Коллектив авторов
Бессмертный полк. Истории и рассказы
Впереди орудий
В восемнадцать лет, в августе 1941 года, мой дед Виктор Харченко ушел на войну. Фронтовая судьба оказалась недолгой. Но год и три месяца на передовой наложили отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Иначе не скажешь – домой, в родную деревню, дед вернулся без правой руки.
А начиналась служба в Семипалатинске, в пехотном училище. Но не всем курсантам сорок первого года суждено было стать командирами. Армия несла большие потери. И по приказу Сталина недоучившиеся курсанты встали в строй. Так в апреле 1942 года началась для деда настоящая война.
Конная разведка, куда определили молодого солдата, выполняла задачи в составе артиллерийского полка. Делом занималась, на первый взгляд, простым – обследовала прифронтовые районы, искала удобные места для расквартирования батарей, определяла расположение врага, занималась корректировкой огня. Но все это – на самом передке, впереди орудий, которые никто не рисковал выдвинуть в неразведанный район.
В мае сорок второго дед принял боевое крещение в бою под Воронежем. А вскоре часть перебросили на курское направление, где несколько месяцев бои шли с переменным успехом: то продвигались вперед, то переходили к обороне. К началу знаменитого наступления, определившего впоследствии коренной перелом в войне, в лесах под Курском, по рассказам деда, скопилось огромное количество людей и техники. И было ясно, что идти предстоит только вперед…
Из представления ефрейтора Харченко Виктора Константиновича к награждению медалью «За отвагу» (podvignaroda.mail.ru, сохранены орфография и пунктуация): «…в наступательных боях проявил себя бесстрашным разведчиком. Выдвинувшись на передний край нашей обороны, тов. Харченко В. К. обнаружил скопление пехоты противника, готовившейся к контратаке, быстро сообщил координаты в штаб, в результате чего массированным огнем артиллерии полка более 60 гитлеровцев нашли себе могилу, контратака противника была сорвана. Им обнаружено за время наступательных боев: 2 арт. батареи, 1 мин. батарея, 2 НП, 3 ДЗОТа, которые были уничтожены огнем артиллерии полка».
Виктор Константинович Харченко
Так шли день за днем напряженные фронтовые будни, выполнялась простая мужская работа… Пока после боя неподалеку от ставшей потом знаменитой Прохоровки Виктора Харченко не привели в госпиталь с перебитой рукой. Там же, в полевых условиях, провели нехитрую операцию. И дед на всю жизнь запомнил, как некоторое время еще шевелила пальцами его отрезанная чуть ниже локтя рука…
После нескольких месяцев госпиталей с боевыми наградами и одной рукой бывший воин вернулся домой. Родственники годы спустя рассказывали, что в сердцах он разбил гитару, на которой до войны прекрасно играл. Инструмент оказался больше не нужен.
Начиналась новая трудовая жизнь, которая продлилась более полувека. К фронтовым медалям прибавились регалии за труд, в том числе в 1966 году грудь ветерана украсил орден Ленина. Всю жизнь дед проработал в родной Сретенке Щербактинского района. Заведующим фермой, бригадиром, управляющим отделением совхоза. Не сидел без дела и на пенсии, правда, когда стало подводить здоровье, перебрался поближе к детям, в поселок Яровое Алтайского края. С женой Марией Яковлевной воспитал восьмерых детей, успел порадоваться внукам и правнукам…
Из родни с войны не вернулись 16 человек. Погиб родной брат Александр. Он был призван чуть позже деда и окончил короткий курс Семипалатинского пехотного училища. Молодой лейтенант сложил голову под Ленинградом. Еще три ушедших на фронт брата – Алексей, Михаил и Петр – свою послевоенную жизнь связали с армией, стали офицерами. Как и старший сын Анатолий, вышедший в отставку в звании полковника. Вот такая крестьянская семья из Сретенки…
Н. Гостищев
«Будь тем доволен, что есть…»
Я – ветеран здравоохранения, пережила блокаду Ленинграда. Сейчас мне 93 года, я живу в Петербурге на Васильевском острове, в приюте для одиноких пожилых людей, созданном членами правления «Семёновского благотворительного общества» (Общества потомков П. П. Семёнова-Тян-Шанского).
