Роберт Джордан
Колесо Времени. Книга 11. Нож сновидений

Она как раз дошла до появления Теравы с Галиной, когда все перед ее взором пошло рябью. Ее саму трясло! И это не плод воображения! Синие глаза Мейры расширились от изумления: она тоже это почувствовала! Волна ряби накатила снова, на этот раз мощнее. В ужасе Фэйли выпрямилась и отпустила подол платья. Мир задрожал в третий раз, еще сильнее, дрожь словно пронизывала ее, и Фэйли почувствовала, что еще немного – и она сольется с ветром или просто растворится в туманной дымке.

Тяжело дыша, девушка ждала четвертого удара, понимая, что на этот раз погибнет все, включая ее саму. А когда ничего не произошло, она облегченно выдохнула, освобождая каждую клеточку легких от воздуха.

– Что это было, Хранительница Мудрости? Что?

Мейра коснулась рукой своего запястья и, по-видимому, слегка удивилась, что ее пальцы не прошли сквозь кость и плоть.

– Я… понятия не имею, – медленно произнесла она. Встряхнувшись, Мейра продолжила: – Иди по своим делам, девочка.

Хранительница Мудрости подобрала юбки и, миновав Фэйли, почти бегом припустила прочь, разбрызгивая грязь в разные стороны.

Детей на улицах видно больше не было, но из палаток слышались плач и всхлипывания. Брошенные собаки скулили и дрожали, поджав хвост. Люди вокруг ощупывали себя, ощупывали друг друга, не обращая внимания на принадлежность к Шайдо или к гай’шайн. Фэйли обхватила себя руками. Конечно, она не бесплотна. Ей просто показалось, будто бы она превращается в туман. Конечно. Приподняв юбку – и так уже придется застирывать, – девушка сделала несколько шагов. А потом побежала, уже не заботясь о том, сколько грязи окажется на ней и на остальных. Она отлично понимала, что от очередной волны этой ряби сбежать не удастся. Но она все равно бежала и бежала, не жалея ног.

Палатки гай’шайн широким кольцом окружали высокую гранитную стену Малдена. Как и во внешней части лагеря, они представляли собой пеструю картину, но большинство из них были маленькими. В островерхой палатке Фэйли на ночлег с трудом умещались две, но, вопреки всему, там жила она и еще три – Аллиандре, Майгдин и бывшая кайриэнская дворянка Дайрайне, одна из тех, кто добивался благосклонности Севанны, докладывая ей то, что делают другие гай’шайн. Это все усложняло, но убить эту женщину – тоже не выход, тем более что сама Фэйли была против таких мер. По крайней мере, до тех пор, пока Дайрайне не станет реальной угрозой. Женщины спали, тесно прижавшись друг к другу, словно новорожденные щенки, и радуясь, что тепло человеческого тела так согревает в холодные ночи.

Когда Фэйли, согнувшись, влезла в палатку, внутри царил полумрак. Свечей и масла для ламп не хватало, так что эти ценные ресурсы предпочитали не растрачивать на гай’шайн. На одеялах лицом вниз лежала Аллиандре, шею ее стягивал ошейник, а исполосованные бедра накрывала тряпка, пропитанная травяным настоем. По крайней мере, Хранительницы Мудрости выдавали свои лечебные травы не только Шайдо, но и гай’шайн. Аллиандре не сделала ничего плохого, но вчера Севанна назвала ее имя в числе тех пяти, кто ей менее всего угодил в этот день. Не в пример многим во время наказания Аллиандре держалась достойно, – Дойрманес начинал судорожно всхлипывать еще до того, как его клали кверху задом на сундук, – но ей доставалось чуть ли не раз в три-четыре дня. Быть королевой – не значит уметь прислуживать королеве. Но на Майгдин выбор падал едва ли не чаще, а она была пусть и не самой умелой, но все же горничной знатной леди. Сама Фэйли попала в число ежедневно наказываемых всего один-единственный раз.

Судя по тому, что Аллиандре даже не попыталась прикрыться, а просто приподнялась на локтях, ее дух уже дал трещину. И все же она расчесала свои длинные волосы. Если бы она этого не сделала, Фэйли бы поняла, что для женщины все потеряно.

