Святослав Логинов
Профессионариум. Антология фантастических профессий

Дмитрий Корсак. Испытательный срок

Космические корабли выходят из прокола очень красиво. Сначала в пространстве на месте выходных индукторов разгораются яркие точки. Потом от точек к будущим центрам масс устремляются светящиеся дуги. Мерцающий узор постепенно усложняется, и в нём начинает проявляться призрачный, иллюзорный корабль, постепенно обретая форму и объём. И вдруг – это мгновение почти никогда не удаётся уловить глазом, оно всегда наступает внезапно – свечение гаснет, и остаётся только корабль. Крепкий, надёжный, настоящий.

Конечно, так бывает не всегда. Эсминцы космофлота – хищные, быстрые, с мощными индукторами – выпрыгивают из прокола почти мгновенно, за доли секунды. Тяжёлые линкоры и мобильные базы маскируют свою структуру и появляются в виде хаотичной пульсации, в которой ничего невозможно разобрать. Говорят, у военных есть катера, которые вообще не излучают при выходе. Никто в это не верит, от излучения Добромыслова избавиться невозможно, но мало ли что есть у военных…

Но красивее всего выходят из прокола обычные гражданские контейнеровозы, такие, как «Аметист», – тридцать индукторов, четырнадцать грузовых палуб в четыре яруса, почти две тысячи контейнеров. Сейчас этот исполин величественно выползал из прокола на Кронисе. Светящиеся нити сплетались в невероятно сложный узор, в центре которого постепенно угадывались контуры обводов, ряды подвесок с контейнерами, воздушная арка кормового мостика. Завораживающее зрелище, особенно, если смотреть из ходовой рубки. После такого представления очень трудно вернуться к своим обычным делам.

Наталья встряхнула волосами, прогоняя наваждение, – за четыре месяца на «Аметисте» она так и не привыкла к красотам космоса, – и нехотя потянулась за планшетом: нужно закончить со списком продуктов. Чем быстрее она отправит список на Кронис, тем больше вероятность, что заказ будет доставлен полностью.

Девушка быстро перебирала названия – филе синей рыбы и рёбрышки рогача, томаты и сладкий перец… Креветки надо непременно взять, раз уж они помечены знаком «гурмэ». Да и Андрей их любит. Ещё что-нибудь вкусненькое и необычное, вроде местных грибов. Стандартные полётные рационы пусть и дальше пылятся на складе – пока она на «Аметисте», на столе будут только натуральные продукты.

– Наташ, будь добра, чайку завари, – раздался голос Андрея.

Точно! Надо чай заказать! Чай на окраинных планетах просто изумительный.

Наталья сохранила заказ, отстегнула ремни и, опустив ноги, выбралась из кресла инженера. Подумаешь, сидела в кресле с ногами вопреки инструкции. А если ей нравится так сидеть? Всё равно кроме Андрея никто не видит, а он не против.

Наталья сунула ноги в сабо, одёрнула блузку и гибко потянулась.

– Может, борща? – лукаво спросила она.

Из-за высокой спинки кресла пилота выглянуло улыбающееся лицо мужа.

– Давай потом, когда всё здесь закончим. А пока чайку.

– С лимоном?

– Так мы ведь почти моряки.

– И что?

– Морякам положен лимон. Для профилактики цинги.

– Ну, раз положен – положу.

Наливая воду, Наталья вспоминала, как познакомилась с Андреем. Она с подругами отмечала годовщину окончания университета, и там же, в кафе, перед тарелкой борща сидел он. Именно на борщ она сначала и обратила внимание. Ну кто в кафе заказывает такое?! Потом рассмотрела и парня. Аккуратный, подтянутый, но какой-то неустроенный, непришейный, некстатний. Было в нём что-то от щенка серьёзной породы – мускулистого, сильного, с безупречным экстерьером и глубоко запрятанной в глазах неуверенностью.

Понятно, что заговорить первой пришлось ей. А спустя месяц после знакомства Андрей признался, что сразу заметил её, но подойти к красивой и неприступной брюнетке не решился.

«Ну почему же неприступной? – смеялась она потом. – Я же самая обычная». Но Андрей, не соглашаясь, качал головой. Кстати, они потом частенько брали борщ в том кафе. Почему-то он там был удивительно вкусным.

