Жоэль Диккер
Исчезновение Стефани Мейлер

Посвящается Констанс

Joël Dicker

La disparition de Stephanie Mailer

Перевод с французского Ирины Стаф

© éditions de Fallois, 2018

© И. Стаф, перевод на русский язык, 2019

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2019

© ООО “Издательство Аст”, 2019

Издательство CORPUS →

Дорогие читатели!

Сейчас, когда вы собираетесь погрузиться в этот роман, мне хочется отдать дань памяти моему издателю Бернару де Фаллуа, покинувшему нас в январе 2018 года. Это был необыкновенный человек, обладавший исключительным издательским чутьем. Я обязан ему всем. Он был главной удачей в моей жизни. Мне его будет страшно не хватать.

Давайте читать!

В связи с событиями 30 июля 1994 года

О том, что случилось 30 июля 1994 года в фешенебельном курортном городке Орфеа на океанском побережье, слышали только люди, хорошо знающие район Хэмптонов^[1], штат Нью-Йорк.

В тот день в Орфеа открывался первый театральный фестиваль – событие национального масштаба, собравшее многочисленную публику. Под вечер все туристы и местные жители начали стекаться на Мейн-стрит, где мэрия устроила праздничные мероприятия. Опустевшие жилые кварталы походили на город-призрак: ни пешеходов на тротуарах, ни семейных пар на террасах, ни ребятишек, гоняющих на роликах, ни души в садах. Все ушли в центр.

Около восьми часов единственным признаком жизни в безлюдном квартале Пенфилд был автомобиль, медленно кативший по пустынным улицам. Мужчина за рулем напряженно вглядывался в окрестности, в глазах его читалась смертельная тревога. Первый раз в жизни он чувствовал себя настолько одиноким. Помощи ждать неоткуда. Что делать, непонятно. Он безуспешно искал жену: та ушла на пробежку и до сих пор не вернулась.

Сэмюел и Меган Пейделин относились к числу тех редких горожан, что решили в первый день фестиваля остаться дома. Билетов на спектакль, которым открывался фестиваль, им не досталось – кассы брали с бою, а толкаться на народных гуляньях на Мейн-стрит и набережной у них не было ни малейшего желания.

Под вечер, около половины седьмого, Меган, как обычно, отправилась на пробежку. Каждый вечер она делала свой непременный круг по городу и только в воскресенье давала телу короткий отдых. От дома всегда бежала вверх по Пенфилд-стрит до Пенфилд-кресент, огибавшей полукругом небольшой парк. Там останавливалась, делала на газоне комплекс упражнений (всегда один и тот же) и тем же путем бежала обратно. Все вместе занимало ровно сорок пять минут. Иногда пятьдесят, если она упражнялась подольше. Но никак не больше.

В 19.3 °Cэмюелу Пейделину показалось странным, что жены до сих пор нет дома.

В 19.45 он начал беспокоиться.

В 20.00 он шагал взад-вперед по гостиной, не находя себе места.

Наконец, в 20.10 он не выдержал, сел в машину и стал объезжать квартал. Логичнее всего было двинуться по обычному маршруту Меган. Так он и сделал.

Доехал по Пенфилд-стрит до Пенфилд-кресент и свернул. Было 20.20. Вокруг ни единой живой души. Он на минуту остановился, вгляделся в парк, но там никого не было. Уже тронувшись с места, он вдруг заметил какие-то очертания на тротуаре. Сперва решил, что это куча тряпок. Потом понял, что видит человеческое тело. С колотящимся сердцем он выскочил из машины. Это была жена.

В полиции Сэмюел Пейделин скажет: первое, что пришло ему в голову, – ей стало плохо из-за жары. Он испугался, что у Меган сердечный приступ. Но, подойдя поближе, увидел кровь и дырочку у нее в затылке.

Он закричал, стал звать на помощь, не понимая, то ли ему оставаться подле жены, то ли куда-то бежать, стучаться во все двери, пусть кто-нибудь вызовет скорую. Перед глазами все плыло, ноги подгибались. В конце концов его крики услышал житель одной из соседних улиц, он-то и позвонил в службу спасения.

Через несколько минут полиция оцепила квартал.