– А вы не ощутили… только что… нечто странное, миледи? – спросила Аллиандре, и в ее дрожащем голосе чувствовался страх.

– Почувствовала, – подтвердила Фэйли, стоя ссутулившись у шеста, поддерживавшего крышу палатки. – Не знаю, что это было. И Мейра тоже не знает. Сомневаюсь, что это известно хоть кому-то из Хранительниц Мудрости. Но это «странное» не причинило нам никакого вреда. – Конечно же не причинило. Конечно же нет. – И это никоим образом не влияет на наши планы.

Зевая, девушка расстегнула золотой пояс и бросила его на одеяла, а потом взялась за подол верхнего платья, чтобы снять его через голову.

Аллиандре опустила голову на руки и тихонько заплакала:

– Нам никогда не сбежать. И меня вечером снова накажут. Я знаю. Всю оставшуюся жизнь меня будут бить каждый день.

Вздохнув, Фэйли оставила в покое подол платья, опустилась на колени рядом со своей подданной и погладила ее по голове. Будь ты по положению выше или ниже, ответственности от этого не меньше.

– Временами я тоже этого боюсь, – тихо призналась она. – Но я не позволяю этим страхам завладеть мною полностью. Я обязательно сбегу. Мы обязательно сбежим. Аллиандре, нужно быть храброй. Я знаю, ты именно такая. Я знаю, что ты разобралась с Масимой и сохранила мужество и силу духа. И ты сумеешь взять себя в руки и сейчас, если постараешься.

Качнулся клапан входа, и в образовавшемся проеме появилась голова Аравин. Полная женщина не блистала красотой, но, как подозревала Фэйли, была из дворян, хотя никогда этого не утверждала. Несмотря на полумрак, Фэйли удалось разглядеть, что на лице пришедшей сияла улыбка. На Аравин тоже были ошейник и пояс Севанны.

– Миледи, Элвон и его сын хотят с вами поговорить.

– Им придется подождать пару минут, – сказала Фэйли.

Аллиандре больше не плакала, но продолжала лежать тихо и неподвижно.

– Миледи, не думаю, что вам следует это откладывать.

У Фэйли перехватило дыхание. Неужели? На это даже страшно надеяться.

– Я возьму себя в руки, – произнесла Аллиандре, поднимая голову, чтобы посмотреть на Аравин. – Если у Элвона то, что я надеюсь, – я не сдамся, даже если Севанна станет меня допрашивать.

Схватив пояс – если ее увидят за пределами палатки без пояса и ошейника, последующее наказание едва ли будет уступать тому, которое полагается за попытку побега, – Фэйли выскочила наружу. Морось почти прекратилась, превратившись во влажный туман, но пока лучше надеть капюшон. Влажный воздух все равно пробирает до костей.

Элвон, коренастый мужчина, уступал в росте своему сыну – долговязому парнишке Тэрилу. На обоих были забрызганные грязью белые одеяния из парусины. Тэрилу, старшему сыну Элвона, было только четырнадцать, но Шайдо не поверили ему, поскольку ростом он был со среднего жителя Амадиции. Фэйли с самого начала прониклась к Элвону доверием. О нем и его сыне среди гай’шайн ходили легенды. Три раза они сбегали, и каждый раз Шайдо оказывалось все труднее и труднее отыскать их и вернуть. И, несмотря на ужесточающееся с каждым разом наказание, в тот день, когда они поклялись ей в верности, они уже начали планировать, как предпринять четвертую попытку вернуться к своей семье. Фэйли никогда не видела, чтобы они улыбались, но сегодня улыбка озаряла и обветренное лицо Элвона, и скуластую физиономию Тэрила.

– Что у вас? – спросила Фэйли, торопливо застегивая пояс вокруг талии. Ей казалось, что еще чуть-чуть – и сердце выскочит из ее груди.

– Это все мой Тэрил, миледи, – сказал Элвон. Лесоруб говорил с сильным акцентом, так что его было сложно понять. – Он просто шел мимо, понимаете, и никого вокруг не было, ни души, поэтому он изловчился… Тэрил, покажи леди, что там у тебя.

