не наука, а сфера чистой практики. Тут трудно чему-то научить теоретически. Это ремесло». Правда, вряд ли можно понять автора книги – кандидата наук по специальности «Журналистика», цитирующего в своей книге приведенное высказывание: «Я согласен…»^[3]. Сложнее обстоит дело с опытными исследователями, которые будто бы впервые задаются «вечными» вопросами. Так, по мнению скандинавских авторов, «выражение “теории журналистики” подразумевает, что изучение журналистики представляет собой научную дисциплину… Однако данное предположение может быть оспорено». Они напоминают, что для признания области исследований научной дисциплиной необходимы два условия: во-первых, ее включение в институты высшего образования, создание ассоциаций исследователей, проведение тематических конференций и т. п., во-вторых, существование определенной академической культуры со своим набором теорий и методологических инструментов. По первому признаку журналистика, похоже, становится научной дисциплиной; по второму складывается более сложная картина, поскольку «исследования журналистики не отмечены специфической и общепринятой академической культурой»^[4]. На фоне таких категорических суждений рождаются предложения о формировании заново теории журналистики, например, в русле общей теории систем, чтобы получить «совокупный результат упорядоченных знаний о средствах массовой информации и журналистике» под названием медиалогии^[5].

Нечто подобное встречается в озабоченных рассуждениях о близкой журналистике научной области – коммуникативистике:

«В мозаичном пространстве направлений, методов и объектов великое множество ученых погружено в… содержание одной определенной дисциплины… среди них – историки, социологи, политологи, философы, экономисты, лингвисты, психологи и т. д. Если мы действительно считаем, что исследование коммуникации – дисциплина развивающаяся и приближающаяся к зрелости, то сообщество должно объединить силы, чтобы завоевать признание академического мира… Для этого требуется, чтобы мы договорились о ясно определенном, строгом и своеобразном наборе эпистемологических стандартов и развитом комплексе методологического инструментария»^[6]. В коммуникативной области достичь общего согласия и в самом деле крайне трудно, учитывая необъятность и неуловимость объекта и предметов анализа. Можно ли утверждать, что у теории журналистики есть суверенная объектная область?

Представляется, что начинать дискуссию о дисциплинарном статусе науки надо именно с этой коренной проблемы, в то время как другие оценочные мерила будут до известной степени вторичными по значимости. Совокупным объектом для теории журналистики служит журналистика, взятая в огромном разнообразии своих проявлений, качеств и взаимосвязей. Иная трактовка была бы противоестественной или, по меньшей мере, алогичной. Таким образом, нам неизбежно нужно определиться с ответом на вопрос, жива ли сегодня журналистика. Искренние соболезнования, равно как и конъюнктурные спекуляции по поводу заката или кризиса журналистики, наполняют текущую научную литературу, не говоря уже о дискуссиях в профессиональной и околопрофессиональной среде.

Вот типичный пример такой логики: «В течение многих лет вопрос “Что такое журналистика?” задавали редко… Журналистика – это то, что делают журналисты. Журналистику производят учреждения… Появление Интернета в значительной степени привело к деинституционализации журналистики… Теоретически журналистом… может быть кто угодно»^[7], – заявляют американские профессора. Почти дословно совпадает с ними в своей оценке российский журналист О. Романова: «Посмотрите, как круто почти 500 лет жили журналисты! Они всегда имели два “конца” – продавали и газету, и рекламу в ней. Жили так столетиями, и тут бац – “Конец истории”, Фукуяма и, главное, интернет, и журналистом может чувствовать себя любой, у кого есть твиттер и телефон. Профессия совершенно изменилась. Тут не нужны уже даже никакие ремесленные навыки, не говоря уж о нравственных…»^[8].

Как можно заметить, основаниями для постановки летального диагноза становятся два взаимопереплетенных симптома: неудержимая экспансия информационно-коммуникативных технологий и размывание (если не стирание) контуров профессии.

Было бы странно отрицать или принижать влияние технологической революции в медийной сфере. В свою очередь, лишены интеллектуальной новизны пространные публикации, раскрывающие преимущества мультимедийности, интерактивности, мобильности каналов, по которым ныне циркулируют новости и комментарии. Это самоочевидные до банальности истины. Другое дело, как расценивать последствия технологических прорывов. Полемизируя с теми, кто сочиняет эпитафии журналистике, выдающийся теоретик сетевого общества М. Кастельс с соавторами заявляют следующее: «динамичная картинка непрерывного и разнообразного “свидетельства” и документирования реальности не очень похожа на кризис журналистики, скорее, наоборот – на взрывное развитие. Наоборот, представляется, что профессия журналиста сегодня живее, чем была когда бы то ни было, с увеличивающимся разнообразием форм и контента, меняющегося с невероятной скоростью… Кризис в журналистике представляется преимущественно кризисом традиционных бизнес-моделей для печатных СМИ и вещательных организаций… С тех пор, как потребители могут выбирать, какую информацию и из каких источников они хотят получать… они существенно реже автоматически воспроизводят привычки в медиапотреблении, реже обращаются к газетам и традиционному ТВ, и чаще – к онлайн-новостям, спутниковому и кабельному ТВ, радио и к своим смартфонам… Нас гораздо меньше волнует выживание традиционных бизнес-моделей… чем продолжающееся и расширяющееся присутствие журналистики как инструмента выражения общественных интересов»^[9].

