Карл Ольсберг
Delete

Посвящается Анке

«Разве можно презирать узника, запертого в тюремной камере, за то, что он пытается выбраться из нее и вернуться домой? Или, если это ему не удается, за то, что он размышляет над своим положением и называет его тюрьмой с надзирателями?»

Дж. Р. Р. Толкиен

Пролог

Ты ощущаешь их взгляды. Ты не можешь их увидеть, но чувствуешь это присутствие. Их дыхание словно щекочет твое ухо. Люди лежат на траве: читают, обнимаются, скучают. Кричат дети, рычат собаки. От цветочной пыльцы, забившейся в нос, хочется чихать. Мир залит слишком ярким светом. Старуха, сидящая на лавочке, кормит голубей. Она не понимает, что их нет. Тебе хочется закричать, но крик не поможет. Они услышат твою мольбу, но не сжалятся. Их эксперимент провалится, если людям откроется правда.

Ты пытаешься нащупать трубку, вставленную в твое горло, провода, торчащие из твоего затылка. Но лишь вновь царапаешь ссадины, которые прошлой ночью расчесал до крови.

Глубокий вдох…

К тебе катится мяч. На нем видна потускневшая эмблема предпоследнего чемпионата мира по футболу. За ним бежит мальчик. Ты подхватываешь мяч, ощущаешь его вес. Кончиками пальцев осязаешь его израненную поверхность. Ты подносишь его к лицу, вдыхаешь запах кожи, травы, собачьего дерьма.

Это – не мяч.

Мальчик замирает в паре шагов от тебя. Ему не больше восьми. Похоже, он испугался. Наверное, он заметил твой переполненный ненавистью взгляд. Ты стараешься улыбаться. Бросаешь ему мяч. Он хватает его и в ужасе бежит от тебя, как от оскалившегося зверя.

Правда обрекает тебя на одиночество. Правда ранит. Но незнание еще страшнее. А что, если правы эти сомнамбулы? Что, если ты всю жизнь, как параноик, бредишь фантазиями?

Это их сомнения, не твои. Они сеют их в твоих мыслях. Они хотят не дать тебе увидеть правду.

Иногда тебе хочется, чтобы сомнения взяли верх, чтобы затмили собой то, что тебе известно. Чтобы ты поверил в реальность голубей и футбола. Чтобы ты просто шел сейчас по парку, чувствовал, как припекает солнце, вдыхал ароматы лета – жил!

Но забыть не получится. Правду не спрячешь. Ты ощущаешь их взгляды, заинтересованные, сочувствующие или исполненные извращенной радости от твоих страданий – что это меняет? В тебе просыпается ярость, слепая ярость. Крик срывается с твоих губ. Люди оборачиваются. Ты неотрывно глядишь на гравий на дорожке.

Они тебя не освободят. Ты – часть эксперимента. Твои страдания срежиссированы. Твой дух негодует. Но как помешать воле всесильных?

Глава 1

Главный комиссар Адам Айзенберг настроил оптику бинокля. Тягач, как и ожидалось, остановился в двухстах метрах, на пустыре, с южной стороны Гамбургского порта. Из него вышли двое мужчин. Один из них принялся открывать контейнер. Второй, отойдя на несколько шагов, обеспечивал ему прикрытие, держа наготове пистолет.

– Связные, готовы? – задал вопрос Айзенберг по гарнитуре.

Он говорил тихо, хотя преступники были далеко, чтобы его услышать, к тому же стояли с подветренной стороны.

– Связной один готов.

– Связной два готов.

– Связной три готов. Подозрительные автомобили приближаются с запада. Примерное время прибытия – семь минут.

– Принято. Наступаем по моей команде, – ответил Айзенберг, приложив окуляры бинокля к глазам.

Внутри контейнера царила темнота, содержимого не было видно.

Некоторое время ничего не происходило.

По напряженному состоянию мужчин Айзенберг понял, что контейнер не пуст.

Но вот показался первый бледный силуэт. Девушка, брюнетка со смуглой кожей, лет пятнадцати-шестнадцати. На ней была грязная футболка и порванные спортивные лосины. Она прикрывала глаза ладонью, пытаясь защититься от слепящего солнца.

