Жан-Лоран Солитью
Запах скошенной травы
– Спасибо, Мудзин, – тихим голосом обратился он к своему новому другу.
– Да ничего. С кем не бывает, да? Что тебе снилось, дружище?
– Лучше тебе не знать. Я и сам не очень понимаю.
– Дерьмово, когда не можешь понять, что тебе хочет сказать сон.
– Лучше и не скажешь.
– Мне один раз приснилось, что я защищал деревню маленьких людей от надвигающихся башен из рулонов туалетной бумаги. Вот что бы это значило? – вдумчиво и лаконично говорил Мудзин.
– Даже не знаю.
– Вот и я не знаю! Порой, думаю, сон – это просто сон и не более.
– Но не этот.
– Как знать. У тебя такая аура дома сильная.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, иллюзорная и защитная. Это же ты их поставил.
– Какие ауры, Мудзин? Я понятия не имею, о чём ты говоришь, – непонимающим взглядом всмотрелся в барсука Леон.
– Хм. Да? Наверное, это всё от пломбира с арбузом. Знаешь, барсуков таким кормить вообще не очень хорошо, – быстренько начал болтать Мудзин. Но Леон не слушал его.
– Я столько всего пережил, а проигрываю собственному сознанию, поджидающему меня в самый незащищённый час – час моего сна.
– Великим людям великие враги. Если ты непобедим, то твой единственный враг – ты сам. Возьми того же Фридриха Ницше. Ему диагностировали ядерную мозаичную шизофрению. Это вообще, что такое? Типа он ядерный шизик? Облучённый псих? Катастрофический кретин, сказочный идиот и выдающийся альтернативно одарённый дебил? Как это понять? Тем не менее этот ядерный перец состряпал миру идею сверхчеловека! Этот блеющий и по-козлиному прыгающий, философ прославился выражением «Бог мёртв». Хах! Во-первых, какой именно? Да? А во-вторых, этот же кретин говорил в конце жизни лишь две фразы: «Я глупый, потому что я мёртвый» и «Я мёртвый, потому что я глупый». Бог мёртв, потому что в его глазах он и есть бог, а сам он мёртв. В общем, типичный психопат с манией величия, а народ… Как дышло! Куда повернёшь, туда и вышло. Вот те и великий с великим врагом. Или возьмём Хемингуэя! А? Вот он красавец, лик человечества, сильный, мощный, умный! А победила его депрессия. Его книжки почитаешь, так там что? Персонажи боролись даже за нелепую цель, сами, впрочем, понимая, сколь безнадежна битва. Но ты вспомни «Человек не для того создан, чтобы терпеть поражение. Человека можно уничтожить, но его нельзя победить». Как оно? За душу берёт! Впрочем, его психически несчастную кончину характеризует и другая цитата: «Мужчина не имеет права умирать в постели, либо в бою, либо пуля в лоб». Хемингуэя смог победить только сам Хемингуэй. В общем, ты не боись! История очень любит мёртвых психопатов, так что родина тебя не забудет. А вообще, это я к тому, что если ты разбираться в себе не будешь, то нечто иное само в тебе разберётся так, что потом уже не соберёшь. Поэтому давай-ка голову лечи, пока тебя не назвали ядерным кретином и не упекли в дурку! Задумайся над моими словами, ведь тебе это говорит барсук. Не малозначительный факт, верно?
– «Прекрасные» слова поддержки, Мудзин. Из тебя получился бы замечательный психолог, если бы только ты не был барсуком. И, к твоему сведению, меня воспитывали на идеях Ницше и воспитали достойно. Неважно, как он закончил свою жизнь, но важно то, как его мысли помогли другим прожить свою. Создать философию сложнее, чем следовать готовому пути. В этом плане он подобен Иисусу, погибшему за грехи человеческие и открывшему тем самым людям путь. Есть нечто сакральное в тех «божественных» совпадениях, которые ты посчитал забавными, – речь Леона всегда имела уникальный спокойный, безэмоциональный ритм, который при этом не ввергал в ужас, но, по мнению Мудзина, скорее говорил: «не шути с этим парнем».
– Хм… А где тебя воспитали, Леон?
– В Мариябронне.
– Жуткое местечко. Не похож ты на марияброннца, Леон.
– А многих ты видел?
– Ну… Слыхал.
