Кирилл Фокин
Смерть Ленро Авельца

Никогда не было легко. Всегда тяжело. Но, поверьте, такого года, как после Шанхая, не было. Не война – побоище. Просто резня. Я думала, я сойду с ума. Я была на грани помешательства. Все были. Многие лежали потом в клиниках, многие уволились и зареклись иметь с Организацией дело… Но работу доделали. Я не имею в виду новичков, пришедших с Вильком, я про старую гвардию. Про тех, кто посвятил Организации жизнь. Тех, кто понимал, чего стоит наша работа. Несмотря на грехи Мирхоффа и прочих, мы ведь сделали так много и не могли теперь отдать это шакалам. Мы умирали, но мы делали свою работу, мы стояли насмерть. Организация ведь не свалилась с Луны, правда? Её делали люди. Мирхофф, Торре, Авельц…

И вот где был Ленро Авельц в это время? Прохлаждался у себя во Франции с новой любовницей? Перечитывал Гёте? Строил хитроумные планы? Обдумывал мемуары?..

Позвольте напомнить, Ленро ведь работал на Организацию всю сознательную жизнь, с самого Аббертона. Он и дня не проработал в другом месте. Сначала в комиссии по Армии Земли, потом на войне в Африке, потом лоббизм в Ньюарке, помощник Уэллса, Москва и наконец – наш комитет по религиям. Организация была его единственным рабочим местом. Она была его единственным домом, его единственной родиной, его единственной национальностью.

Если он и был патриотом чего-то, то Организации, я уверена. Да, у него были непростые отношения с начальством, но – вспомните! – он ведь именно Организацию защищал, когда продал Уэллса Мирхоффу. Потому что верил в неё. Несмотря на все махинации Мирхоффа, всю глупость Торре, все наши врождённые пороки…

По крайней мере, он так пишет. И почему бы ему не поверить? Почему бы нам просто ему не поверить? Не знаю, конечно, может быть, там ещё слой, какой-нибудь страшный и глубокий заговор, секретная игра. Но Уэллс ведь действительно пытался захватить власть. И Ленро действительно его сдал, это не вымысел и не трактовка. Это факт. Почему он так поступил? Я предлагаю, давайте ему поверим. У нас же нет выбора. У нас нет альтернативы, так давайте поверим тому, что Ленро написал?

Я не была внутри его головы, но я знаю, я уверена, что если бы Ленро не верил в Организацию, не верил в то, что она делает, он бы не стал на неё работать. Если бы он не верил в неё, он бы не посвятил ей всю жизнь. А он это сделал. Это тоже факт.

И если с этим мы разобрались, то я повторяю свой вопрос: так где же был Ленро Авельц, когда Организация нуждалась в нём как никогда раньше? В отставке? Да бросьте. Я вас умоляю! В добровольной отставке – в добровольной. Он мог вернуться в любой момент.

Именно тогда, когда он был нужен нам, когда мог вернуться и сражаться вместе с нами… Не знаю, счёл ли он себя преданным… Повторяю, всё, что касается мотивов, остаётся загадкой. Но вот факт – в решающий момент он бросил нас, и это было его решение. Не Мирхоффа, не Вилька. Его решение. Он сбежал. Ленро Авельц сбежал.

2. «ЗАПРЯГАЯ ШТОРМ. ГАБРИЭЛЬ ВИЛЬК»:
выдержка из официальной биографии за авторством Ч. Л. Саглама

Генеральный секретарь Габриэль Юлиуш Вильк прибывает на рабочее место. В Нью-Йорке девять утра, и шофёр машины Вилька до последнего не знает, по какому из трёх возможных маршрутов двинется кортеж.

Для нового генерального секретаря это первый рабочий день. Он выходит из гостиницы «Уолдорф-Астория», где живёт последние пять недель, и садится в бронированный лимузин «Буйвол-4 SOL». Внутри машины его ждут два помощника, советник по делам ГА и первый заместитель – исполнительный директор Организации. Он даёт Вильку список назначений на ключевые посты в администрации и сообщает о перестановках в прошедшем ротацию Наблюдательном совете, Совбезе и Генеральной Ассамблее. Вильк внимательно читает документы, консультируется с помощниками и ставит подпись.