Пять лет, думала Наталья, насыпая заварку в чайник. Если получится не опускаться на грунт пять лет, то мы станем обеспеченными людьми, и никакие случайности нам не страшны. А если пятнадцать – то мы миллионеры. Как ни крути, надо закрепиться в «Спейс-экспресс». По-другому нормальной жизни у них не получится. Видеть мужа всего месяц в году во время отпуска – что в этом хорошего? Или что хорошего в том, если Андрей перейдёт на внутренние рейсы? Видеться они будут чаще, но ведь он окажется привязанным к планете. Это всё равно что посадить волка на поводок – загрустит – затоскует по большому космосу. Да и в деньгах они сильно потеряют. Прожить можно, но оставаться не будет ничего. Нет, они непременно должны летать вместе.

Наталья вернулась на мостик с чашкой чая на подносе. Андрей всё ещё был пристёгнут в кресле пилота. Из сдвинутого набок шлемофона доносилась разноголосица докладов – диагностика корабельных систем. «В норме», «в пределах допуска», «отклонений нет», «не превышен»… – четырнадцать палуб докладывали разными женскими голосами. Наталья улыбнулась, вспомнив, как поначалу слегка ревновала к ним. Глупо, конечно, но обидно – муж прекрасно чувствовал малейшие нюансы и интонации этих голосов, а её настроение понимал не всегда.

Проверка закончилась, и Андрей связался с планетой.

– Поселение Кронис, я «Аметист», груз доставлен.

Андрей продиктовал координаты и включил маяк. Всё. Осталось принять ответ и можно будет наконец заняться чаем. Но уже первые слова, прозвучавшие из динамиков, дали понять: с чаем придётся повременить.

– «Аметист», я поселение Кронис. У нас нештатная ситуация. Буря в тропосфере. Груз забрать не сможем. Просим доставить на поверхность.

– Ваш заказ – сорок три контейнера. Я могу спустить только один.

– Тогда доставьте «273/22». Остальные можете оставить на орбите, мы потом подберём. А без этого нам и двух дней не протянуть. Загнёмся.

Андрей пробежался пальцами по клавиатуре.

– «273/22» – есть токсичное содержимое. Выделите площадку с подветренной стороны не менее чем в двадцати километрах от поселения. Расчётное время доставки – четыре часа.

– Спасибо, ребята. Вы нас с того света вытаскиваете.

– Конец связи.

Андрей встал с кресла и столкнулся взглядом с Натальей.

– Это ведь опасно, да? Почему ты должен рисковать? Почему бы не рискнуть им? Это же у них «нештатная ситуация».

– В отличие от нас им придётся сделать два рейса – сначала подняться к нам на орбиту, затем спуститься обратно. Техника может не выдержать. К тому же спускаться не так опасно, как взлетать. А главное – «Спейс-экспресс» берёт за доставку когда в пять, а когда и в двадцать пять раз дороже, чем мелкие перевозчики. Именно за то, что решает проблемы. Мы не просто доставляем грузы, мы решаем проблемы.

Последнюю фразу – девиз корпорации – они произнесли хором.

– Так что придётся решать, – добавил Андрей. – Ты со мной? Тогда надень гермокомбинезон. Я возьму тяжёлый, ты можешь любой.

– Конечно, с тобой. Гермик возьму лёгкий, в тяжёлом я похожа на лягушку.

Грузовая платформа раскачивалась, норовя опрокинуться. Внизу, под днищем, клубилась серо-бежевая мутная взвесь, скрывая поверхность планеты. Наталье казалось, что она слышит скрежет металла, но это была всего лишь игра воображения – кабина трака не пропускала звуки. А если бы и пропускала, девушка всё равно ничего бы не расслышала из-за завываний ветра.

Влетев в очередную воздушную яму, платформа ухнула вниз и начала заваливаться набок. На пульте загорелся предупреждающий сигнал, двигатели загудели сильнее, выравнивая крен. Борясь с подступившей к горлу тошнотой, Наталья ухватилась за подлокотник кресла.

– Не волнуйся, автоматика справится. – Андрей успокаивающе положил ладонь на колено жены.