Один из полицейских, которые первыми прибыли на место и устанавливали ограждения, заметил, что в доме мэра, совсем рядом с телом Меган, приоткрыта дверь. Заинтересовавшись, он подошел поближе. Дверь была выбита. Выхватив револьвер, он одним прыжком взлетел на крыльцо и крикнул: “Полиция!” Ответом было молчание. Он толкнул дверь носком ботинка и увидел в коридоре труп женщины. Он тут же вызвал подкрепление и медленно двинулся вглубь дома, не опуская револьвер. В маленькой гостиной по правую руку с ужасом обнаружил тело мальчика. А потом, на кухне, нашел и убитого мэра, плавающего в луже крови.

Убийца уничтожил всю семью.

Часть первая
В пучине

– 7. Исчезновение журналистки
Понедельник, 23 июня – вторник, 1 июля 2014 года

Джесси Розенберг

Понедельник, 23 июня 2014 года

33 дня до открытия 21-го театрального фестиваля в Орфеа

В первый и последний раз я видел Стефани Мейлер, когда она заявилась на небольшой прием по случаю моего ухода в отставку из полиции штата Нью-Йорк.

В тот день целая толпа полицейских из всех отделов жарилась на полуденном солнце у деревянного помоста, который воздвигали по торжественным случаям на парковке окружного отделения полиции штата. На помосте стоял я, а рядом – мой шеф майор Маккенна, под чьим началом я прослужил все эти годы. Майор расхваливал меня по полной программе:

– Джесси Розенберг – молодой капитан полиции, но ему, видно, страшно не терпится нас покинуть, – вещал майор под смех собравшихся. – У меня и в мыслях не было, что он может уйти раньше меня. Странно все-таки устроена жизнь: всем хочется, чтобы я ушел, а я остаюсь, всем хочется, чтобы Джесси остался, а он уходит.

Мне было 45 лет, и я выходил в отставку счастливый и с легкой душой. Отслужив двадцать три года, я заработал право на пенсию и решил довести до ума один проект, занимавший меня уже давно. Мне оставалось отбыть последнюю неделю, до 30 июня. А потом откроется новая глава моей жизни.

– Помнится мне первое крупное дело Джесси, – продолжал майор. – Кошмарное убийство, четыре трупа. И он блестяще его раскрыл, а ведь никто в отделе не думал, что он справится. Совсем еще молоденький был полицейский. С тех пор все поняли, что Джесси – крепкий орешек. Все, кто работал с ним бок о бок, знают, что в расследовании ему нет равных, могу даже сказать, что он был лучшим из нас. Мы прозвали его “Капитан сто процентов”, он раскрыл все дела, какие вел, второго такого детектива днем с огнем не найти. Этим полицейским восхищались коллеги, к нему обращались за советом как к эксперту, он много лет был инструктором академии. Позволь сказать тебе, Джесси: мы все уже двадцать лет тебе завидуем!

Новый взрыв хохота.

– Мы не совсем поняли, что за новый проект тебя ждет, Джесси, но желаем тебе удачи. Знай, нам тебя будет не хватать, полиции будет тебя не хватать, но главное – тебя будет не хватать нашим женам, которые на всех полицейских праздниках не сводили с тебя глаз.

Речь завершилась под гром аплодисментов. Майор дружески обнял меня, и я спустился со сцены – поприветствовать собравшихся друзей, пока они все не ринулись в буфет.

Когда я на миг остался один, ко мне подошла очень красивая женщина лет тридцати. Не помню, чтобы я когда-нибудь ее видел.

– Значит, это вы знаменитый Капитан сто процентов? – игриво спросила она.

– Выходит, я, – ответил я с улыбкой. – Мы знакомы?

– Нет. Меня зовут Стефани Мейлер. Я журналистка “Орфеа кроникл”.

Мы пожали друг другу руки, и Стефани сказала:

– Вы не обидитесь, если я буду называть вас Капитан девяносто девять процентов?

Я нахмурился:

– Вы что, намекаете, что я раскрыл не все дела?

