Кира Миронова
Стригатти: Лик Зверя

Посвящается Наталье, Ивану и Игорю – нашим вечным источникам вдохновения.

Огромная благодарность и низкий поклон нашей первой читательнице Еве фон Аренберг за консультации и терпение.

Пролог

1

Апрель. 1953 год.

Отчаянье берет за горло. Не дает дышать. Душит. От него есть лишь одно спасение, и она шаг за шагом идет к нему. Медленно. Не обращая ни на что внимания, сжимая в руках сладко пахнущий букет мимоз. И с каждым шагом все сильнее крепнет ее решимость.

Мимо несутся автомобили, и она невольно вглядывается в лица водителей, словно надеясь увидеть среди них Его. Как будто это может хоть что-то изменить. Разумеется, Он ее не остановит, не спасет. Не стоит и надеяться.

Надежда – глупое слово. Ему не место на Бруклинском мосту.

– Ты что творишь, дура?! – из тормозящих перед ней автомобилей сыплются ругательства и грубые, настойчивые рекомендации сойти с проезжей части, но молодая женщина этого не слышит, крепче сжимая в руках цветы и подарок – жестокую, бездушную насмешку, всученную на прощание.

Медленно перейдя проезжую часть, она подходит к ограждению и зажимает желтый букетик между страниц, чтобы освободить руку.

Зеркальная гладь темных вод гипнотизирует и пугает. Женщина слышит этот страшный зов пустоты ясно и четко как никогда. Что-то внутри неё надломилось и продолжает ломаться все сильнее.

Скоро всему придет конец. Ещё немного. Уж решимости ей точно хватит. Она больше не повторит ошибок, как Он и советовал.

«Интересно, когда… если Он узнает, то раскается ли хоть немного в своем поступке?»

Хотя, конечно, вряд ли.

Поджав губы, женщина скидывает черный плащ и остается лишь в тонком белом платье. Она перебирается через ограждение и судорожно сжимает стальную перекладину, ещё не решаясь сделать последний шаг в бездну.

Одной рукой прижимая к груди букет и книгу, а пальцами второй цепляясь за сталь, она замирает на самом краю, зябко ёжась от прикосновения холодного весеннего ветра. Тело бьет крупная дрожь.

– Прости меня. Ради Бога, прости… – шепчет она тихо, и ветер подхватывает ее слова, унося их куда-то вдаль.

Сзади кто-то кричит громогласно и отчаянно:

– Ники!

Женщина порывисто поворачивается и видит, как по проезжей части к ней бежит дорогой ее сердцу мужчина, но он не тот, кого бы она хотела сейчас здесь увидеть, не тот, кто смог бы ее остановить. Глаза начинают щипать непрошеные, совершенно ненужные слезы.

– Прости!.. – шепчет она, дрожащими губами. – Прости меня!

Он мчится к ней так быстро, что складывается впечатление, что он может обогнать даже ветер, с каждым мгновением становясь все ближе.

Нужно прыгать сейчас, пока он не добежал, не остановил, не втащил ее назад, в безопасность и не закутал в удушающее чувство вины.

Она делает шаг в пустоту лишь за мгновение до того, как он успел бы схватить ее за руку, но его пальцы ловят лишь книгу, которую ей не удалось удержать в руке.

Несколько мгновений она летит навстречу темной водной глади, и последнее, что слышит перед сильным ударом о воду, который сломает ее позвоночник – громкий, отчаянный крик:

– Вероника!

2

Февраль. 1954 год.

Вебер невыносимо скучает. Он вполне искренне недолюбливает театры, полагая, что время можно провести куда с большим толком. Тем более, театром он и так сыт на работе, но все же исправно посещает представления пару раз в месяц. Светская жизнь налагает на него целый ряд скучных, неинтересных обязанностей. Впрочем, дело не только в этих пресловутых обязанностях. Герр Вебер любит «поохотиться» именно в театрах и на светских мероприятиях, где внешний вид публики способствует этому как нельзя более кстати.

Медленно, даже лениво скользя взглядом по знакомым и незнакомым лицам, Вебер то там, то здесь подмечает симпатичные мордашки и будоражащие кровь фигуры, прикрытые соблазнительными модными платьями. Все как всегда.

