Коллектив авторов
Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

© Левит С. Я., 2015

© Ревякина Н. В., Кудрявцев О. Ф., 2015

© Центр гуманитарных инициатив, 2015

Вступительная статья

Возрождение – яркий культурный период в истории Европы, приходящийся на XIV – начало XVII в. От других этапов в развитии культуры его отличает огромный интерес к человеку, который во многом объясним переходным характером эпохи Возрождения от Средневековья к Новому времени, от феодализма к буржуазному строю. Разрушение феодальных общественных структур и старых форм экономической деятельности и появление новых поставили личность в особое положение – потребовали от нее развития личной инициативы и энергии, способствовали развитию самосознания. Культура Возрождения во многом отражает этот процесс. Но, устремленная в будущее, она имеет и свое видение этого будущего, и свое видение человека. Она предлагает эпохе свой образ человека, ее система воспитания носит целенаправленный характер, идеалы ее оказываются в целом шире, возвышеннее, благороднее, чем того требовала эпоха. Поэтому культура этого периода оказалась понятной будущим поколениям, а ее идеи, учения и художественные ценности сохраняют свое значение и сегодня.

Возрождение являет нам поистине грандиозную работу человеческого самосознания, осуществляющуюся тщательно и заинтересованно во всех сферах культурной жизни – литературе и философии, искусстве и науке. Этот исключительный интерес к человеку дал название и ведущему идейному течению в Возрождении – гуманизму (от лат. homo, humanus – человек, человечный) – и обозначил его содержание. Гуманизм возникает в сфере филологической культуры, которая понималась шире, чем в Средние века, и включала в себя наряду с традиционными дисциплинами Средневековья (прежде всего грамматикой и риторикой) еще и историю, моральную философию, поэзию. Эти studia humanitatis – науки о человеке – составляют основание гуманистической культуры, хотя и не исчерпывают ее и постоянно обогащаются, вбирая в себя и естественнонаучные представления. В сфере наук о человеке и рождается новое понимание человека, влияние которого ощутимо во всех областях культурной жизни.

Гуманизм был вдохновлен Античностью, именно она стала одним из его главных культурных истоков. Сочинения античных авторов гуманисты с энтузиазмом разыскивали по всей Европе и Византии, любовно возрождали к жизни, выводя на свет Божий, словно узников из подземелья (образ Поджо Браччолини), тщательно переписывали и распространяли, переводили (сначала на латынь с греческого, позже на национальные языки) и, когда появилось книгопечатание, энергично издавали. Такое своеобразное отношение к древности, с помощью которой гуманисты хотели воссоздать культуру после темных, как они считали, столетий упадка в Средние века, и дало название всей культурной эпохе – Возрождение (Ренессанс – фр.). К Античности (сначала к латинскому наследию, позже к греческому) гуманисты обращались и для того, чтобы обосновать собственные идеи, и в целях полемики с отживавшей свой век средневековой традицией. Цицерон и Сенека, Теренций и Плавт, Вергилий и Лукиан, Аристотель, Платон, Эпикур, Тит Ливий, Фукидид и другие римские и греческие поэты, философы, историки привлекали их каждый по-своему. Но гуманисты никогда не ставили своей целью восстановить во всей полноте и точности то или иное античное учение, они включали античные идеи в свои представления и учения, выстраивали собственный дом из самых разных кирпичей древности. К тому же часто толковали по-своему мыслителей древности, соединяли друг с другом, причудливо согласовывали с христианством.

Христианство, в основном раннее, было другим важным истоком гуманизма. Его тоже возрождали, разыскивая подчас забытые в Средние века сочинения Отцов Церкви и христианских писателей (Августина, Иеронима, Лактанция, греческих Отцов Церкви). Однако христианство у гуманистов несводимо к ссылкам на Библию и Отцов Церкви, его влияние глубже. Стоявшая за спиной гуманистов христианская традиция обогатила гуманистическую мысль духовностью и вниманием к психологии, сделала идеал человека более возвышенным, углубила намеченный самой жизнью интерес к индивидуальности, к «я», к самопознанию, усилила нравственное начало. В северном гуманизме, где влияние христианства было сильнее, это привело к возникновению «христианского гуманизма», с которым связаны имена Эразма Роттердамского, Томаса Мора и др.