Вместо ответа она вытащила из сумки ксерокопию статьи из “Орфеа кроникл” от 1 августа 1994 года и протянула мне:

УБИЙСТВО В ОРФЕА: ЧЕТЫРЕ ТРУПА

УБИТЫ МЭР И ЕГО СЕМЬЯ

В субботу вечером мэр Орфеа Джозеф Гордон, его жена и 10-летний сын были убиты у себя дома. Имя четвертой жертвы – Меган Пейделин, 32 года. Молодая женщина, совершавшая в тот момент пробежку, видимо, оказалась нежелательной свидетельницей событий. Ей выстрелили в затылок на улице, перед домом мэра.

К статье прилагалась фотография: я и мой тогдашний напарник Дерек Скотт на месте преступления.

– Куда вы клоните? – спросил я.

– Вы не раскрыли это дело, капитан.

– Что за чушь!

– Тогда, в 1994 году, вы не нашли настоящего преступника. Я подумала, что вам лучше узнать об этом, пока вы не ушли из полиции.

Сперва я подумал, что это какая-то глупая шутка коллег, но Стефани говорила вполне серьезно.

– Вы что, ведете собственное расследование? – поинтересовался я.

– Вроде того, капитан.

– Вроде того? Если хотите, чтобы я вам поверил, не виляйте и говорите прямо.

– Я говорю правду, капитан. У меня прямо сейчас назначена встреча. Надеюсь, она позволит мне получить неопровержимые доказательства.

– Встреча с кем?

– Капитан, – насмешливо отозвалась она, – я не первый год работаю. Ни один журналист не упустит такой сенсации. Обещаю со временем поделиться с вами своими открытиями. А пока хочу попросить вас об одолжении: мне нужно получить доступ к архиву полиции штата.

– По-вашему, это одолжение, а по-моему, шантаж! – возразил я. – Для начала покажите свое расследование, Стефани. Ваши обвинения очень серьезны.

– Знаю, капитан Розенберг. Потому и не хочу, чтобы полиция меня обогнала.

– Позвольте вам напомнить, что вы обязаны сообщить полиции любую важную информацию, имеющуюся в вашем распоряжении. Таков закон. Кроме того, я вправе произвести обыск в редакции вашей газеты.

Стефани явно разочаровала моя реакция:

– Тем хуже, Капитан девяносто девять процентов. Мне казалось, вам это будет интересно, но вы, похоже, думаете только про свою отставку и тот новый проект, о котором говорил ваш майор. Что за проект? Старую лодку чинить будете?

– Это вас не касается, – сухо ответил я.

Она пожала плечами и сделала вид, будто собралась уходить. Я не сомневался, что она блефует, – и она, сделав пару шагов, в самом деле остановилась и повернулась ко мне:

– Ответ был прямо у вас перед глазами, капитан. Вы его просто не увидели.

Меня разбирали одновременно и любопытство, и злость.

– Не уверен, что понимаю вас, Стефани.

Она подняла руку и подержала у моего лица.

– Что вы видите, капитан?

– Вашу руку.

– А я вам показываю пальцы, – поправила она.

– А я вижу руку, – в недоумении возразил я.

– В том-то и проблема. Вы увидели то, что хотели увидеть, а не то, что вам показывали. Потому и промахнулись двадцать лет назад.

Это были ее последние слова. Она ушла, оставив мне свою загадку, визитную карточку и ксерокопию статьи.

Углядев в буфете бывшего своего напарника Дерека Скотта, ныне прозябавшего в отделе административных правонарушений, я кинулся к нему и показал вырезку из газеты.

– А ты ничуть не изменился, Джесси, – улыбнулся он, с любопытством разглядывая архивное фото. – Что от тебя хотела эта девица?

– Она журналистка. Говорит, мы в 1994 году облажались. Якобы что-то упустили в расследовании и промахнулись с убийцей.

– Что? – поперхнулся Дерек. – Ерунда какая-то.

– Знаю.

– Что именно она сказала?

– Что ответ лежал перед глазами, а мы его не увидели.

Дерек озадаченно помолчал. Он тоже был явно смущен, но в итоге решил не забивать себе голову.

– Вот ни на столько не поверю, – буркнул он. – Просто заштатная журналюшка решила сделать себе дешевую рекламу.

– Может быть, – задумчиво ответил я. – А может, и нет.

Я оглядел парковку и заметил Стефани. Садясь в машину, она помахала мне рукой и крикнула: “До встречи, капитан Розенберг”.

Но встреча так и не состоялась.

Потому что в тот день она пропала.