Тем временем охрана даёт добро, и кортеж начинает движение по маршруту «A1». Вдоль пути следования перекрыто движение, стоят полицейские заграждения и агенты ОКО. С неба ситуацию контролируют беспилотники и два вертолёта. В этот день охрана генсека усилена за счёт Национальной гвардии и Секретной службы США, привлечённых по личному приказу президента Бальдира Санита. Для террористов всего мира генеральный секретарь Габриэль Вильк – цель номер один. На прошлой неделе прогремели взрывы в Лос-Анджелесе, были совершены нападения на здания Организации в Дели, Сеуле, Бейруте, Каире, Эр-Рияде, Сан-Паулу и Рио, а этой ночью в Нью-Йорке Особый комитет задержал тридцать человек, состоявших в группировке «Христова память» – экстремистской секте «джонситов». Не дремлют и исламские террористы – волнения в Пакистане, в Саудовской Аравии и в Индонезии привели к гибели тысячи человек, среди которых половина – европейцы и американцы. Смертники устроили взрывы в городах Северного Кавказа, и ответственность взяло на себя Исламское государство. В долине Янцзы продолжаются перестрелки, и китайские коммунисты из «Революции-49» выступили с заявлением, что Нью-Йорк будет стёрт с лица земли. На серверы Организации непрерывно ведётся хакерская атака, и главная задача террористов – выяснить точное местонахождение генерального секретаря и его приближённых.

Со временем Вильк переедет в защищённую и особо охраняемую резиденцию на Статен-Айленд, недалеко от штаб-квартиры, и будет, как и его предшественник Мирхофф, летать на работу на вертолёте. Но сейчас его необходимо вывезти из двадцатимиллионного мегаполиса, и служба безопасности делает всё возможное. Угрозы, поступающие в адрес новоизбранного генерального секретаря, исчисляются тысячами, и аналитики с психологами не спят ночами, пытаясь отфильтровать сообщения, несущие реальную опасность.

Бронированное покрытие «Буйвола-4 SOL» выдержит прямое попадание ракеты, а полная герметичность салона вкупе с запасами воздуха и воды способны обеспечить выживание пассажира в случае химической или биологической атаки. Компьютер машины полностью автономен и подключён лишь к внутренней, обособленной от Всемирной Сети, системе ОКО. Вероятность того, что кибертеррористы смогут перехватить контроль, равна нулю. <…>

Внутри этой машины, похожей на передвижную крепость, пассажир, самый охраняемый человек на планете, новый лидер человечества – Габриэль Юлиуш Вильк. Он в тёмном костюме, белой рубашке и в фиолетовом галстуке с золотой булавкой, в ботинках из синтетической кожи. Он сидит на краю кресла и не облокачивается на спинку со встроенным массажёром. Он сидит прямо, читает документы и изредка задаёт вопросы подчинённым. На экране – прямая трансляция из зала заседаний Генеральной Ассамблеи, где уже собираются делегаты.

Вильк напряжён – предстоит тяжёлый день, и вовсе не из-за дел службы безопасности с террористами всех мастей. Его беспокоит не скрытая, но явная угроза. Он помнит древнюю пословицу: держи врагов близко, а друзей ещё ближе.

Его избрание стало полной неожиданностью. Несмотря на грандиозный опыт, который он получил во время работы в Европе (секретарь совета министров ЕС, лидер парламентской оппозиции, глава Еврокомиссии), Вильк и сам понимает – в других условиях его победа была бы невозможна. Он полностью отдаёт себе в этом отчёт, вот только не уверен, благодарить ли судьбу за подобное стечение обстоятельств или проклинать. Когда ему предложили стать кандидатом на пост генсека от ЕС – решение приняли задолго до Шанхая, – ему сразу сообщили, что выдвижение носит технический характер. Кандидат от ЕС – Самуэль Мирхофф – возглавлял Организацию последние двенадцать лет, два полных срока, и, согласно уважаемой традиции, на этот раз победить должен кандидат от Азии, Южной Америки или Африки.