В гуманизме дает о себе знать и средневековая традиция, она существовала в нем анонимно, так как на средневековых авторов гуманисты, как правило, не ссылались, хотя самые замечательные из писателей Средних веков, например Данте, гуманистам были известны и вызывали их глубокое уважение. Наибольшее влияние средневековой традиции, и в частности народной культуры, ощущается в гуманизме Германии, Франции.

Рождение гуманизма, как и начало Возрождения, было связано с Италией – страной городов-государств с их бурной экономической активностью, выходящей по своим масштабам и формам организации за рамки Средневековья; с их не менее интенсивной политической жизнью, разнообразием и динамизмом форм правления; с развитием светской культуры, спрос на которую в связи с секуляризацией очень возрос. Интенсивная жизнь итальянских городов вывела на историческую арену людей энергичных и предприимчивых, думающих, чувствующих и действующих иначе, чем их средневековые собратья. Купец, вышедший из пополанской или крестьянской среды, кондотьер незнатного происхождения, ставший правителем города или крупным военачальником, гуманист – выходец из любого слоя общества, иногда из самых низов, – все они добиваются высокого положения и удачи благодаря собственным личным качествам, труду, знаниям. В обществе возникает атмосфера, в которой начинают высоко цениться личность, стимулы и мотивы ее действий, находят понимание новые нормы поведения. Эта новая психологическая атмосфера и культурные сдвиги в городах стали благоприятной средой, в которой рождалась гуманистическая идеология. Новые настроения находили отражения в сочинениях гуманистов, и, поднимая их на уровень теории, преобразовывая в учения и концепции, гуманисты выступали как идеологи новых слоев в обществе. Но они и сами были «новыми людьми», представляли впервые появлявшуюся в обществе светскую интеллигенцию, знаменуя первый этап ее развития, и потому нуждались в самоутверждении, в оправдании и возвышении собственной деятельности. Как деятели культуры они разрабатывали, основываясь на богатом мыслительном материале, собственные представления о человеке и мире, о морали и воспитании и стремились внедрить их в общественное сознание. Гуманизм с самого начала заявил о себе как об активной, связанной с жизнью и влияющей на жизнь идеологии.

Первым гуманистом по праву считается Франческо Петрарка, его роль в становлении гуманизма признана его современниками и потомками. Подобно Сократу, он спустил философию с неба на землю и в полемике со схоластикой провозгласил человека главным объектом познания философии и всех наук. Самое важное знание для человека, говорит Петрарка, – это знание о нем самом: что он такое, для чего существует, куда идет? Он предлагает и способ познания человека – самопознание, блестящий опыт которого он явил миру своими трактатами, письмами, поэзией. Но самопознание для него – это не только познание конкретным человеком самого себя, хотя задача эта для Петрарки наиважнейшая, ибо человек для него – отблеск божественного света на земле, и богатства его души неисчерпаемы. Самопознание человека для Петрарки, насколько можно понять по его полемике со схоластами, – это познание человека в границах его человечности, во всей его человеческой специфике, со всей его сложной и богатой душевной жизнью, а не так, как познают животных («двуногие четвероногих» – иронизирует он над схоластами).

Своими размышлениями о человеке как главном предмете познания Петрарка, несомненно, повысил интерес к человеку и поднял значение наук, изучающих человека. В его подходе важна прежде всего позиция, на которую он встал, – антропоцентризм, т. е. представление о центральном месте человека в мироздании; в гуманизме до Монтеня такой подход будет ведущим.

Антропоцентризм, в сущности, не является новым подходом, он характерен для христианства: о господстве человека в мире красноречиво заявлено в Библии. По христианскому учению, человек, наделенный разумом и бессмертной душой, отличается тем самым от других творений, над которыми ему дано право властвовать. Однако грех прародителей – Адама и Евы, переданный ими роду людскому, привел к извращению воли человека, лишил его способности совершать благие дела – так говорили Августин и другие раннехристианские писатели; в средневековом богословии при толковании первородного греха акцент был перенесен на тело – проводник греха, ибо при его помощи во время зачатия грех передается людям. В силу грехопадения человек не может достичь сам, без помощи божественной благодати, спасения и найти правильный путь в земных деяниях. Так внутренне драматично выглядит место и путь человека в мире.