Родом из Петрограда
Родилась в Петрограде в 1922 году. С детства писала стихи, прекрасно рисовала, и впоследствии мои рисунки всегда занимали призовые места на районных и городских конкурсах.
В школу пошла на улице Союза Печатников – до революции это была гимназия, и в ней еще служило немало прекрасных, как тогда говорили – «старорежимных», учителей. Поэтому и образование получила отменное. Правда, учебный год 1940/41 гг. я пропустила – обострилась болезнь легких, однако перед самой войной легко поступила на филфак Ленинградского университета – об этом мечтала все школьные годы.
Нина Григорьевна Тенигина
С самого начала артиллерийских обстрелов города здание филфака постоянно было на линии огня. Студенты не столько учились, сколько дежурили на крышах, тушили зажигалки – одним словом, по мере сил помогали защищать любимый город. Потом Госуниверситет эвакуировали, а я… осталась.
Что делать? Куда идти работать? Случайно узнала, что в противотуберкулезном диспансере, который разместился в большой пустующей квартире на Большом проспекте Васильевского острова, требуются медсестры (к тому времени большинство дипломированных врачей и медсестер были на фронте).
Но почему диспансер размещался в квартире? Ответ прост: здание прежнего тубдиспансера, которое находилось на территории больницы им. Ленина (ныне она носит свое историческое имя – Покровская больница), было разрушено при бомбежке в первые месяцы войны.
В диспансере меня встретила Варвара Митрофановна Мясоедова, только-только окончившая медицинский вуз, которую назначили сюда главврачом (дружбу с ней я пронесла через всю жизнь). И та приняла меня на работу.
Это была большая удача! Ведь медицинских знаний не было никаких, всему приходилось учиться на ходу. Помогали книги по медицине, которых в диспансере был целый шкаф. Читала много и жадно, лечебное дело всё больше увлекало меня. Но главное, работа давала право на получение рабочей карточки. А это – уже не 125, а целых 250 граммов хлеба в день!
Жизнь и работа в блокированном городе привели к стремительному росту многочисленных заболеваний, имеющих ряд клинических особенностей в условиях их сочетания с болезнью голодания – алиментарной дистрофией. Но, несмотря на тяжелую блокадную обстановку, в противотуберкулезных учреждениях шла напряженная работа по выявлению и лечению больных туберкулезом. Дефицит топлива и сильные морозы 1941–1942 гг. сделали практически невозможным проведение лабораторных и рентгенологических исследований, что сказывалось на качестве диагностики и лечения. Основной метод лечения больных туберкулезом легких в то время – искусственный пневмоторакс. Антибиотиков и других медицинских препаратов, которые могли бы кардинально повлиять на течение болезни, в арсенале врачей блокадного города не было…
С туберкулезом боролись по плану
Ходить на работу приходилось пешком – с началом зимы транспорт в городе встал. Чтобы сократить путь на работу, с проспекта Маклина, где я жила с родителями, шла по льду через Неву. Вдоль тропинки лежали трупы людей, и их некому было убирать…
Вспоминается страшный случай каннибализма: утром шла на работу – на льду реки лежал мальчик лет полутора без признаков жизни. Возвращаюсь домой – тот же мальчик лежит уже на животе, а его ягодицы кем-то вырезаны…
Кто мог, привозил трупы умерших родных и близких к больнице им. Ленина. Их было много, очень много… Трупы, как бревна, складывали затем в огромные штабеля. Страшное зрелище!
В июне 1942 года была проведена общегородская конференция врачей Ленинграда на тему «Особенности туберкулеза в 1942 году». В августе того же года специальной комиссией был составлен план борьбы с туберкулезом.