– Порой услышанное нужно проверять лично.
– Как и сверхидеи.
– Я и проверил. В сверхчеловеке больше от бога, чем от человека. В таком случае это уже просто полубог. В истории хватает как полубогов, так и целостных богов, да и даже если существует единый Бог, то зачем нам создавать нового, даже если он умер? Я больше склонен считать, что человеку следует смиряться со всем, что происходит в его жизни. Смириться – не значит сдаться. Смириться – значит быть готовым идти дальше, даже когда это кажется невозможным. Дисциплина, стальные нервы и несгибаемая воля – вот единственные спутники мужчины.
– Какой-то миф о Сизифе.
– Может быть. Но это больше от Марка Аврелия. У Сизифа не было выбора. Нет его и у нас. Жизнь – жестокое явление.
– А я думаю, что выбор есть всегда.
– Если ты находишь выбор в безвыходном положении, то, смею предположить, ты выбираешь зло. Малое, большое – неважно.
– Ну а что бы ты сделал? – уже недовольно ворчал Мудзин.
– Толкал бы камень[8].
– Это тебя так воспитали, или это ты сам с собой это сделал?
– Одно не мешает другому.
– Какое-то странное у тебя прошлое, Леон. Не поделишься с другом словечком-другим?
– Нет.
– Ох! Ты со всеми такой ледяной камень, бороздящий просторы холодного космоса? Кроме неё, конечно же. Это я уже успел понять.
– Практически.
– Но со мной твоё сердечко тоже тает, а? Призна-а-а-йся! – подмигивал ему Мудзин, подходя поближе. – Ты ведь беседуешь со мной.
– Я просто старею. Хватку теряю.
– Ну-ну. Слушай, Леон.
– Что?
– А у тебя сакэ нет?.. Или водочки?
– Мы уже это обсуждали. Никаких пьяных барсуков в моём доме.
– Я уснуть не смогу! Будь ты человеком! Одну рюмашку! Пожалуйста!
– Нет.
– Леон! – грузно всхлипнув, обратился к нему барсук. – Ты разбиваешь мне сердце… Я же переживал так за тебя, а ты что?.. Скотина неблагодарная!
– Избавь меня от этой своей театральности, Мудзин. Ладно… Посмотрю, что у меня есть. Ничего, если ей окажется лет пять?
– Да хоть пять сотен! Спирт есть спирт, – провозгласил барсук, подняв указательный коготь к небу. – С возрастом тоже такие вещи понимать начинаешь. Всему тебя учить, мой мальчик!
Лишь цокнув, Леон прошёл на кухню, взял стопку для водки, а затем спустился через гараж в просторный подвал, уложенный асфальтом. Местами пол кажется свежее, чем остальное пространство. Пройдя в дальний угол, Леон отрыл старую сумку, в которой лежало несколько бутылок водки «Белуга» флагманской серии «Noble». Подвал пропах порохом, ароматом стройки, машинным маслом и бензином. Прямо напротив лестницы расположился высокий оружейный сейф, выполненный из массива ореха канелетто, натуральной кожи и сверхмелких деталей из 24-каратного золота с биометрическим замком. Непревзойдённая итальянская работа, и кажется, что раньше она стояла где-то точно не в подвале.
Вернувшись на веранду, Леон откупорил бутылку водки и налил рюмку Мудзину, ждавшему своего друга с нетерпением, убивая время разглядыванием сада.
– Нихрена себе! Леон, дружище, ты меня каждый раз удивляешь! Не пьёшь, а водка премиум! – взвыл Мудзин.
– Тише. Ты разбудишь Мизуки своими криками. Это осталось с праздника. Очень давнего.
– Всем бы такие праздники! Ух-х-х! Сейчас праздник будет у меня! Ну, поехали! – твёрдо взявшись своими лапками за рюмку, барсук в один подход осушил рюмку и поставил её со стуком, как заправский пьяница, утёр губы и смачно выдохнул. – Чистое удовольствие, Леончик! Теперь можно спать споко-о-ойно! Тебе бы тоже, кстати, не помешало. Два раза в день – утром и перед сном. Проверенный способ! – поглаживал свой живот Мудзин, чья морда расплылась в апофеозе наслаждения.
– Обойдусь, пожалуй.
– Ну, смотри! Как знаешь.