Гуманистическое видение центрального места человека в мироздании, совпадающее в главных идеях с христианским (человек, одаренный разумом и бессмертной душой, – царь Вселенной), выглядит в целом иначе; этому способствует новый взгляд гуманистов на природу и переосмысление представлений о первородном грехе. Гуманисты смотрят на природу как на творение Бога, создавшего мир по собственной воле, и как таковая природа – «наилучшая мать», «святейшая мать»; она все более наделяется божественными свойствами – «создательница всего сущего», «мудрейшая», «божественная», природа-Бог; некоторые гуманисты говорят даже о провидении природы, склонны видеть сознательную, целенаправленную деятельность природы в отношении человека. Такие разные гуманисты, как Лоренцо Валла и Джанноццо Манетти, сходятся в том, что природа все создала для блага человека, для его радости и наслаждения. Поэтому надо следовать законам природы, блюсти ее заповеди.

Такой взгляд на природу дает гуманистам возможность положительно оценивать человеческое естество, развивать представления о доброй природе самого человека, а это ведет к переосмыслению идеи греховной природы, первородного греха. Его влияние гуманисты понимают по-иному: грех привел к бренности и смертности человека, но превосходные качества его души и тела не утрачены, да и духовные стремления его, воля его не извращены первородным грехом. А если это так, то место человека во Вселенной становится поистине царским троном, где восседает наделенный «красотой, умом, мудростью, могуществом и богатствами и, кроме того, властью и господством» человек, действующий по собственной воле во благо всего созданного. Словом, гуманистический антропоцентризм содержал в себе признание самостоятельной и творческой роли человека в осуществлении своего предназначения на земле.

Представления гуманистов о природе и первородном грехе были своего рода теоретическим основанием для размышлений о человеке. Но в целом гуманизм XIV и большей части XV в. не затрагивал глубоко основ старого мировоззрения и соединял часто новые взгляды с традиционными. Как молодая идеология он наступателен, эмоционален, порой дерзок, но и наивен одновременно, и трогателен своей удивительной любовью к человеку.

Что же интересует гуманистов в человеке? Человек как таковой и его обязанность, или долг, на земле, общественное бытие человека и связанные с ним нормы морали, воспитание человека – вот, пожалуй, главные проблемы, занимающие гуманистов XIV и большей части XV в.

Гуманистический интерес к «человеку вообще», к человеку, представляющему род человеческий, нов и прогрессивен, он означает разрыв с сословным, или корпоративным, человеком. Исходная позиция такого взгляда – признание природного равенства людей, не равенства природных способностей (этого гуманисты не признают), а равенства людей в их «природном» бытии (одинаково телесно устроены, обладают разумом, чувствами, волей, божественной душой, отличаются от других творений природы). Все стороны природного бытия (природы человека) становятся предметом внимания гуманистов.

В гуманистических трактатах восторженно обсуждается человеческое тело, которое у Манетти названо прекрасным, совершенным и целесообразно устроенным. «Великую и изумительную силу разума» гуманисты подтверждают «великими и замечательными деяниями человека» и его изобретениями и открытиями. Здесь и строительство зданий и кораблей, в их числе Ноев ковчег и знаменитый купол флорентийского собора Брунеллески, и живописные и скульптурные шедевры, в которых мастера способны соперничать с природой, и многочисленные письменные памятники. Пристальное внимание привлекает душевная деятельность человека – чувства и воля. Лоренцо Валла поет настоящий гимн человеческим ощущениям и выдвигает, основываясь на Эпикуре, наслаждение как жизнеутверждающий принцип, пронизывающий все взаимоотношения людей. А Салютати и Манетти отстаивают право на страдание по поводу смерти сына. О любви к детям и семье, о радостях брачной жизни, о чувстве дружбы и еще о многих других привязанностях сообщают гуманисты в своих трактатах. Такими размышлениями о чувствах, к которым вековая аскетическая традиция выработала отрицательное отношение, гуманисты задают новую психологическую ориентацию человека – на земной мир, прекрасный и любимый, на все, что привязывает человека к земной жизни и утрата чего заставляет страдать. А занимаясь проблемой свободной воли, гуманисты дают такое ее решение, которое максимально оправдывает и развивает волевые усилия человека, т. е. делает его активным, ведь «человек рожден не для того, чтобы, покоясь, увядать в праздности, а чтобы быть деятельным», – говорит Альберти.