Несмотря на жестокую нехватку продуктов питания, продуктовые нормы в туберкулезных стационарах на одного больного были в 1,5 раза больше, чем в общесоматических больницах. Большое внимание уделялось также улучшению питания амбулаторных больных туберкулезом, которым выдавалось дополнительное усиленное питание (апрель – август 1942 года). Значение этого факта вряд ли можно переоценить.
Работали на совесть
Работали на совесть, о себе думали в последнюю очередь. Кроме непосредственно работы в противотуберкулезном диспансере, много приходилось работать физически – разбирали старые деревянные дома, например. Это было невероятно тяжело для нас, девушек и женщин, только-только переживших первую страшную блокадную зиму. Трудно даже представить, откуда брались силы ворочать тяжелые бревна и доски? И конечно, здоровья нам этот труд не прибавил, последствия блокады чувствовала на протяжении всей своей жизни… Но зато в следующую блокадную зиму мы уже не так мерзли – всем ленинградцам выдали по 2 кубометра дров.
Нелегко было ездить за молочными продуктами для туберкулезных больных. Это было даже не молоко, а какой-то молочный суррогат типа кефира. Брали бидон емкостью 50 литров, ставили на тележку, два человека впрягались впереди, один толкал сзади. Шли на другой конец города на комбинат, не помню сейчас, где он находился, почему-то в память врезалась цифра: 5 мостов. Нам надо было пройти 5 мостов, прежде чем мы добирались до места. За эту дополнительную работу мы с коллегами получали примерно по 0,5 л этого «кефира» на человека.
Однажды, пока ждали своей очереди у комбината, мимо проезжал грузовик, груженный продовольствием, и из него выпала банка сгущенного молока. Настоящего, которое до войны продавали. Сладкая масса растеклась по грязному асфальту… Мы молча смотрели на нее и глотали слюнки. Одна из женщин не выдержала, подбежала к молочной лужице, встала на колени и стала слизывать сгущенку с асфальта. Да… голод очень менял психику людей.
Буду врачом!
В 1943 году твердо решила поступать в 1-й Медицинский институт, однако В. М. Мясоедова стала отговаривать – мол, обученных медсестер и так не хватает, может быть, дождаться сначала конца войны?
Нина Григорьевна Тенигина
Но я была непреклонна и подала документы в вуз. Училась охотно, любовь к медицине всё больше овладевала мною. В 1948 году получила диплом с отличием об окончании института. Все годы учебы занималась в студенческом научном обществе, которое возглавлял Михаил Дмитриевич Тушинский – крупнейший ученый-медик, терапевт, инфекционист, академик Академии медицинских наук СССР, первый главный терапевт Ленинграда в 1942–1949 гг.
Особенно радостным для всех ленинградцев стал день 27 января 1944 года. Блокада города была снята! На улицах – полно народа, все обнимаются, плачут, просто даже не верилось, что вот-вот наступит мирная жизнь. Не нужна была теперь светомаскировка, включили электричество, стало лучше с продуктами. Однако чувство голода оставалось у меня еще долгие годы. Никто из нас, блокадников, никогда не выбросит даже корку хлеба!
После окончания института работала по распределению в Таджикистане, потом вернулась в Ленинград и стала работать на кафедре своего учителя М. Д. Тушинского. Защитила кандидатскую диссертацию, была заведующей пульмонологическим отделением и одновременно преподавала, совмещая лечебное дело и научную деятельность. Написала ряд научных работ, в том числе выступила соавтором книги «Железодефицитные состояния».
В свободное время много рисовала – пейзажи, зарисовки мест, где приходилось бывать, портреты. Пользуясь русским подстрочником, который делал для меня знакомый моей подруги – перс по национальности, я перевела 623 рубаи Омара Хайяма и являюсь сегодня третьим по счету поэтом по количеству переведенных стихотворных четверостиший. Вот одно, которое мне особенно нравится:
Живи праведно, будь тем доволен, что есть,
Живи вольно, храни и свободу, и честь.
Не горюй, не завидуй тому, кто богаче,
Кто беднее тебя – тех на свете не счесть!