Где-то справа, недалеко от дверей, ведущих в партер, собралась какая-то абсолютно невообразимая толпа людей – но стоит присмотреться, и можно увидеть причину давки – на премьеру новой постановки пожаловала никто иная, как Патрисия Миллиган. Не узнать женщину, чьи большие оленьи голубые глаза смотрят на тебя со всех обложек модных журналов, и которая вот уже на протяжении пары лет светится в каждой второй киноленте, довольно сложно.

«И все же на лицо простовата…» – заключает мужчина мысленно, наблюдая, как причина тотального обесцвечивания волос женской части населения США в платье цвета шампань – в тон ее длинных платиново-белых волос – одаривает поклонников томными улыбками.

Хмыкнув себе под нос, Вебер поворачивается в другую сторону, продолжив сканировать зал.

И словно в противовес ангелоподобной кинодиве и исходящему от нее свету, там сгустился мрак. Густая, беспроглядная тьма, принявшая образ хрупкой темноволосой женщины в каком-то совершенно немыслимом черном платье. Затейливый вырез полностью оголяет ее молочно-белые плечи, а платье удерживается на теле при помощи не иначе как темных магических сил – иных способов объяснить, как оно не спадает, обнажая хозяйку, невозможно. Вместе с тем, чем дольше глаз наблюдает за дразнящей игрой этой чёрной ткани, тем острее ощущается какое-то абсолютно неуемное желание сорвать это чертово платье, разметав бархатные пуговицы по полу…

Незнакомка – Вебер готов побожиться, что раньше ее не видел – стоит, прислонившись к колонне, и с веселым любопытством разглядывает толпу мужчин, кружащихся вокруг Патрисии. Любая другая на ее месте, несомненно, завелась бы от обычной женской зависти, а эта вот забавляется.

Такой экземпляр никак нельзя упустить – она обещает стать весьма интересным трофеем в его коллекции.

Раздобыв два бокала шампанского, Вебер подходит со спины к намеченной жертве.

– Дьявольски прекрасная женщина! – тихо произносит он и, едва удостоившись насмешливого взгляда незнакомки, продолжает. – Я не о Миллиган. О вас, королева.

Молодая женщина, слегка приподняв брови, чуть поворачивает лицо в его сторону, пытаясь подавить улыбку.

– Джентльмены предпочитают блондинок, – звучит ее голос, грудной и тихий. Вебер безошибочно угадывает чуть заметный итальянский акцент, но мысленно заключает, что южная кровь сильно разбавлена – слишком уж нетипично выглядит ее лицо, слишком чужда югу эта молочно-белая тонкая кожа.

Женщина принимает из его рук бокал и абсолютно беззастенчиво ведет по краю кончиком указательного пальца.

– Можете считать, что я не джентльмен, – усмехается он, наблюдая за ее действиями, – и тем не менее, уверяю, яда там нет.

Она хмыкает, поджав обведенные вишневой помадой губы, делает небольшой глоток и вновь устремляет задумчивый взгляд куда-то в толпу. Вебер рассматривает мелкие, тонкие черты ее лица, демонстрирующие не миловидную сексуальность, но «породу» и эстетику строгих линий.

– Вам не нравится образ наивной дурочки, который она умело демонстрирует? – интересуется незнакомка, улыбаясь, а Вебер все пытается поймать ее ускользающий взгляд.

– Лично я всегда предпочитал умных женщин, – искривив тонкие губы в усмешке, в тон ей отвечает Вебер и добавляет: – Как вы.

– С чего вы решили, что я умна? – хмыкает незнакомка.

– Хотя бы с того, что вы не следуете этой ужасной повальной моде и не подражаете ей, – Вебер едва заметным движением указывает на сияющую актрису. – Но неужели вы скажете, что я не прав?

– Я не раз слышала, как мужчины говорят, что все женщины – дуры.

– Проецирование своих недостатков на окружающих и не более того, – отвечает он, прежде чем сделать глоток шампанского.

– Оу, – незнакомка поворачивается к нему лицом, и мужчина, наконец, имеет возможность заглянуть ей в глаза – темные, словно обжаренные кофейные зерна. Женщина демонстративно прикладывает пальцы к подбородку, изображая задумчивость. – Так вот оно что. Значит, вы сейчас проецируете на меня свой недостаток? Или просто очень сильно хотите сделать из меня дуру?