Итак, в своих рассуждениях о человеке гуманисты видят его волевым, деятельным, эмоционально привязанным к миру. И сам земной мир уже более не воспринимается как юдоль скорби и долина слез, которую надо пройти равнодушно и с наименьшими потерями для души. «Красивейший и наипрекраснейший мир так хорош, – пишет Манетти, – что не может быть лучше ни в действительности, ни в помыслах». Никто не сомневается уже, что жизнь – великое благо, которое не хочется терять, а это обостряет отношение к смерти и заставляет задуматься над проблемой бессмертия. Традиционное бессмертие обретает черты «гуманистического рая», красочно изображаемого Валлой и Манетти в меру фантазии каждого. Но волнует и страстное желание продолжить жизнь на земле в памяти потомков, увековечить себя славными деяниями и подвигами.

Изменив прежние представления о земной жизни, мире и человеке, гуманисты по-новому осмысляют и долг человека на земле. Эти размышления о человеке находят свое выражение в понятии «достоинство», которое заключает в себе представление об особом месте и назначении человека на земле, его отличиях от прочих творений. Это представление родилось еще в раннехристианской мысли и понималось достоинство как дарованное Богом человеку, созданному по образу и подобию Божию.

Гуманистическая мысль, сохраняя понятие «образа и подобия», дает достоинству совершенно светское толкование, основанное на разработанных в гуманизме представлениях о человеке и мире. Наиболее ярко это делает Манетти в трактате «О достоинстве и превосходстве человека», хотя тему эту начал обсуждать еще Петрарка. В первой книге своего трактата Манетти показывает превосходные качества тела человека, во второй – замечательные, высокие свойства его души, в третьей – человека в гармоническом единстве души и тела. Достоинство человека, по Манетти, заключается в познании и деятельности в мире, что составляет его долг и обязанность и отличает его от других живых существ, свидетельствуя о его «наилучшем качестве и свойстве». Познание и действие сближают человека с Богом и ангелами. Человек продолжает дело Бога на земле, выступает как бы Его соавтором, так как «после первоначального и еще не законченного творения мира» человек все сам создает на земле, доводит до совершенства данные ему мир и его красо́ты, делая их «более прекрасными и изящными и с гораздо большим вкусом отделанными». «Ведь люди, словно хозяева всего и возделыватели земли, своими разнообразными трудами обработали ее удивительным образом, украсив равнины, острова, берега пашнями и городами». Но, исполняя свой долг, человек через это познает Бога, любит Его и почитает, и в этом для Манетти состоит «собственное предназначение человека, основание дел и весь смысл блаженной жизни». Так, отождествляя познание Бога и любовь к Нему с долгом человека, т. е. с его познанием и действием на земле (достоинством), Манетти придает достоинству самостоятельное значение и земной смысл, высказывает мысль о творчестве человека – соавтора Бога на земле в деле творения – и дает высочайшее оправдание земной деятельности человека.

Земная жизнь человека мыслится гуманистами как жизнь общественная. Тема «мира и монастыря» довольно рано была решена ими (Салютати и др.) в пользу жизни в обществе, жизни без отречения. Гуманисты прекрасно усвоили мысль Аристотеля о человеке как общественном животном, и многим из них наверняка был близок взгляд Бруни: «…достаточность и совершенство человек приобретает из общества». Итальянский гуманизм отличается ярко выраженным социальным характером. Но эта социальность не корпоративно-сословная: место человека в обществе мыслится гуманистами иначе – в соответствии с личными заслугами. Начатое еще Петраркой и продолженное его последователями обсуждение темы «благородства» как раз и показывает новый взгляд на человека: благородство не дается знатным происхождением, а приобретается личными усилиями человека, оно составляет внутреннюю ценность личности, в соответствии с чем человек и должен занимать то или иное место в обществе. «Люди могут называться благородными только по праву собственной добродетели» – эта мысль Пикколомини, высказанная, кстати сказать, его венценосному ученику, была близка всем гуманистам. Предлагается, таким образом, иной, отличный от средневекового способ организации общества.