Паренек застенчиво залез в рукав – туда, где в этих одеяниях обычно пришивают карманы, – и извлек гладкий белый жезл, сработанный из чего-то, что по виду напоминало поделочную кость. Он был в фут длиной и с запястье Фэйли толщиной.

Оглядевшись вокруг – не видит ли кто, и, по счастью, никого, кроме них, на улице не было, – Фэйли быстрым движением схватила жезл и спрятала его в рукав, чтобы там опустить в карман. Жезл туда идеально помещался, но сейчас Фэйли держала заветный предмет в руке и не хотела отпускать. На ощупь он был гладким, словно стеклянным, и ощутимо прохладным, холоднее утреннего воздуха. Наверное, это ангриал или тер’ангриал. Тогда понятно, почему он так нужен Галине. Хотя как объяснить то, почему она не забрала его сама? Ладонь, скрытая под тканью рукава, крепко сжала жезл. С этого самого момента Галина больше не угроза для них. Она – их спасение.

– Пойми, Элвон, может так получиться, что Галина не сумеет забрать тебя с сыном с собой, когда соберется уйти, – сказала Фэйли. – Она обещала взять только меня и тех, что попали в плен вместе со мной. Но я обещаю, что найду способ освободить вас и всех тех, кто поклялся мне в верности. И всех остальных тоже, если смогу, но вас – в первую очередь. Перед Светом клянусь, надеждой на спасение и перерождение, что так и сделаю.

Как это у нее получится, Фэйли понятия не имела, разве что обратиться к отцу за армией. В любом случае она исполнит обещанное.

Лесоруб собрался было сплюнуть, но потом взглянул на нее и покраснел. Он сглотнул.

– Да эта ваша Галина никому не поможет, миледи. Говорит, что она, мол, Айз Седай и все такое, но, по-моему, она просто игрушка в руках Теравы. И уж Терава-то ее ни за какие коврижки не отпустит. А так, я и сам знаю, что если мы пособим вам выбраться, то и вы нас тут не бросите. И ни к чему клятвы и всякие такие штуки. Вы же сказали, что вам нужен этот жезл, если кто-нибудь может по-тихому его заграбастать, ну вот Тэрилу и свезло. И все тут.

– Я хочу на волю, – вдруг вставил Тэрил, – но если хоть кто-то все же удерет, так, значит, мы их и побили, считай.

Парнишка сам удивился, что заговорил, отчего его щеки зажглись ярким румянцем. Отец окинул сына хмурым взглядом, а потом задумчиво кивнул.

– Хорошо сказано, – ласково похвалила мальчика Фэйли. – Но я дала клятву и выполню ее. Вы с отцом…

Она оборвала фразу, потому что Аравин, глядя через плечо девушки, предупреждающе коснулась рукой ее запястья. Радость на лице женщины сменилась испугом.

Повернув голову, Фэйли увидела Ролана, стоящего у ее палатки. Он был на две добрых ладони выше Перрина. Шею его охватывала привычная шуфа, с которой на широкую грудь мужчины свисала черная вуаль. Лицо его было мокрым от дождя, а влажные короткие рыжие волосы, завившись колечками, прилипли к голове. Сколько он уже тут стоит? Недолго, потому что тогда Аравин заметила бы айильца раньше. Сложно спрятаться за такой крошечной палаткой. Элвон и его сын расправили плечи, словно бы собираясь наброситься на рослого Мера’дин. Плохая мысль. Мышам не пристало нападать на котов, сказал бы Перрин.

– Возвращайтесь к своим делам, Элвон, – быстро приказала она. – И ты, Аравин, тоже. Идите сейчас же.

У Аравин и Элвона хватило сообразительности пропустить часть с прощальными поклонами и, бросив опасливый взгляд на Ролана, двинуться прочь, но Тэрил уже поднял руку, чтобы коснуться костяшками пальцев лба. Однако в последний момент мальчишка сообразил, что продолжать не стоит. Густо покраснев, он стремглав бросился вслед за отцом.

Ролан вышел из-за палатки и замер перед Фэйли. Странно, в руке он держал букетик желтых и голубых полевых цветов. Фэйли никак не могла отделаться от мыслей о жезле, который прятала в рукаве. Где же его укрыть? Если Терава обнаружит, что его нет, она перевернет весь лагерь.

