Коллектив авторов
Россия в глобальном конфликте XVIII века. Семилетняя война (1756−1763) и российское общество

Относительно политики Петра III в Семилетней войне удалось найти документы о том, как ради прекращения этой войны в Европе в угоду своему союзнику Фридриху II российский император хотел организовать нападение Османской империи на Австрию. Об этом до сих пор не говорилось в малочисленных исследованиях о политике Петра III. В такой ситуации как канцлер граф Михаил Воронцов, так и резидент в Стамбуле Алексей Обресков совершили настоящий подвиг: один уговорил императора составить инструкции в Стамбул в очень осторожном ключе, затрудняющем однозначное толкование действий Петра III как разрыв прежнего русско-австрийского союза, а резидент Обресков сумел затянуть выполнение распоряжений императора вплоть до его свержения. Первым же рескриптом, подписанным Екатериной II после прихода к власти утром 28 июня 1762 г., было распоряжение об отмене приказов Петра III о подталкивании турок к нападению на Австрию¹⁹².

Можно найти в АВПРИ и документы, не исходящие от дипломатов, но достаточно интересные.

В фонде «Сношения России с Польшей» обнаружились два документа. Первый был известен архивистам архива, так как он упомянут в аннотации к этому делу в путеводителе по фондам АВПРИ. Это письмо генерала графа Захара Чернышева из Дроссена (недалеко от Франкфурта, ныне Осьно-Любуске) от 8 (19) октября 1760 г. о результатах захвата Берлина¹⁹³. Письмо интересно тем, что это не обычный рапорт начальству (которые публиковались, например, в сборнике документов под редакцией Н. М. Коробков), а в какой-то степени уже анализ всего рейда и его результатов самим руководителем военной операции.

Кому письмо адресовано, из его текста, написанного по-русски, неясно. Адресат там назван «милостивый государь», то есть это человек, не имеющий аристократического титула, и «ваше превосходительство» – такое титулование применялось к лицам, которые на государственной службе занимали по Табели о рангах чины III−V классов. Исходя из места хранения письма и указанных выше обстоятельств, можно сделать обоснованное предположение, что адресатом Чернышева был тогдашний российский посланник в Польше Федор Матвеевич Воейков, имевший чин генерал-поручика, то есть как раз III класса. Это было частой практикой, когда генералы Заграничной армии переписывались с представителями России при дворах европейских государств. Чернышев сообщал, что известие о захвате Берлина адресату уже известно, но лучше узнать о нем от первого лица. По словам Чернышева, план состоял в том, чтобы отправить к городу корпус Тотлебена, а Чернышев должен был у Франкфурта и Фюрстенвальде либо ожидать трофеев из Берлина, чтобы переправить их на восток далее, либо оказать помощь Тотлебену, если ему не удастся рейд на Берлин. Узнав о том, что отдельные прусские корпуса успели собраться к Берлину и, численно превосходя корпус Тотлебена, заставили его отступить, Чернышев поспешно двинулся к прусской столице и с ходу сбил прусскую артиллерию, заставив ее замолчать, после чего совместно с Тотлебеном расположился у города. В это время к нему подошло подкрепление в несколько полков генерала Панина, и Чернышев, несмотря на просьбы Тотлебена и подходившего к городу с австрийским корпусом генерала Ласси отложить атаку на день, решил атаковать немедленно, 28 сентября (9 октября). В это время прусские корпуса отошли от города и Берлин сдался генералу Тотлебену. В Берлин Чернышев прибыл уже с австрийским генералом Ласси и уступил его солдатам охрану двух берлинских ворот. Уступил по соглашению, как мы видим, так как в иностранной литературе встречаются сведения, что австрийцы сами ворвались в город. Узнав о подходе главной прусской армии во главе с Фридрихом II, стремившимся также отрезать оба корпуса от основных сил союзников, Чернышев и Ласси отошли от города. Далее Чернышев описывает результаты экспедиции, которая для него имела не только моральное значение: неприятель потерял полторы тысячи убитыми и столько же пленными, лишился разрушенных литейных и пороховых мануфактур, потерял мундиров на 20 тысяч солдат; кроме того, ради защиты Берлина он ушел из Силезии и утомил своих солдат спешными переходами, следовательно, угрозы союзникам сейчас не представляет, австрийская, имперская и шведская армии имеют свободные руки для наступления. Сам Чернышев выразил гордость тем, что именно он командовал русским корпусом в этом деле, показавшем, что русские способны к решительным и быстрым атакам (отсутствие наступательных успехов русской армии явно тяготило генералов), а также сообщил слова пленного офицера, что Фридрих II, узнав о захвате Берлина, был очень опечален и три дня никого не принимал и сам ни с кем не общался.