Наступила тишина – такая тишина, которая бывает далеко не всегда: ты не один, но можешь молчать, зная, что это устраивает всех и, в-первую очередь, тебя самого. Леон и Мудзин знали цену этой тишины и каждый миг её вкушали с достойной благодарностью. Созерцающая тишина родственных душ – миг редкий и ни на что другое не похожий. Такой миг легче всего описать как: «Наступит – поймёшь. Упустив, будешь плакать». С полчаса они сидели так на веранде под звёздным небом и тихонько покачивались в медитативный такт, поглядывая на раскачивающиеся на ветру бутоны цветов и листья крепких ветвей фруктовых деревьев. Тихое сопение Мудзина прервало редкий миг. Посидев ещё пару минут, смакуя послевкусие последнего мгновения, Леон поднялся из позы лотоса, аккуратно взял посапывающего Мудзина и занёс его в дом, где положил затем на кресло у незажжённого камина. Подумав, накрыл барсука кашемировым бежевым пледом, а затем и сам улёгся на диван подле сладко спавшей Мизуки. В эту ночь кошмары больше не мучали его.
Глава 5
Среди орхидей душистых
Бывают свои тайны.
Но любовь…
Выполнив комплекс упражнений утренней зарядки, который в тени кустов повторял за Леоном Мудзин, надеясь, что Мизуки его не увидит, Леон, так же как и всегда, принял душ и позавтракал вместе со всеми остальными. Мудзин тоже кушал с миски филе красной рыбы и пареный рис с салатом чука под тихий хохот Мизуки, всё время удивлявшейся находчивости барсука, от которого по какой-то странной причине несло перегаром. Ответить на этот вопрос Леон никак не мог, поэтому сам старался не замечать запах.
– Сегодня приезжает Люций, – невзначай сказал Леон, всё ещё завтракая.
– Да ты что? А чего ты раньше не сказал? Придётся теперь впопыхах всё готовить… – вдумчиво ответила ему Мизуки, тут же начав рассчитывать, что и как готовить.
– Я думаю, что он, как обычно, поживёт на широкую ногу где-нибудь в центре, поэтому сильно можешь не торопиться. Приехал-то он сегодня, но вот когда доедет до нас – загадка уровня его похмелья.
Незаметно подслушивая их разговор, Мудзин прокручивал в голове все важные детали разговора: новый человек, жить на широкую ногу, похмелье. Звучало это крайне аппетитно.
– Надолго он к нам? – спросила Леона Мизуки.
– Не знаю. Он сам обычно не знает. Человек ветра, вольный и непринужденный. Когда захочет, тогда и уедет. Сейчас он обычно обитает в Японии, а до этого облюбовал Южную Корею. Сам он вроде из Словении. Хотя это тоже могло быть лишь временным эпизодом его, безусловно, богатого прошлого.
– Ты мне, кстати, не говорил, чем он себе на жизнь зарабатывает. Вы когда помирились? Месяца три назад? Так и не решили все свои разлады?
– Нет. Сейчас я точно не знаю, но раньше он был учёным, лаборантом или исследователем – что-то в этом роде – в различных институтах и учреждениях, например, из того, что я помню, инновационном центре Сколково, университете Париж-Сакле, технологическом городке Восточного Лондона и Джунгуаньцунь. Мозговитый парень. Если бы волшебство существовало, то он, определённо, был бы великим волшебником.
– То-то я думаю, отчего порой голова кипит, когда он говорит, – мягко, без злобы сказала Мизуки.
– Он всё это время, можно сказать, особо ничего и не говорил. Поверь, раньше он выдавал куда более невыносимые тирады, лишённые смысла.
– Ну ладно тебе. Не будь такой букой! Лучше расскажи, как вы с ним познакомились? Я не стала спрашивать в прошлый раз – ты как тучка ходил… Или спрашивала?