– Нужно быть осторожней, Фэйли Башир, – улыбнулся Ролан, глядя на нее сверху вниз. Аллиандре не считала его особо привлекательным, но Фэйли была с ней не согласна. Эти голубые глаза и улыбка делали его почти что красивым. – То, что ты затеваешь, опасно, и меня может не оказаться рядом, чтобы опять защитить тебя.

– Опасно? – Внутри у Фэйли все похолодело. – Что ты имеешь в виду? Куда ты собираешься?

От одной мысли о том, что она может лишиться его защиты, в животе появлялся нехороший ком. Мало кому из женщин-мокроземок удалось избежать приставаний Шайдо. Без него…

– Некоторые из нас подумывают вернуться в Трехкратную землю. – Его улыбка потухла. – Мы не можем идти за лже-Кар’а’карном и к тому же мокроземцем. Быть может, нам будет позволено прожить жизнь в наших холдах. Мы раздумываем над этим. Мы много времени провели вдали от дома, и от этих Шайдо нас уже тошнит.

Она найдет способ решить проблему, когда он уйдет. Она должна. Любой ценой.

– Так что опасного в том, что я делаю? – Фэйли приложила все усилия, чтобы голос прозвучал как можно более непринужденно, но это оказалось непросто. О Свет, что же ей без него делать?

– Эти Шайдо слепы даже тогда, когда трезвы, Фэйли Башир, – спокойно ответил он. Сняв с нее капюшон, он воткнул один из цветков ей в волосы над левым ухом. – А мы, Мера’дин, используем глаза, чтобы видеть. – Еще один цветок занял место над правым ухом. – В последнее время у тебя появилось много новых друзей, и ты собираешься бежать вместе с ними. Смелый план, но опасный.

– И ты расскажешь это Хранительницам Мудрости? Или Севанне? – Удивительно, что ей удалось произнести эти слова таким спокойным тоном. Желудок, судя по всему, решил завязаться в узел.

– Зачем мне это? – спросил Ролан, пристраивая очередной цветок. – Джорадин подумывает забрать с собой в Трехкратную землю Ласиль Алдорвин, пусть даже она из древоубийц. Он думает, что ему удастся убедить ее положить свадебный венок к его ногам.

Ласиль обрела для себя защитника, забравшись в постель к тому Мера’дин, который сделал ее гай’шайн, а Аррела сделала то же самое с одной из Дев, что взяли ее в плен, но Фэйли сильно сомневалась, что план Джорадина увенчается успехом. Обе женщины нацелились на побег, словно острия стрел, наложенных на натянутую тетиву.

– И теперь я думаю, что мог бы взять тебя с собой, если мы все-таки решим уйти.

Фэйли взглянула на него. Капли влаги почти насквозь промочили ее волосы.

– В Пустыню? Ролан, я люблю своего мужа. Я тебе это уже говорила. Это правда.

– Я знаю, – ответил айилец, продолжая украшать ее цветами. – Но сейчас ты носишь белое одеяние, а то, что случилось с тобой, когда ты ходила в белом, подлежит забвению, когда ты его снимешь. И твоему мужу не в чем будет тебя винить. Кроме того, если ты отправишься со мной, в первом же попавшемся по пути городе мокроземцев я отпущу тебя на свободу. Мне вообще не следовало делать тебя гай’шайн. А в этом ошейнике и поясе столько золота, что оно позволит тебе благополучно вернуться в объятия мужа.

От изумления Фэйли раскрыла рот. Через секунду она обнаружила, что ее кулак врезался в широкую грудь обидчика. Гай’шайн строжайшим образом запрещено совершать насильственные действия, но мужчина лишь заулыбался еще шире.

– Ты!.. – Она снова ударила его, на этот раз сильнее. Она просто колотила его. – Ты!.. Мне даже нужного слова не придумать! Ты заставил меня поверить, что ты оставишь меня на растерзание этим Шайдо, хотя на самом деле предлагаешь помочь мне сбежать?

Ему наконец удалось поймать ее кулак и спрятать его в мощной ладони.