В этом же фонде, «Сношения России с Польшей», в донесениях посланника Воейкова за тот же 1760 г. находится его реляция от 20 (31) декабря, к которой посланник приложил адресованное ему письмо от русского офицера, находившегося в прусском плену, секунд-майора 2‐го Московского полка Алексея Ржевского, того самого секунд-майора Ржевского, чья записная книжка за 1755−1757 гг. недавно издана в России¹⁹⁴. Письмо Ржевского приоткрывает детали положения русских пленных Семилетней войны и стало основой для опубликованной статьи автора этих строк¹⁹⁵.

В упоминавшемся выше деле с реляциями и письмами к канцлеру назначенных на мирный конгресс в Аугсбурге Г. К. Кейзерлинга и И. Г. Чернышева в фонде «Сношения с Австрией» есть личное письмо Ивана Чернышева канцлеру Михаилу Воронцову от 3 (14) ноября 1761 г.¹⁹⁶

Конгресс в Аугсбурге, который должен был завершить Семилетнюю войну, все никак не собирался, хотя русские представители на нем уже забронировали себе жилье в городе и находились в Вене, чтобы прибыть в Аугсбург при первой же надобности. Кейзерлинг решил оставить Вену и отправился в Регенсбург наблюдать за заседаниями общегерманского рейхстага, а Иван Чернышев какое-то время фактически исполнял обязанности русского представителя в Вене, беседуя с австрийским канцлером графом Кауницем и посещая приемы австрийской государыни Марии Терезии. В октябре Иван Чернышев решил воспользоваться случаем и поехать к своему брату, генерал-поручику Захару Чернышеву, командовавшему русским корпусом, приданным австрийской армии генерала-фельдцейхмейстера барона Эрнста Гидеона Лаудона. Корпус Чернышева стоял в занятой австрийцами южной Силезии. Той зимой боевые действия не велись и войска находились на зимних квартирах, штаб как Лаудона, так и Захара Чернышева находился в силезском Фрайбурге (ныне Свебодзице в Польше), недалеко от Швейдница, взятого Лаудоном с помощью гренадеров корпуса Чернышева совсем недавно, 1 октября 1761 г.

Прибыв к брату, Иван Чернышев встретился и с самим Лаудоном, пришедшим навестить его, и имел с ним долгую беседу, о которой и решил подробно сообщить российскому канцлеру.

Лаудон, лучший австрийский генерал Семилетней войны, родился в российской Лифляндии в 1717 г. и начал военную службу именно в России, проведя под началом Миниха и Ласси Войну за польское наследство и Русско-турецкую войну 1735−1739 гг. После последней войны капитан Лаудон попытался решить служебные конфликты в Петербурге, но понимания не нашел и оставил русскую службу. Первым его планом было поступить на прусскую службу, но и здесь он встретил отказ Фридриха II (уже после Семилетней войны, принимая Лаудона, прусский король выражал сожаление о своей ошибке в отношении безвестного тогда молодого офицера). Лаудона взяли на службу австрийцы, назначив его капитаном в пандурский полк, своеобразный аналог егерского, состоявший из хорватов и сербов. Пройдя Войну за австрийское наследство, Лаудон встретил Семилетнюю войну подполковником тех же хорватских полков и быстро начал расти в чинах, отличившись многими удачными действиями как военачальник.