– Ты не спрашивала. – Леон глубоко задумался на несколько секунд, а затем ответил. – Работали вместе. Как я уже говорил, я работал в компании, занимающейся инновационными технологиями. Им нужны были те, кто не боялся прыгнуть с новоиспечённым аналогом парашюта с высоты четырёх километров. Или принять в себя несколько пуль, будучи одетым в новый ультралёгкий бронежилет. Не так страшно, как об этом думается, на самом деле. Век гуманности, демократии и либерализма: официально я не работал на них в этом отделе ни дня, потому что тесты с людьми были запрещены. В конце концов, я всегда контактировал с продуктом, который проходил множество тестов. Я был некой точкой над и. Лишь пару раз происходили происшествия, но гигантские выплаты по страховке всё покрывали. Лучше иметь на всякий случай чистенького испытателя со всеми договорами и бумагами, чем проводить опыты на бездомных или похищенных людях, о чём рано или поздно всё равно узнают. Логично, что отмыться от такого редко выходит. Ну, это я тебе рассказывал. Люций же был там чем-то вроде менеджера по качеству и в совокупности разработчиком. Очень ответственный парень, – обратив внимание на что-то в своей речи, Леон слегка улыбнулся. – До сих пор парнем его называю, хотя мой ровесник.
– Вы выглядите как парни. Ты, правда, такой парень суровый, мужественный, а Люций парень, который играет на гитаре посреди пляжа и пропивает всю зарплату на вечеринке – такой вечно молодой, но умный парень. Уникальный у вас дуэт, конечно. Опять в лес поедете?
– Думаю, что да. Он обожает стрелять. Банки ведь не отстреливаются в ответ.
– А ты?
– А я достаточно настрелялся, но, если ему нравится, то я не против.
– В этом есть смысл. Наслаждение вдвойне приятнее, если можешь им поделиться, – подытожила Мизуки.
Закончив с завтраком, Леон вышел на задний двор и набрал номер Люция. Несколько растянутых мелодичных гудков сорвались через пару секунд, и Люций взял трубку: у него был молодой, живой, насыщенный бодростью свежий голос.
– Ал-л-л-о? – протянул Люций.
– Здравствуй, Люций. Это Леон.
– О-о-о, Леон! Опять новый номер?
– Да, приходится порой менять. Ты уже прилетел?
– Я скажу тебе даже больше!.. Я уже хорошенький подлец! Ха-ха-ха-ха! И довольно неплохо провёл время.
– А силы ещё остались?
– У меня они не кончаются. За кого ты меня принимаешь?
– Вопрос был риторический. Где тебя найти? Я заеду за тобой – постреляем.
– Оу йес! Я в отеле «Жемчужина» в центре. Знаешь такой, или адрес сказать?
– Знаю.
– Супер. Тогда я жду тебя.
– Постарайся не добраться до дна бутылки, пока я буду ехать.
– Боюсь, что я его уже пробил… Ну, ты всё же поторопись лучше.
Переодевшись в камуфляжный зеленовато-болотный костюм с лесным принтом, Леон спустился в подвал и подошёл к оружейному шкафчику. Приложил указательный палец к сканеру, дождался, когда сканирование завершится и снимутся внутренние замки дверцы, а затем открыл тяжёлую бронированную дверь, чтобы взять несколько стволов. Для начала развлекательная пневматика: Сolt 1911 на металлических шариках, револьвер ASG Dan Wesson 6 пулевого формата, Umarex Beretta M92 и пистолет-пулемёт Umarex Legends M1A1. После этого в сумку попали также два травматических пистолета: Grand Power T12 и Glock 17. В последнюю очередь Леон взял три кейса из высококачественного пластика на защёлках для гладкоствольного вооружения: карабин «Молот Вепрь 12 ВПО 205-02», карабин концерна «Калашников» «Сайга 12 серии исп. 320» и его любимое для охраны дома полуавтоматическое ружье Benelli M4 Super 90 – итальянская классика. Взял несколько пачек патронов и шариков, а затем прошёл к соседней стене, где висели на креплениях блочный лук Bowmaster Hitman и блочный арбалет Man Kung MK-XB52BK. Положив их в транспортировочные чехлы, он захватил из основного сейфа набор метательных ножей. Прокрутив в голове, всё ли он взял с собой, Леон бросил взгляд на асфальт под сейфом, а затем развернулся и поднялся обратно в гараж.
В этот раз у него не было сомнений, что выбор его упадёт на оранжевый «Хантер», подходящий для разъездов по дикой местности. Леон положил вооружение в кузов через заднюю дверь, а затем вернулся в зал, чтобы попрощаться с Мизуки.
– Мизуки, милая, я поехал за Люцием. Будем ближе к вечеру – часам к девяти, думаю.
– Хорошо! Аккуратней там, солнце.