– Если мы уйдем, Фэйли Башир, – рассмеялся он. Он еще и смеется! – Это еще не решено. В любом случае, зачем мужчине сразу давать женщине понять, что он готов ради нее на все?

И снова неожиданно для себя она одновременно расплакалась и засмеялась, так что ей даже пришлось опереться на Ролана, чтобы не упасть. Проклятое айильское чувство юмора!

– Ты прекрасна с цветами в волосах, Фэйли Башир, – прошептал он, добавляя в ее локоны новый цветок. – И без них тоже. И сейчас ты все еще в белом.

О Свет! Жезл теперь у нее – он холодит ей руку, – но до тех пор, пока Терава не позволит Галине свободно ходить по лагерю, способа его передать не представится, и нет гарантии, что женщина не выдаст ее из отчаяния. Ролан предлагает ей спасение, если Мера’дин решат-таки уйти, но он не прекратит попытки завлечь ее к себе в постель до тех пор, пока на ней белое одеяние. А если Мера’дин предпочтут остаться, не выдаст ли кто-нибудь из них ее план побега? Если верить словам Ролана, они все знают! Надежда и опасность, все так запутанно. Вот такой клубок.

Как выяснилось позже, Фэйли оказалась абсолютно права насчет реакции Теравы на исчезновение жезла. Перед полуднем всех гай’шайн согнали на открытое место и заставили раздеться догола. Изо всех сил стараясь прикрыть себя руками, Фэйли стояла среди других женщин, одетых в золотые ошейники и пояса Севанны, – всем было приказано немедленно надеть их на голое тело. Они стояли группой, пытаясь сохранить осколки скромности, пока Шайдо перерывали палатки гай’шайн, выкидывая нехитрый скарб наружу и втаптывая все в грязь. Фэйли оставалось лишь думать о том месте в городе, где она спрятала жезл, и молиться. Надежда и опасность – как же распутать этот клубок?

Глава 6
Шест и «лезвие»

Вообще-то, Мэт и не думал, что Люка покинет Джурадор, проведя в нем лишь один день, – обнесенный каменной стеной город жил за счет добычи соли и был весьма богат, а Люка любил, когда деньги сами идут к нему в руки. Поэтому он не сильно расстроился, узнав, что «Грандиозное странствующее представление и Величайшая выставка чудес и диковин Валана Люка» остается здесь еще по крайней мере дня на два. Сильно расстраиваться он действительно не стал, а только понадеялся, что удача от него не отвернется или же ему поможет то, что он – та’верен. Правда, на его памяти то, что он – та’верен, никогда не приводило ни к чему хорошему.

– Очереди на вход уже почти такие же, как вчера в самый пик, – радостно размахивал руками Люка.

Ранним утром, на следующий день после смерти Ринны, они сидели в огромном, ярко раскрашенном фургоне Люка. Высокий мужчина по-хозяйски расположился на позолоченном стуле, стоявшем рядом с узким столом – настоящим столом, окруженным табуретками, которые сейчас были задвинуты под столешницу. В остальных же фургонах нечто наподобие стола крепилось к потолку на веревках, а есть приходилось, сидя на кроватях. Люка еще не вырядился в одну из своих кричаще-ярких курток, но страстная жестикуляция привлекала к нему внимание ничуть не хуже. В углу фургона Лателле, его жена, готовила на завтрак кашу на маленьком очаге, сложенном из кирпичей, и в воздухе резко пахло специями. Женщина все свои блюда щедро приправляла специями, так что на вкус Мэта они получались несъедобными, но Люка заглатывал все, что она перед ним ставила, причем так, будто никогда не ел ничего вкуснее. У него, наверное, луженый язык.

– Я жду, что сегодня посетителей придет вдвое больше, а может, и втрое. И завтра тоже. Посмотреть все зараз не успеешь, а здешние могут позволить себе прийти дважды. Это все молва, Коутон. Молва. Она приносит поболее, чем ночные цветы Алудры. Все так хорошо складывается, что я прямо чувствую себя та’вереном. Поток посетителей, и с каждым разом все больше и больше. Вот что делает охранная грамота, выданная верховной леди. – Люка резко замолчал, слегка смутившись, будто бы только что вспомнил, что имя Мэта на этой грамоте не указано.