Стремительная карьера Лаудона в воюющей австрийской армии – чужестранца, не имеющего влиятельного патрона или родни, не представлявшего знатный род, не выделявшегося ни статной фигурой, ни чрезвычайным умом, как видно по письму, очень интересовала Чернышева. Причиной сообщения им канцлеру о своей встрече с Лаудоном явно стало скрытое желание возвращения австрийского генерала на русскую службу, которое Чернышев вынес из разговора с ним. Описав несколько хаотичным языком (предложения неожиданно заканчивались и столь же неожиданно начинались) проблемы иностранца в австрийской армии, вознесенного войной на высшие посты, интриги начальства Лаудона и его подчиненных против генерала, отзывы Лаудона о русской армии, владение им русским языком, слова генерала о том, что он русский, его благожелательные воспоминания о командовании русскими солдатами, Чернышев завершает свое многостраничное письмо (первая часть которого уделена тяжести проделанной им «несносной дурной дороги, какой я нигде никогда вообразить себе не мог» и проблемам австрийской военной логистики в целом) прямым предложением пригласить лифляндца обратно на русскую службу.

Отношение канцлера Воронцова к этому предложению дипломата неизвестно. В любом случае последовавшая через месяц после получения этого письма смерть Елизаветы Петровны, фактический переход России при Петре III на сторону Пруссии и последовавший при Екатерине II выход России из войны похоронили подобные планы, и Лаудон остался на австрийской службе, где дослужился до звания генералиссимуса.

Завершая, можно согласиться с отмечавшейся ранее иностранными историками значимостью исследования русских документов для выяснения причин войны. Документы Архива внешней политики Российской империи представляются одними из важнейших источников для осмысления не только причин войны в Европе, но и хода и значения Семилетней войны. Дипломатические источники и их исследование важны прежде всего для российского исторического сознания, в котором до сих пор господствуют нарративы о Семилетней войне как о войне, чуждой российским интересам и вообще России, личной прихоти императрицы Елизаветы Петровны, обиженной на прусского короля. Из дипломатических документов мы видим стремительно растущее влияние России в Европе, ее готовность стать вершительницей судеб Старого Света и признание этой будущей роли европейскими странами.

Помимо политических аспектов Семилетней войны, в материалах АВПРИ находятся и ранее не исследованные документы военной специфики, в силу связи русских командиров и русских дипломатов в столицах европейских стран – и об обстоятельствах сражений и походов, и о положении русских пленных, а также материалы личного характера, в которых можно увидеть и эпистолярные навыки людей середины XVIII в., и взгляды российских дворян на ход войны, военную логистику и взаимоотношения военных, дипломатов, придворных и их монархов.

Мария Александровна Петрова
ГЕРМАН КАРЛ ФОН КЕЙЗЕРЛИНГ И НЕСОСТОЯВШИЙСЯ СОЮЗ РОССИИ И СВЯЩЕННОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ В ГОДЫ ВОЙНЫ ЗА АВСТРИЙСКОЕ НАСЛЕДСТВО И СЕМИЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ

Формулирование задач и возможных перспектив германской политики России в правление наследников императора Петра Великого (1672–1725) происходило на фоне драматических событий Войны за австрийское наследство 1740–1748 гг. и Семилетней войны 1756–1763 гг. Первая повлекла за собой вторую, а непосредственным поводом к серии кровопролитных столкновений в центре Европы стал отказ правителей некоторых европейских держав (Пруссии, Франции, Испании, Сардинского королевства) и штатов Священной Римской империи (Баварии, Саксонии, Пфальца) признать права эрцгерцогини Марии Терезии (1717–1780), дочери скончавшегося 9 (20) октября 1740 г. императора Священной Римской империи Карла VI (1685–1740), на владения Австрийского дома Габсбургов. Эти права были зафиксированы в специальном законе о престолонаследии 1713 г. – Прагматической санкции, которая при жизни императора, словно предвидевшего, что у него не будет наследников мужского пола, была признана всеми вышеупомянутыми правителями кроме курфюрста Баварии Карла Альбрехта (1697–1745). Женатый на племяннице Карла VI эрцгерцогине Марии Амалии, он считал себя законным наследником императора, а после его смерти стал претендовать и на престол Священной Римской империи, который с 1453 г. занимали исключительно представители династии Габсбургов.