Вильк вовсе не собирался покидать Еврокомиссию и оставлять руководство партией, недавно выигравшей выборы в Европарламент. Проблем в Европе хватает, и он даже сомневался, принимать ли ему в этом участие, но с самоустранением США (президент Санит заявил, что «этот раунд Штаты пропустят») он автоматически оказался единым кандидатом от всего Северного альянса, а это добавило ему авторитета на внутриполитической арене.

Но судьба распорядилась иначе. Всё изменил Шанхай.

Когда начался кризис, Вильк находился в Австрии. Позже я спрашивал его, что он чувствовал в те дни, – и Вильк неизменно отвечал: «Потрясение». Думаю, под этим подпишутся многие. Потрясение. Одно сплошное потрясение.

С самых первых дней стало ясно, что Шанхай внесёт серьёзные коррективы в будущее Организации. Тогда ещё не все понимали, насколько серьёзные, но Вильк сразу начал готовить заявление. Он был в Австрийских Альпах, в своём небольшом домике, где отдыхал, готовясь к заключительному этапу гонки за Ньюарк, которую собирался проиграть. Но Шанхай изменил всё, включая и это его намерение.

Пока весь мир пребывал в оцепенении, а протоколы безопасности оранжевого уровня для руководства Организации до сих пор не отменили и Мирхофф с коллегами парились в бункерах под штаб-квартирой, Вильк созвал пресс-конференцию.

Это произошло на второй день после того, как Шанхай подписал капитуляцию. Джонс мёртв, город в руинах, Сеть вопит, а официальные лица хранят гробовое молчание, игнорируя миллионные акции протеста по всему миру. Началось то, что мы сегодня называем «первой волной джонсизма». На улицы вышли те, кто раньше фанател от Джонса и его тоталитарного режима, но почему-то не решался купить билет и прилететь к своему кумиру. На улицы вышли те, кто верил Джонсу и ненавидел Организацию и теперь не мог поверить, что их идол грозил начать ядерную войну и разбомбить полмира. Этими выступлениями воспользовались политические авантюристы, затрубившие о недопустимости действий Мирхоффа и главкома Редди, о «военных преступлениях» и о необходимости «реформ» в Организации. Реформ вплоть до роспуска.

И вот в это страшное время, когда в воздухе повисло заявление Лиги Южной Америки о выходе из состава Организации, когда Генеральная Ассамблея ещё не собралась на заседание, а Сеть уже требовала голову Мирхоффа и кадры разрушенного Шанхая выжимали из глаз пользователей слёзы, и все враги слетелись, как стервятники…

Габриэль Вильк единственный выступил с заявлением. Он сказал, что Организация, безусловно, нуждается в реформах, однако сейчас важно не поддаться панике и оценить действия генсека Мирхоффа как верные. «Если бы я оказался на месте Мирхоффа, – сказал Вильк, – то я бы отдал те же самые приказы». Сегодня трудно понять, какой эффект произвела эта принципиальная позиция. Из «технического кандидата» Вильк в один момент оказался фаворитом – и главной надеждой Организации.

Ему пришлось ещё неоднократно разъяснять, в чём заключаются его взгляды. Очень простая мысль: Организация должна жить и работать. Шанхай – суверенный город-государство – избрал себе власть без вмешательства со стороны. Угроза, которую он стал представлять для мира, сомнению не подлежала. Организация пыталась вести переговоры, однако Джонс являлся психически больным человеком и сознательно повёл город в самоубийственную атаку на человечество. Вина целиком и полностью на нём. Да, операцию по принуждению к миру провели жёстко, но пределы допустимого не превышены: не забывайте, речь шла не об умиротворении очага локального конфликта. Джонс применил ядерное оружие. И боеголовки уже стартовали в тот момент, когда Мирхофф приказал начать бомбардировки. Альтернативы просто не существовало.