У Айзенберга перехватило дыхание. В ушах застучал пульс. Рука непроизвольно потянулась к служебному пистолету в кобуре. Он вряд ли понадобится – вооружения обоих отрядов полицейского спецназа, который залег в засаде вокруг пустыря, хватило бы, чтобы положить конец войне двух среднего размера банд. Ублюдкам из тягача оставались считаные минуты на свободе перед, хотелось бы надеяться, долгим-долгим тюремным сроком. Для их жертв, напротив, это были последние мгновения невообразимого ужаса.

Еще несколько минут. Нужно подождать, пока жертв усадят в машины, владелец которых невольно вывел следственную группу Айзенберга на тайных организаторов этого омерзительного дела. Только после задержания у них будет достаточно доказательств, чтобы арестовать и крупных дельцов, стоявших за торговлей девушками.

На разработку этой операции ушли месяцы. Секретный осведомитель сообщил о месте и времени передачи «товара». У группы Айзенберга было мало времени, чтобы подготовить площадку. Но они успели. Теперь он и несколько спецназовцев лежали в засаде за рекламным щитом, в котором проделали незаметные смотровые отверстия.

– Подозрительные автомобили приближаются и сбавляют скорость. Прибытие через четыре минуты, – сообщил связной три.

В таких позывных больше не было необходимости благодаря новым, защищенным от перехвата сигнала рациям, однако привычка, как всегда, взяла верх над разумом.

Одна за другой испуганные девушки выбирались из контейнера. Некоторые едва держались на ногах. Похоже, что они несколько дней ничего не ели и практически не пили. Их было больше дюжины. Все не старше семнадцати лет. Они прибыли из Центральной Америки, где были похищены профессиональными охотниками на людей, и в душных контейнерах, как скот, доставлены в Европу. Айзенбергу страшно было представить, каким было их путешествие.

Однако уготованная им участь была, пожалуй, еще страшнее. Здесь, в Германии, они закончили бы свои дни в борделе, или – что еще хуже – в домашнем рабстве у богатых холостяков. Айзенберг не мог даже представить себе, что такое происходит в Германии, до того момента, пока полиция нравов не предоставила ему сведения о синдикате торговцев девушками.

Последняя из них вышла из контейнера. Самая молодая, лет четырнадцати или пятнадцати. Ужас в ее взгляде был заметен даже без бинокля.

Один из надсмотрщиков что-то прокричал. Девушки встали в ряд. Не подчинилась лишь младшая. Она попыталась снова забраться в контейнер, словно он был волшебным порталом на родину. Надсмотрщик схватил ее за руку и потащил вниз. Она сопротивлялась. Несмотря на расстояние, Айзенберг хорошо расслышал ее отчаянный крик. Сглотнул. «Всего лишь несколько минут, – взмолился он про себя, – потерпи еще несколько минут, и мы тебя освободим!»

В итоге девушка подчинилась. Но не успел Айзенберг облегченно вздохнуть, как она вцепилась зубами в руку мучителя. Тот вскрикнул – и отпустил ее. Началась суматоха. Девушка вырвалась из толпы и побежала прочь, прямо по направлению к Айзенбергу. Надсмотрщики хотели ее догнать, но другие девушки им помешали – они беспорядочно бегали, то ли в панике, то ли в надежде дать беглянке фору. Дистанция между ними увеличивалась. Надсмотрщики орали. И вот один из них вытащил пистолет и направил его на убегавшую.

Не задумываясь, Айзенберг прокричал: «Наступаем!» – и выскочил из-под рекламного щита. В отличие от спецназовцев, на нем не было защитной одежды – его задачей было находиться в тылу и координировать операцию. Однако он понадеялся на эффект неожиданности и на то, что преступники испугаются превосходства сил полиции.

Группа захвата выскочила из своих укрытий. Зазвучали приказы. Ошалевшие торговцы сложили оружие и подняли руки.

Девушка остановилась. Она испуганно посмотрела на бегущих к ней полицейских, затем – на своих мучителей. Села на корточки и закрыла лицо руками.