Стоя под ее проницательным взглядом, Вебер чувствует, как улыбка сползает с его каменеющего лица и набухает небольшая венка на правом виске. Уголок губ незнакомки на секунду поднимается в усмешке.

– Неужели дамы так активно ведутся на ваши пошлые комплименты? – и, не дожидаясь ответа на вопрос, продолжает: – Спасибо за шампанское. Прекрасное. В отличие от Ваших намерений. А теперь извините, меня ждет муж.

– И вправду умная… – зло шепчет Вебер, глядя в удаляющуюся спину незнакомки. Нехорошая улыбка искажает тонкие губы, придавая его внешности нечто зловещее.

От бессильной ярости он сжимает бокал с шампанским так сильно, что тонкое стекло не выдерживает напора и, треснув, рассыпается, но Вебер, кажется, вовсе не замечает этого не в силах отвести взгляда от женщины в черном. Еще никто и никогда не смел так с ним поступать. Он не знал отказов – женщины свободные и замужние исправно велись если не на его комплименты, то на деньги и статус. Это он выбирал. Это он оставлял неугодных, приевшихся женщин. Он. И никто из них не смел так с ним поступить – бросить, уйти, оставляя последнее слово за собой.

– Боже!.. У вас кровь, – раздается женский голос справа, заставляя отвести взгляд от скрывающейся в толпе невысокой женщины. Вебер опускает взгляд и видит, как по испещренной рубцами ладони алой ленточкой бежит тонкая струйка крови. Боли он не ощущает – ее все еще перекрывает чувство досады от того, что рыбка сорвалась с крючка.

Мужчина поворачивает голову, встречаясь с испуганным взглядом больших светло-оливковых глаз. Высокая – она ниже его не больше, чем на полголовы – темноволосая женщина в фиолетовом платье. С куда более роскошными формами, чем у предыдущей. И смотрит она на него так, будто он потерял на войне руку – не меньше.

– Ерунда, – отзывается Вебер, переключаясь на новую добычу. Нахмурившись, женщина достает из сумочки платок и тянется к поврежденной руке.

– Как же вы так? – продолжает заботливая красавица. Взяв Вебера за поврежденную руку, она переворачивает ее ладонью вверх собираясь как-то зажать порез, да так и замирает, таращась на побелевшие от времени шрамы и рубцы, пересекающие широкую ладонь, будто перечеркивая все линии судьбы.

Вебер недовольно морщится. Ну вот опять. Женщины исправно бледнеют и пугаются, видя этот след его далёкой, призрачной слабости.

– Не стоит волноваться о таких пустяках, фройлен… – намерено обратившись к ней на немецкий манер, низким голосом отвечает Вебер и осторожно высвобождает ладонь из ее рук.

– Кларк, – вздыхает женщина, подняв взгляд, и обольстительно улыбается. – Но зовите меня Энн и, пожалуйста, возьмите платок.

– Спасибо, Энн, – приняв кусок батиста, Вебер берет здоровый рукой холенную руку женщины, и не разрывая зрительного контакта, целует. – Ну, а я – Вебер. Знаете, я хотел бы отблагодарить вас за заботу…

***

– Уже вернулась? – Грегори чуть поворачивается в ее сторону, когда Марго садится в соседнее кресло рядом с ним. Она кладёт клатч на колени, устало вздохнув.

– Так и не покурила. Там внизу такая страшная давка – Миллиган не дают прохода. Боюсь, если бы вышла из театра, то уже не зашла, – усмехается женщина, качая головой. Неприятного типа с шампанским она предпочитает не упоминать.

– Ну и отлично, – отвечает муж. – Хоть немного меньше дышишь этой гадостью.

– Не начинай, – она закатывает глаза, убирая с лица уложенные для выхода в свет волосы. Очень хочется сбросить туфли – за любимую пару удобных ботинок на плоском ходу она бы сейчас, пожалуй, продала бы и душу.

Звенит второй звонок, и зал начинает понемногу наполняться зрителями. Она окидывает толпу безразличным взглядом, как вдруг взор цепляется за противоположную ложу, а точнее, за обладателя стянутых в короткий хвост пепельного цвета волос, усаживающегося на место в компании какой-то женщины в откровенном платье цвета фиалок.