Меня часто спрашивают, как мне удалось дожить до столь преклонных лет? Секрет прост: на протяжении всей своей жизни я неизменно сохраняла доброжелательное отношение к людям и искреннее желание помочь ближнему… В моем сердце совершенно нет зла и обиды. И желаю я только одного: счастья и мирного неба будущим поколениям!
Нина Григорьевна Тенигина
Похороненный заживо
Передо мною лежат пожелтевшие от времени листы служебно-боевой характеристики на старшего краснофлотца войсковой части 36078 артиллериста-наводчика Гольцова Фёдора Степановича – это мой прадед. Раньше мне казалось, что герои живут где-то в другом мире, что они сильно отличаются от обыкновенных людей. А кто же тогда был мой прадед?
Родился он в 1911 году в селе Горлышевское Архангельской губернии, что до сих пор глядится оконцами ветхих домов в воды Северной Двины. Семья была большая и крепкая, сыны были высокими, широкоплечими, белокурыми, трудолюбивыми, с открытыми улыбками, такими они и вошли в жизнь, как семь славных русских богатырей.
Необыкновенные белые ночи – только ради них можно навсегда полюбить Заполярье. Может, так же, как и я, любил мой прадед подняться белой ночью и тихонечко подойти к окну, смотреть на небо, сопки, где солнышко, еще не успев скрыться за горизонт, уже поднимается снова, слушать звонкую тишину прозрачного северного лета.
Нет, не хотел мой прадед нарушать эту хрупкую гармонию разрывами бомб, не хотел воевать, не хотел так же, как не хочу войны сейчас и я.
Старший краснофлотец Ф. С. Гольцов был призван на фронт 23 июня 1941 года, подумать только, сразу на следующий день после объявления начала войны – 22 июня 1941 года, воевал на перешейке полуострова Средний, защищавшем вход в порт Мурманск.
Незамерзающий мурманский порт, через который шли и шли караваны судов с боеприпасами и продовольствием, как одна из живительных артерий, подпитывающих израненное тело земли российской.
Мало мягкой земли на Кольском полуострове – всё камни, мало леса по краю моря Баренцева – всё скалы. Тридцать два раза только в 1941 году по открытым скатам в заполярный день под вражеским обстрелом он подносил боеприпасы, пищу на передние точки боевого охранения, трижды действовал в составе разведки и был в тылу врага. О чем думал он тогда? Кто охранял его от гибели?
Передо мною орден Отечественной войны II степени и медали прадеда, одна из них «За отвагу», которая ценилась среди бойцов выше прочих. Существуют на Земле понятия, смысл которых, казалось, и объяснять не нужно, впитывает их человек с молоком матери, вдыхает с воздухом родных мест, но откуда тогда зло, трусость, предательство, жестокость на Земле до сих пор?
Фёдор Степанович Гольцов
22-23 ноября 1942 года краснофлотец Ф. С. Гольцов нес дежурную службу в боевом охранении. Гитлеровцы начали ожесточенный штурм советских укреплений, казалось, все, как в последнем бою… Главное – это действовать, осознание происходящего придет потом. Все сливается в единый мистический организм – живые и мертвые, огневые точки, ревущие скалы. Где мой прадед, та частичка на Земле, без которой и меня бы сейчас не было? Чью жизнь он защищал в том бою? Получается, что и мою?
Около 170 выстрелов успел произвести наводчик Гольцов по захватчикам, часто бил прямой наводкой с кратчайшего расстояния. За грохотом разрывающихся мин и снарядов он не различил снаряда, который попал в их орудие, моего прадеда полностью укрыла земля, и наступила тишина и покой.
Он открывает глаза и видит прозрачно-голубое небо, облака. Чуть приподнимается и чувствует, что под ним стог ароматного сена, он, наработавшись вдоволь, уснул здесь на двинском приволье, а к нему навстречу идет жена, на руках маленькая доченька Лиленька…
Но судьба, разодранными в кровь руками санитаров, раскопала моего прадеда. Хранимый Богом оказался сын Земли своей, оправился после контузии и до 20 октября 1944 года защищал перешеек полуострова Средний, что стал непреодолимой преградой для немецких войск.
