Елена Чертилина
Любовь в былинном стиле
– Нам, ведьмам, недомыслие – худшим проступком считается. Уж раз берёшься с великими силами управляться, то нужно быть осторожной. Соизмерять поступки свои с последствиями. Так что проклята я за свою глупость… Ни имени у меня нет, ни счастья… Никто не помнит, как меня звать. А посему и счастье моё в пути затерялось. Кликало по имени – никто ему не отозвался…Так и не нашло меня… Вон, старая я, а всё несчастная, одинокая… И проклятая. Где я, там и злобища всякая вокруг копится… Аж лес весь мороком наполнился – всё моя вина. На моё проклятие сбежались они сюда. Наказана я жить в страхе вечном, и видеть, как земляки мои страдают от лиха разного…
– Но раз я прощаю тебя, то и мироздание должно простить, – заспорила Морошка. – Твоя неосторожность меня на сто лет мучений обрекла. Целый век я грустила там, в проклятом лесу. Ни сердца своего ни чувствовала, ни памяти не имела… Но я прощаю тебя. И имя твоё возвращаю. Велесой тебя звать.
И где же это видано, чтобы жертва измученная своего насильника простила? Вздрогнула земля, зашипели меж собой опять Явь и Навь.
***
От их пересуд снова мироздание растревожилось. Поёжилось оно, пофыркало: «Кто там опять? Что, снова та же Морошка? Ох, и надоедливы эти люди бывают!». Отмахнулось мироздание от глупостей человеческих, а от взмаха того разогнался ветер. Задул ураган со всей мощью, нагнал в миг туч грозовых. Разразился дождь. Вздохнуло мироздание: «Пусть Всё станет в порядке». Сказано – сделано. Всё и стало упорядочиваться.
***
Смылось дождём проклятие, растворилось всякое зло в чистой водице. Очистился проклятый лес от всякого морока. Неуютно стало в нём чертям лохматым. Кто зарылся в землю поглубже и уснул крепким сном до следующего тёмного часа. Кто так и погиб в ловушках Чернобора. И будто бы задышалось всюду в округе как-то легче. Весы добра и зла, наконец, в равновесие пришли. Сразу эту перемену люди почувствовали. Как оно так вышло – и не поняли. Но все Чернобора помянули добрым словом. Не зря ведуна позвали! Угомонил он нечисть! Очистил местную землю.
А Морошка вернулась в свой дом. Сыграли они с Чернобором свадьбу. И стоило любовь такую ждать сто лет. Ибо были они друг другу верны и телом, и мыслью до самой глубокой старости.
***
Вздохнуло мироздание: «Эх, вот и славно! Вот и пусть Всё будет хорошо!». Сказано – сделано. Так и стало Всё хорошо.
Конец
Елена Чертилина
Сказ о том, как Любава с Зелёным Змием воевала
Быль сия или небыль (кто теперь скажет?) приключилась во времена далёкие, но не такие давние, когда богата была Русь, наша матушка, что светлым местом зовётся. Богата девицами добросердечными да богатырями славными. А уж светилася и сверкала Русь ярче злата-серебра. От высоких гор до глубоких рек сверкала жемчугами брежными и безбрежными.
В каждой реке и речечке, в каждом озерце и озере прекрасный жемчуг произрастал. А уж свойства его полезные да волшебные по всей Руси славились…
Во времена те в деревеньке не большой, не малой, где все друг друга знали, знали, да привечали, традиции чтили, старших уважали, младших не обижали, жила-поживала семья одна.
Мать Любава, что добротой своей на весь окрестный мир славилась. Отец Белогор, что велик был да справедлив. Да детишки малые, несмышлёные Варварушка и Миролюб. Семья известная была трудом своим по добыче жемчуга речного. И хоть труд сей был тяжёл и опасен, однако ж богата была Русь такими тружениками.