Айзенберг подбежал к ней. В гарнитуре он слышал голос связного три: «Подозрительные автомобили замедлили движение. Запрашиваю команду!»

– Остановить автомобили, задержать пассажиров по подозрению в торговле людьми, – отдал приказ Айзенберг.

Он склонился над рыдающей девушкой, которая словно приготовилась к побоям: обхватила руками голову и припала к земле.

– Es bien!^[1] – сказал Айзенберг на ломаном испанском. – Soy policía! Todo es bien!^[2]

Она робко подняла голову. В ее больших черных глазах читались сомнение и надежда.

– Policía?^[3]

Айзенберг кивнул. Он показал ей свое удостоверение. Конечно, вряд ли она сумела прочитать хоть строчку, но эмблема гамбургской полиции и вид официального документа внушили ей доверие. Она осмотрелась вокруг и разразилась потоком слов, из которых Айзенберг тоже ничего не понял.

– Cómo te llamas?^[4] – спросил он, когда девушка замолчала.

– Мария, – ответила она. – Мария Костадо Лопес.

Айзенберг подал ей руку и помог подняться.

– Адам Айзенберг.

Она смущенно улыбнулась. Затем прижалась к нему и обняла. Точно как Эмилия много лет назад, когда он обнимал ее в последний раз.

Он осторожно высвободился из ее объятий и отвел к одному из фургонов, которые прибыли, чтобы забрать девушек, спецназ и задержанных.

Командир отряда спецназа подошел к нему с серьезным взглядом.

– Еще пару минут – и мы бы их накрыли.

Айзенберг кивнул.

– Знаю. Спасибо, Ральф. Вы сработали высокопрофессионально.

– Удачи тебе в попытке объясниться перед начальством.

Айзенберг вздохнул. Ему было ясно, что операция провалилась. Водители, приехавшие забрать девушек, будут отрицать свою причастность к происшествию. Улик будет недостаточно, чтобы квалифицировать присутствие этих людей рядом с местом передачи «товара» как доказательство вины заказчиков. Месяцы следственной работы – коту под хвост. Они положили конец мучениям этих девушек, но сколько других попадет в ловушку, потому что полиции не удалось разоблачить синдикат?

Айзенберг знал, что поступил правильно. Он ни за что не стал бы безучастно наблюдать за тем, как девушку ранят или тем более убьют. Кроме того, он был обязан предотвратить возможные человеческие жертвы. Вместе с тем он прекрасно понимал, что обстоятельства операции с легкостью могут быть истолкованы совсем иначе: никто не знает, что произошло бы, не отдай он приказа. Может быть, надсмотрщик не стал бы стрелять или промахнулся.

Как это часто бывает, надежнее было бы ничего не предпринимать, просто ждать и следовать плану. И тогда он отделался бы легкими замечаниями, если бы девушка пострадала.

Однако Айзенберг проявил инициативу и этим нарушил четкую схему. Теперь ему придется считаться с последствиями. Но он справится. Ему уже не раз приходилось выяснять отношения с шефом.

Глава 2

Tristanleaf: Ready, group?

Aufmischmaschine: Ready!

ShirKhan: Ok.

Gothicflower: Ready!

Dernik92: Let’s go!

Leobrine: Rdy

Tristanleaf: Alright, then. No AFK until battle is over. For the White Tree!

ATTACK!^[5]

Мина Хинриксен, она же Gothicflower – Готический Цветочек, велела своему персонажу, воительнице-полуорку, выскочить из кустов, где она скрывалась от взгляда неприятеля. Вместе с другими участниками рейда она бросилась на членов вражеской гильдии огня. Противников было девять – они превосходили их числом, однако еще не успели окрепнуть после только что закончившейся битвы с изумрудным драконом. Идеальное время для нападения!

Группа Мины выслеживала огневиков несколько часов. Эльф по имени Tristanleaf – Тристановый Листик, который умел становиться невидимым, шел за ними по пятам и сообщал другим о маршруте вражеской группировки. Путь через Туманные горы был небезопасен, но в группе огневиков был маг 42-го уровня, который одним щелчком мыши убирал с дороги любое препятствие меньшего размера, чем ледяной великан. Сами того не осознавая, они расчистили путь для группы Мины.