Видеть расцвет вместо отмирания – это не только более оптимистичная позиция, но и точнее соответствующая диалектическому способу научного мышления, с его императивами непрерывной изменчивости и развития. Для исследователей журналистики это еще и аргументация в пользу сохранения объекта их научного интереса. В самом деле, по сути, нас занимает не судьба традиционных бизнес-моделей как относительная частность, а жизнеспособность журналистики в целом – как социального и культурного института, сферы деятельности, средства общественного самопознания, вида духовно-творческой практики и т. д. Попытаемся взвесить шансы журналистики на «выживаемость» по некоторым ключевым параметрам и выявить те знаки изменчивости, которые взывают к усиленной работе исследовательской мысли.

Согласно типологическому описанию журналистики как деятельности, ее цель заключается в отражении событийной картины мира и объективном анализе социальных проблем с целью их разрешения; объектом служат социальная информация, разнообразные факты социальной действительности^[10]. Есть ли основания считать, что цель и объект более не существуют или коренным образом трансформировались? При самом смелом полете фантазии обнаружить такие изменения вряд ли получится, поскольку действительность, разумеется, продолжает порождать события, факты и проблемы, нуждающиеся в отражении и конструктивном к себе отношении.

Затронутая аналитиками тема субъекта деятельности – журналиста и профессионального сообщества – при ближайшем рассмотрении также не располагает к трагическим заключениям. Действительно, границы сообщества журналистов теряют четкость, прежде всего благодаря многочисленности медиа и спонтанности их возникновения и исчезновения. Однако они никогда и не были абсолютно строгими, в отличие, например, от врачей или юристов. Исследователям известно, что по поводу определения журналиста (и, соответственно, журналистики, которую он производит) специалисты дискутируют с давних пор и не пришли к согласию. К примеру, в литературе встречаются такие суждения: «Описание журналиста как “ходячего парадокса”… уже показывает трудность, с которой должна сталкиваться любая попытка определения журналистики»^[11].

Тем не менее невозможно отрицать, что специфическую редакционную работу в СМИ выполняют журналисты; именно так этих сотрудников называет действующее российское законодательство. Более того, масштабное исследование профессиональной идентичности журналистов, проведенное в России в 2016 г. Исследовательской группой ЦИРКОН по заказу Фонда «Медиастандарт», выявило, что они отнюдь не склонны растворяться в аморфной массе пользователей социальных сетей. Из опроса 400 с лишним респондентов – как штатных сотрудников СМИ, так и внештатных – выявились приоритеты в восприятии профессионала. Обратим внимание на некоторые из них. Большинство (81 %) согласилось, что журналистом может называться человек, публикующий авторские материалы в СМИ, но не на регулярной основе. Обязательным качеством считается прохождение школы в СМИ, получение знаний от опытных журналистов (81 %). В то же время пренебрежение профессиональной этикой было оценено как признак, по которому человек не может называться профессиональным журналистом (79 %), как и отсутствие интереса к общественным явлениями и проблемам (67 %)^[12]. При всей разнородности респондентов и выраженных мнений явно проступает вывод о том, что «своими» признаются люди, которые заняты общим делом и придерживаются принятых в сообществе правил поведения. Вряд ли здесь будет успешно работать метафора «ходячего парадокса».

Для теории, обращающей свой взгляд на субъекта журналистики, приведенные наблюдения представляются весьма значимыми. Участники опроса концентрируют внимание не на формальных признаках (профильное образование, стаж работы, должностной статус и др.), а на «формуле» профессии в ее деятельностном выражении.

По этой линии строит свои полемические рассуждения известный американский историк прессы Дж. Нерон. «Так же, как публика – это не народ, журналистика – это не журналисты, – пишет он. – Журналисты – это работники… Журналистика, однако, это – изм, то есть система представлений. Эта система представлений… является исторически сформировавшейся конструкцией, собранием всевозможных идеалов, импульсов и аксиом, в которой есть ощущение неизменности во времени, но которая меняется с каждым поколением… Это дает журналистам этический и риторический ресурс для того, чтобы… проводить различие между низкопробными новостями (например, “таблоидной” журналистикой) и журналистикой и в последнем случае между хорошей и плохой журналистикой»^[13].