Любава с Белогором с младых ногтей обряд водоположения прошли, чтобы всеми силами родной деревне помогать, да жемчуга со дна Волги-матушки доставать. Знали хитрости, умели так чудодейственной мазью, что из яда жабы да травы челебухи изготовляли, тело намастить, что в водице речной студёной чувствовали себя, будто русалки. В глубины речные ныряли. Со зверьём дружбу водили. Моллюски перед ними раковины свои сами открывали, жемчугами похваляясь.
Жила так деревенька, горя не знала. Жемчугами, со дна речного добытыми, красны девицы ушки свои бархатные да шеи атласные украшали. А уж если хворь какая с кем приключалася али немочь, так ценнее жемчужной пыли не сыскать было. Так и повелось, что и деревня, и сёла окрестные знатным здоровьем жителей своих славились.
Но беда пришла, откуда не ждали.
Не уберёгся Белогор от напасти страшной. Укусил его Змий Зелёный, что под водой водился, да честных тружеников поджидал. И хоть ведал Белогор все премудрости, ан не смог себя уберечь… Весь болотной жижей покрылся и внутри, и снаружи. Боль да отчаяние стали верными спутниками добра молодца, и только горячая вода могла те боль и отчаяние унять…
Приходил Белогор в избу свою ни жив, ни мёртв. Глаза его, прежде ясные, на глазищи водяного стали похожи. Стал Белогор жену родную, прежде такую любимую, обижать, словами бранными ругать, косу русу на кулак богатырский мотать. Не мила стала жёнка ему, всё больше к русалкам да к водяным тело тянулося в надежде покой найти и успокоение…
Превратилася жизнь Любавы в Ад кромешный. И хоть сильна была девица и телом, и душой, а всё ж не знала, как с бедой, семью постигшей, справиться. Как мужа, что раньше добротой своей да справедливостью на всю деревню славен был, а уж её с детишками малыми на руках носил, плечом богатырским от напастей закрывал, от болезни исцелить.
Сколько слёз Любава пролила, сколько заговоров прочла, ничего не помогало. Всё ниже и ниже опускалась головушка мужа раньше любимого, а теперь ненавистного… Всё больше мутная вода заливала очи ясные. Душа чернела, сердце застывало…
Знали все в деревне, что после укуса страшного человек либо меру меняет, либо водяным становится, али к русалкам жить уходит… Так и Белогор, не мог больше сопротивляться зову вод чёрных, так и ушёл не попрощавшись в водное царство к Змию Зелёному проклятущему…
Тут уж в деревне совсем плохо стало… Собрались тогда поселяне и стар и млад, чтобы всем вместе решить, как Белогора спасать. Ибо нет на землице нашей одиноких сердец. Каждый друг другу брат или сестра. Каждый в ответе и за себя, и за сородичей. Земля-матушка весь люд, как сынов своих и дочерей взращивает. А уж если беда страшная с кем приключилась, так не могут другие ни пить, ни есть – болит Душа общая, думы горькие думает…
Так и собрались односельчане на поляне большой, где праздники справляли да богов славили.
Речь взял староста.
– Спасать надо Белогора, люди добрые! Всю свою жизнь он нам помогал, никого из нас в беде не бросал. Мир налаживал, рассорившихся братьёв да сватьёв примирял, жемчуг добывал, землицу родную славил. Не можем бросить мы его в беде, отдать душу его на растерзание Змию Зелёному да водяным! После сами себе не простим, что брата сваго в беде бросили! – сказал староста, как отрезал.
Тут шум да гвалт поднялся вокруг. Согласны были односельчане со старостой. Да кто пойдёт Белогора спасать? Зелёный Змий из лап своих длиннющих да когтистых никого просто так не отпустит. Кровушки свежей, богатырской напившись вдоволь, чудище подводное таким сильным становится, что только хитростью да смекалкой и можно его одолеть. Ну ещё, конечно, узы кровные нужны. Ничто так не помогает в битве с напастями всяческими, как кровь родимая.
Но батька у Белогора совсем уж в годах был, послать его сына спасать значило на смерть верную отправить.