– Всё будет хорошо. Мы же вооружены. Я Мудзина с тобой оставлю, чтобы не скучала.
Мудзин, развалившийся на диване, резко поднял мордочку, когда услышал Леона, и, поспешно перебирая лапками, побежал в гараж, отчего Мизуки сильно рассмеялась.
– Видимо, он больше предпочитает мужскую компанию! Ничего, пускай едет с тобой. Думаю, он к тебе привязался, – весёлым голосом сказала Мизуки о том, что это совсем её не обижает.
– Ладно, возьму его с собой. Но если убежит, искать не буду.
– Что-то мне подсказывает, что он от тебя даже под страхом смерти не убежит.
– Ну, посмотрим.
Леон подошёл к Мизуки и, приобняв её за талию, пощупал мягкие и упругие ягодицы, а затем поцеловал. В объятиях они обменялись сокровенными словами, секретными в любой любви, звучащие только в шепоте, после чего Леон прошёл в гараж, где его ожидал Мудзин. Леон посмотрел на барсука, неодобрительно покачав головой, после чего залез в салон «Хантера», прокрутил ключ в гнезде зажигания и послушал рык оранжевой гончей – приятный – звук, совершенно далёкий от его рядом стоящей серой молнии, но всё же по-своему притягательный. Затем, выйдя из салона, Леон подхватил Мудзина и посадил его в заднюю часть кузова.
– Сиди спокойно.
– Спокойствие – моё второе имя! – невозмутимо ответил Мудзин.
– Ага. И помалкивай, будь добр.
– Только когда твой кент к нам присоединится, а до этого эскюзи-муа, мон ами.
– Ладно. Держись там. В этот раз я тебя спереди садить не буду.
Выжав сцепление, Леон поставил первую передачу и прожал газ, постепенно отпуская педаль сцепления. Немного затрясшись, машина сорвалась с места и уверенно поехала по улицам маленького коттеджного посёлка, после чего оказалась на трассе А-370, где смогла вдоволь насладиться свободой. Дорога до города в этот раз оказалась немного дольше.
Когда звуки машины удалились, Мизуки обошла кухню, осмотрев необходимые для приготовления ужина продукты. Поставила на размораживание свиной окорок, вытащила из джутового мешка, стоящего в подвале, несколько картофелин и репчатый лук. Расположила на островке у бонсая кусок пармезана, баночки сметаны 25 %-й жирности и домашний майонез. Из верхних полок кухонного гарнитура, пару секунд поискав, вытащила несколько баночек со специями и мельницы из древесины американского ореха, выполненных под заказ в Чехии. Пока мясо размораживалось в микроволновой печи, Мизуки помыла тщательно овощи и сняла верхний слой кожуры. Помытый и почищенный картофель она нарезала тонкими слайсами, залила холодной водой и добавила одну столовую ложку соли, чтобы картофель просолился и не потемнел. Когда мясо достаточно разморозилось, Мизуки отбила его маленьким металлическим молоточком и нарезала на небольшие кубики, после чего покрошила лук очень тонкими полукольцами и посолила одной третьей столовой ложки соли. Делала она это в тишине, лишь слушая спокойное завывание тёплого ветра за окном, прислушиваясь к аромату, доносящемуся к ней из сада, и про себя, мыча, напевала старую неизвестную колыбельную песенку. Смазала противень для запекания растительным маслом, положила кулинарное кольцо и равномерно выложила слой картофеля, на который сверху уложила рубленые кусочки мяса, посыпанные луком. На верхний слой намазала соус из сметаны, домашнего майонеза и натёртого сыра. Разогрела духовку до ста восьмидесяти градусов и поставила таймер на двадцать минут после того, как уместила противень внутрь печи.
Мизуки взяла из своей комнаты ноутбук и, пока шёл процесс запекания блюда, решила почитать комментарии к её фотографиям, выложенным в популярной социальной сети. Несколько минут она внимательно вчитывалась в общем-то повторяемые комментарии, пока её взгляд не зацепился за слова человека под ником Z-De_Sad69. Хитрые её лисьи глазки сузились, отчего лицо её стало невероятно милым и одновременно пугающим появившейся в ней, некой безжалостной жестокостью. Улыбнувшись сжатыми губами, Мизуки написала что-то на клавиатуре ноутбука. Подождала несколько минут, а затем вновь что-то написала, улыбнувшись ещё сильнее, но лицо её с этой улыбкой приобретало вид безумный и холодный. Взяв в руки свой смартфон, Мизуки набрал номер и спокойным холодным голосом, столь не похожим на её, чётко выговорила:
– Tokyo, shinjuku hoteru 29 ban. Watashi tachi no yūjin wo tazune te kudasai. arigatō gozai mashi ta. [Токио, Shinjuku-ku, Nishishinjuku. Отель Shinjuku Washington Hotel, номер 29. Навестите нашего друга, будьте добры. Спасибо.]