Огневики заметили атаку. «Fuck off!^[6]» – написал вражеский предводитель, берсерк 28-го уровня по имени КиллБилли. «No ganking, you gimps!^[7]» – разозлился враг-полуэльф из-за того, что группа Мины хотела подло воспользоваться их усталостью. В кругах геймеров это считалось неэтичным. Однако огневая гильдия уже много раз таким образом нападала на членов гильдии Белого древа, которую возглавляла Мина. Враги не имели права жаловаться.

Ксередор, вражеский маг, несколько раз подозрительно взмахнул руками. Вокруг него плотным ускоряющимся вихрем завертелась магическая энергия. Похоже, в битве он растратил далеко не всю свою ману^[8].

Дело – швах.

Полуорк под управлением Мины ринулся на мага, чтобы помешать ему вызвать огненный шквал, который убьет половину ее группы. Но вор ШырХан опередил ее. Его стрела пронзила мага, прежде чем тот успел договорить заклятье.

Началась битва. Противник был ослаблен и тем не менее отчаянно сопротивлялся. Мине удалось убить КиллБилли, однако враг превосходил их числом и вооружением. Исход битвы висел на волоске.

ShirKhan: Боже мой, это правда!

Мира взглянула в окошко чата. Это еще что? ШырХану больше нечем заняться, как чатиться во время схватки?

Уклоняясь от ударов монаха из вражеского стана, она высматривала ШырХана в неразберихе битвы. И обнаружила его у края поляны, на которой разворачивалось сражение. Вместо того чтобы участвовать в бою или, по крайней мере, как это подобает вору, подкрадываться к противникам, он бесцельно расхаживал по опушке.

ShirKhan: Все это – правда!

Мина разделалась с монахом ударом двуручного топора. Теперь можно было вразумлять вора.

Gothicflower: ШырХан, что с тобой? Ну-ка, помоги нам, черт возьми, а то они нас сейчас размажут!

ShirKhan: Мир на проводе! Это все – правда!

Tristanleaf: Stop talking and fight, stupid Germans!^[9]

Мине не оставалось ничего иного, как последовать призыву англичанина, вдохновителя рейда. Ведь на нее несся могучий горный демон, которого вызвал своим заклятием вражеский маг.

Tristanleaf: RETREAT!^[10]

Предводитель был прав – битва проиграна. И все потому, что этот дебил Томас в решающий момент струсил. Отступить было не так просто, как заявить об отступлении. Демон не собирался прекращать поединок лишь из-за того, что Мина расхотела в нем участвовать. Поскольку он двигался намного быстрее, чем она, убежать от него шанса не было.

Gothicflower: Can’t! Need help!^[11]

Однако другие участники спасались бегством, вместо того чтобы погибнуть в попытке помочь обреченной. Мина не могла на них за это обижаться. Она, вероятнее всего, на их месте поступила бы так же. Но она не могла не разозлиться, когда в итоге неприятель окружил ее полуорка и забил до смерти. Все драгоценное оснащение, ради которого она просиживала часами в «Мире магии», было уничтожено. Наверняка огневики, чтобы отомстить за атаку, устроят corpse camping – будут сидеть у тела Готического Цветочка, и как только Мина оживит своего персонажа, они ее еще раз убьют.

И все это из-за Томаса, который трусливо сбежал с поля боя вместо того, чтобы помочь своим товарищам! А ведь именно она хлопотала, чтобы его приняли в гильдию и позволили участвовать в рейде. Она ему выскажет все, что о нем думает!

Общаться в групповом чате она не могла, поскольку ее полуорк был на том свете. Она попыталась позвонить ему по скайпу. Судя по «зеленому» статусу, он был онлайн, однако на вызов не ответил. Это было на него непохоже: даже когда он отлучался в туалет, то менял свой статус на «нет на месте». Что же с ним случилось? Почему он так странно повел себя во время боя? И что значили его слова, до сих пор висевшие в чате? Что это за чертова «правда»? И как с ней связан «Мир на проводе»?