И именно сейчас автопилот оплошал – платформа на полном ходу влетела в полосу града. Рассчитывать траекторию снижения автоматике пришлось самостоятельно, без поддержки метеослужбы, которой на Кронисе попросту не было.

Лобовое стекло угрожающе выгнулось, мгновенно покрывшись трещинами, двигатели надсадно завыли. Автопилот пытался развернуть платформу, убрав из-под удара кабину, но он опоздал.

Наталья заметила этот кусок льда ещё до того, как он врезался в стекло. Или это её воображение достроило картину? Время будто застыло, замерло, и ничего, ничего нельзя было поделать. Только смотреть. Как в стекле появляется дыра размером с кулак, как к груди Андрея приближается льдина – и не увернуться, не спрятаться, не закрыться. Как с отвратительным хрустом сминается пластина гермика, вдавливаясь в тело. Глубоко, слишком глубоко, но, слава богу, с краю, рядом с подмышкой. И как потом кусок льда впивается в кресло, выдирая кусок обшивки и, обессиленный, падает вниз, под ноги.

Автоматика, наконец, развернула платформу, сбросила скорость, и в кабине повисла гнетущая тишина, изредка прерываемая сигналом тревоги.

Наталья огляделась, приходя в себя. Расхристанное лобовое стекло, красные сигналы на пульте, Андрей…

Она бросилась к мужу.

– Всё хорошо, милый, всё хорошо.

Но по сведённому судорогой лицу и красным индикаторам гермокостюма было видно: ничего хорошего нет, надо в больницу. Срочно.

«Повреждение кабины, разбалансировка груза превышает максимально допустимую на пять целых и шесть десятых процента…» – монотонно бубнил в наушниках голосовой информант.

«Знаем мы эти ваши максимально допустимые, – зло подумала Наталья. – Сама в дипломной работе считала, там значения в пять раз завышены».

«Давление в резервном контуре ниже нормы, – не успокаивался информант. – Нештатная ситуация, ручное управление неактивно, возвращаюсь к точке старта».

Наталью охватила ярость. Какая ещё точка старта? Возвращаться на «Аметист» никак нельзя! Надо вниз, на планету, там врачи, там Андрею помогут. Да и поселение без этого контейнера – чёрт знает, что в нём находится – не выживет.

К дьяволу все инструкции!

Срывая ногти, она содрала пломбу с защитной крышки, вызвала бригаду медиков и взялась за рукоятку ручного управления.

– Назовите ваш код, – отозвалась автоматика.

Девушка произнесла свой идентификационный номер.

– Код неверен.

Наталья с сомнением посмотрела на мужа, словно советуясь с ним. Сегодня она уже нарушила инструкцию, одним нарушением больше, одним меньше, и девушка назвала код Андрея.

– Допуск разрешён.

Теперь вниз.

Осторожно развернув платформу, она начала спуск.

Она справится. Не имеет права не справиться.

Наталья распахнула дверь и спрыгнула на землю, прямо в руки плечистому парню в красном комбинезоне спасателей.

– Что случилось? – спросил он, заглядывая в кабину.

Внимательно осмотрев Андрея, медик прямо через гермик что-то вколол ему в бедро, высунулся наружу и громко крикнул:

– Носилки, быстро!

Затем повернулся к Наталье и добавил уже спокойнее:

– Не волнуйтесь, вытащим. И не таких вытаскивали. Вы с нами?

Наталья хотела ответить «Разумеется!», но её взгляд зацепился за индикатор на панели управления. Чёрт! В контейнере образовались микротрещины. Как бы фонить не начал.

Она проводила спасателей до самого флаера, поминутно заглядывая в лицо Андрею – не очнулся ли, но муж так и не открыл глаза.

Медицинский флаер включил проблесковые огни, тяжело подпрыгнул и, набирая скорость, скрылся за дюной. Наталья побрела обратно к траку. На душе было непривычно пусто. Придавленная огромным трёхметровым контейнером, платформа тёмной громадой высилась посреди дюн. От неё шло тепло, едва уловимо попахивало озоном. Возвращаться в кабину не хотелось, там всё напоминало о происшедшем, но девушка пересилила себя. Взяла баллон с герметиком и вышла наружу.