Дерек Cкотт

Как сейчас помню день, когда началось все это дело. В субботу, 30 июля 1994 года.

Вечером мы с Джесси были на дежурстве и остановились поужинать в “Голубой лагуне” – модном ресторане, где Дарла с Наташей работали официантками.

Джесси тогда уже не первый год жил с Наташей. Дарла была ее лучшей подругой. Они собирались вместе открыть ресторан и целыми днями напролет занимались своим планом: нашли помещение и теперь получали разрешение на строительные работы. А по вечерам и на выходных обслуживали посетителей в “Голубой лагуне”, откладывая половину заработка, чтобы вложить в свое будущее заведение.

В “Голубой лагуне” они прекрасно могли бы заниматься бумагами или кухней, но владелец говорил: “Вашим смазливым личикам и круглым попкам место в зале. И не нойте, чаевых вы получаете куда больше, чем заработали бы на кухне”. Тут он был прав: многие ходили в “Голубую лагуну” только ради официанток. Обе были красивые, приветливые, улыбчивые. Все при них. И ресторан их ждал бурный успех, о нем уже говорили на всех углах.

Парня у Дарлы не было. И признаюсь, с тех пор, как я ее встретил, она не выходила у меня из головы. Я приставал к Джесси, упрашивал сходить в “Голубую лагуну”, когда там были Наташа с Дарлой, и выпить с ними кофе. А когда обе работали у Джесси над планами своего ресторана, я тоже к ним пристраивался, увивался за Дарлой, но дело шло со скрипом.

В тот пресловутый вечер 30 июля мы с Джесси около половины девятого ужинали у барной стойки и весело перекидывались словами с Наташей и Дарлой, вертевшимися рядом. Вдруг наши с Джесси биперы одновременно запищали. Мы в тревоге уставились друг на друга.

– Наверно, стряслось что-то серьезное, если бибикает у вас обоих, – заметила Наташа.

Она показала, где в ресторане телефонная кабина; второй аппарат стоял на стойке. Джесси направился в кабину, я остался у стойки. Разговаривали мы недолго.

– Общая тревога, четверо убитых, – объяснил я Наташе с Дарлой, повесив трубку и бросаясь к выходу.

Джесси натягивал куртку.

– Поворачивайся! – рявкнул я на него. – Та группа, что первой прибудет на место, получит дело.

Мы были молоды и честолюбивы. Нам впервые выпал случай вести вместе серьезное расследование. Я был опытнее Джесси, успел дослужиться до сержанта. Меня невероятно ценило начальство. Все говорили, что мне светит головокружительная карьера.

Мы выбежали на улицу и прыгнули в машину: я за руль, Джесси на переднее сиденье.

Я нажал на газ, а Джесси, подобрав с пола мигалку, включил ее и через открытое окно поставил на крышу нашей немаркированной машины; ночь осветилась красными проблесками.

Вот так все и началось.

Джесси Розенберг

Четверг, 26 июня 2014 года

30 дней до открытия фестиваля

Я воображал, что всю последнюю неделю в полиции буду слоняться по коридорам и прощаться с коллегами за чашечкой кофе. Но последние три дня я с утра до ночи сидел взаперти у себя в кабинете, зарывшись с головой в добытое из архива досье расследования убийства четырех человек в 1994 году. Этой Стефани Мейлер все-таки удалось вывести меня из равновесия. У меня не шла из головы эта ее газетная заметка и фраза, которую она произнесла: “Ответ был прямо у вас перед глазами. Вы его просто не увидели”.

Но вроде бы мы увидели все. Чем дольше я листал досье, тем больше убеждался, что передо мной одно из самых основательных расследований за всю мою карьеру: все факты на месте, улики против предполагаемого убийцы неопровержимы. Мы с Дереком отработали серьезно, со всей дотошностью и непреклонностью. Я не находил ни единого изъяна. Как же мы могли промахнуться с преступником?

Под вечер ко мне в кабинет заявился Дерек собственной персоной.

– Ты чего тут возишься, Джесси? Тебя все ждут в кафетерии. Коллеги из секретариата испекли тебе торт.

– Прости, Дерек, сейчас приду, задумался немножко.

Он взглянул на разбросанные по столу документы, взял одну бумажку и воскликнул:

– О нет! Только не говори, что принял за чистую монету ахинею этой журналистки!