Война за австрийское наследство началась 5 (16) декабря 1740 г. вторжением прусского короля и курфюрста Бранденбурга Фридриха II (1712–1786) в Силезию – одну из густонаселенных и экономически развитых провинций Габсбургов. 22 февраля (4 марта) 1741 г. в войну вступил французский король Людовик XV (1710–1774), летом – Карл Альбрехт и другие игроки. Марию Терезию на первых порах поддержали денежными субсидиями Великобритания и Республика Соединенных провинций. Чтобы не допустить участия России в войне на стороне Австрии, с которой она с 1726 г. находилась в союзе, версальский двор сыграл на реваншистских настроениях шведов, желавших вернуть потерянные в результате Северной войны 1700–1721 гг. земли в Прибалтике. 28 июня (8 июля) 1741 г. Швеция объявила войну малолетнему императору Ивану VI Антоновичу (1740–1764). 25 ноября (6 декабря) 1741 г. он был свергнут цесаревной Елизаветой Петровной (1709–1761) при поддержке, в том числе финансовой, французского посланника Жака Иоахима Тротти маркиза де Ла Шетарди (1705–1759) и шведского посланника барона Эрика Матиаса фон Нолькена (1694–1755). Шведы рассчитывали на вознаграждение, однако ни до, ни после переворота Елизавета Петровна не подписала никаких обязательств территориального характера и войну не прекратила. Поступить иначе она не могла, это было бы равносильно добровольному отказу от столь тяжело доставшегося ей трона. Заключенный 7 (18) августа 1743 г. Абоский мирный договор несколько расширил границы России на северо-западе, но, чтобы сохранить отношения с ближайшим соседом, шведам были возвращены остальные территории, завоеванные в Финляндии.

Елизавета Петровна, испытывая настороженность в отношении союзной Австрии, связанной к тому же родственными узами с ее предшественником Иваном VI¹⁹⁷, и благодарность к Франции, довольно долго определялась с выбором внешнеполитического курса, что объяснялось, с одной стороны, необходимостью прочно утвердиться на захваченном престоле, а с другой – наличием в окружении императрицы разных «партий», поддерживавших не всегда бескорыстные контакты с иностранными дипломатами. В современной историографии подробно изучено, каким образом, несмотря на симпатии к Франции и первоначально нейтральную позицию в отношении Пруссии, императрица под влиянием вице-канцлера (с июля 1744 г. канцлера) Алексея Петровича Бестужева-Рюмина (1693–1766) все больше убеждалась в отсутствии у нее общих внешнеполитических интересов с Людовиком XV, а также в необходимости дать отпор главному возмутителю европейского спокойствия Фридриху II¹⁹⁸. В первой половине 1740‐х гг. Россия постепенно возвращалась к прежним союзам – с Великобританией (декабрь 1742 г.) и Саксонией (январь 1744 г.). В мае 1745 г. начался первый обмен мнениями о возобновлении союза с Австрией, осуществившемся через год¹⁹⁹. К этому возвращению Елизавету Петровну подталкивали и события на международной арене.