Может показаться, что автор видел свою задачу в том, чтобы восстановить status quo и на этом поставить точку в напряженных спорах. Однако его размышления приобретают неожиданный прогностический оборот: «Интересный вопрос, будут ли действовать институциональные игроки, которые обладают потенциалом для укрепления журналистики… Есть признаки того, что Google и Facebook решат перенять от медиакомпаний обязанности по ответу на запросы общественности. Это повлекло бы за собой не только включение алгоритмов сокращения “фейковых новостей”, но и реальный наем очень большого и, по всей видимости, профессионального штата журналистов и редакторов, так же, как когда-то делали вещательные компании»^[14]. Исследователям предлагается непривычная и даже обескураживающая поначалу логика анализа: журналистика как – изм продолжается, но совсем не обязательно в традиционных медиакомпаниях. Это отнюдь не расхожая идея о причислении любого блогера (модератора сетевого ресурса, автора комментов и лайков, владельца смартфона) к сообществу журналистов. В нашем сознании инерционно существует прочная взаимосвязь между деятельностью журналистов (журналистикой) и устоявшейся инфраструктурой. А что если эта зависимость перестала быть обязательной и нерасторжимой?

Зарубежным специалистам преодолеть инерцию взаимосвязи проще, они с некоторых пор используют понятие медиа, которое, с одной стороны, включает в себя печать, радио и телевидение, с другой стороны, не имеет сколько-нибудь четких семантических очертаний. В России закрепилось (в том числе на законодательном уровне) уникальное для мира понятие средств массовой информации, СМИ, в которых действуют редакции, в значительной мере состоящие из журналистов. Согласно закону, журналистом признается лицо, работающее для зарегистрированного СМИ. По всей видимости, для теоретиков журналистики пришло время разорвать (ослабить) связку журналиста и СМИ, во всяком случае в их каноническом понимании, и рассматривать субъект деятельности в расширившемся, более многообразном и вариативном измерении.

Сказанное ни в малейшей степени не означает умаления роли традиционных медийных организаций и тем более их вытеснения из профессионального поля любительскими каналами коммуникации. Иначе мы пришли бы к новому однообразию вместо расширения диапазона возможностей. Без сомнения, ценности журналистики, включая производственные навыки, формируются главным образом в крупных корпорациях и затем транслируются в индивидуальные практики. Это относится и к взаимодействию СМИ с социальными сетями, ресурсы которых медийные организации ставят себе на службу. Британские авторы книги под пугающим названием «Конец журнализма» (содержание явно не соответствует этому диагнозу) отмечают, что медийная индустрия «утверждает свои главные функции – сторожа и источника информации, – которые не может отобрать Дикий Запад Всемирной Сети. Напротив… прессе принадлежит ключевая роль… в преобразовании такой информации в продукт доступный, значимый, полезный для общественности… В этом смысле, Интернет похож на весь остальной реальный мир: он является источником информации для журналистов, местом дискурса, местом, где происходят события <…> все еще именно традиционные новостные организации формируют новостную повестку для»^[15].

И все же, с учетом непереводимости СМИ на иные понятийные языки и расширения зоны обитания журналистики неожиданным диссонансом звучит предложение разрабатывать в России именно теорию СМИ взамен «устаревшей» теории журналистики. Якобы это сблизит отечественную науку с международным контекстом: «Теорию СМИ создали социологи. Причем зарубежные. Вероятно, российским исследователям не хватает ощущения причастности к созданной теории, российских интерпретаций и рефлексий, референций к отечественной теории журналистики. В работах социологов мы не находим рассмотрения журналистики и создания теоретических описаний журналистики, но находим системное изучение процессов массовой коммуникации в структуре общества»^[16]. Знак тождества между российским (советским) «СМИ» и «mass communication» или «media» ставят только простенькие школьные англо-русские словари. Да и в целом сомнительны преимущества «закрытия» одной сложившейся ветви исследований во имя процветания другой, вместо их взаимодействия и взаимодополнения.

Для идентификации журналистики все больший вес приобретают характеристики, лежащие в плоскости содержания деятельности. Не так важно, размещает ли человек свои произведения в зарегистрированном СМИ или, например, в сетевых каналах, открытых для массового пользования. Важно, насколько его труд соответствует назначению журналистики и принятым в ней стандартам профессионального поведения. Руководитель Свердловской организации Союза журналистов России Д. П. Полянин предлагает такие критерии оценки: «Истинная журналистика представляет собой более сложное явление, чем устройство или технология. Она прямо связана с мышлением… Журналистика, по большому счету, – это и есть мнения о фактах. Если есть факты, но нет мнений, то нет и людей. Если нет людей, то нет и общества. А если нет общества и общественного интереса, то нет и журналистики»^[17]. Голландский профессор М. Дизе в интервью с провокационным названием «Смерть журналистики?» признает, что «термин “журналистика” может относиться ко всему и ни к чему одновременно. Она формирует богатую палитру деятельности… и включает в себя большое разнообразие действующих лиц, от военных корреспондентов до авторитетных блогеров… Короче говоря, журналистика – это динамическое понятие: оно и конкретное, и неуловимое». В то же время он отрицает гибель журналистики: «Профессиональные журналисты – это идеальные граждане: они включены в социальную жизнь, способны собирать, обрабатывать и распространять большие объемы сложной информации, и они понимают внутреннее устройство общества (политической системы, экономики и т. д.)… потребность в опытных, всесторонне подготовленных и информированных журналистах всегда будет сохраняться»^[18].