– Дерек, я только хотел убедиться, что…

Он не дал мне закончить фразу:

– Джесси, досье железобетонное! И ты это знаешь не хуже меня. Ладно, пошли, народ ждет.

Я кивнул:

– Минутку, Дерек. Сейчас иду.

Он вздохнул и вышел из кабинета. Я взял лежавшую на столе визитку и набрал номер Стефани. Телефон у нее был отключен. Накануне я уже пытался ей звонить, но тоже тщетно. Сама она после нашего понедельничного разговора со мной не связывалась, и я решил не настаивать. Где меня искать, она знала. В общем, я сказал себе, что Дерек прав, нет никаких причин сомневаться в выводах расследования 1994 года, и с легким сердцем спустился к коллегам в кафетерий.

Но через час, вернувшись в кабинет, я обнаружил факс от полиции штата из Ривердейла, в Хэмптонах: пропала молодая женщина, Стефани Мейлер, журналистка тридцати двух лет. С понедельника о ней ничего не известно.

У меня кровь застыла в жилах. Я вырвал бумагу из аппарата и схватился за телефон – связаться с отделением в Ривердейле. Полицейский на том конце провода сообщил, что сегодня после обеда к ним приходили родители Стефани Мейлер. Они беспокоятся, что дочь с понедельника не проявлялась.

– Почему родители обратились напрямую в полицию штата, а не в местную полицию? – спросил я.

– Они обращались, но, похоже, местная полиция не восприняла их всерьез. Вот я и решил связаться с уголовным отделом. Может, это все ерунда, но уж лучше я вам сообщу.

– Правильно сделали. Я этим займусь.

Я немедленно позвонил матери Стефани. Она сказала, что очень волнуется: последний раз они с дочерью разговаривали в понедельник утром, и с тех пор тишина. Мобильник Стефани отключен. Подруги тоже не могут с ней связаться. В конце концов она с местными полицейскими отправилась на квартиру к дочери, но там тоже никого не было.

Я помчался к Дереку в административный отдел.

– Стефани Мейлер, та журналистка, что приходила в понедельник, она исчезла!

– Ты что городишь, Джесси?

Я протянул ему факс.

– Смотри сам. Надо ехать в Орфеа. Посмотреть, что там происходит. Это не может быть совпадением.

Он вздохнул:

– Джесси, ты вроде собирался уходить из полиции?

– Не сейчас, через четыре дня. Четыре дня я еще коп. Стефани, когда мы с ней виделись в понедельник, говорила, что у нее назначена встреча и что она получит недостающие детали своего расследования…

– Передай дело кому-нибудь из своих коллег, – предложил он.

– Даже не заикайся! Дерек, эта девушка уверяла меня, что в 1994 году…

Он перебил меня:

– Мы закрыли дело, Джесси! Все в прошлом! Какая муха тебя укусила? Зачем тебе непременно надо опять во все это влезть? Ты что, вправду хочешь пережить это заново?

Жаль, что он не хочет мне помочь.

– Значит, не поедешь со мной в Орфеа?

– Нет, Джесси. Прости, но ты, по-моему, совершенно спятил.

Короче, в Орфеа я поехал один. Первый раз за двадцать лет. После того убийства четырех человек я туда не возвращался.

Дорога от окружного отделения полиции штата занимала примерно час, но я, чтобы не соблюдать скоростной режим и выиграть время, включил на своей немаркированной машине сирену и маячок. Выехал на 27-ю автостраду и, свернув на Риверхед, двинулся на северо-запад по 25-й. Шоссе на последнем отрезке рассекало роскошный пейзаж, петляло среди пышной лесной зелени и прудов с россыпью кувшинок. Вскоре я добрался до ровного и пустынного 17-го шоссе, упиравшегося в Орфеа, и полетел по нему стрелой. Громадный дорожный щит возвестил, что я у цели:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ОРФЕА,

ШТАТ НЬЮ-ЙОРК!