«Поверить не могу, что женщины ведутся на этого индюка. У него на лице ведь все написано!» – раздраженно думает Марго, кладя руку в раскрытую ладонь мужа. Однако, третий звонок, начинающийся второй акт и нежное скольжение кончиками пальцев по ладони Грегори, заставляют ее выкинуть из головы эти мелочи жизни…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Друзья и враги

1

Апрель. 1955 год.

– ЗВЕРЬ НАНЁС НОВЫЙ УДАР! ИЗ ИСТ-РИВЕР ВЫТАЩИЛИ ЕЩЁ ОДНУ ЖЕРТВУ!

Марго, заинтересованная воплями зазывалы-газетчика, подходит ближе к прилавку, рассматривая первую полосу газеты, на которой красуется фотография отвратительного качества темной фигуры с дикого вида львиной гривой, из которой торчат – ей не показалось – рога.

– ЗВЕРЬ ПОПАЛ В ОБЪЕКТИВ ФОТОГРАФА! СПЕШИТЕ УВИДЕТЬ ЗВЕРЯ! – продолжает горланить газетчик и, надо сказать, не зря – к нему то и дело подходят мужчины и женщины, раскупая свежий выпуск.

Марго лезет в карман, выуживая несколько монет, и тоже берет себе газету. В конце концов, после возвращения в Нью-Йорк прошло не так много времени, и ей не помешает быть в курсе творящихся вокруг дел. Хотя, конечно, современная пресса – не самый надёжный из источников информации.

Она смотрит на часы, прикидывая, сколько у нее времени, и делает вывод, что можно не спешить слишком уж сильно. Марго задумывается о том, не зайти ли в кофейню и не перехватить ли чего перед первым рабочим днём, который обещает быть не простым хотя бы потому, что коллеги ее никогда особо не любили, да и начальство не жаловало. Женщинам не место в полиции, особенно на должности детектива, однако врождённое упрямство сделало свое дело, и Маргарита Стригатти сумела встать в один ряд с мужчинами.

«Черт с ними со всеми! Я заслужила небольшой праздник! Латте, пирожное – и я горы сверну!» – мысленно говорит себе Маргарита, толкая дверь кофейни.

Усевшись за свободный столик возле окна и сделав заказ, женщина разворачивает газету, чтобы подробнее ознакомиться со статьей с первой полосы.

«Да уж наверняка глухой висяк…» – сочувственно думает она, разглядывая фотографию, вполне достойную того, чтобы попасть на рекламный постер какого-нибудь фильма ужасов.

За месяц на счету Зверя уже четыре жертвы, а у полиции улик кот наплакал. Хотя, если верить статье, все же детектив Гастаки, занимающийся этим делом, неделю назад совершил задержание – он арестовал чернокожего любовника жертвы, однако убийства все равно продолжились.

Марго с наслаждением отпивает только что принесённый официантом кофе и от удовольствия даже чуть жмурится, словно кошка. Пожалуй, больше латте она любит только хорошее красное вино.

Нет, конечно, ей жаль детектива – его из-за этого дела пресса живьём съест, но… Ее бы уж точно никто не пожалел.

На второй странице все той же газеты Марго видит уже не столь интересную, но все же забавную статью о том, что паром протаранил одну из пристаней и теперь находится в ремонте там же, так как отбуксировать его не представляется возможным ввиду обширного повреждения.

«Ну и идиотизм!» – она усмехается, отправляя в рот шоколадный эклер.

– Маргарита? Это ты? – раздается удивленный голос. Марго, зажав в зубах так и не надкусанное пирожное, вскидывает голову и с удивлением смотрит на высокого темноволосого мужчину в строгом сером костюме.

– Адам? – она вскакивает с кресла, бросив десерт на тарелку и отложив газету, и тепло обнимает старого знакомого. – Не ожидала тебя тут увидеть. Ты к Шефу?

– Да, куда ж ещё, – усмехается мужчина и в уголках карих глаз появляются маленькие морщинки. – У меня отпуск, но Ватсону стало плохо, так что никуда не поехал в этот раз, столько возни с этими ветеринарами… А ты тут, собственно, что делаешь? Почему ты не в Вашингтоне с мужем?