Вот и вызвались спасителями быть брат Белогоров, Всеволод, что силищей своей молодецкой славен был, да деверь евонный – Даромысл, умом светлым да сноровкой немалой всем известный.
А решивши, пошли добры молодцы к Любаве на поклон. Без неё Белогора из сетей вражеских не вытащишь. Это всем известно. Только жёнка родимая могла в подводном царстве мужа морока лишить, да путь к дому родимому указать.
Однако-ж сдвинула Любава чёрны брови, сверкнула глазами на посланников. Не хотела идти мужа дорогого спасать, детушек малых, Варварушку и Миролюба, сиротами оставлять. Обида горькая в сердце девицы поселилась. Не могла простить мужу, что не уберёгся, её и деток своих на горячую воду, на водяных с русалками променял.
– Не пойду, пускай сгинет, коль сам так решил! – глазами, как молниями, сверкнула, руки белые на груди сложила и отвернулася…
И хоть понимали все, отчего Любава глазами зыркает да упрямится, а всё ж не могли без неё в царство подводное отправиться. Пришлось на помощь бабку Ведару звать. Бабка много тайн и заговоров разных ведала. Мудрая была, смекалистая.
Поведала Ведара Любаве, в кого муж ейный превратится, коль в подводах останется. Сжалось сердце Любавино от горя-тоски. Вспомнила, как жили с супружником благоверным душа в душу, как деток растили, друг друга холили, лелеяли… И хоть много горестей узнала девица от мужа дорогого в недавние дни, а всё ж решила – надо муженька родимого спасать, себе да детушкам папку возвращать.
Подпоясалася, детушек расцеловала перед дорогой дальней и вышла к воротам…
Долго ли, коротко ли шли добры молодцы и супружница, а добрались до входа в царство болотное Змия окаянного. Но в царство простым смертным было не попасть без выкупа. Душа на душу, тело на тело. Коль мерность не поменяешь, к царю болотному не покажешься. Ведали то добры молодцы и Любавушка, ведали, ан не испужалися. Трубки волшебные за пазуху опустили, чтоб из царства болотного выход найти, и пошли в болото чёрное, смрадное, в воды студёные....
Так и очутилися прямо перед Змием клыкастым, смердящим, премерзким. Огромным царь болотный пред путниками предстал. Показались они себе тотчас козявочками малюсенькими. Уж скольких человеков Змий на дно утащил! Сколько мужиков из-за него окаянного упилося! Сколько душ заграбастал, чтоб таким огромным, сильнющим стать!
Как увидала Любава муженька родного в гробу лежащего – в жиже зеленой, водорослями обвитого – так и ахнула. Сложила руки на груди девичьей, упала ниц пред владыкой царства водяного. Заголосила, завыла, заплакала.
– Отпусти Змий, муженька маго, любимаго! Отпусти на Землицу-матушку, в семью любящую, к детушкам маленьким. Что попросишь, для тебя сделаю! Любую цену заплачу!
– Отпусти брата родимаго, деверя славного, – в один голос вскричали Всеволод с Даромыслом. – Не уйдём без него, с места не сдвинемся!
Подплыл Змий к Любаве, к добрым молодцам. Смрадом и нечистью окутало их, еле на ноженьках удержались от вонищи такой. Осмотрел, обнюхал, заклокотал пастью своей премерзкой да смрадной:
– Так не держу я муженька тваго, братца вашего, хоть сейчас может вставать да идти с миром. Ан сам не желает. Хорошо ему со мной, – и захохотал так, что воды вокруг взбушевалися…
Побежала тогда Любава к мужу родимому. Страшно смотреть на прежде статного молодца стало. Лежал ни жив, ни мёртв. Жижа зелёная обволокла всего, водоросли руки-ноги опутали, изо рта жижа сочилась. А вокруг Белогора тьма-тьмущая таких же, как он. Кто на цепях подвешен, кто в тине колыхается, кто в гробы положен… Настоящее трупное царство…
Горько было Любаве видеть того, в кого муж превратился. Однако ж надежда в сердце любящем ещё теплилася.