Сбросила звонок, не ожидая ответа, которого и не последовало. С какой-то триумфальной радостью Мизуки продолжила готовить ужин, который только что просигнализировал о своей первичной готовности. Понизив температуру до ста семидесяти, она оставила блюдо запекаться ещё пятнадцать минут. Когда всё было готово, она вязалась за приготовление остальных блюд с выражением блаженного покоя на лице. В доме стояла гармоничная тишина, и лишь мягкое пение порой прерывало её.
– Лео-о-о-н! – протянул гнусаво Мудзин.
– Что? – в какой уже раз спокойно ответил ему Леон.
– Мы приехали?
– Нет.
– О, Боги! Долго ещё?
– Нет.
– Почему нельзя было взять машину побыстрее?! Эта плетётся как укушенная в задницу кляча!
– Потому что только на этой машине можно уехать в лес, Мудзин.
– А пешочком, может, как-нибудь надо было? Доехали бы до опушки, а там ножками бы за компанию! Прогулялись бы, водочки бы выпили – веселее бы стало сразу!
– Нет.
– Леон…
– Что?
– Мы приехали?
В ответ Леон тяжело вздохнул, подъезжая к отелю «Жемчужина». Набрав номер, Леон дал знать Люцию, что ожидает его внизу. Долго ждать не пришлось – минут через шесть Люций уже спускался со своей чёрной дутой сумкой из полиамида и двигался в сторону знакомой ему машины. На нём был серый меланжевый спортивный костюм Nike, состоящий из брюк, толстовки без капюшона, из-под резинки которой торчала белая футболка кроя оверсайз, а на ногах – спортивные белые кроссовки также от фирмы Nike. Он не был худой, но и не был особо атлетичным – поддерживал здоровый образ жизни: плавал, медитировал, делал утреннюю зарядку и растяжку, в общем, делал всё, чтобы поддерживать свой разум в полном порядке, ссылаясь на слова из сатиры Ювенала: «В здоровом теле здоровый дух», предпочитая не занудствовать насчёт истинного смысла этой фразы в контексте. Голову украшала немного кудрявая причёска из светлых волос средней длины, стянутых в небольшой хвост, так как волосы были слегка грязные и поблёскивали. На лице проглядывалась трёхдневная щетина, а на носу, как и всегда, расположились аккуратные очки в прямоугольной оправе от Cartier, которые он ни за что не променял бы на линзы, будучи убеждённым, что без очков человек лишается той части эстетичности, что была дарована ему жизнью.
– Привет! Твоя крошка всё не меняется, – жизнерадостно прокомментировал состояние машины Люций.
– Неубиваемая. За то и любимая, – спокойно ответил ему Леон.
– Какой хозяин, такой и конь. Прямо Буцефал, не знающий себе препятствий.
– А где же твой Порцеллиус?
– В моих мраморных покоях, украшенных слоновой костью и злотом, сидит в пурпурных покрывалах. Не то что твой несчастный жеребец, посланный перебирать под копытами грязь.
– Он отдыхает подле Ицтитата, чтобы ты знал. Лучше бы ты поглядывал, чтобы твои копыта не испачкались.
– А я бахилы взял на всякий случай.
– Очень педантично. В твоём стиле.
«Хантер» аккуратно сдвинулся с места и направился по улице адмирала Горшкова к пригороду, за которым их путь пролегал до окрестностей Форта № 4.
– Куда в этот раз поедем, Леон? – задал вопрос Люций.
– Я думаю до старого форта добраться. Вид хороший, да и стреляется хорошо. В сам форт заходить не будем – там людно бывает. Остановимся в нескольких километрах от него.
– Как скажешь, – бросил Люций, а затем задумавшись, просто ради разговора, дополнил: – Долго же форты ждали возможности отомстить японцам.