Она заканчивала заделывать повреждённый угол контейнера, как за спиной раздалось жизнерадостное:

– Вау, да здесь пустыня!

Наталья распрямилась.

Метрах в двадцати от трака только что – воздух возле двигателей ещё дрожал – приземлился челнок с эмблемой «Спейс-экспресс». Из распахнутой двери на песок спрыгнула миниатюрная девчушка и, с любопытством вертя по сторонам головой, направилась к траку. Бесцеремонно распахнув дверь кабины, она задержалась на ступеньках, оглянувшись на идущего следом долговязого парня в тяжёлом гермокомбинезоне.

– Кеша, принимай груз! – распорядилась девчушка. – А я пока посмотрю чё-там-как!

Девушка исчезла в кабине, а долговязый коротко кивнул Наталье и двинулся вокруг контейнера, внимательно осматривая крепления.

– Оба-на! – донеслось из кабины. – Здесь даже кофеварка есть!

Тем временем из шаттла на песок спрыгнул крепкий круглолицый коротышка с медицинским чемоданом в руках, а за ним неторопливо выбрался высокий пожилой мужчина с унылым лицом. У Натальи похолодело внутри.

– Что, всё? – выдавила она.

В горле пересохло, ей приходилось буквально выталкивать слова из себя:

– Я свободен, я ничей? Могу идти, куда хочу, жить, с кем попало?

Пожилой внимательно и печально смотрел на неё.

– Здравствуйте, Наташа. Ну зачем вы так? Вы же сами всё понимаете. Сколько пунктов инструкции вы сегодня нарушили?

– Вы что, следите за мной? – Голос Натальи прозвучал неприязненно. – Вы за мной на каждую планету летаете?

– Нет, конечно. Узнали о том, что здесь буря, и сразу же выслали с нашей базы на Пильнее резервный экипаж и врача. – Мужчина кивнул на коротышку.

– И вас.

– И меня. Я там случайно оказался, решил слетать, вас проведать. Вы понимаете, что натворили? У вас же через месяц испытательный срок заканчивается…

– А что мне было делать? Смотреть, как Андрей умирает на «Аметисте», а поселение гибнет здесь, внизу? – перебила его Наталья. Её голос звенел от возмущения. – Я же посадила трак.

– Вы должны были вернуться на орбиту и дождаться челнок корпорации.

Наталья молчала. Было видно, что она не согласна с мужчиной, а тот загибал пальцы:

– Управление платформой без лицензии, использование чужого идентификационного кода, применение герметика…

– А если бы содержимое контейнера оказалось в воздухе? Здесь же рядом люди…

– Это не ваша ответственность! Наташа, я учил вас два месяца, это ведь так просто! Ваша ответственность – Андрей, его эмоциональное и физическое состояние. Вы отвечаете только за него. Не за груз, не за корабль, не за поселение на этом драном Кронисе, а за мужа. Вы обязаны были дождаться челнок и не отходить от мужа ни на шаг. Это единственное – единственное! – что вы должны были делать! И сейчас ваш муж был бы в госпитале корпорации, а не в провинциальной больничке на Кронисе. Короче, так. Испытательный срок на должность жены космического дальнобойщика вы провалили. Уволены с сегодняшнего дня. За расчётом можете обратиться в любое отделение «Спейс-экспресс». Я доставлю вас на любую планету по вашему выбору. Мне очень жаль, Наташа.

– Я могу остаться здесь?

– Здесь? – Мужчина выразительно обвёл глазами пустыню.

– Пока Андрей не поправится.

– Хорошо. Тогда так: с этого дня вы в неоплачиваемом отпуске. Увольнение – по выходе из отпуска, и доставка транспортом корпорации на любую планету.

Он повернулся к долговязому.

– Иннокентий, ты как?

– Готов принять груз.

– Принимай. Возьмёшь ещё пассажира до поселения.

Парень кивнул и показал Наталье глазами на кабину.

– Иннокентий Малышев, груз и пассажира принял. Доставка до поселения Кронис, – доложил он.

– Хорошо, выезжай. – Пожилой махнул рукой, прощаясь. – Гладких пространств, ровных проколов.