Как идеология, претендующая на самую тесную связь с жизнью, гуманизм рассматривает человека в конкретной среде – городе-государстве, сохранившем еще в Италии XIV–XV вв. в ряде мест (и прежде всего во Флоренции) республиканские формы правления. Так появляется одно из наиболее значительных течений в гуманизме Италии – гражданский гуманизм, характерный как раз для городов-республик и идейно тяготевший к Аристотелю и Цицерону. Главными в нем были идеи общественного блага, гражданского служения, гражданско-патриотического поведения, а также гражданского воспитания и самовоспитания. Их наиболее выразительно демонстрировали в своих сочинениях Леонардо Бруни, Маттео Пальмиери, Монтеманьо и другие. Для Пальмиери «среди всех человеческих деяний самым превосходным, наиболее важным и достойным является то, которое совершается ради усиления и блага родины и ради наилучшего положения хорошо устроенного государства». Античные герои, которых гуманист ставит в пример современникам, «будучи благородны душой и в высшей степени мужественны, не имели в душе ничего другого, кроме блага государства и его усиления, ради чего они выносили часто многие трудности, заботы, лишения, опасности, раны, принимали жесточайшую смерть…». Подобные рассуждения соединяются с защитой республиканской формы правления, показом ее преимуществ – законности, свободы и др. У гуманистов, живших не в республиках, а в городах, где устанавливались единоличные формы правления, идеи общего блага, законности, справедливости, свободы трактовались более абстрактно, имели сильную этическую окраску. «Нет ничего ужаснее, чем не взволноваться несчастьями других, нет ничего несправедливее, чем не сострадать чужому горю, нет ничего более несвойственного человеку, чем не проявлять по отношению к другим гуманность» – так рассматривал взаимоотношения людей Маффео Веджо.

Гуманизм был представлен разными течениями, на разных путях искал решения проблем социальной жизни, обсуждая проблемы семьи и брака, хозяйства и собственности, права и справедливости. Связанные с конкретными общественно-политическими условиями и с разными идейными влияниями различия получали отражение и в этических учениях.

Этические поиски в этот период были исключительно интенсивными. Пожалуй, ни в какую другую эпоху не говорили так много о нравственности, никогда слово «добродетель» (почти исчезнувшее из нашего лексикона) не было столь распространено и исполнено глубокого смысла. Добродетель была и совокупностью высоких нравственных качеств в человеке, и образом его поведения и действия, и его славным деянием. Ее понимали всегда как активную, обращенную к людям. «Истинная хвала всякой добродетели заключена в действии», – говорил Пальмиери, выражая, в сущности, точку зрения всех гуманистов. Для всех этических исканий гуманистов характерны земной ориентир, понимание блага земной жизни как высшего, часто также эвдемонистическая окраска этого блага, т. е. толкование его как счастья. А критерии нравственного поведения, т. е. то, что определяло моральную ценность того или иного поступка, осмыслялись по-разному. В этике гражданского гуманизма моральным критерием было благо общества; стремление действовать во имя него наполняло высоким смыслом всякий человеческий поступок; служение обществу становилось, таким образом, нравственным долгом человека; путем воспитания и самовоспитания он приходил к осознанию этого долга и формировал в себе необходимые для этого качества.

В этическом течении, связанном с Эпикуром и Лукрецием, выдвигался другой моральный критерий – личное благо. Представлявший это направление Л. Валла вывел из свойственного всем живым существам по природе стремления к удовольствию и уклонению от страданий принцип наслаждения, провозгласил наслаждение высшим благом и отождествил его с пользой. И вот на этой сугубо индивидуалистической основе – личной пользе каждого – Валла пытался построить человеческие отношения, согласовать личный интерес с интересами других людей. Как он это делал? Ввел понятие большего и меньшего блага и одним из условий большего блага назвал любовь других людей, доставляющую человеку наслаждение – пользу. Человек должен уметь сделать правильный выбор, правильно осознать свой интерес, и для Валлы-гуманиста, верящего в человека, нет сомнений в том, что это выбор большего блага. Делая правильный выбор, человек, естественно, стремится к собственной пользе, но такой, которая предполагает любовь, доверие, уважение к нему других людей, – в этом высшее наслаждение для человека. Так предлагался, в сущности, другой вариант социальной сплоченности, в отличие от гражданского гуманизма. Следовательно, утилитарная этика Валлы не антисоциальна, у нее просто другое основание – благо личности, критерий морали заключен в самом человеке, в его умении правильно понять свое благо.