В период с июля по октябрь 1944 года, когда велась подготовка наступления на врага со стороны советских войск, орудие старшего краснофлотца Гольцова постоянно осуществляло огневые налеты, а в день разгрома вражеской обороны вело огонь, в течение шести часов было произведено около пятисот выстрелов.
Затем войсковая часть 36078 была переброшена на побережье Кореи для разгрома японских самураев.
Война закончилась для моего прадеда 5 ноября 1945 года. Он остался жив. Умер Ф. С. Гольцов 28 мая 1977 года.
Спасибо тебе, прадедушка. Любим тебя, помним.
Твои внуки, правнуки.
Награды Гольцова Фёдора Степановича:
1. Орден Отечественной войны II степени, присвоен 24.11.1944 г.
2. Медаль «За отвагу»
3. Медаль «За оборону Советского Заполярья»
4. Медаль «За участие в японской кампании»
Елена Сергеевна Никандрова
Дядя Ларывон
Родной брат моего дедушки, Шаблюк Илларион Иосифович, родился в 1913 году в деревне Селище Стародорожского района Минской области, Республика Беларусь теперь. Его отец, Шаблюк Иосиф Иеронимович, купил землю в этой деревне в начале 20 века для проживания своей семьи и ведения личного хозяйства. Отец, Иосиф Иеронимович, человек был грамотный, во время Первой мировой войны служил писарем в артиллерийском полку в императорской армии. Был арестован 24.04.1933 г. по доносу. По приговору «тройки» был обвинен в антисоветской агитации и приговорен к 3 годам ИТЛ. Сгинул в ГУЛАГЕ, в Казахстане. Реабилитирован в 1989 году.
Илларион Иосифович Шаблюк
Тем не менее Илларион Иосифович получил образование, в 30-е годы окончил Слуцкий педагогический техникум. К началу войны служил в Красной армии в районе Белостока. Красная армия терпела поражение от мощного, вероломного удара германской военной машины. Илларион Иосифович попал в плен под Столбцами (70 км юго-западнее Минска) в июле 1941 года. Огромные пешие колонны пленных начали сгонять в Минск без воды, еды и медицинской помощи. В Минске пленные получили по 2 вареные картофелины, и все. Всех согнали в вагоны и повезли в сторону Польши. В лагерь смерти Освенцим. По приезде все пленные были разделены по разным признакам: офицеры, солдаты и т. д.
Каждый день выкапывали ямы для умерших от ран, болезней, голода, издевательств и пыток, расстрелянных и отравленных в газовых камерах. Ямы обильно посыпались известью. Однажды Илларион Иосифович копал яму и для себя, но как-то обошлось. Илларион Иосифович принял для себя, кажется, невозможное решение – побег! Решив, что лучше погибнуть сразу при попытке побега, нежели и дальше терпеть эти немыслимые страдания, свои и чужие. Боясь страшных эпидемий, фашисты все-таки иногда водили заключенных в баню, которая располагалась на тот момент за воротами лагеря. Возле дороги рос большой куст сирени. Его-то и приметил Илларион Иосифович. Бежать он решил с одним заключенным. Но в последний момент тот отказался.
Во время очередного похода в баню Илларион Иосифович пристроился сбоку колонны. Проходя мимо этого куста, нырнул в него. Часовому показалась какая-то тень, но огонь он не открыл, а только провел рукой по кусту, едва не задев Иллариона Иосифовича. Оказавшись свободным, Илларион Иосифович без одежды, еды решил пробираться с территории оккупированной Польши в сторону родного дома. Лесами, ночью, заходя на одинокие хутора и прося какую-нибудь еду. Кто-то давал, кто-то нет. Вообще, в лесу в ту пору было много беглых, окруженцев. С одним таким парнем он встретился, и они продолжили путь вместе. Однажды их пустили переночевать в польской деревне, в сарае. И хозяин тут же их выдал немцам. Немцы зашли в сарай, у одного перед собой был фонарик. Хорошо, что немцы были пьяные, и реакция их была замедленная. Илларион Иосифович со всей силы ударил немца по руке, фонарик отлетел в сторону.