– Эмм!.. – Марго запинается, ощущая, как портится настроение. О муже говорить не охота. – По работе соскучилась. Вот… сдала экзамены, возвращаюсь на службу. Сегодня первый день.

– Ох, я тебя поздравляю, сыщица. С возвращением, – улыбается мужчина и кричит, обращаясь уже к работнице:

– Дафна, где сэндвичи?

– Пожалуйста, мистер Вайс! – к стойке уже спешит девушка в форме официантки, на ходу заворачивая еду в бумажный пакет.

Адам расплачивается за свой заказ и снова оборачивается к Марго, что-то ища в карманах. Положив пакет на стол, он хватает салфетку и, наконец, найдя ручку, пишет адрес.

– Это очень приличное место с хорошей кухней. Давай встретимся часа в три, пообедаем, ты расскажешь, как у тебя дела, – предлагает Адам, протягивая Маргарите салфетку. – Господи, Марго, мы же тысячу лет не виделись!

– Да, действительно давно, – улыбается Марго, облокотившись о столик, и провожает взглядом уже идущего к двери мужчину.

– Я буду ждать. Не забудь! – говорит он, кивая на салфетку, перед тем как выйти.

Марго, проводив его взглядом, снова садится за столик, чтобы доесть свой почти праздничный завтрак. После встречи с окружным судьей настроение невольно улучшается.

Покончив с пирожным и кофе, Марго, расплатившись, неторопливо выходит из кофейни, но, взглянув на часы, ускоряет шаг. Вот теперь она уже опаздывает.

Участок встречает ее… никак. Все такая же тишина в коридорах, как и раньше, все так же тихо между кабинетами шастают редкие офицеры, стажеры и работники канцелярий. Кто-то говорит на повышенных тонах в комнате для допроса. Марго идет по знакомым коридорам прямиком к Шефу – поздороваться, показаться, что вот она, пришла на службу.

Пришла, хотя ей никто и не рад. Разве что Адам. Жаль, не он будет ее напарником.

За дверью слышатся неясные голоса, но стоит постучать, как все стихает.

– Доброе утро, Шеф Росси! – приветствует Марго, открывая дверь в кабинет начальства.

Кабинет у Шефа небольшой, и каждая поверхность в нем использована по максимуму. Раскрытые папки с документами лежат везде, где только могут, а главный стол завален огромным количеством документации.

– Стригатти, явилась уже, – Шеф отвлекается от разговора с сидящим напротив него посетителем и обращает взгляд на неё.

– В первый день опаздывать нехорошо, – отзывается Марго. Росси ей нравится – он читал им несколько лекций в полицейской академии, и ей уже тогда стало совершено ясно, что он человек строгий, принципиальный и справедливый.

– Маргарита? – посетитель оборачивается, и женщина узнает в нем своего старого друга еще со времен учебы. Его брови приподнимаются, а губы растягиваются в широкой улыбке, обнажая белоснежные зубы.

– Майло! Вот так встреча! – Марго делает шаг навстречу поднявшемуся из кресла мужчине и тепло обнимает. – Дева Мария, как же давно мы с тобой не виделись!

– Тысячу лет, не меньше! – отзывается друг и коллега, чуть отстраняясь, чтобы разглядеть Стригатти. В его голубых глазах столько тепла, что Маргарита начинает казаться, будто она оказалась у озера в солнечный день. – Ты подросла что ли, гном? – лукаво интересует Майло.

– Кхм! Я вам не мешаю? – холодно спрашивает Росси, с неким недовольством наблюдая за происходящим.

– Извините, Шеф! – Марго спешно делает шаг назад, отстраняясь от друга, но улыбку подавить она не в силах. – Мы просто не виделись… очень давно.

– Стригатти, если ты будешь кидаться на шею каждому мужчине, с которым давно не виделась, то лучше сразу пиши заявление, – хмуро отвечает Росси, буравя Маргариту строгим взглядом темных глаз. – Мне не нужны сплетни и толки у нас в участке.

– Можно подумать, их без того мало, – тихо замечает Марго, с трудом удержавшись от того, чтобы закатить глаза.

– Ты что-то сказала? – хмурится начальник, сощурив острый взгляд.