– И пусть обойдут тебя факапы, – добавил подошедший к ним коротышка.

Трак с контейнером съехал с платформы и через минуту скрылся в дюнах.

Врач вопросительно посмотрел на пожилого.

– Ну что, возвращаемся?

– Через пять минут, ладно? – попросил тот, доставая из кармана сигареты. И добавил, извиняясь: – С этой работой никак не бросить.

– Опять выгнал? – осторожно спросил коротышка.

Пожилой только в сердцах махнул рукой.

– Ну, вот что не так? Почему не получается? Смотри: хорошая, образованная, умная девушка. И Андрея любит по-настоящему. Но не может выдержать полгода испытательного срока, чтобы не напортачить. Любая батрачка с фермерской планеты легко выдерживает и десять, и двадцать лет, и даже не понимает, в чём, собственно, загвоздка. Она и дольше бы работала, просто мужья опускаются на грунт. А как только образованная и самостоятельная – пиши пропало: или норовит за мужа работу сделать, или под руку с советами лезет. Казалось бы, чего проще: делай что должно. Нет, не могут. Валятся на первой же нестандартной ситуации.

– Может, не надо так уж загонять их в функцию?

– А как? – Пожилой картинно пожал плечами. – Как построить сложную систему, кроме как из простых элементов? Систему стабильную, предсказуемую, выдающую запланированный результат? Представь – ты проектируешь электрическую схему. Тебе ведь надо, чтобы резистор был всегда резистором, а не становился конденсатором, если вдруг решит, что так правильнее. Мы же от любой организации – от корпорации до булочной за углом – прежде всего хотим стабильности и предсказуемости, а для этого там должны работать не личности, а функции. Водитель должен быть только водителем, а жена водителя – только женой.

Пожилой замолчал, а коротышка вздохнул:

– Жалко девчонку. Хотела ведь как лучше.

– Да, жаль.

– Так замотай эпизод. Ты же можешь не заметить нарушение. И бумаг пока никаких нет.

– Ох-хо-хо… Мочь-то могу, только ведь я – такая же функция. Обучаю сотрудников и выявляю непростых новичков. Она ведь рисковала не только собой и Андреем. Урони она этот контейнер, вывозили бы мы с тобой сейчас трупы тысячами. Опасное это дело – своевольный сотрудник. Очень опасное.

Далия Трускиновская. Тренер компаньонов

Семейный совет был недолгим, но бурным – видимо, потому, что большинство составляли женщины. А женщина в восемьдесят лет понимает о жизни больше, чем мужчина в сорок, и если ей удаётся вспомнить молодость – то она говорит очень умные речи.

– Сейчас Клашке восемнадцать, – сказала прабабушка, – и ей забили головку мечтами о карьере. Биохимия – это прекрасно, но это для мальчика. И все эти технические непроизносимые профессии – тоже для мальчика. И реклама – тоже! Я сорок лет в рекламе, я знаю, как снимаются сюжетки! С тебя семь потов сойдёт, пока совместишь всё – и цвет, и свет, и симулякры, и фоны, и звук, и указания психологов, чтоб они сдохли!

Семейство поёжилось. Всем стало ясно, что прабабушка сейчас сорвётся с нарезки и примется проклинать всех, кого вспомнит. Но каким-то чудом обошлось.

– Девочка должна получить свободную профессию, которой можно заниматься, когда захочешь, – продолжала старушка. – Надоело – отдыхай хоть неделю, хоть две. Потом опять трудись.

– А на что жить? – спросила возмущённая Клашка.

– Муж прокормит!

Потом было минут десять яростного и бестолкового спора. Мужчины (правнук Василий и муж внучки и отец Клашки Павел) объясняли, что никого они кормить не собираются: женщина рожает, когда захочет, и государство предоставляет ей всё для счастливой жизни, от здоровенного пособия до возможности жить в прекрасном пансионате вместе с младенцем. Но прабабка была неумолима: нужна профессия, которая не делает из женщины корочку от выжатого лимона, и точка.

– Тренер компаньонов, – сказал наконец дед Виталик. – Учиться два года. Но туда берут только с двадцати. Что Клашке делать, пока не стукнет двадцать?