Национальный театральный фестиваль, 26 июля – 9 августа

Было пять часов вечера. Я въехал на Мейн-стрит, главную улицу Орфеа, полную зелени; череда ресторанов, террас и магазинчиков сияла яркими красками. Мирная, отпускная атмосфера. Близилось Четвертое июля^[2], на фонарях красовались звездно-полосатые флаги, рекламные щиты возвещали вечером праздничный фейерверк. Вдоль набережной, обнесенной цветочными клумбами и подстриженными кустами, неспешно бродили гуляющие, в одних киосках предлагали отправиться на катере посмотреть на китов, в других – взять напрокат велосипед. Казалось, передо мной не город, а декорации какого-то фильма.

Первым делом я отправился в местную полицию.

Шеф полиции Орфеа Рон Гулливер принял меня в своем кабинете. Мне не пришлось напоминать, что мы с ним уже встречались двадцать лет назад: он меня помнил.

– Вы нисколько не изменились, – сказал он, тряся мою руку.

Про него я бы так не сказал. Он постарел, подурнел и изрядно раздался вширь. Хоть время было уже не обеденное, а до ужина еще далеко, он поедал спагетти из пластикового контейнера. Пока я излагал ему причины своего появления, он успел заглотать полкоробки, причем самым неопрятным образом.

– Стефани Мейлер? – удивленно пробурчал он с набитым ртом. – Мы уже занимались этим делом. Ни о каком исчезновении речи нет. Я говорил с ее родителями, они мне всю плешь проели. Лезут и лезут, их в дверь – они в окно!

– Наверно, родители просто беспокоятся за дочь, – заметил я. – Они три дня не имеют вестей от Стефани и говорят, что это совсем на нее не похоже. Поймите, я не могу оставить это без внимания.

– Стефани Мейлер тридцать два года, она что, не может делать что хочет? Честное слово, капитан, если бы у меня были такие родители, я бы давно сбежал. Стефани просто отлучилась на время, можете быть спокойны.

– Почему вы так уверены?

– Мне сказал ее патрон, главный редактор “Орфеа кроникл”. Она прислала ему эсэмэску в понедельник вечером.

– Как раз в тот вечер она и пропала, – возразил я.

– Никуда она не пропадала, сколько раз вам говорить! – разозлился Гулливер.

При каждом слове у него изо рта вылетал фонтанчик томатного соуса. Я сделал шаг назад, чтобы он не забрызгал мне безупречно белую рубашку. Гулливер сглотнул и заговорил снова:

– Мой помощник ходил с ее родителями к ней домой. Они открыли дверь своим ключом и все осмотрели: вещи на месте. Сообщение, полученное главным редактором, подтверждает, что поводов для беспокойства нет никаких. Стефани ни перед кем не обязана отчитываться. Ее жизнь нас не касается. Мы свою работу сделали, как положено. Так что, ради бога, перестаньте компостировать мне мозги.

– Родители очень волнуются, – настаивал я. – С вашего позволения, мне бы хотелось самому убедиться, что все в порядке.

– Если вам нечем заняться, капитан, то обо мне не беспокойтесь. Вам всего лишь надо дождаться, когда вернется с дежурства мой помощник, Джаспер Монтейн. Он как раз этим всем занимался.

Старший сержант Джаспер Монтейн наконец явился. Моим глазам предстал здоровенный шкаф с выпирающими мышцами; вид у него был устрашающий. Шкаф рассказал, что вместе с родителями Стефани Мейлер ходил к ней домой. Они заходили в квартиру, ее там не было. Ничего подозрительного не замечено. Никаких следов борьбы, ничего необычного. Затем Монтейн объехал близлежащие улицы, искал машину Стефани, но тоже не нашел. Его служебное рвение простерлось даже до обзвона больниц и соседних отделений полиции – ничего. Стефани Мейлер попросту в отъезде.

Я хотел взглянуть на жилище Стефани, и он вызвался меня проводить. Она жила на Бендам-роуд, маленькой тихой улочке неподалеку от Мейн-стрит, в узком трехэтажном здании. Первый этаж занимала скобяная лавка, единственную квартиру на втором снимал какой-то жилец, а Стефани обитала на третьем.

Я долго звонил в дверь. Стучал кулаком, кричал, но все впустую: в квартире явно никого не было.

– Как видите, ее нет дома, – сказал Монтейн.

Я подергал дверную ручку; дверь была заперта на ключ.

– Мы можем войти? – спросил я.

– А ключ у вас есть?

– Нет.