– Кхм!.. Сплетен не будет, Шеф! – уже серьезнее отвечает Маргарита, выпрямившись.

– Райтен, ты говоришь вы со Стригатти в хороших отношениях? – Росси переводит взгляд на Майло, успевшего опять сесть в кресло.

– Да, мы дружим ещё с академии, – подтверждает мужчина. Под взглядом Шефа ему, видимо, становится неуютно, и чтобы хоть как-то отвлечься он поправляет свои немного вьющиеся светлые волосы. Хоть они и подстрижены довольно коротко, но несколько прядей на его голове постоянно топорщатся.

– Прекрасно. Значит, вы сумеете сработаться, – заключает Росси.

– Для меня уже есть работа? – загорается Маргарита. Руки так и чешутся поскорее вновь окунуться в расследования. Слишком долго она сидела без дела.

– Да, есть у нас тут один висяк. Делом занимался Гастаки, – Марго чувствует, как ее тело напрягается.

«Гастаки, Гастаки, где-то я слышала эту фамилию…» – размышляет она, не отводя взгляда от мужчин.

– У него обнаружили рак третьей стадии, он уходит. У него сейчас, кхм, – Росси удобнее садится в своем кресле. – Не то состояние, чтобы заниматься работой. Он предаст тебе материалы дела. Майло с ним работал, они введут тебя в курс дела.

– Шеф, вы уверены? – удивленно спрашивает Майло и даже подаётся вперёд.

– Ты сомневаешься в Стригатти? – интересуется Росси.

– Нет, просто это дело… – Майло мнется, стараясь подобрать подходящее слово, но ничего хорошего на ум не идёт. – Не женское. Журналисты съедят.

– Вот спасибо, Райтен, удружил, – надувается Марго, продолжая стоять. Сесть ей никто так и не предложил.

– Мне плевать, женское оно, мужское, да хоть гермафродитное, – хмурится Шеф, переводя взгляд с Маргариты на Майло и обратно. – Я не дам ей никаких поблажек. Хотела работать – пожалуйста. А теперь дело в зубы и повышать раскрываемость.

– Спасибо, Шеф, – Марго улыбается, хотя и не уверена, стоит ли радоваться. Всё-таки обычно Майло так себя не ведет.

– Как знаете, – вздыхает Райтен. – Я вообще сейчас не имею права голоса.

Марго удивленно смотрит в спину выходящего из кабинета приятеля и уже собирается последовать за ним, как ее останавливает голос Шефа Росси:

– Марго, не жди поблажек за Маленькую Италию. Ты выбрала дважды неподходящую профессию, поэтому спрашивать с тебя я буду в три раза больше.

– А вы когда-то спрашивали меньше? – не то улыбается, не то ухмыляется Маргарита. У Шефа всегда был тяжелый характер, но она привыкла и не обижалась слишком уж сильно. – Гастаки уже на месте?

– Да, он в кабинете. Догонишь Райтена – не придется блуждать по коридорам,– кивает начальник за ее спину. – Можешь идти.

Дважды повторять не приходится. Маргарита спешно выходит в коридор и нос к носу сталкивается с Райтеном.

– Ну и что это значит? – хмурясь, спрашивает она.

– Решил подождать, а то потеряешь, – улыбаясь, говорит Майло.

– Я не про подождать. Не прикидывайся дурачком, – Марго складывает руки на груди.

– Брось, ты ведь знаешь, что я не пытался тебя задеть, – улыбается старый друг. – Я не сомневаюсь в твоей компетентности, Маргарита, и не надо смотреть на меня волком. Я не враг тебе.

– Ну-ну. Не враг. Тогда объясни нормально, – велит молодая женщина и подталкивает его в сторону кабинетов. – Пошли. Показывай дорогу.

– А что тебе объяснять, собственно? – хмурится Майло, ведя ее по коридору. – Дело, мягко говоря, отвратительное. Серийник. Возможно, псих. Надеюсь, ты неплотно завтракала, потому что фотографии там не для слабонервных.

Они дважды заворачивают и подходят к неприметной двери практически в самом конце коридора.

– Не пялься на его голову, – предупреждает Райтен, прежде чем дернуть ручку.