Очевидно, что Томас был AFK – away from keyboard (вдали от клавиатуры), то есть не за компьютером. Но ведь можно быть онлайн и с телефона.

Она набрала его номер, послушала гудки. Без ответа. Еще несколько гудков – и включился сервис голосовой почты.

– Привет, Томас! Это я, Мина. Ты охренел? Ты понимаешь, что смерть Готического Цветочка на твоей совести? Все мое оснащение пропало. Перезвони мне сейчас же!

После звонка она заварила себе чая, чтобы успокоиться. Однако чай не помог подавить бушевавший внутри нее гнев. Она вспоминала о несчетных часах, просиженных в «Мире магии» за прокачкой своего персонажа. Сколько приключений ей пришлось пережить, сколько опасностей преодолеть, чтобы вывести своего полуорка на 35-й уровень! Персонаж, конечно, не был утерян безвозвратно, однако один лишь двуручный топор с волшебной скоростью удара обошелся ей в 200 000 золотых флоринов – выручка за две дюжины игровых часов, в которые она могла выполнять прилично оплачиваемые заказы или отбирать сокровища у монстров.

Хуже было лишь то, что вся гильдия огня будет хохотать над неудачным рейдом. Напасть на группу в момент уязвимости – уже не геройский поступок. А провалить такое нападение – хуже некуда. Ее репутация внутри и за пределами гильдии Белого древа погублена.

Она сделала глубокий вдох. «Это всего лишь игра, – пыталась она убедить себя. – Ты воспринимаешь ее слишком близко к сердцу». На самом деле ничего не произошло. Но почему тогда она злилась так, словно у нее украли бумажник? Испытывала ли она досаду от того, что хобби в этот раз ее не обрадовало, или же страдала самой настоящей игровой зависимостью? Пока что ее членство в «Мире магии» не мешало ни ее учебе на отделении информатики, ни подработке в компьютерной фирме. Не перестала ли она в последнее время общаться с людьми – с людьми из плоти и крови, а не товарищами по онлайн-игре или когда в последний раз была на вечеринке? Она испугалась, поняв, что далеко не сразу смогла вспомнить.

С нехорошим предчувствием она сделала последний глоток чая и снова позвонила Томасу по скайпу.

Глава 3

Начальник уголовной полиции Йоахим Грайсвальд откинулся на спинку офисного кресла и скрестил руки на груди.

– Я вас ни в чем не упрекаю, господин Айзенберг, – сказал он понимающе. – В такой ситуации у любого сдали бы нервы.

Айзенберг внимательно посмотрел на своего начальника, который был на десять лет моложе него и полгода назад возглавил отдел по борьбе с организованной преступностью Гамбургского управления уголовной полиции. Прежний начальник, наверное, накричал бы на Айзенберга, обвинив его в провале операции. Айзенберг пережил бы. Но вынести снисходительный тон Грайсвальда было невозможно. Он относился к полицейским, в первую очередь работавшим под его началом, как к полным кретинам. Они были не чета ему, тому, кто в рамках международного партнерского соглашения прослужил некоторое время в полиции Нью-Йорка – самой жесткой полиции мира, как он не уставал повторять.

Айзенберг попытался ответить нейтрально, по существу.

– С нервами у меня все в порядке. Я отдал приказ к наступлению, чтобы спасти жизнь девушке.

– Из вашего отчета не следует, что жизни девушки что-то угрожало, – сказал Грайсвальд с идиотским американским акцентом, как будто за четыре года жизни в США он разучился как следует говорить по-немецки.

Поговаривали, что он просит приближенных называть его «Джо».

– Один из преступников направил на нее пистолет.

– Разве он нажал на курок?

– Нет. Я отдал приказ о наступлении как раз для того, чтобы помешать ему сделать это.

– И вы были уверены, что он выстрелит?

– Учитывая попытку девушки сбежать и обстоятельства в целом, мне эта возможность показалась весьма вероятной.

– А как бы вы поступили на месте преступника?

– Не понимаю вашего вопроса.