– И у меня нет. В прошлый раз дверь открывали родители.

– Значит, зайти нельзя?

– Нельзя. Не хватало еще высаживать людям двери по любому поводу! Если вам так не терпится, можете сходить в местную газету и поговорить с главным редактором, он вам покажет сообщение, которое получил от Стефани в понедельник вечером.

– А сосед снизу? – спросил я.

– Брэд Мелшоу? Я его вчера спрашивал, он ничего особенного не видел и не слышал. К нему ломиться бесполезно: он повар в кафе “Афина”, модном ресторане в конце Мейн-стрит, и сейчас на работе.

Но я не успокоился: спустился этажом ниже и позвонил в дверь этого Брэда Мелшоу. Никого.

– Я же вам говорил. – Монтейн со вздохом стал спускаться по лестнице, а я еще на минуту задержался на площадке, надеясь, что мне откроют.

Когда я тоже стал спускаться, Монтейн уже был на улице. Оказавшись в холле, я, пока он не видит, заглянул в почтовый ящик Стефани. Через щель я заметил, что внутри лежит письмо; мне удалось его подцепить кончиками пальцев. Я сложил письмо вдвое и незаметно сунул в задний карман брюк.

После нашего визита к Стефани Монтейн отвез меня в редакцию “Орфеа кроникл”, переговорить с главным редактором газеты Майклом Бердом.

Редакция находилась в двух шагах от Мейн-стрит, в красном кирпичном здании. Снаружи оно выглядело вполне прилично, зато внутри оказалось обшарпанным.

Главный редактор Майкл Берд принял нас в своем кабинете. В 1994 году он уже жил в Орфеа, но я не помнил, чтобы мы с ним пересекались. Берд объяснил, что по стечению обстоятельств встал у руля “Орфеа кроникл” через три дня после убийства, а потому по большей части сидел, зарывшись в бумаги, и не появлялся в городе.

– Давно у вас работает Стефани Мейлер? – спросил я.

– Примерно девять месяцев. Я ее взял на службу в прошлом сентябре.

– Она хорошая журналистка?

– Очень. Благодаря ей газета вышла на новый уровень. Для нас это важно, ведь постоянно иметь качественный контент очень нелегко. Видите ли, в финансовом плане дела у газеты идут плохо: мы еще живы только потому, что мэрия бесплатно предоставила нам помещение. Люди сегодня прессу не читают, рекламодатели в нас не заинтересованы. Прежде мы были серьезной районной газетой, нас читали и уважали. А теперь с чего вы вдруг станете читать “Орфеа кроникл”, если можете читать в сети “Нью-Йорк таймс”? Не говоря уж о тех, кто больше вообще ничего не читает и черпает информацию из фейсбука.

– Когда вы видели Стефани последний раз? – спросил я.

– В понедельник утром. На еженедельной летучке.

– Вы не заметили ничего особенного в ее поведении? Что-нибудь необычное?

– Нет, ничего такого. Я знаю, что родители Стефани волнуются, но я и им, и Монтейну, помощнику шефа полиции Орфеа, уже вчера объяснил, что поздно вечером в понедельник Стефани прислала мне эсэмэску, написала, что ей надо отлучиться.

Он вынул из кармана мобильник и показал мне сообщение. Получено в полночь с понедельника на вторник:

Мне надо на время уехать из Орфеа. Это важно. Я тебе все объясню.

– И с тех пор вы не получали от нее никаких известий? – спросил я.

– Нет. Но, честно говоря, меня это не тревожит. Стефани – очень независимая журналистка. Над статьями она работает в собственном ритме. Я не особо вмешиваюсь в то, что она делает.

– О чем она сейчас пишет?

– О театральном фестивале. У нас в Орфеа каждый год в конце июля проходит важный театральный фестиваль…

– Да, я в курсе.

– Так вот, Стефани решила показать фестиваль изнутри и готовит цикл статей на эту тему. Сейчас берет интервью у волонтеров, на которых держится фестиваль.

– И она имеет обыкновение вот так “исчезать”? – поинтересовался я.

– Я бы сказал, “отлучаться”, – уточнил Майкл Берд. – Да, она регулярно бывает в отъезде. Работа журналиста, знаете ли, требует часто отрываться от письменного стола.