– Они считают, что она до двадцати наберётся жизненного опыта? – ехидно спросила прабабка.

Сама Клашка сидела в углу и ждала, пока кончится это столпотворение, спорщики выдохнутся и можно будет сообщить о своём твёрдом решении: институт видеоарта, и ничто иное!

– Можно работать, сидя дома!

– Дома она одичает!

– Это работа для пожилого человека!

– Для пожилого зануды!

– Когда дома ребёнок…

– Это самое перспективное направление!..

– Это же скука смертная!..

– Если у тебя десять клиентов…

– Вот! Нашла! Первый этап тренинга – сорок часов…

– Тренер компаньонов должен знать языки, а наша Кларочка…

– А вы знаете, какой среди тренеров процент шизофреников?!

Тут Клашка не выдержала, встала и очень тихо убралась из гостиной.

Она не хотела опаздывать на свидание с Иваном.

Иван ей очень нравился. Это был взрослый мужчина, двадцати девяти лет, стройный, спортивный, режиссер арт-шоу, причём успешный режиссёр. Клашка мечтала – вот поступит в институт, вот будет проходить практику в его компании «Рубин», вот там и останется на интереснейшей работе, в молодом и весёлом коллективе.

О браке она пока что не задумывалась – ей хватало поцелуев в ночных парках. И он тоже не торопил – считалось неприличным ложиться в постель впопыхах и с кем попало. А свадьба… Клашкина старшая подруга Нюта обвенчалась со своим Артёмом, когда носила второго ребёнка, ну и что?

Клашка вывела из гаража свой скутер и задала ему программу номер два – доставку к китайскому ресторанчику, где она любила сидеть с Иваном. Скутер квакнул, докладывая: принято, сейчас встроюсь в трафик. После чего не было необходимости смотреть по сторонам, и Клашка включила экранчик с сюжетками.

В «Пекинском садике» Ивана не оказалось. Поставив скутер на стоянку, Клашка поднялась на террасу – оттуда была видна дорожная развязка, где пересекалась дюжина эстакад, машины и скутера неслись по ней с немалой, но прекрасно рассчитанной скоростью, и Клашка думала – хорошо бы устроиться в «Золотой трафик» дежурным диспетчером, деньги явно небольшие, но учёбе такая работа не помешает.

Коммуникатор подал голос. Клашку вызывал Иван. Но вместо его лица она увидела экран с текстом.

«Малышка, прости, – писал Иван. – Я не приду. Я устал и больше ничего не хочу. Ты замечательная, но у нас бы всё равно ничего не вышло. Я устал. Понимаешь? Смертельно устал. Не хочу, чтобы ты узнала о моём уходе из новостной ленты. Я думал, что любовь к тебе позволит удержаться. Не получилось…»

– «Серебро»… – прошептала Клашка.

Она знала, что Иван иногда баловался «серебром». Но он утверждал, что знает все дозы – и для стимулирования, и для кайфа. Стимулятор ему был необходим – когда работаешь в «Рубине» и сдаёшь заказ, двое суток без сна – норма жизни.

Клашка стремительно собрала на коммуникаторе задание для скутера и переслала его в диспетчерский центр. Пока она спускалась с террасы, скутер получил программу и был готов через три минуты встроиться в трафик. Клашка помчалась в «Рубин». Иван так всё организовал, что его съёмное жильё было как раз напротив служебного входа «Рубина», и главное было – ворваться в служебные помещения компании, к сотрудникам. У кого-то наверняка был код-ключ, чтобы попасть в ту квартиру, и Клашка даже догадывалась, у кого именно – у Марточки. Марточка растила сына от Ивана, парню было шесть лет, так что – дела давние, на нынешнюю жизнь не влияющие; Марточка давно завела себе кого-то другого…

Скутер сообщил, что через двадцать секунд будет тормозить.

Клашка вбежала в маленький холл и поднялась на второй этаж. Там кипела работа – собирали новую сюжетку.

– Иван дома, – сказал его главный художник Влад. – Клашенька, потом, потом…

Он был под «серебром» – так что взывать к совести бесполезно.

– Марточка, мне нужен код-ключ, дай, пожалуйста, – попросила Клашка.