– Будь ты и правда та’вереном, тебе это могло бы и не понравиться, – пробурчал Мэт, отчего Люка неодобрительно покосился на него.

Мэт засунул палец под черный шелковый шарф, который скрывал шрам от петли у него на шее, и ослабил его. Ему вдруг показалось, что ткань слишком давит. Всю ночь ему не давали покоя гнетущие сны, в которых он видел трупы, плывущие вниз по реке, а проснулся Мэт оттого, что в голове крутились игральные кости. А это всегда плохой знак. Теперь же казалось, что они прямо-таки подпрыгивают, норовя расколоть череп изнутри.

– Я могу заплатить тебе столько, сколько ты заработаешь, устраивая представления в каждой деревушке по дороге отсюда до самого Лугарда. И не важно, сколько зевак ты при этом соберешь. Это помимо того, что я тебе обещал за то, что ты взялся доставить нас в Лугард.

Если не останавливаться на каждом перекрестке, чтобы дать представление, они на три четверти сократят время, которое им потребуется, чтобы добраться до Лугарда. И еще больше они сэкономят, если Мэту удастся убедить Люка проводить в дороге целый день, а не полдня, как они это делают сейчас.

Судя по всему, Люка идея понравилась, потому что он задумчиво закивал. Но потом он вдруг покачал головой и с напускной печалью на лице развел руками:

– И что же это получится – странствующая труппа, которая никогда не дает представлений? Очень подозрительно. У меня есть грамота, и верховная леди замолвит за меня словечко, да и вы сами не хотите навлечь на нас орду шончан. Пусть уж все идет как есть. Целее будете.

Этот скряга вовсе не заботится о треклятой безопасности Мэта Коутона, он просто думает, что его треклятые представления принесут больше, чем Мэт заплатит! Кроме того, ему очень нравится быть в центре внимания, он не меньше любого из своих артистов жаждет покрасоваться перед публикой, слава для него не хуже денег. Кое-кто из труппы поговаривал о том, чем займется в старости, когда покончит с выступлениями. Но только не Люка. Он будет продолжать до тех пор, пока замертво не упадет посреди представления. И устроит так, что это увидит максимальное количество зрителей.

– Еда готова, Валан, – нежно пропела Лателле, обернув полотенцем и снимая с огня чугунный котелок, который и поставила на толстую тканую салфетку на столе.

Два места уже были накрыты: тарелки, покрытые белой глазурью, и серебряные ложки. Люка всегда будет есть с серебряных ложек, даже если остальные станут довольствоваться оловянными, металлическими или даже деревянными. Суровая укротительница медведей – колючий взгляд, поджатые губы – выглядела непривычно в длинном белом переднике, надетом поверх синего, расшитого блестками платья. Наверняка, когда Лателле хмурилась, бедные мишки мечтали, чтобы поблизости оказалось дерево, на которое можно залезть и спрятаться в его кроне. Но, как ни странно, она порхала вокруг мужа, чтобы обеспечить ему всяческие удобства.

– Вы позавтракаете с нами, мастер Коутон?

В этом вопросе не было и намека на приглашение, скорее даже наоборот. Женщина даже не повернулась к посудному шкафу, где стояли тарелки.

Мэт отвесил ей любезный поклон, отчего хозяйка помрачнела еще больше. Он никогда не переходил с этой женщиной за грань вежливого общения, но почему-то все равно ей не нравился.

– Благодарю за сердечное приглашение, госпожа Люка, но нет.

Она что-то проворчала. Вот и будь потом вежливым. Он нахлобучил шляпу с плоскими полями и ретировался. Игральные кости все так же гремели в голове.