– Вставай, родимый, пойдём домой, – стала просить Любава мужа.
Не пошевелился Белогор. Еле-еле слышно промолвил булькающим ртом:
– Зачем мне туда идти? Что хорошего там? Обижал я тебя, ты на меня злиться будешь…
– Крепко тебя люблю. Жизни без тебя не чаю, – горько плакала над мужниным гробом Любавушка, – в мечтах своих каждый день к богам обращаясь, прошу у них вернуть тебя, любимого! Ещё детишек от тебя хочу родить (помнишь, как мы мечтали о семье большой, чтоб семеро деток у нас было?). Священную рощу хочу с тобой посадить, чтобы добра на Землице-матушке больше стало. А уж как внуки пойдут, так не справлюсь без тебя. И всё это хочу сделать с тобой рука об руку. Нет мне жизни без тебя, Белогорушка. Коль не встанешь, так впору и мне с тобой ложиться тут рядышком…
– А как же детушки наши малые? – вопрошал Белогор.
– Детушки одни всё равно не останутся, не бросят их люди добрые, – Любава отвечала. – А я тины болотной с тобой отопью, и рядышком лежать будем. Не мила мне жизнь без тебя.
Взбаламутился тут Белогор, повёл плечами прежде широкими, а нынче усохшими, тину болотную с себя сбрасывая:
– Ну нет, не могу я Варварушку с Миролюбушкой на добрых людей бросить. И ты, Любава, дорога и мила мне, – подниматься стал медленно, уж больно сильно вросла тина в тело богатырское.
Тут Змий, хитро на Белогора поглядывая, снова заклокотал:
– Зачем тебе туда идти? Что там ждёт тебя хорошего? А у меня, погляди, как замечательно: мир и покой, и никто тебя не трогает, душу не выворачивает.
Посмотрел Белогор на Змия, опротивелся:
– Жить хочу! К семье своей хочу! Нет мне жизни без них, и им без меня жизни нет! Нужный я им! Не хочу покоя, хочу счастья да радости! А коль горе мне с ними будет, так и на то согласен, лишь бы не покой.
Поднялся Белогор из каземата своего, плечи расправил, вздохнул полной грудью, скинул с себя оковы смердящие.
Закричал тут Змий страшным голосом, извиваясь весь, и сгинул, будто его никогда и не было…
Вернулися Любава с мужем возродившимся, Всеволод да Даромысл в деревню родную, преславную.
И от радости такой решили в деревне пир на весь мир устроить, заново свадебку Любаве с Белогором сыграть, коль переродились они для новой жизни, заново друг друга сыскали.
Собрался на пиршество то весь люд честной. Столы от яств ломилися, хороводы не кончалися, песни задушевные весь день и всю ночь продолжалися.
И сказал староста молодым:
– Вы теперь не просто муж и жена, вы теперь – супружники. Были – раз, стали – дый.
А засим – три, четыре и вслед, к богам всевышним. Только вперёд и вверх. А уж делов на эту жизнь у нас всех вдоволь найдётся. Потому что расти нам всем только вверх, идти – вперёд. А кто старое помянет, тому глаз вон.
Показал пальцы свои растопыренные:
– Боги с нами.
Раз – Рассвет, два – Даждьбог, три – Стрибог, четыре – Сварог, пять – Пан, шесть – Сест, семь – Семеш, восемь – Веста, девять – Дев, десять – Царь.
Обнял тогда Белогор Любаву. Молвил:
– Боги с нами!
Поглядела Любава на супруга любимого, ненаглядного, на рученьки свои белые, сжала, разжала кулачки, на пальчики аккуратные взглянула и подумалось ей: «Роки, ангелы, богатыри, сатиры, семиры, везиры, дэвы – с нами».
Улыбнулась…
Боги с нами!
Конец
Ольга Бурганова
Сон
Ночь. В бревенчатой светелке
От поленьев жар в печи.