– Черт побери! – выдыхает Марго, заворачивая в кабинет. Кусочки пазла становятся на свои места, и Маргарита ощущает как по спине бежит холодок. Она вспомнила, где видела фамилию Гастаки. – Райтен, только не говори, что Росси мне дело Зверя всучил!

– Сюрприз, – безрадостно отзывается он, кивнув бледному лысому мужчине средних лет. – Ты же хотела работать – пожалуйста, все для тебя.

– Здравствуйте, мистер Гастаки, – приветствует коллегу Марго, проигнорировав колкость друга, хоть у нее и появилось практически непреодолимое желание хорошенько стукнуть Майло по лбу.

– Марио спятил? – переведя взгляд на Майло, устало интересуется детектив Гастаки. – Назначать на дело Зверя женщину? Уму непостижимо!

– Мне бы не отдали это дело, если бы вы с ним справлялись, – жестко отвечает Марго, прекрасно понимая, что сейчас ведет себя крайне некрасиво, но и терпеть замечания в свой адрес она не намерена. Никто не посмеет вытирать об нее ноги.

Повисает неловкое молчание, разбить которое берется Райтен, подошедший к столу детектива:

– Собственно, вот само дело.

– Это все?.. – растерянно спрашивает Марго, глядя на преступно худую картонную папку, которую протягивает ей Майло. Вероятность, что там есть хоть что-то стоящее, тает на глазах.

– С удовольствием почитаю в газетах, как ты с ним справишься, девочка, – раздражённо отвечает Гастаки. – Дело просто дрянь. Не поверишь – рад, что ухожу.

Маргарита открывает папку, которая не может похвастаться ничем, кроме результатов вскрытия трех женщин, их фотографиями и задокументированным опросом подозреваемого чернокожего мужчины.

– А где… – Марго тычет пальцем в дело. – Где свидетели? Вы хотите сказать, что по трем трупам не нашлось ни одного свидетеля? – она выдергивает фото. – Господи, он реально имеет отношение к делу или его просто выдернули из цветного квартала?

– Он любовник той учительницы. Как ее?..– задумавшись, Гастаки чешет лысину. – Все вылетает из головы. Про нее еще в газете писали, – жалуется детектив, но Марго его почти не слушает. Она, не веря своим глазам, смотрит на фотографию одной из жертв.

«Черт бы все это побрал! Роза!» – молнией проносится в мозгу Маргариты, когда женщина буквально падает на стул.

– Марго, что с тобой? – участливый Райтен тут же оказывается рядом.

– Ничего, – несколько быстрее и громче, чем требуется, отвечает она. – Смотреть тяжело, – ложь, но необходимая – Марго не готова сейчас объяснять, откуда знает одну из убитых.

– Марио рехнулся, – повторяет Гастаки, тяжело вздыхая. – Ты в морге в обморок не упади. А лучше пойди сейчас к Росси, пусть кого-то подходящего назначит.

Марго стискивает зубы – очень уж хочется возразить, но сейчас необходимо поизображать хрупкую слабую женщину ещё немного. Вместо ответа она скашивает глаза на материалы, лежащие в папке, рассматривая фотографии жертв.

Жертвы все как на подбор – брюнетки лет тридцати в белых рубашках, а в волосах что-то желтое. Марго подносит фотокарточку к самым глазам, приглядываясь. Нет, ей не показалось. В волосы жертв вплетены цветы.

– Мимозы, – с удивлением шепчет Марго.

– И ведь находит же брюнеток – добавляет Майло, разглядывая фотокарточки из-за плеча Стригатти. – Сейчас большинство предпочитает блонд, темненьких на улицах не так уж много.

Марго поднимает со стола бумаги и приближает к лицу.

– Всех трёх утопили, и все в этом месяце? – она хмурится. – Ох, Боже милостивый, – она чувствует дурноту, когда взгляд падает на символы, вырезанные на животе каждой жертвы.

– Да, каждую с разницей почти в неделю, – отзывается Гастаки. – Первую жертву нашли утром первого апреля.

– Да уж, неприятно, – соглашается Майло, глянув на снимок, который разглядывала Марго. – У всех жертв на животах вырезан этот странный рисунок – нечто, отдаленно напоминающее римскую двойку в круге. – Я связывался со специалистами, никто прежде не сталкивался с таким. Так что вряд ли это религиозный фанатик.