– Что в нем такого сложного? Интересно, как поступили бы вы, если бы были торговцем живым товаром? Одна из ваших девочек пытается сбежать. Неужели вы бы выстрелили в нее и тем самым испортили бы товар?

Айзенберг ничего не ответил.

Грайсвальд театрально вздохнул.

– Сколько раз я вам говорил: «Думайте, как преступник!» Если бы вы последовали моему совету, то поняли бы, что преступник ни за что не выстрелил бы в девушку. Сколько лет той малышке? Четырнадцать? Был ли у нее, измученной долгим голодом, шанс спастись от здорового мужика? У него в руке был пистолет, и логично, что он инстинктивно направил его на беглянку. Скорее всего, сначала он окрикнул бы ее. Затем, возможно, выстрелил бы в воздух или ей вслед. Но у него не было необходимости ранить ее, а уж тем более убивать. Жизнь девушки ни секунды не была в опасности.

Айзенберг молчал, понимая, что никакие доводы не сработают. Грайсвальда там не было. Он не видел перекошенного от ярости лица преступника. Однако, несмотря на это, он считал, что имеет право давать оценку ситуации. Ни одно слово, произнесенное Айзенбергом, не смогло бы поколебать его мнения.

Грайсвальд подался вперед.

– Ваша самодеятельность свела на нет месяцы трудоемкой следственной работы, – сказал он резким голосом, в котором не осталось и намека на понимание. – Помешав нам схватить заказчиков и наконец покончить с торговлей девушками в Гамбурге, вы обрекли неизвестно скольких юных особ на жуткую участь. Но, к счастью, жить с этим – вам, а не мне.

Айзенберг не пытался возражать.

– У меня нет формального повода к дисциплинарному взысканию, – продолжил Грайсвальд. – Вы руководили операцией. Вы принимали решения. Но я могу заявить вам, что вы меня разочаровали. Скажу прямо: пока начальник здесь я, вы не будете допущены к оперативной работе. Выбирайте сами, чем заняться: перекладывать бумажки в отделе или найти себе работу в другом месте. Но не думайте, что сможете тихо отсидеться. От всех своих подчиненных я жду максимальной эффективности в рамках их способностей.

Айзенберг поднялся со стула.

– Это все, господин начальник уголовной полиции?

– Еще нет. Подготовьте для меня подробнейший отчет о связях заказчиков. Мне нужны детали: вовлеченные фирмы, деловые контакты, адреса, телефонные номера – все, что вам удастся найти. Позвоните коллегам в Гватемалу и Гондурас. Поищите в Интернете. Надеюсь, вы умеете работать с Интернетом? И да, Айзенберг, я прекрасно понимаю, что вы меня терпеть не можете. Но мне все равно. Копы в Нью-Йорке тоже меня недолюбливали. Но я им показал – самым жестким копам в мире. Так что не воображайте себе, что своими полными упрека глазами или красноречивым молчанием вы меня деморализуете. И хорошенько подумайте, так ли сильно вы хотите провести оставшиеся до пенсии годы в шестом отделе.

– Это все, господин начальник уголовной полиции?

– Это все, господин Айзенберг. Я жду отчета к следующему четвергу. Будет достаточно электронной версии – в нашем отделе и так хватает всякого хлама.

* * *

Удо Папе, сосед Айзенберга по маленькому кабинетику, оторвался от монитора.

– Как все прошло? Не очень, да?

Айзенберг сел на свое рабочее место. Папе терпеливо ждал ответа. Он хорошо знал своего коллегу.

– Он дал мне понять, что нужно искать новое место.

– Быть не может! Этот надменный… – Папе сдержался, чтобы не обозвать своего шефа, поскольку стены офиса были недостаточно толстыми, чтобы позволять себе вспышку гнева. – Ты ведь не думаешь, что он это всерьез?

– Перспектива провести оставшиеся годы в этом кабинете меня не радует.

– Что ты имеешь в виду?

– Он мне ясно сказал, что не даст руководить оперативной работой.

– Тебе? Да как он смеет! Ты его лучший командир-оперативник!

– Он так не считает.

– Вот что я тебе скажу. Если ты уйдешь, то и я здесь точно не останусь. Посмотрим, как он будет бороться с организованной преступностью без нас.