За окошком дремлют елки,
С тенью острой, как мечи.
Свет играет по оконцу.
Песнь луне поют сверчки,
А луна – ночное солнце
Зацепилась за крючки.
Полотно висит из пуха,
В узелке стоит чеснок,
Он хранит от злого духа
Дома светлого порог.
Огоньки в печи пылают.
Беспокоен девы взор.
Искры в небо улетают,
Ткут из звезд ночной узор.
Околдованная ночью
И усталая за день
Спит она, как ангел точно,
Блещет светом ее тень.
Ее чары словно вишня,
Очи – птицы два крыла,
И дыхания не слышно,
Видит сон девица та.
… Вот, зашло в ларец светило,
И свечи погас огонь,
Как из леса конь ретивый
Беспокойный да хромой
Показался. Взор так бешен,
Ветер гриву растрепал,
Словно он пред Богом грешный
По святой земле ступал.
Спят давно ночные птицы
И дубрав природа-мать.
Растревожена девица –
Решено коня седлать.
Темнота, да в лес дремучий
Конь вперед ее несет.
Видно, девы дух могучий,
Сердца стон к реке ведет.
Крики дикие и тени,
Шепот слышен или свист,
Наклонились плугом ели
И густой туман навис.
У реки в траве, промокший,
Тот, чей конь девицу нес,
Лежит молодец продрогший,
Исцарапан он и бос.
Кровь из ран его сочится,
Ломит тело и болит.
Стало тише сердце биться,
Смерть с косой у ног стоит.
Запечалилась девица,
Помолилась у реки.
Набрала в ладонь водицы –
Взмылись капли-мотыльки.
Окропила его тело,
Уняла шальную кровь,
И душа, что улетела,
Возвратилась с неба вновь…
Первый луч зари коснулся,
И пропал тревожный сон.
Свет очей ее вернулся
И вошел в светлицу он.
Обнял молодец родную,
Горячо поцеловал.
И про то, как шел сквозь бурю
Он девице рассказал.
Как в лесу тропой ступая,
Зверя встретил на пути,
Шерсть его, как сталь литая,
Страшен демон – не пройти!
Клык его при лунном свете,
Словно меч в руках дрожит,
Словно вырвался из сети,
Видит жертву и бежит.
Зацепил коня лихого!
С неба ливень вдруг и гром!
Сделал лишь коня хромого,
Ну, а сам исчез, как сон.
Конец
Ася Батурина
Сказ про камень Алатырь, богатыря Градимира, невесту его Добравушку и волшебное дерево
Во времена далёкие, в года стародавние жила-была одна девица.
Звали её Добравушка и была она травницей, все тайны лечебные ведающей. Со всех сторон к ней сходились люди всевозможные. Чтобы от хвори избавиться и силы обрести телесные.
И однажды пришёл к Добраве молодец с глазами печальными и руками ослабленными. Ничего-то он ими сделать не мог, хотя с лет малых родители его премудрые к подвигам ратным и богатырским готовили. А звали того молодца Градимиром.
И как увидел Градимир очи ясные девицы сострадательной и приветливой, так и полюбил её всем сердцем своим пламенным. И руки его сами собой вверх поднялись. Да к небу лазурному и глубокому потянулися.
И сказал Градимир Добравушке:
– Спасибо тебе, девица, за подмогу полезную, за лечение нужное. Силы есть теперь в руках моих богатырских, и могу я снова горы сворачивать. Благодарствую тебе, Добрава прекрасная и прошу тебя стать женой моей любимой и преданной.
Полюбила и Добрава всем сердцем юношу синеокого да златкудрого и ответила ему согласием.
Но беда случилась в их селении. Скатился с небес камень Алатырь бел-горюч. Камень огромный и величины небывалой. Да навис над их землицей родненькой. Грозит камень Алатырь и разбить дома затейливые, и уничтожить реки полноводные, и раздавить леса зелёные и горы затмить высокие. Только мужам могучим под силу удержать камень тот величины небывалой, что Алатырь бел-горюч зовётся.