– А у них разве вышло?
– В августе 45-го немного постреляли. Не то чтобы это было достойной местью, но всё же хоть что-то. Потом, правда, всё списали.
– Хотя бы музей для самостоятельно посещения вышел.
– Время – уникальное явление. Даже из мусора может сделать достояние культуры.
В продуктовом магазине они закупились дешёвым пивом. Взяли больше пятидесяти стеклянных бутылок по тридцать девять рублей за штуку и несколько десятков безалкогольного в алюминиевых баночках. Подумав, Леон также приобрёл пару килограммов красных яблок. Пакеты закинули в заднюю часть кузова, где спокойно лежал Мудзин.
– Это что, барсук? – заметил спящего Мудзина Люций.
– Ага.
– Ага? И это всё? Зачем, мать твою, тебе барсук, Леон?
– Попался на дороге, да так и прилип. Подумываю его на Сикоку отправить. Хотя он забавный. Как собака, только иначе.
– От слова совсем.
Захлопнув заднюю дверь, они уселись внутрь и тут же обернулись на роющегося по пакетам барсука.
– Мудзин, фу! – крикнул на игнорирующего его барсука Леон.
– Мудзин? Ты дал барсуку вот такое имя? – удивлённо спросил его Люций, наклонивший в его сторону голову.
– Да. И что? Мудзин, я кому сказал не лезть? Вот скотина – яблоко хочет, наверное.
– Яблоки в другом пакете, Леон. У этого барсука, видимо, тесная дружба с зелёным змием.
– Никто не идеален. Поехали. Всё равно он не откроет их.
Проехав пригород, они проехали через шоссе «Де-Фриз – Патрокл – остров Русский» и свернули в ясеневый лес по отсыпанной гравием дорожке, ведущей крюком к роднику, где Леон хотел сделать остановку и набрать немного чистой воды в термос. Их внимание привлёк шипящий звук выходящей под давлением жидкости. Обернувшись, они обнаружили Мудзина, присосавшегося к прокушенной банке безалкогольного пива, а затем начавшего сплёвывать всё, что попало в пасть.
– Ну что? Попил пива? Видать, в твоём здоровом теле нет здорового духа, – подстегнул Леон Мудзина.
– Чтоб ты знал, гондон тупоголовый, смысл фразы не такой! – яростно сплёвывал гадкий яд Мудзин. – Orandum est, ut sit mens sana in corpore sano! Надо молить, чтобы ум был здравым в теле здоровом! Короче, тупица несчастный, здоровое тело не гарантирует наличие здорового духа. И ты, кретин, тому яркий пример. Вообще, чтобы так совпало – редкий случай. На самом деле – одно их двух. А в целом, я больше предпочитаю «В здоровом теле здоровый дух, не пей на трёх, а пей за двух».
– Ты знал, что он говорит? – с открытым ртом и вытаращенными глазами выслушал его Люций, а затем задал вопрос Леону.
– Ага. Умолял его заткнуться, да всё без толку.
– Умолял он… Дал бы мне выпить нормально, я, может быть, и сам бы говорить не захотел. Только едем да едем. А ещё бредни ваши слушать приходится: дебил и идиот. Буду звать вас Биба и Боба.
– Вообще-то, со стороны медицины – только здоровое тело позволяет иметь здоровый дух, – деликатно вступил в дискуссию Люций, – поскольку психические болезни связаны в первую очередь с нездоровьем тела. Тело и душа – части одной системы, – поправив очки пальцем, закончил Люций.
– Да пошёл ты, умник очкоглазый! Я думал, вы нормальные мужики, а сидите тут воркуете, как голубки! Когда будем веселиться?! – бушевал взбешённый Мудзин, бегая по салону.
– Зачем ты взял тануки[9]? Да ещё и такого… Дефектного. Его нужно ликвидировать, Леон.
– КАКОГО?! Слышь, по ошибке спутанный с младенцем кусок мечтаний копрофила, ты на себя посмотри для начала! Ты, небось, и пить-то не умеешь, баба кучерявая! Ликвидировать! Попробуй, брехло дистрофическое! – встав в агрессивную стойку, рычал Мудзин.
– Никто никого ликвидировать не будет. Ясно вам? Заткнитесь оба. Это моя машина – здесь действуют мои правила.