Айзенберг ничего не ответил. Поддержка Папе была ему приятна, но он понимал, что это лишь слова. Когда дойдет до дела, вряд ли коллега поставит на карту свою карьеру только для того, чтобы выказать несогласие с несправедливостью. К тому же Айзенберг жертвенности не хотел.

Он принялся за работу. Отчет, который потребовал Грайсвальд, уже был составлен (разумеется, команда Айзенберга давно вскрыла и изучила детали преступления). Однако какой от этого толк? Истинные зачинщики торговли людьми были слишком хитрыми, чтобы попасться на грубом преступном деянии. Единственной возможностью разоблачить их было задержание с поличным. И как раз эту возможность они упустили. Второго шанса придется ждать долго, если он вообще когда-нибудь представится.

Айзенберг изучил протоколы допроса водителей, управлявших подозрительными автомобилями. Как он и предполагал, все они, сговорившись, лгали о том, что оказались в одной точке случайно. Они даже предъявили некие бумаги, по которым, если верить, все были курьерами, ехавшими в порт за погрузочной документаций. Тот факт, что кто-то отправил в порт сразу пятерых курьеров, был, конечно, странным, но не преступным. К показаниям было не придраться. То, что трое из пяти водителей имели неоплаченные штрафы, тоже вряд ли свидетельствовало об их темных делишках.

Оставались лишь двое преступников-исполнителей. Их осудят за торговлю людьми и на долгие годы упрячут за решетку. Однако, по совету адвокатов, они уже заявили, что действовали в одиночку. Видимо, понимали, что стоит им выдать заказчиков, и жить им останется недолго.

Айзенберг вздохнул. Посмотрел на часы. Полшестого. Обычно ему приходилось задерживаться на работе допоздна, но сегодня в этом не было смысла. Он выключил компьютер и отправился домой.

* * *

Его небольшая двухкомнатная квартира в районе Альтона показалась ему еще более пустой, чем обычно. Может быть, потому что он пришел домой намного раньше обычного. Айзенберг осмотрелся и вдруг осознал, что если бы не парочка книг на полке и фотографии детей, то его квартиру нельзя было бы отличить от безликого жилья, снятого на время отпуска. Это впечатление усиливал запах чрезмерной гигиены – запах антисептического средства, который каждый четверг оставляла после себя Консуэла, его домработница-португалка.

Он зашел в ванную и посмотрелся в зеркало. Его темные с проседью волосы были все еще густыми. Но собственное лицо показалось незнакомым – усталым и постаревшим. Неужели это у него такие глубокие морщины над бровями? Неужели это у него такие впалые щеки? Лишь кривой, слегка приплюснутый нос был неизменным – асимметричный утес, противостоящий натиску времени.

Обычно он не ужинал дома, а перекусывал бутербродом на работе или донером по пути домой. Приготовил суп из пачки и почувствовал себя чужим, сидя за таким большим для одного столом.

Личной жизни у Айзенберга не было. Он предпочитал думать, что она ему не нужна. После напряженного рабочего дня ненадолго шел в тренажерный зал, затем смотрел телевизор, рано отправлялся в кровать, рано вставал, шел на пробежку, а вернувшись, собирался на службу. Он всегда испытывал чувство гордости за свой образ жизни, казавшийся ему благородно аскетическим.

Сейчас он понял, что все время упускал нечто важное.

Подумал, не позвонить ли детям. Михаэлю было уже двадцать четыре, он изучал машиностроение в Карлсруэ. Эмилия, младше брата на три года, училась на санитарку. Она еще жила с матерью в Мюнхене. Их номер он не хотел набирать. И о чем говорить с Михаэлем? Пожаловаться ему на проваленную операцию и выговор от начальника?

Айзенберг включил телевизор и некоторое время созерцал мельтешащие картинки, пока не осознал, что смотрит сериал, который его абсолютно не интересует. Он выключил ящик и подошел к книжной полке. Специальная полицейская литература, мемуары, книги по истории и философии, подаренные ему Ирис много лет назад. Она любила читать и забрала все свои книги, когда они расстались. Как же, черт возьми, давно это было! Несмотря на это, он отчетливо видел ее лицо: пухлые губы, высокие скулы, карие, слегка раскосые глаза, длинные темные волосы.