(Удобная точка зрения, не правда ли? Джонса избрал народ, Организация ни при чём, а тот оказался сумасшедшим, и вести переговоры с ним было нельзя. Ни слова о «Сан Энерджи», о контрактах для ТНК, которые лоббировал Керро Торре, ни слова о взрыве водородной бомбы возле Уханя, о Гонконге, о попытке Джонса шантажировать Организацию…)

В условиях тяжелейшего кризиса, в котором оказалась Организация, эта позиция стала спасательным кругом. И Наблюдательный совет, и Совбез одобрили принятые Мирхоффом решения (не «одобрили», а «приняли» постфактум), но Генеральная Ассамблея раскололась. Сразу после того, как оранжевый протокол отменили, там начались дебаты. Южная Америка на время отложила вопрос выхода из Организации, но требовала проработать механизм выхода и зафиксировать его в Уставе; Азиатский союз призвал к независимому расследованию, а Аравийский альянс выступил с декларацией, осудившей практику «окончательного решения».

(«Окончательное решение» – право генсека/главнокомандующего отдать приказ, который Армия Земли обязана исполнить без обсуждений и без последствий. Данную форму ввели в акт об Армии Земли при участии Ленро Авельца, который противопоставил её праву солдат и офицеров не подчиняться «преступным» приказам. Вряд ли Мирхофф всерьёз беспокоился, что Армия Земли откажется разбомбить Шанхай – скорее, он воспользовался этой формой для ускорения процесса.)

Своими выступлениями перед ГА, отчасти носившими характер оправданий, Мирхофф вызвал огонь на себя: оппозиция переключилась на борьбу за расследование, на выяснение обстоятельств отставки генерала Уинстона Уэллса и смены руководства ОКО, временно забыв про изменение Устава. Тем временем готовилась передача власти: Совбез и Наблюдательный совет единогласно поддержали кандидатуру Вилька (но не ГА – там Вилька не поддержала половина делегатов).

И вот новоизбранный генеральный секретарь прибывает на своё рабочее место в Ньюарк. Его кортеж заезжает на территорию штаб-квартиры и движется к парадному входу в центральное здание – здание Генассамблеи. Обычно машина генсека проезжает на подземную парковку комплекса, откуда он поднимается на специальном лифте сразу к себе в кабинет. Но только не в первый день. В первый день он обязан выйти из машины перед легендарной лестницей здания ГА (на которой и подстрелили в своё время Ленро), подняться по ней, улыбаясь прессе и Сети, пройти сквозь парадные двери и лишь затем, по внутренним переходам, добраться до помещений администрации и занять кабинет.

Вильк уважает эту традицию и, несмотря на укоряющий взгляд начальника охраны, не намерен её нарушать. «Буйвол-4 SOL» останавливается перед лестницей, телохранитель открывает дверь, и Вильк резво выпрыгивает, вытягиваясь во весь рост и слегка жмурясь от яркого солнца. Со всех сторон кружат дроны, лестница полна репортёров, камер и охраны. Вильк – высокий, широкоплечий, в свои пятьдесят восемь лет он сохранил густую светлую шевелюру и обходится без очков – пружинистым шагом идёт вверх по лестнице и улыбается. Он идёт уверенно, и его руки не спрятаны в карманы, а согнуты так, будто он вышел на ринг и собрался боксировать. (Саглам пытается провести параллель с Мирхоффом – у того был средний рост, он слегка горбился, держал руки в карманах, носил очки и рано начал лысеть.)

Вильк заходит в роскошный холл здания, сотрудники уважительно кивают и расступаются перед ним. Он поднимается на третий этаж и проходит мимо дверей зала ГА, где толпятся делегаты – многие не скрывают неодобрительного или скептического отношения к новому генсеку. Вильк приветствует их и идёт мимо – оказывается в северной башне здания, внутри Организации прозванной «Иглой». Там его ожидает лифт. Вильк поднимается на двадцать седьмой этаж, где располагается кабинет, который он займёт на ближайшие шесть лет.