13 (24) января 1742 г. баварский курфюрст Карл Альбрехт, провозгласивший себя после захвата Линца и Праги в ноябре – декабре 1741 г. эрцгерцогом Австрии и королем Богемии, был избран императором Священной Римской империи под именем Карла VII, однако развить успех ему тогда не удалось: уже в феврале австрийцы вторглись в Баварию. 31 мая (11 июня) 1742 г. Фридрих II к ярости своих союзников вышел из войны, заключив в Бреславле прелиминарный мир с Марией Терезией, по которому закрепил за собой завоеванные Нижнюю Силезию и богемское графство Глац. Новое положение вещей было подтверждено Берлинским мирным договором 17 (28) июля 1742 г., подписанным при посредничестве Великобритании. Это позволило России 16 (27) марта 1743 г., не разрывая договора с Австрией, заключить союз с Пруссией ради сотрудничества в польских и курляндских делах²⁰⁰, а затем 1 (12) ноября 1743 г. по приглашению Австрии и Великобритании, к этому времени начавшей воевать против Франции, «приступить» к Берлинскому договору, т. е. подтвердить переход Силезии под власть Пруссии²⁰¹. Однако уже в августе 1744 г. под предлогом помощи императору Фридрих II снова вторгся во владения Габсбургов, на этот раз в Богемию, причем провел свои войска через Саксонию, хотя и запросив на это разрешение курфюрста, но затем проигнорировав полученный от него официальный отказ. 5 (16) сентября после двухнедельной осады Прага капитулировала.

В Петербурге с большой тревогой следили за тем, как прусский король нарушает Берлинский договор, но предпочитали пока не вмешиваться в конфликт. В это же время Фридрих II предложил племяннику и наследнику Елизаветы Петровны великому князю Петру Федоровичу (1728–1762) как герцогу Гольштейн-Готторпскому присоединиться к направленному против Австрии Франкфуртскому союзу, заключенному 11 (22) мая 1744 г. Карлом VII, Францией, курфюршеством Пфальц и вольным городом Франкфуртом-на-Майне. Официального ответа наследника российского престола не последовало. К концу 1744 г. австрийцам при поддержке саксонцев удалось вытеснить пруссаков из Богемии и заключить договор о союзе с Великобританией, Саксонией и Республикой Соединенных провинций²⁰².

Поскольку участия России в войне добивались обе противоборствующие стороны, Елизавета Петровна сумела извлечь пользу из создавшегося положения и приступила к решению крайне чувствительной проблемы, доставшейся ей от предшественников, – признания российского императорского титула теми государствами и государственными образованиями, которые болезненно восприняли появление на международной арене еще одной империи, опасаясь изменений в утвердившейся иерархии светских правителей Европы и их церемониальном общении. В 1742 г. российский императорский титул признали Англия и Австрия, в 1744 г. – Франция (верительная грамота посланника Луи д’Юссона д’Алиона от 1 августа 1744 г. была вручена Елизавете Петровне только в феврале 1745 г.²⁰³) и в 1745 г. – Испания²⁰⁴. Речь Посполитая признала императорский титул российских государей только в 1764 г. после избрания королем Станислава Августа Понятовского (1732–1798). Пока на польском престоле находились представители саксонской династии Веттинов, сделать этого не удавалось из‐за противодействия польского сейма, однако курфюрсты Саксонские российский императорский титул признавали, а Фридрих Август II (польский король Август III, 1696–1763) подтвердил его в союзном договоре с Елизаветой Петровной, заключенном 24 января (4 февраля) 1744 г.²⁰⁵

Едва ли не самым важным для российских государей было признание их нового статуса Священной Римской империей. Почти два года – с февраля 1742 по январь 1744 г. – Елизавета Петровна через канцлера Алексея Михайловича Черкасского (1680–1742), а после его смерти вице-канцлера А. П. Бестужева-Рюмина и тайного советника Карла фон Бреверна (1704–1744) вела переговоры с Карлом VII о внесении императорского титула в текст кредитивной (верительной) грамоты его представителя в Петербурге, полномочного министра барона Иосифа Марии Николауса Игнаца фон Нейгауза (Josef Maria Nikolaus Ignaz Freiherr von Neuhaus, 1698–1758)²⁰⁶. В качестве компромиссного для обеих сторон был выбран предложенный Фридрихом II вариант: Карл VII соглашался выдать грамоту с титулом из своей Личной канцелярии (Hofkanzlei), пообещав с течением времени добиться от всех имперских штатов выдачи аналогичной грамоты из Имперской (надворной) канцелярии (Reichs(hof)kanzlei), находившейся в ведении курфюрста Майнца как эрцканцлера империи, с условием, что этот жест не повлечет за собой перемен в церемониальном общении монархов и их дипломатических представителей²⁰⁷.