Этими нравственными поисками, разумеется, не исчерпывалась деятельность гуманистов. Они (прежде всего Альберти) разрабатывали и варианты гармонической связи общественного блага, интересов семьи и личности. Привлекал гуманистов и стоицизм, внутренне укреплявший личность и помогавший одолевать судьбу, сильнее которой оказывалась добродетель. Интересным были и их рассуждения на темы лицемерия, начатые еще Петраркой и обращенные к средневековым идеологам. Их значение было шире, чем просто моральная дискредитация монахов и схоластов: утверждаемое при этом единство мысли, слова и поступка несло в себе высокий нравственный смысл.

Все эти замечательные в своем роде попытки рассмотреть человека самого по себе и его бытие в обществе пронизаны были верой в человека, в его способность достичь гармоничных отношений с людьми, обществом и государством, в его умение усовершенствовать и украсить мир, продолжая дело Бога. И все же гуманисты исходили скорее не из сущего, а из должного, говорили о том, что должно быть. Весь гуманизм был, в сущности, педагогичен, он был одним большим Наставлением человечеству.

Если же говорить о педагогике в собственном смысле слова, то на конец XIV и XV в. (в основном его первую половину) приходится взлет педагогической мысли. Именно в это время было написано большинство трактатов по воспитанию, сформировалась педагогическая мысль итальянского гуманизма как относительно цельное явление, появились и знаменитые гуманистические школы Гуарино да Верона и Витторино да Фельтре, так прославившие Италию. И это не случайно. Итальянская гуманистическая наука воспитания – плоть от плоти гуманизма этого периода со всеми его особенностями. Веря в добрую природу человека и крепкое социальное начало в нем, гуманисты именно на человека возложили все свои надежды, но на человека должным образом воспитанного. Поэтому целенаправленное воспитание рассматривалось как самое эффективное средство совершенствования самого человека, а через него и благоденствия общества, в котором человек живет, ибо человек, по мнению гуманистов, воспитывается для себя, для семьи и для общества. Об идеях воспитания будет сказано ниже, здесь же важно лишь подчеркнуть неотделимость гуманистической науки воспитания от гуманизма указанного периода.

* * *

В последней трети XV в. в итальянском гуманизме сформировалось новое течение – флорентийский неоплатонизм. Оно явилось дальнейшим развитием гуманизма, связанным с попыткой перейти от обсуждения этических и социальных проблем, волновавших предшествующих гуманистов, к проблемам общефилософским. В Средние века эти проблемы в силу религиозного характера мировоззрения эпохи приобретали специфическую форму, выливаясь в обсуждение вопроса о Боге и мире. Так что, начав заниматься этим вопросом, гуманисты вторглись в темы, бывшие всегда предметом обсуждения теологов.

С помощью идей Платона и неоплатоников, чьи произведения были переведены с греческого главой Флорентийской неоплатоновской академии Марсилио Фичино, гуманисты начинают иначе, чем в средневековом богословии, решать вопросы соотношения мира и Бога, Бога и человека, а также места человека в мире. По христианскому вероучению, Бог сотворил мир из ничего, и, созданный из ничего, мир противоположен Богу, два разных начала лежат в их основе: Бог – это дух, а мир – материя, произведенная из «ничто» и потому ничтожная. У флорентийских неоплатоников мир созидается эманацией (истечением) божественного Единства в мир, в результате чего мир наполняется божественностью и предстает как гармоничный, прекрасный, пронизанный любовью. Через это обожествление мир получает наивысшее оправдание. Предельно возвышен и человек, способный (у Фичино) собственными силами, без помощи божественной благодати, подняться до Бога.