Большой фургон Люка, сверкающий синим и красным, украшенный золотыми звездами и кометами, не говоря уже о всевозможных фазах луны, нарисованных серебряной краской, стоял в самом центре лагеря, как можно дальше от вонючих клеток с животными и коновязей. Его окружали фургоны поменьше – эдакие домики на колесах, по большей части без окон, выкрашенные в один цвет и без вычурных украшений, как у Люка, – а также палатки из синей, красной, зеленой и иногда полосатой ткани, не уступающие по размерам целым домам. Солнце уже поднялось над горизонтом на высоту собственного диска, по небу плыли брызги белых облаков. Вокруг, играя с обручем и гоняя мяч, бегали дети, а артисты разминались перед утренним выступлением. Женщины и мужчины скручивались и растягивались, многие уже были одеты в яркие костюмы и платья, усыпанные сверкающими блестками. При виде четверки акробатов в тонких штанах, стянутых на щиколотках, и в полупрозрачных блузах, оставлявших мало простора для воображения, Мэт вздрогнул. Двое из них стояли на голове на одеялах, расстеленных на земле возле их красной палатки, а еще двое заплели свои тела в такие узлы, которые, на взгляд Мэта, вряд ли можно распутать. У них позвоночники, наверное, из проволоки! Силач Петра стоял с обнаженным торсом у своей палатки, где жил вместе с женой, и разогревал мышцы, поднимая одной рукой такие тяжести, которые Мэту вряд ли удастся приподнять двумя. Предплечья мужчины могли потягаться по толщине с ногами Мэта. И с такой-то нагрузкой Петра и не думал потеть! Собачки Кларин рядком стояли у палатки в ожидании дрессировщицы и виляли хвостиками. В отличие от медведей Лателле собачки выступали на ура только ради улыбки этой пухленькой добродушной женщины.

Когда в голове крутились и стучали игральные кости, Мэт всегда старался найти себе тихое местечко, где едва ли может что-то случиться, и сидеть там, пока проклятое верчение не прекратится. Но сейчас, несмотря на то что можно было постоять и полюбоваться акробатками, часть которых была одета не менее символически, чем та четверка по-змеиному гибких мужчин, он предпочел пройтись полмили до Джурадора, внимательно рассматривая всех, кто попадался ему на широкой, утрамбованной до каменной твердости глинистой дороге. Он надеялся кое-что приобрести.

Люди же все подходили и пристраивались в конец длинной очереди, ожидавшей за прочной веревкой, натянутой вдоль высокой парусиновой стены балагана. Лишь немногие из женщин могли похвастаться платьем, отделанным богатой вышивкой, и мало у кого из мужчин короткая куртка хоть как-то была украшена шитьем. Мимо тащилось несколько фермерских телег с высокими колесами, влекомые лошадью или волом. Среди раскинувшегося на невысоких холмах за городком леса ветряных мельниц – они приводили в действие насосы, выкачивающие соляной раствор, – и вдоль длинных поддонов для выпаривания двигались фигурки людей. Мэт подходил к городским воротам, когда из них с грохотом выехал купеческий караван – двадцать крытых парусиной фургонов, запряженных шестерками лошадей, и сама купчиха, в ярко-зеленом плаще, сидела на козлах головного фургона, рядом с возницей. Стая ворон, пролетая мимо, прокаркала над головой, отчего у Мэта по спине пробежали мурашки, но сегодня никто не собирался растворяться прямо у него на глазах, и, насколько он видел, длинные тени стелились вслед за всеми прохожими. Призраки умерших сегодня по дороге тоже не встречались, хотя Мэт был убежден, что именно их он видел накануне.

Разгуливающие мертвецы явно не предвещают ничего хорошего. Судя по всему, они имеют какое-то отношение к Тармон Гай’дон и Ранду. Цвета в голове слились в пестрый вихрь, и на мгновение перед его внутренним взором предстали Ранд и Мин, стоящие у широкой кровати. Они целовались. Мэт споткнулся и чуть не упал. На них ничего не было! Надо будет поосторожнее думать о Ранде… Цвета вновь закружились и на миг сложились в новый образ. Мэт снова споткнулся. Подглядывать за поцелуями – это еще цветочки, есть кое-что и похуже. Надо быть осторожнее со своими мыслями, намного осторожнее! О Свет!