4 (15) января 1744 г. Нейгауз вручил Елизавете Петровне свою верительную грамоту, а 27 июля (7 августа)²⁰⁸ она назначила полномочным министром к императорскому двору посланника в Дрездене, тайного советника графа Германа Карла фон Кейзерлинга (Hermann Karl von Keyserlingk, 1695/1696–1764), знатока международного и имперского права, одного из выдающихся дипломатов своего времени и главного героя настоящей главы. Уроженец древнего вестфальского дворянского рода, переехавшего в Курляндию, вассальное герцогство Речи Посполитой, барон Кейзерлинг родился в Блидене, учился в гимназии в Данциге и университете Кенигсберга в Восточной Пруссии. Там ему преподавали юрист И. С. Бекенштейн и историк Г. З. Байер, впоследствии академики Санкт-Петербургской академии наук. По возвращении в столицу Курляндии Митаву в 1720 г. Кейзерлинг был представлен вдовствующей герцогине Анне Иоанновне (1693–1740), племяннице российского императора Петра I, и получил чин камер-юнкера, вероятно по протекции ее будущего фаворита Эрнста Иоганна Бирона (1690–1772), попавшего ко двору в 1718 г. благодаря другому представителю династии Кейзерлингов – Иоганну Генриху (? – 1734), ландмаршалу и канцлеру Курляндии.

Покинув в 1726 г. придворную службу, Герман Карл стал ландгауптманом (главой земского округа) Кандау, скорее всего в связи с женитьбой на Агате Элеоноре фон Фиркс, в скором времени родившей ему троих детей. В январе 1730 г. курляндское земство направило Кейзерлинга в Петербург с поздравлениями по случаю восшествия на престол новой российской императрицы Анны Иоанновны. По ее предложению он поступил на российскую службу с сохранением польского подданства, став в июле 1731 г. вице-президентом Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел, а в августе 1733 г. – президентом Академии наук²⁰⁹. Назначение было воспринято академиками с энтузиазмом, и за несколько месяцев Кейзерлингу удалось многое сделать для упорядочения научной и издательской деятельности вверенного ему учреждения, в частности увеличить его финансирование²¹⁰.

В декабре 1733 г. судьба курляндского дворянина сделала неожиданный поворот, дав ему возможность проявить себя на дипломатическом поприще: в разгар Войны за польское наследство 1733–1735 гг. в чине действительного статского советника и в ранге полномочного министра он был направлен к саксонскому двору в помощь посланнику Карлу Густаву Лёвенвольде (после 1686 – 1735) и немало поспособствовал утверждению на польском престоле нового курфюрста Фридриха Августа II и изгнанию его соперника Станислава Лещинского (1677–1766), избранного королем частью шляхты в 1733 г., но не успевшего короноваться. В Речи Посполитой Кейзерлинг защищал и интересы Бирона, которого по настоянию российского двора курляндское дворянство в 1737 г. избрало своим герцогом. Как пишет И. В. Курукин, дипломат «неизменно оставался одним из самых полезных и доверенных людей фаворита, но при этом не рвался ко двору, сумел сохранить на фоне безудержной лести многих придворных свое лицо и известную дистанцию в отношениях с могущественным приятелем, чьи действия не всегда одобрял. И Бирон эту черту ценил». Их переписка носила доверительный характер²¹¹. В 1736 г. барон Кейзерлинг получил от Фридриха Августа II орден Белого орла, а в конце 1741 г. (когда курфюрст был викарием Священной Римской империи, т. е. исполнял обязанности императора после смерти старого и до избрания нового) – титул графа Священной Римской империи, который Елизавета Петровна позволила ему принять²¹².