Возвышение человека у неоплатоников – это возвышение его духа. Главным в человеке для них является, в соответствии с учением Платона, его душа. Исчезает столь характерное для предшествующего гуманизма понимание человека как гармоничного единства души и тела. Теряется и чувственное восприятие мира, и зримое ощущение красоты мира и человека, столь восторженно передаваемое гуманистами. Гуманизм стал более философски обоснованным, но утратил некоторые достижения предшествующего периода.

Поэтому и тема достоинства человека, в решении которой ясно видны особенности гуманизма неоплатоников, получает иное выражение. У Фичино достоинство человека проявляется в божественности его души. В такой постановке вопроса нет возврата к средневековому взгляду на достоинство. Действительно, что означает у Фичино божественность души? Прежде всего бесконечность и универсальность человеческого духа: душа все может и стремится быть везде. И потому человек использует все вещества мира – элементы, камни, металлы, растения и животных, он попирает землю, бороздит воды, вздымает в небо высочайшие башни, единственный из животных пользуется огнем, поднимается в небо, измеряет его, выходя сверхнебесной мыслью за его пределы. Господин и правитель мира, он всем повелевает, заботится обо всем живом и неодушевленном, украшает мир. Он есть некий бог, бог животных, бог элементов.

Божественность души человека проявляется также в его творческих способностях. В отличие от животных, получивших от природы некоторые навыки и неспособных их развивать, человек изобрел многочисленные искусства и постоянно их совершенствует. Он выступает соперником самой природы, и сила его почти подобна силе божественной природы. Не защищенный телесно от природы, человек сам добывает для себя пищу, одежду, создает жилища, орудия и поддерживает себя полнее, чем природа животных.

Но человек заботится не только о телесных нуждах; пренебрегая служением телу, он развивает свободные искусства и достигает в них высот, как Архимед, понявший строение небес и построивший медную сферу, воспроизводящую их движения. А потому, узнав строй небес, человек становится обладателем почти такого же таланта, как и создатель небес, и он сможет сделать сами небеса, если найдет необходимые орудия и небесную материю. Человек, таким образом, достигает высот божественного творчества, становится чуть ли не соперником Бога в творении мира, ибо обретает способность этот мир воссоздавать.

Наконец, божественность души проявляется, по Фичино, в бессмертии. Человек собственными силами может подняться к искуплению и очищению. Самопознанием он открывает в себе Божественное.

Фичино не ограничивает человека его земным предназначением, но он и не призывает его к отречению от мира. Полностью оправдывая человека, Фичино ориентирует его в земном мире на высочайшее и верит в его способность достичь этого. Он идет далее Манетти в возвеличивании человека, но чтобы так высоко вознести человека, сказать о его неограниченных возможностях, он возвышает дух, способности души, разрывая столь прочную в предшествующем гуманизме связь души и тела.

Несколько иное понимание достоинства складывается у Джованни Пико делла Мирандола, близкого к флорентийским неоплатоникам. Человек у Пико в структуре мироздания (мир ангельский, небесный и подлунный) не занимает определенного места, а является «соединением и связью» трех миров. Он соединяет земное и небесное и заключает в себе все природы, сливающиеся в нем в одном. И потому положение его исключительное: ему подвластны земля, стихии, животные, для него трудятся небеса, о его спасении и благе пекутся ангелы. Достоинство человека заключается у Пико в его способности путем свободного выбора к самоопределению. При творении мира, пишет гуманист в «Речи о достоинстве человека», Бог не дал человеку ясно определенной сущности или природы, но дал ему свободную волю и зародыши всякого вида жизни. Человек вправе выбирать между различными природами или путями жизни. Он может низко пасть и высоко подняться. Обладая свободой выбора, человек в этом выборе себя формирует. Пико, как видим, по-своему понимает библейское повествование о создании Богом человека. Свобода воли, по Библии, была дана человеку, созданному по образу и подобию Божию, до грехопадения, грехопадение извратило эту свободу, и с тех пор, поступая по собственному усмотрению, человек выбирает неверно, для правильного выбора ему нужна Божественная благодать. Пико не прибегает к идее «образа и подобия» и ничего не говорит о грехопадении и Божественной благодати. Разумеется, у него хорош и желателен не всякий выбор. Долг человека – выбрать высшую форму моральной и интеллектуальной жизни, только тогда, когда выбрана наивысшая возможность, и реализуется полностью достоинство человека.