У окованных железом ворот, опираясь на алебарды, стояли двое стражников. Они, облаченные в белые нагрудники и белые же шлемы с гребнями из конского волоса, с подозрением оглядели Мэта. Возможно, они решили, что он пьян. Приветственный кивок ничуть не изменил выражения их суровых лиц. С тем же успехом он мог напиться прямо здесь, у них на глазах. Впрочем, стражники не стали перегораживать ему путь, а только проводили взглядом. От пьяных одни неприятности, особенно от тех, кто в такую рань уже успел налакаться, но подвыпивший господин в приличном, без особых украшений, но хорошо скроенном и из добротного шелка камзоле, из рукавов которого выглядывает тонкое кружево, – совсем другое дело.

Даже в этот ранний час на вымощенных камнем улицах Джурадора стоял гул и гомон: торговцы вразнос расхаживали с подносами или стояли у ручных тележек, на которых были разложены товары; лавочники, установив возле своих магазинчиков небольшие лотки и пристроившись теперь за ними, громко расхваливали качество того, что предлагали на продажу; бочары молотками набивали обручи на бочки для перевозки соли. Стук ткацких станков, за которыми сидели плетельщики ковров, практически заглушал редкие удары кузнечных молотов, не говоря уже о звуках флейт, барабанов и цимбал, доносившихся из таверн и постоялых дворов. Это обычная сутолока и суматоха города, где полно домов, лавок, гостиниц и еще больше стоявших вплотную к ним таверн и конюшен, – города, выстроенного в камне и увенчанного красной черепицей. Джурадор – город солидный, основательный. И привычный к воровству. Большинство окон нижних этажей закрывали прочные кованые решетки или железные ставни. Такими же были окна и на верхних этажах домов зажиточных горожан, – несомненно, большинство из них занимались торговлей солью. Музыка, льющаяся из таверн и гостиниц, захлестнула Мэта. Там, внутри, наверняка играют в кости. Он чуть ли не всеми клеточками тела чувствовал, как заветные кубики катятся по столу. Слишком давно он уже не держал в руках игральных костей, вместо этого прислушиваясь к их грохотанию в своей голове, но сегодня утром он пришел не играть.

Он еще не завтракал и поэтому направился к морщинистой женщине, на шее которой висел на ремне переносной лоток и которая выкрикивала: «Мясные пирожки, из лучшей в Алтаре говядины!» Мэт поверил ей на слово и вручил запрошенные медяки. На фермах, что встречались в окрестностях Джурадора, крупного рогатого скота не наблюдалось, попадались только овцы и козы, но, наверное, лучше особо не выспрашивать, чем же начинены пирожки, купленные на улице любого города. Наверное, на каких-нибудь фермах неподалеку все-таки есть коровы. Наверное. Тем не менее пирожок оказался вкусным и на удивление еще горячим. Перекидывая его с ладони на ладонь, с жадностью откусывая и вытирая жир и мясной сок с подбородка, Мэт зашагал по людной улице дальше.

Он старался пробираться сквозь толпу осторожно, ни на кого не натыкаясь. Алтарцы слывут раздражительными и вспыльчивыми типами. В этом городе можно почти точно угадать статус горожанина по количеству вышивки на платье или плаще. Чем больше – тем выше по положению ее обладатель. Так что незачем подходить ближе, чтобы рассмотреть, сшита одежда из шелка или из шерсти. Кроме того, дамы побогаче предпочитали прятать свои смуглые скулы за полупрозрачными вуалями, которые крепились к высоким нарядным гребням, украшавшим тщательно уложенные кольцами косы. Но и у мужчин, и у женщин – не важно, торговцы ли они солью или простые лавочники и лоточники, – на поясе висели длинные ножи с изогнутыми клинками. И зачастую можно было заметить, как горожане поглаживают их рукояти, словно сгорая от желания броситься в драку. Мэт всегда старался избегать таких потасовок, но в подобных делах удача нередко отворачивалась от него. Видимо, это все та’верен. Игральные кости никогда не предсказывали драки. Битвы – да, но уличные побоища – никогда. Так что на всякий случай Мэт шагал действительно очень и очень аккуратно. Правда, подобная предусмотрительность вряд ли его спасет. Когда игральные кости остановятся, они остановятся – вот и все. Но рисковать нет смысла. Мэт вообще ненавидел риск. Ну, если речь не идет, конечно же, об азартных играх, и для него они вряд ли могут считаться риском.