Отзыв Кейзерлинга из Дрездена в 1744 г. формально выглядел как повышение, ведь он должен был ехать ко двору императора Священной Римской империи, но на самом деле новое назначение следует расценить скорее как знак недоверия Елизаветы Петровны. Она считала, что «при начинаемом в Польше сейме, для здешних интересов, как по причине Курляндскаго, так и других многих и важных дел, весьма потребно было б тамо гораздо надежнаго министра иметь», и назначила на этот пост русского по происхождению дипломата – графа Михаила Петровича Бестужева-Рюмина (1688–1760), старшего брата Алексея Петровича, в июле 1744 г. ставшего канцлером, а также поручила Коллегии иностранных дел найти «способную персону», чтобы заменить российского резидента в Варшаве поляка Петра Голембовского²¹³.

Отзыву Кейзерлинга из Дрездена должен был обрадоваться Фридрих II. Он считал, что дипломат больше предан интересам саксонского двора, а не российского и получает от курфюрста солидный пенсион²¹⁴. Провозгласив курляндца одним из виновников заключения союзного договора между Австрией и Саксонией в ноябре 1743 г., прусский король был уверен, что тот действует в сговоре с А. П. Бестужевым-Рюминым без ведома императрицы²¹⁵, и потому с начала 1744 г. неоднократно требовал от своего посланника в Петербурге барона Акселя фон Мардефельда (Axel Freiherr von Mardefeld, 1691–1748) использовать любую возможность и не жалеть денег, чтобы свергнуть как можно скорее вице-канцлера и добиться отзыва Кейзерлинга, «который, помимо своей пристрастности к этому [саксонскому] двору, еще и крайне настроен против меня и определенно является автором всех проектов, которые этот двор пытается осуществить против меня»²¹⁶.

Мог ли Мардефельд влиять на кадровые назначения в Петербурге или сама Елизавета Петровна усомнилась в преданности находившихся на ее службе иностранных подданных, нам неизвестно, но для самой императрицы события, последовавшие за рокировкой на дипломатических постах, имели весьма важные последствия. Кейзерлинг оставался в Дрездене до начала 1745 г. и уже перед самым отъездом в Мюнхен получил известие о скоропостижной смерти Карла VII 9 (20) января, которая фактически отменила его назначение. Тогда дипломат обратился в Петербург с предложением направить аккредитованного представителя во Франкфурт-на-Майне, где в ближайшее время по традиции должна была собраться на выборы главы Священной Римской империи Коллегия курфюрстов, и там добиться от них признания российского императорского титула. Елизавета Петровна благосклонно отнеслась к высказанной идее и доверила эту миссию именно Кейзерлингу. Он также получил указания хлопотать о признании семнадцатилетнего великого князя Петра Федоровича как герцога Гольштейн-Готторпского совершеннолетним на год раньше, чтобы тот мог вступить во владение своими землями, находившимися под управлением опекунского совета. Еще одной задачей дипломата было оценить расстановку сил в Священной Римской империи в преддверии выборов. Перечислив в рескрипте от 16 февраля 1745 г. неугодных России (прусского короля и саксонского курфюрста) и маловероятных (баварского, ганноверского и пфальцского курфюрстов) кандидатов, Елизавета Петровна тем не менее заявила, что вмешиваться в выборы не намерена, и велела Кейзерлингу в разговорах с имперскими дипломатами всячески подчеркивать ее беспристрастность в этом деле, но просила аккуратно выяснить, не вернется ли императорская корона в Австрийский дом, т. е. не может ли она достаться супругу Марии Терезии – Францу Стефану (1708–1765), великому герцогу Тосканскому, урожденному герцогу Лотарингскому²¹⁷. В первоначальном проекте рескрипта прямо говорилось, что Франц Стефан или его сын эрцгерцог Иосиф (1741–1790) были бы наиболее предпочтительными для России кандидатами²¹⁸, но фразу об этом императрица велела исключить из текста, решив подождать новостей из Франкфурта и узнать, к кому склоняются сами курфюрсты²¹⁹.