Собрались богатыри стародавние в дружину славную да взяли этот камень руками мощными, да ногами крепкими упёрлися в землю-матушку. Ох и тяжело удержать камень бел-горюч руками человеческими.
А Градимиру, богатырю отважному, от недуга едва отошедшему, так и вовсе непросто. Чувствует молодец, как слабеют его рученьки, да как норовит камень одолеть его. Воззвал Градимир к пташечкам небесным, вокруг него летающим:
– Ой, птиченьки-невеличеньки, вы скажите моей невесте Добравушке, что погибает её жених любящий. Передайте ей моё слово последнее и благословение.
Прилетели пташечки быстрые и начирикали Добраве весть недобрую. Задумалась девица красная, как жениха любимого из беды выручить.
Взяла травница мешочек заветный с семенами волшебными и воззвала к своим подруженькам:
– Ой вы девицы красные, подруги милые! И у вас среди молодцев, что камень Алатырь бел-горюч удерживают, есть женихи любимые! Пойдёмте, поспешим добрых молодцев ободрять, силушку их богатырскую укреплять.
Услыхали Добраву девушки. Пришли к её терему, протянули руки белые и взяла каждая по семечку из мешочка заветного да волшебного. Прижали девицы к сердцам горячим семена драгоценные и у каждой вырос в ладошках цветочек трепетный да цвета алого, пламенного.
Засияли, засветились цветочки трепетные цвета алого, пламенного и осветили путь девицам. Три дня и три ночи добирались красавицы до места опасного, где камень Алатырь бел-горюч, величиной своей невиданной норовил раздавить всё живое и прекрасное на земле родной.
Пришли девицы к богатырям славным, что камень Алатырь бел-горюч удерживали. Поклонились в пояс им до сырой земли. И посадили девушки у ног женихов своих любимых по цветку трепетному цвета алого, пламенного.
И выросли из цветков девичьих деревья высокие и могучие. Верхушками острыми в небо тянутся и растут всё выше и выше с каждой минуточкой.
И почувствовал Градимир опору своей спине, что из дерева образовалася. И прислонился к дереву волшебному из цветка трепетного, цвета алого, пламенного выросшего. А с другой стороны, прислонилась к дереву Добравушка. И сказала девица молодцу:
– Не оставлю тебя, Градимир, жених мой возлюбленный. Укреплять буду твою силушку словами добрыми и речами светлыми. Пусть рученьки твои станут неутомимыми и победят Алатырь камень бел-горюч!
– Спасибо тебе, моя невеста ненаглядная, Добравушка любимая, что поддержала меня в минуту трудную и своими речами добрыми да светлыми укрепила мою силушку! Чую, чую, как руки мои крепнут и как камень Алатырь бел-горюч теряет надо мной власть свою непобедимую.
И как молвил это молодец, так поднялись ещё выше деревья волшебные из цветков девиц красных выросшие. И подкинули они своими верхушками камень Алатырь бел-горюч в вышину заоблачную. И сплелись деревья все руками девиц добросердечных посаженные в одно целое дерево. И стали одним Древом великим и могучим.
Устремилось Древо волшебное ветками своими в небо. И обхватили ветки могучие камень Алатырь бел-горюч и стали держать его да удерживать в небесах заоблачных, в высоте неизведанной. А цветы алые да трепетные распустились на Древе этом огоньками манящими.
И увидели добры молодцы и красны девицы, что не угрожает больше камень Алатырь бел-горюч их землице родненькой. И взялись за руки каждый жених со своею невестою и ушли с этого места заповедного с песнями весёлыми и смехом молодым да задорным.
И богато было свадьбами то селение. Много, много сердец искренних и любящих соединили в то время пути свои. И умилялись тому люди разные, стар и млад. Особенно веселились и радовались на свадьбе Градимира и Добравушки. И я там была, мёд-пиво пила, за молодых чарку с вином поднимала и счастья да радости им желала.
Конец