Он взял в руки книгу, тут же вернул ее на место, открыл другую, однако ничто не привлекло его внимания. Внезапно собственная квартира показалась ему тесной. Наверное, нужно было выйти и выпить пива. Но как без компании? Он мог бы позвать коллегу, Удо Папе например, но тот подумал бы, что Айзенбергу захотелось поплакаться в жилетку. Как же живут другие одинокие люди? Ведь совсем не сложно найти разумное применение свободному времени!

Наконец он решил, что нужно поговорить с кем-то сторонним и выслушать его непредвзятое мнение. После недолгих раздумий он взял в руки сотовый телефон.

– Эрик Хэгер.

– Привет, Эрик. Это Адам.

– Ого, какой сюрприз! Сто лет тебя не слышал!

Айзенберг учился вместе с Эриком Хэгером в Полицейской академии в Мюнстере. После выпуска они продолжали общаться, несмотря на то что их дороги разошлись. В то время как Айзенберг последовал высокому призванию полицейского и поступил на службу в криминальную полицию Гамбурга, Хэгер сразу же попал в Федеральное управление уголовной полиции в Висбадене. Сейчас он был командиром группы прикрытия ФУУП в Берлине, которая обеспечивала безопасность конституционных органов. Айзенберг рассказал своему старому другу о проваленной операции.

– Прости, если утомил тебя своим рассказом, но мне нужно услышать независимое мнение. Что мне теперь делать, как думаешь?

– Вопрос не в том, что тебе делать, а в том, чего бы ты хотел. Если я правильно тебя понял, твой начальник – идиот. Даже если твой приказ и был ошибкой, то…

– Ты тоже считаешь, что я ошибся?

– Я считаю, что это спорный вопрос. Мне самому приходилось принимать решения, в правильности которых я не был уверен. Невозможно знать, что произошло бы, реши ты иначе. Если бы девушка погибла, ты бы упрекал себя до конца дней. А теперь ты упрекаешь себя в том, что упустил заказчиков. Это часть нашей работы. Определяющий момент состоит в том, что этот Грайсвальд тебе не доверяет. Судя по твоему описанию, он профнепригоден для ответственной руководящей должности. Если хочешь, я попробую узнать, какие у него скелеты в шкафу.

– Нет, не нужно. Я не намерен ему мстить.

– Как знаешь. Но тебе выбирать между конфликтом и бегством.

– На конфликт точно не пойду, – сказал Айзенберг, немного подумав. – Во-первых, у Грайсвальда хорошие связи с сенатором по внутренним делам, он-то и посадил его в кресло руководителя. Во-вторых, я не намерен тратить свое время и силы на игры. На это у меня нет ни амбиций, ни подлости. Я хочу ловить преступников. Это моя работа, и я перестану ее выполнять лишь с выходом на пенсию.

Хэгер засмеялся.

– Я тебя знаю, ты и на пенсии свое дело продолжишь. Но чтобы до нее дожить, тебе придется перевестись в другой отдел.

– Ты меня знаешь, я просто так не сдамся. Кроме этого, дело о синдикате торговцев девушками еще не раскрыто. Мы снова в начале пути.

– Ты вроде моего совета хотел. Вот он: если Грайсвальд не изменит своего отношения к тебе, у тебя не получится накрыть эту шайку, только зря изведешься. Соглашайся на перевод. Ты хороший полицейский и будешь всегда раздражать своего безграмотного начальника. Я взял бы тебя хоть сейчас в свою группу, но нам недавно урезали ставки, а теперь требуют, чтобы мы передали часть своих полномочий Федеральной полиции. Но если хочешь, я подыщу тебе вакансию.

– Даже не знаю. Я боюсь признать себя пораженным.

– Не бойся: тебя гложет то, что Грайсвальд заставляет тебя уйти. Ты бы и сам ушел, но повиноваться его воле – просто не вяжется с твоими представлениями о надлежащем поведении в отношении ублюдков.