– Но Леон… – было начал что-то говорить Люций.
– А ты особенно помалкивай. Если хочешь ликвидировать, бери нож и вперёд. Что, сложно? Тогда помалкивай.
Машина резко остановилась у родника, представлявшего из себя несколько труб, выходящих из обросшего кустарниками бугра. Вода, стекавшая из чёрных труб, постепенно вырыла маленький ручей, уходящий вниз по дороге.
– Развлекайтесь. Я пока воды наберу, – сказал Леон, хлопнувший дверью и на время оказавшийся в храме спокойствия.
В небольшом лесу стояла полная природная тишина: щебет птиц, шуршание листвы, среди которой пробегались мелкие грызуны и раздавалось множество загадочных звуков, коими полнится лес и объяснить происхождение которых крайне затруднительно, да и в целом не требуется. Леон просто наслаждался спокойствием, прислушиваясь к журчанью прохладной воды. Сам не заметив как, он ощутил, что лицо его вспотело, и сразу же умылся ледяной водицей из рудника, отпив немного с ладоней. В пересушенном горле жидкость тут же показалась ощутимым освежающим водопадом, протекающим по трахее в желудок. «Что вообще происходит?»
– Говоришь, пить не умею? – с хладнокровной учтивостью обратился к барсуку Люций.
– Ни хрена не умеешь, додик! – был непреклонен Мудзин.
Пошарив по пакетам, Люций нашёл открытую бутылку водки «Белуга» и без каких-либо сомнений отхлебнул из неё три мощных глотка под пристальным взглядом Мудзина.
– Дай сюда, пьянь! Моя очередь!
Мудзин выхватил бутылку и едва не упал с ней. Люций поддержал её за дно, пока Мудзин делал свои маленькие глотки. Несколько его маленьких глотков сравнялись по объёму с тройкой Люция.
– Неплохо, тануки. А теперь ждём, – довольно сказал Люций.
– Чего ждём?! Дальше пьём!
– Нет-нет. Ждём эффекта. Это ведь соревнование на выносливость, тануки.
– Ну ты и гад! Ладно, ждём! – пробухтел Мудзин, усевшись на задницу возле сумок.
Когда Леон вернулся в салон, Мудзин, размазанный водкой, растёкся по полу машины.
– Что с ним? – спросил спокойно Леон.
– Хотел перепить химика. Он сам себя убил, так что я ни при чём.
– Вот же идиот.
– Не то слово.
– Да и ты идиот.
– Почему это?
– Ты видишь, какой он маленький? А ты ему столько водки дал выпить.
– Что ты защищаешь эту… Тварь? Ты был лучшим ловцом Ордена и…
– В данный момент, – перебил его холодным хрипловатым голосом Леон, – я желаю выбить тебе зубы. Мы возобновили с тобой отношения на договорённости, что ты не будешь меня окунать в прошлое. Верно я говорю?
– Да, но…
– Верно я говорю?
– Да, – смиренно, понимая свою вину, ответил Люций.
– Вот и всё. Я на пенсии и бакэдануки ты не получишь. А теперь поехали.
Громко выдохнув себе под нос, оба расселись на сиденьях и поехали кратким путём по извилистому и холмистому пути среди леса, полного бугров и торчащих из земли корней. Каждый раз, когда машину резко качало от какого-либо препятствия, попавшего под колёса, обмякшая тушка Мудзина летала во все стороны по салону, но даже при хороших таких ударах в ответ звучал лишь протяжный храп. Только когда со своей дури Мудзин ударился головой о потолок на глубокой кочке, сознание вернулось к нему.
– Ух-х-х… Вот же вы твари!.. Ух… – потирал лапками голову Мудзин.
– Я неравнодушен к маленьким зверькам, испытывающим боль, – грустным голосом сказал Люций, сочувствующе посмотрев на Мудзина. – Но ты первый, кто довёл меня до нескрываемой радости, – подло смеясь, закончил Люций.
– Ничего-ничего, битва, может, и проиграна, но война только началась…
– Да, тануки… Силы духа тебе не занимать.
– Война – это хитрости путь. Если враг полон сил, утоми его; атакуй тогда и где он не готов; выступай, откуда нет его внимания. Планирование войны – залог победы.
– Видимо, слишком ты сильно головой ударился.