– Стефани говорила вам о том, что ведет масштабное расследование? – спросил я напоследок. – По ее словам, она в понедельник вечером должна была с кем-то встречаться по этому поводу…

Я намеренно говорил уклончиво, не вдаваясь в детали. Но Майкл Берд покачал головой:

– Нет, мне она ничего не говорила.

По выходе из редакции Монтейн предложил мне покинуть город: он не видел поводов для беспокойства.

– Шеф хочет знать, уезжаете вы сейчас или нет.

– Да, – ответил я, – по-моему, я уже все осмотрел.

В машине я вскрыл конверт, который обнаружил в почтовом ящике Стефани. Это была выписка с кредитной карты, и я внимательно ее изучил.

Помимо бытовых трат (бензин, покупки в супермаркете и в книжном магазине Орфеа, снятие наличных), мне бросилась в глаза регулярная уплата дорожной пошлины на въезде в Манхэттен. Стефани в последнее время часто ездила в Нью-Йорк. А главное, покупала билет на самолет до Лос-Анджелеса: короткий перелет туда-обратно, с 10 по 13 июня. Несколько платежей на месте, в частности оплата гостиницы, – значит, поездка состоялась. Может, у нее дружок в Калифорнии. Так или иначе, эта женщина на месте не сидела. Неудивительно, что она в отъезде. Я прекрасно понимал местную полицию: ничто не говорило о том, что она пропала. Стефани – совершеннолетняя и вольна делать все, что хочет, она никому не обязана давать отчет. Зацепиться было не за что, и я, в свою очередь, уже готов был отказаться от этого дела, но вдруг меня поразила одна деталь. Что-то не сходилось. Редакция “Орфеа кроникл”. Тамошняя обстановка совершенно не вязалась с моим представлением о Стефани. Конечно, я ее совсем не знал, но три дня назад она заговорила со мной так самоуверенно, что мне легче было бы представить себе ее в “Нью-Йорк таймс”, чем в местной газетенке курортного городка в Хэмптонах. Именно эта мелочь заставила меня покопаться еще немного в этом деле и нанести визит родителям Стефани. Жили они в Саг-Харборе, в двадцати минутах пути.

Было семь часов вечера.

* * *

В это время в Орфеа, на Мейн-стрит, Анна Каннер остановила машину перед кафе “Афина”. Она собиралась поужинать с Лорен, своей подругой детства, и ее мужем Полом.

С тех пор как Анна перебралась из Нью-Йорка в Орфеа, она встречалась с Лорен и Полом чаще, чем с прочими своими друзьями. У родителей Пола был загородный дом в полутора десятках миль отсюда, в Саутхэмптоне, и они регулярно приезжали туда на выходные. Из Нью-Йорка они выбирались в четверг, чтобы не стоять в пробках.

Собираясь выйти из машины, Анна заметила Лорен и Пола: те уже сидели за столиком на террасе ресторана, причем с ними был какой-то мужчина. Анна сразу догадалась, что происходит, и позвонила Лорен.

– Ты опять сводничаешь, да, Лорен? – с ходу спросила она, как только та сняла трубку.

После минутного замешательства та ответила:

– Может, и да. А ты откуда знаешь?

– Чувствую, – соврала Анна. – Лорен, ну зачем ты со мной так?

Анна очень любила подругу, но та все время лезла в ее личную жизнь и норовила пристроить ее первому встречному.

– Этот тебе придется по вкусу, – заверила Лорен, отходя от столика, чтобы сидевший с ними мужчина не слышал разговора. – Положись на меня, Анна.

– Знаешь, Лорен, на самом деле мне сегодня вечером не удобно. Я еще на службе, надо кучу всяких бумажек доделать.

Анна с усмешкой смотрела, как Лорен забегала по террасе.

– Анна, попробуй только меня кинуть, я тебе запрещаю! Тебе тридцать три года, тебе нужен мужик! Ты когда последний раз трахалась, а?

К этому доводу Лорен прибегала только в крайнем случае. Но у Анны решительно не было настроения маяться на подставном свидании.

– Мне очень жаль, Лорен. К тому же я на дежурстве…

– Ой, только не начинай про свои дежурства! В этом городе сроду ничего не случалось. Имеешь ты право тоже развлечься раз в жизни?