Кабинет генсека на двадцать седьмом этаже «Иглы» не отличается размером, зато из него умопомрачительный вид. В ясную погоду отсюда как на ладони видны и шпили Нью-Йорка, и Аппер-Бэй, и Гудзон. Особенно город красив по вечерам, когда спускается ночь и впиваются в небо столпы света Манхэттена и Джерси-Сити.

Это его рабочий кабинет, и здесь в ближайшие годы он проведёт много времени. Тут его рабочий стол и самый защищённый компьютер в мире, с которого генсек даже не имеет прямого выхода в Сеть. Сюда перенаправляются все сообщения из Кризисного центра, вся секретная документация, все отданные внутри Организации приказы, вся информация, которой она обладает. Рядом стол для совещаний и отдельный стол для секретаря, позади рабочего стола дверь, ведущая к личному лифту и двум комнатам отдыха. Напротив – дверь в приёмную, где внимания Вилька уже ждут просители.

У генсека есть ещё один кабинет – не в «Игле», а в здании Генассамблеи, на третьем этаже, рядом с кабинетом спикера ГА. Парадный, огромный и украшенный. Там нет окон, вместо стен – экраны, четырёхметровые потолки и мраморные колонны, небольшой фонтан и дверь прямо в зал ГА. В этом кабинете генсек по протоколу принимает делегации и почётных гостей, но работать там невозможно. По традиции в первый рабочий день генсек сперва идёт в этот кабинет и устраивает там фотосессию среди мрамора, золота и серебра. Этой традицией Вильк пренебрегает, и мир правильно считывает жест: он пришёл не красоваться – он пришёл работать.

Рабочее кресло Вильку не нравится: слишком мягкое. Вильк предпочитает жёсткое покрытие и никогда не облокачивается на спинку. Выслушав первые доклады и отдав первые распоряжения, он просит дать ему пять минут, а после пригласить заместителей на совещание.

Ему предстоит тяжёлый, очень тяжёлый день.

Сейчас – организационное совещание, которое нужно провести за пятнадцать минут, потому как через двадцать минут начнётся пленарное заседание ГА, а от него ждут беды. «Джонсизм» пустил корни в Организации, и так называемые умеренные джонситы – преимущественно делегаты Южной Америки и Африки – уже заявили, что отвергают саму возможность работать с Вильком как с генсеком. К счастью, их не так много, но есть опасность пострашнее – делегация Аравийского альянса, которая собирается внести предложение об изменении Устава. Это предложение поддержит Азия. Они играют на руку «джонситов», и все это прекрасно понимают, но миллионы протестующих требуют ответа.

Бунтует Сеть, на площадях горят костры, и каждый день в штаб-квартиру приходят сводки, как с полей сражений: за последние двадцать четыре часа убито двадцать полицейских и около сорока гражданских, ранено более трёхсот человек, в Каире применены водомёты и электрошокеры, в Дели убит сотрудник Организации, в Джакарте стихийные митинги… Не все протестующие – «джонситы». После того как стали известны подробности Шанхайской войны, оправдывать и восхвалять Джонса могут лишь радикалы. Движение «джонситов» маргинализировалось, но и заметно расширилось: теперь под лозунгами «Помни Шанхай!», «К суду преступную ООН!» и «Кто сторожит сторожей?» выступают не фанатики Джонса, но все враги глобального порядка.

Что беспокоит Вилька больше всего – национальные правительства готовы пойти им навстречу.

«Джонсизм» воскресил противостояние блоков, которое когда-то подавил Мирхофф. На грядущем заседании стенка на стенку сойдутся сторонники «Центра», т. е. сохранения полномочий Организации, и сторонники «Регионов», выступающие за превращение Организации из исполнительного органа в совещательный. Формально за роспуск Организации не выступает никто: даже Лига Южной Америки больше не собирается выходить из её состава, однако всем понятно, что победа «Регионов» будет означать полное поражение идеи мирового правительства, воплощением которой Организация по плану основателей должна была стать.