Её голос должен был проникнуть в ви-ар-шлем Марты в ближайшую паузу работы.

Ожидая её ответа, Клашка присела на табурет и включила коммуникатор. Экран показал письмо Ивана, и тут до неё дошло – она же это письмо не дочитала! Можно было, пока скутер нёс её к «Рубину», но она, видимо, плохо соображала, мысленно была и в «Рубине», и в жилище Ивана.

«Клашка, я редко делал тебе подарки, – писал Иван, – и вот сейчас, когда всё решено и всё сделано, я могу оставить тебе только одно. Вот пароль моего компаньона. Он хороший, умный, страшно много знает. Хочешь – оставь себе, а не оставишь – продай, компаньон восьмого уровня – дорогая игрушка…»

– Не понимаю… – прошептала Клашка и вдруг закричала: – Марта, да скорее же! Может быть, мы успеем!

– Ты что орёшь? – спросил, вынырнув из задания, Теймураз.

– Ору – потому что нужно срочно попасть в конуру Ивана! У него передоз «серебра»! А код-ключ – у этой дуры!

– Ого!

Теймураз блокировал всю технику. Команда вывалилась в реальность, ничего не понимая и страшно злясь. Через несколько секунд все уже бежали к лестнице.

Спасти Ивана они не успели.

Потом, когда тело увезли, а полицейский дознаватель, скопировав все файлы из его рабочей техники, уехал, Клашка сообразила – она же не показала последнее письмо. Она сказала, что Иван попрощался с ней, когда она сидела в «Пекинском садике», но ей и в голову не пришло объяснить, что прощание было – в письменном виде.

Почему он написал – было понятно, продиктовать пароль из шестнадцати символов, три из которых – иероглифы китайские, и ещё один – иероглиф древнеегипетский, он не мог. Клашка другого не понимала – зачем Ивану вообще был нужен компаньон.

Их по государственной программе бесплатно выдавали старикам, безнадёжно больным людям, инвалидам. Государство же оплачивало тренера, который натаскивал компаньона на нужные темы. Это была не слишком сложная, однако трудоёмкая работа. Она требовала от тренера огромного терпения. Сперва набрать сто часов воспоминаний заказчика, а это – не меньше трёх недель в обществе пожилого собеседника со скверным характером – был бы характер хороший, не возникло бы необходимости в электронном компаньоне. Потом обработка этой информации, подбор аналогичных историй, развитие тем, подбор голоса, подбор видеоряда…

Клашка видела сюжет про старую балерину, которая могла теперь ходить только в экзоскелете. Женщина рассказывала, что тренер откопал во всемирном информатории все рецензии на все балеты со времён знаменитого Марлезонского, все биографии танцовщиков и танцовщиц, все старые записи, и всю эту кучу сведений творчески переработал, так что ей казалось – она беседует с живым и даже остроумным коллегой по ремеслу. Её спросили, много ли времени тренер натаскивал компаньона, ведь эта работа оплачивалась государством. Балерина ответила, что несколько месяцев, но государство ничего не потеряет – по её завещанию компаньон поступает в распоряжение высших хореографических курсов, тренер же за качественную работу был даже премирован двухнедельным отдыхом в Индии, и он этот отдых честно заслужил.

В сущности, компаньона мог завести каждый, кто мог оплатить работу тренера. Но обычно людям хватало общения и на работе, и в часы досуга, об этом заботились люди из Министерства благосостояния. Ивану же впору было прятаться от тех, кто желал с ним пообщаться. Компаньон был совершенно излишней роскошью.

Общение с дознавателем и вся суета вокруг тела ввели Клашку в странное состояние – она стала плохо соображать. Разревелась она, уже приехав домой.

Очень трудно осознать, что любимого человека больше нет, вообще нет и никогда не будет. Клашка чуть ли не месяц прибегала в «Рубин» – посидеть с ребятами, поговорить об Иване, как будто он сейчас войдёт, крикнет: «Люди, заказ!» и раскидает задания.

Странное наследство она не трогала.

Но потом, вспоминая Ивана, она всё чаще винила себя в том, что совсем не понимала этого человека. Она думала – он общительный, он весёлый, он прирождённый лидер, а ему, оказывается, был нужен компаньон!