В полной темноте он бросился бежать. Что стало с его напарником, он не знал. В самом конце октября 1941 года он вышел к реке Буг. Река уже была покрыта тонкой пленкой льда. И он решил ждать устойчивого льда, чтобы перейти реку. Переплыть ледяной Буг даже не изможденному человеку невозможно! И опять начались скитания, холод, голод, постоянная опасность. Наконец наступил момент, когда он взял большую палку и по хлипкому льду начал переходить Буг. Долгим, страшным и изматывающим был его путь домой. Но он все-таки пришел в свою родную деревню Селище. Мать не узнала в этом страшном, больном, опухшем от голода человеке своего сына, некогда красивого молодого мужчину. Постепенно она выходила и вылечила его. Территория Белоруссии была давно оккупирована. Как сейчас легализовать беглого красноармейца, узника концлагеря? Но опять каким-то чудом ей удалось заполучить для него аусвайс.
Буквально с 1942 года он идет в партизанский отряд, которым командует легендарный Алексей Иванович Шуба, впоследствии Герой Социалистического Труда. Илларион Иосифович участвует в боевых операциях, осуществляет разведывательную и связную деятельность. Однажды он и еще 2 партизана ночевали в доме его матери в деревне Селище. Кроме них в доме были жена Иллариона Иосифовича и их новорожденная дочь. Поутру все проснулись и увидели, что вся деревня кольцом окружена карателями. Один партизан спрятался во дворе в колодце, а другой – сразу при входе в сарай. Всех начали выгонять на улицу. Вышел и Илларион Иосифович (у него были все документы, и он мог легально находиться у себя дома) со своей семьей: мать, жена и новорожденная дочь. Беженцев, которые тоже жили в деревне, построили отдельно. Жителей деревни отдельно, перед пулеметом. И начали искать партизан. Долго они так стояли. И опять случилось чудо – партизан не нашли. Если бы нашли, все жители деревни были бы расстреляны. Но с пустыми руками каратели все равно не ушли, забрали все, что можно было забрать. Весь скот, всю птицу, все, что можно было взять в домах.
Дядя Ларывон
В 1944 году, в ходе карательной экспедиции «Пион», мать, жену и маленькую дочь Иллариона Иосифовича забрали в лагерь для семей партизан в деревню Новый Гудков. Карательная экспедиция проходила со 2 по 11 июня 1944 года. Однако уже 23 июня 1944 года началась операция по освобождению Белоруссии – «Багратион», одна из крупнейших военных операций за всю историю человечества. Лагерь для семей партизан фактически самораспустился, немцам уже было не до него. Неминуемо приближался фронт. Земля дрожала и гудела. Расплата была жестокой. Территория Белоруссии, которую мы сейчас упоминаем, фактически входила в известный «бобруйский котел». Река Березина текла красного цвета. Пушки разворачивали на дороге и стреляли по лесам, вслед отступающим немцам. Илларион Иосифович тоже с Красной армией участвовал в освобождении Белоруссии в составе партизанского соединения. После долгих 3 лет оккупации, террора и грабежей население увидело своих освободителей – советских солдат и офицеров уже в новой форме, с погонами. Людям вспомнилась старая императорская форма. И слабая надежда, которая выразилась в поговорке: «Солдатикам повесили погоны, может, дадут нам и загоны?» Может, вернется старая доколхозная жизнь?.. Илларион Иосифович в 1944 году был еще раз мобилизован в Красную армию. Принимал участие в разминировании территории современной Литвы. Потерял там много боевых товарищей.
Вернулся в конце 1945 года. Наконец его война была закончена… Илларион Иосифович награжден орденом Отечественной войны II степени, другими боевыми наградами. Человеком он был чрезвычайно скромным.
Ольга Малявко