Вильк понимает, что он – последняя линия обороны этой идеи. Мирхофф дискредитирован Шанхайской войной и ничего не смог. Теперь от Вилька зависит, жить Организации или умереть. Останется ли она гарантом мира и стабильности или будет немощно созерцать, как мир катится в пучину анархии. Судьбы не тысяч, не миллионов, а миллиардов зависят от того, выстоит ли Вильк в этом бою.

Отступать он не намерен. Быть могильщиком Организации и председательствовать при её распаде он не собирается. Он выйдет на трибуну ГА и огласит свою программу реформ. Умеренных реформ, потому что Вильк считает, что не нужно чинить то, что не сломано. В случае Шанхая были допущены ошибки, но это были ошибки людей, а не системы. Системы, которая сумела в конечном итоге обеспечить безопасность Азии и всего мира, не дала Джонсу начать ядерную войну и подавила его агрессию за считаные дни. Но дело не в Шанхае – враги используют кризис как повод для полномасштабной атаки, силы для которой копили уже давно.

Вильк выступит и кинет им кость – реформу системы представительств, ужесточение ответственности генсека перед Наблюдательным советом, расширение полномочий ГА и ограничения для Особого комитета, который в последние годы (при генерале Уэллсе) аккумулировал слишком большие ресурсы.

Кроме того, Вильк распускает Комитет по вопросам религий и развития, созданный Мирхоффом в начале своего второго срока. Этим комитетом руководил печально известный Ленро Авельц, и его постоянное давление на исламские страны безумно раздражало Азиатский союз и Аравийский альянс. В спокойные годы правления Мирхоффа комитет делал благое дело – боролся за соблюдение прав человека, отмену религиозных законов и против фундаментализма, однако в новых условиях деятельность комитета стала красной тряпкой для «Регионов». Если им требовался пример вмешательства Организации во внутренние дела государств – они вспоминали комитет по религиям.

Комитет мог действовать мягче, но жёсткая позиция лично Л. Авельца сделала из комитета злейшего врага «национальной и религиозной идентичности». Сам Авельц, будучи приближённым генерала Уэллса, не ограничивался принятием резолюцией в ГА и использовал ОКО для своих операций против религиозных объединений и прямого давления на суверенные правительства. В конце срока Мирхоффа против Авельца начали внутреннее расследование: во время переговоров с культистами Бога-Машины в Мехикали он спровоцировал лидера сектантов на массовое самоубийство, которое вошло в историю как «кровавый понедельник». Погибло двадцать пять тысяч человек, и неудивительно, что Наблюдательный совет отстранил Авельца: всем было известно его презрительное отношение к верующим, тем более к культистам. Он вёл переговоры с позиции силы, угрожал и не демонстрировал ни малейшего желания разобраться в ситуации. Расследование позже закрыли, признав Авельца невиновным, но это сделали лишь для того, чтобы не поддерживать кампанию по дискредитации Организации. Вина Авельца была очевидна, и комитетом руководить он больше не мог. А без него комитет превращался в бессильный бюрократический орган – Вильк без сожалений решает распустить его как подарок «Регионам».

Это демонстрация. Собираясь с силами, генсек пускает в глаза врагам пыль, чтобы затем контратаковать. «Контратаковать»… Ему нравится это слово. Он даже повторяет его своим заместителям. Он видит их сомнения, и его первостепенная задача – их вдохновить. Он пришёл победить. Небольшое тактическое отступление – просто военная хитрость. А хитрости ему требовалось много.

Вслед за заседанием ГА в графике Вилька стоит мероприятие не менее важное. На шестнадцатом этаже «Иглы» собирается – впервые в новом составе – Наблюдательный совет Организации. Вильку предстоит убедить его, что жизненно важным является сохранить право «окончательного решения», не допустить посягательств на Устав и сохранить престиж Организации. Он знает, что предыдущий Наблюдательный совет и сам так думал и потому поддержал его кандидатуру. Новый Наблюдательный совет настроен более скептично, и Вильку предстоит проявить чудеса красноречия. «Ничего, – улыбается Габриэль Юлиуш Вильк, поправляя галстук и выходя из кабинета в приёмную, с некоторым удивлением даже наблюдая, какая свита его окружает. – Ничего, не впервой…»