Чего же ему не хватало?

Клашка скопировала пароль в поисковик и активизировала компаньона.

На экране появилось лицо женщины средних лет, с модной стрижкой, с очень аккуратным макияжем. Лицо было очень светлое, просто сияющее, на зеленоватом фоне.

– Добрый день, Иван, – сказала женщина. – Ты давно не выходил на связь. Что нового?

– Добрый день, – ответила Клашка. – Это не Иван, это Клара. Иван… Иван просил меня поговорить с тобой…

Она не знала, можно ли и нужно ли говорить компаньону о смерти хозяина.

– Вот как? Хорошо, я рада тебе, Клара. Если ты расскажешь немного о себе, я стану хорошей собеседницей. Сколько тебе лет, чем занимаешься?

– Мне восемнадцать. Готовлюсь к экзаменам. Вот думаю – куда идти учиться?

– Чего ты хочешь – славы, денег или азарта?

– Ой… – прошептала Клашка. – Ну… Ну, денег мне пока много не нужно… Слава? Смотря какая!

– Ясно. Остаётся азарт. Тебе приходилось искать что-то загадочное, раскрывать древние тайны?

– В школе их, что ли, раскрывать? – удивилась Клашка. – Есть там у нас древняя тайна – зовут Анжелой Степановной! Она уже по-человечески говорить не умеет! Заставляет читать бумажные книжки, представляешь?

– Анжела Степановна Малахова. Знаю. Очень скучная персона.

– Вот именно – скучная!

Клашка даже обрадовалась – есть с кем перемыть косточки унылой и неопрятной преподавательнице немецкого языка.

– Ой, прости, я даже не спросила, как тебя зовут, – вскоре опомнилась она.

– Я Сильда. Какое время ты выставила?

– Зачем?

– Нужно выставлять время сеанса связи с компаньоном. Потом посмотри инструкцию. Бывает, человек заболтается, а ему уже по делам бежать пора или лекарство принимать. Обычно выставляют четверть часа, потом продлевают.

Первым разговором с Сильдой Клашка осталась довольна. Голос приятный, мелодичный… Может, Ивану надоели вопли девочек в «Рубине»? Когда шла работа над сюжеткой – коллектив иногда напоминал стаю бешеных попугаев в джунглях Амазонки, а как орут большие попугаи – Клашка знала, у прабабки жил такой зверь, размером с приличного индюка.

Потом они стали вспоминать Ивана – и тут оказалось, что Клашка многого о нём не знала. Иван заинтересовался египтологией. Из школьного курса истории Клашка ещё кое-что помнила. А Сильда аккуратно и ненавязчиво внушала: египтологи – элита научного мира, это – путешествия, гранты, интереснейшая работа, тайны и открытия.

А как Сильда рассказывала про секреты мумий и родословные жрецов!

Семейство, узнав, что Клашка собралась стать египтологом, обалдело. Ничто не предвещало такого поворота. Старшие опять собрались, судили и рядили. Но, поскольку были совершенно не в теме, то и не могли решить, хорошо это или плохо.

– Иван тоже пошёл бы учиться, – сказала Сильда.

– Сильда, а как вышло, что твой тренер научил тебя всем этим египетским делам?

Сильда не ответила, Клашка повторила вопрос.

– Предыдущий собеседник – табу. Я не имею права говорить о нём, – наконец сказала она.

– Предыдущий собеседник – Иван, разве нет?

Сильда ушла, оставив картинку со словом «табу». И более того – поставила блок на целую неделю.

Правил обращения с компаньоном Клашка не знала. Но ей стало любопытно – почему?.. И снова встал вопрос – как вышло, что Иван завёл себе компаньона?

После его смерти прошло достаточно времени, чтобы боль утихла. Клашка нашла Арину, младшую сестру Ивана, и попросила о встрече.

Он успел их познакомить. И они не слишком понравились тогда друг другу. Аринка была девочка-шеф, готовила себя к должности директора банка по меньшей мере, одевалась соответственно, очень следила за своей речью. Клашка же старалась быть такой, как все молодые женщины, занятые в арт-шоу-индустрии, раскованной и даже рискованной.