Подход Кейзерлинга к решению главной задачи, ради которой его посылали во Франкфурт, был сугубо формальным, даже бюрократическим и состоял в том, чтобы передать в Коллегию курфюрстов кредитивную грамоту, содержавшую императорский титул, и получить в ответ рекредитивную (отпускную) с таким же титулом, не прибегая к каким бы то ни было переговорам о столь деликатном предмете, затрагивавшем достоинство российской императрицы. В случае успеха дипломат собирался действовать аналогичным образом и на рейхстаге Священной Римской империи – собрании представителей всех входящих в ее состав штатов. Этот подход был одобрен, и 9 (20) апреля 1745 г. Коллегия иностранных дел подготовила для Кейзерлинга верительную грамоту²²⁰.

Между тем 11 (22) апреля 1745 г. сын покойного императора Карла VII, баварский курфюрст Максимилиан III Иосиф (1727–1777), заключил сепаратный мир с Марией Терезией на основе довоенного статус-кво, отказавшись от титула короля Богемии и эрцгерцога Австрии и притязаний на императорскую корону. После этого в Версале попытались реализовать план избрания в императоры саксонского курфюрста Фридриха Августа II и возвращения польской короны свергнутому в 1735 г. Станиславу Лещинскому. Россия выступала против такой рокировки, поскольку стремилась сохранить свое влияние в Польше в союзе с дружественной саксонской династией Веттинов²²¹. Планам французов не суждено было сбыться: после вторжения Фридриха II в Саксонию 14 (25) августа 1745 г. курфюрсты, во многом в отместку ему, 2 (13) сентября избрали императором супруга Марии Терезии Франца Стефана под именем Франца I. 23 сентября (4 октября) состоялась его коронация. Курфюрст Пфальца Карл IV Теодор (1724–1799), представитель одной из линий баварской династии Виттельсбахов, и прусский король Фридрих II как курфюрст Бранденбурга не принимали участие в выборах в знак протеста против единственного кандидата. Однако уже 14 (25) декабря 1745 г. по Дрезденскому мирному договору с Австрией и Саксонией Фридрих II признал Франца I императором в обмен на сохранение довоенного статус-кво, вновь закрепив за собой Силезию и графство Глац. В апреле 1746 г. курфюрсты Бранденбурга и Пфальца публично заявили о своем присоединении к выборам, признав их состоявшимися²²².

Приезд Кейзерлинга во Франкфурт в середине мая 1745 г. вызвал оживление среди дипломатов Священной Римской империи. Избирательные послы курфюрстов (включая представителей Бранденбурга и Пфальца, которые покинули город накануне выборов) от имени своих государей выразили надежду на установление добрых отношений с Россией. Пфальцский посол жаловался на разорение земель курфюршества австрийскими войсками, а сохранявший нейтралитет архиепископ Майнца – на бесцеремонные требования продовольствия и фуража со стороны французов. В июне саксонский курфюрст как викарий империи пожаловал совершеннолетие великому князю Петру Федоровичу²²³, что впоследствии утвердил император Франц I²²⁴. Только 14 (25) августа 1745 г., после того как на выборы съехались все собиравшиеся голосовать послы, Кейзерлинг передал свою верительную грамоту в канцелярию курфюрста и архиепископа Майнца, а 25 сентября (6 октября) 1745 г. Коллегия курфюрстов выдала ему в ответ рекредитивную грамоту, в которой он был назван полномочным министром императрицы и самодержицы Всероссийской. Грамоту подписали собственноручно курфюрст Майнца Иоганн Фридрих Карл фон Оштайн (Johann Friedrich Karl von Ostein, 1689–1763) и курфюрст Трира Франц Георг фон Шёнборн (Franz Georg von Schönborn, 1682–1756), а также первые избирательные послы курфюрстов Кельна, Баварии, Саксонии, Брауншвейг-Люнебурга (Ганновера) и королевы Богемии²²⁵. 2 (13) октября 1745 г. известительную грамоту о своем восшествии на престол Елизавете Петровне направил император Франц I, именуя ее императрицей²²⁶.