– Ещё похоже на гороскопическое обозначение близнецов, – отмечает Маргарита и быстро проверяет данные о женщинах. – Но это точно не знаки жертв. Возможно, убийцы, но тоже не факт. Бред какой-то… А одежда? Убийца скупил кучу безразмерных мужских рубашек? Между жертвами есть какая-то связь?

– Связи нет. Они не общались. Общих знакомых нет, – отвечает Гастаки. – Ничего общего.

– На первый взгляд ничего нет, – поправляет его Майло. – Но что-то должно быть. Таких совпадений не бывает. Скорее всего, мы что-то проглядели.

– Так, а что с тем подозреваемым? Его выпустили из-под ареста, я надеюсь? – интересуется Марго, бросив хмурый взгляд на детектива.

– Нет, конечно! Сидит! – с негодованием отвечает Гастаки и подаётся вперёд. – Если его выпустить, то пресса сожрёт. Трупы есть – подозреваемого нет!

– Гастаки, Вы вообще в своём уме?! – возмущается женщина. – Если он был под арестом во время нового убийства – это алиби! Пресса-пресса, а совесть Вас не жрет, что он за решеткой?

– Марго, легче, не кипятись, – Райтен успокаивающе кладёт руку ей на плечо. – Гастаки передаст нам дело, направим распоряжение, и его выпустят.

– А нечего ему было спать с той учительницей! Как будто этим своих мало! – возмущается детектив, поднявшись со своего места. Он нервно прохаживается по кабинету, то и дело поглядывая на Маргариту. – Доживёшь до моего – сама поймёшь. Лучше хоть какой-то подозреваемый, чем их полное отсутствие.

– Ваш расизм здесь не к месту, – замечает Марго, положив ногу на ногу. – У нас свободная страна, и это было их личное дело, а никак не Ваше, надо заметить.

«Идиот, – устало думает Маргарита. – Потому дело и глухое, что в твои руки попало…»

– Разумеется! Не наше! – иронизирует Гастаки, останавливаясь напротив молодой женщины. – Может, тогда и Зверя не надо искать? Свободная страна же.

Марго удерживается от ответа, хотя сказать детективу хочется много всего.

– У Вас все? Или мне нужно знать ещё что-то? – ледяным тоном цедит она.

– Фото Зверя видели? – спрашивает Гастаки.

Марго демонстрирует недавно купленную газету, которую держит в руках.

– Обычная маска, не более того. Судя по тому, в какой руке у него нож, – она тычет пальцем в фото. – Скорее всего, левша. Возможно, амбидекстр. Плохо, что ничего не ясно с ростом. Специалисты уже смотрели фото? И что с фотографом?

– А что специалисты? – Гастаки разводит руками. – Качество кошмарное. Я бы этому фотографу руки оторвал. Мало того, что руки из задницы растут и снимать нормально не умеет, то ещё и фото газетчикам продал вместо того, чтобы в полицию принести.

– Фотографа установить не удалось. Я звонил в редакцию, но журналисты молчат, – поясняет Майло. – По-настоящему плохо только одно – он снимал, а не пытался помочь. Если так пойдет и дальше, то страшно подумать, что будет с людьми в будущем.

– Отвратительно, – устало вздыхает Марго. – Похоже, люди и сами превращаются в зверей. Ладно, Майло, у нас много работы. Нужно съездить в морг, посмотреть, что было при жертве, установить круг общения. Допросить возможных свидетелей, родственников. И все это касается в том числе и предыдущих жертв.

– Может быть, сначала допросишь задержанного? – несколько робко спрашивает Майло. – Если решишь, что не виновен – отпустишь. Лишние несколько часов за решеткой – то ещё удовольствие.

– Ты прав, Майло, – кивает Маргарита. – Его давно пора было выпустить, а не держать взаперти. Позвони, пусть его доставят сюда. Я пока получше изучу то, что есть. А вы, мистер Гастаки, – она поднимает взгляд на мужчину. – Можете идти. Если у нас возникнут вопросы, мы Вам позвоним.

– Маленькая, заносчивая… – Гастаки недоговаривает. Он в ярости хватает свой засаленный пиджак и потертую шляпу и выскакивает в коридор.