Изабелла Кроткова
Ива, Антония или Вероника
Глава седьмая
– Привет, Фло! – заговорила она взволнованно. – Это действительно ты! Как же я рада, что ты очнулась! Как ты?
Я неопределённо пожала плечами:
– По крайней мере, я уже не то бесчувственное бревно, каким, судя по рассказу Алекса, была в течение трёх дней.
– Да твой Алекс чуть с ума не сошёл!.. Больно было слушать, когда он звонил – такой несчастный, такой потерянный… А я как раз собиралась попросить курьера привезти тебе кое-что от меня – смотри, я заказала в «Венецианском ужине» фрукты, мороженое… И ещё рыбу в супермаркете. – Картинка заплясала, послышался стук дверцы морозилки, и перед глазами возникло розовое чешуйчатое тело довольно крупной форели.
«Странное начало», – пронеслось в голове.
Форель исчезла, и на экран вернулось лицо сестры.
– Я проверила все сроки годности, всё в порядке. – Она внезапно спохватилась. – Это всё не то, не то, знаю…
Ива заморгала и начала интенсивно тереть переносицу.
– Тони сообщила, что ты пришла в себя, но я не стала сразу звонить, может, тебе ещё сложно разговаривать…
Взгляд её был потухшим.
– Я и сама никак не могу собраться с мыслями, этот кошмар просто не укладывается в голове! – продолжала она. – Все эти дни я думаю – что же теперь будет? Наверняка Яну посадят в тюрьму. Но если полиции станет известно, что произошло на самом деле, тогда в тюрьму посадят тебя… Я не могу поверить, Фло… Конечно, ты абсолютно безбашенная, все это знают, а я, наверно, лучше всех – сколько твоих грязных тайн похоронено во мне! Но склонность к авантюрам, вечный поиск адреналина – это одно, а убийство – совсем другое! Я никак не могу поверить, что ты могла это сделать…
– Разумеется, не могла! – зло буркнула я. – С какой стати мне это делать?! Похоже, кто-то подставил меня…
Я осеклась. Этим «кем-то» может быть и Ива.
– Но Фло…
– Самое отвратительное то, что я ничего не помню… – добавила я и тут же пожалела о своих словах.
– Совсем ничего? – искренне ужаснулась Ива. – Даже самого убийства?!
– Да какого убийства?! – Я гневно оттолкнула от себя страшное слово. – Как я могу помнить то, чего не совершала?!
Ива молчала. Лицо её было обеспокоенным и напряжённым.
Я тут же зашлась в грудном кашле.
– Да, это выглядит невозможным, Фло. Однако ты, кажется, сделала это.
Сестра казалась очень расстроенной.
Внезапно я ощутила себя мышонком в огромной тёмной коробке, из которой невозможно выбраться. И лишь собственные воспоминания могли бы помочь мне перелезть через её высокую стену, чтобы узнать, что же всё-таки произошло в особняке. Но именно они так некстати провалились за шиворот забытого дня.
Ну хоть что-нибудь возможно вытрясти из этого ботана в юбке?!
– Давай рассказывай о звонке! – приказала я.
Ива шумно втянула ноздрями воздух, как всегда бывало, когда она волновалась, и начала:
– Я уже спала, когда ты позвонила. Хорошо, что я одна в палате, а то ты бы всех перебудила! Сначала это было какое-то невнятное бормотание, и я сразу поняла, что ты пьяна…
– В какой палате, Ива? – перебила я.
– Так я уже неделю валяюсь с холециститом в первой городской… – Сестра переместила камеру вниз, и на экране появились её ноги в открытых тапочках винного цвета. – Плюс ещё палец сломала, – она пошевелила аккуратными пальчиками, один из которых был забинтован. – Навернулась на льду после папиного юбилея. Поэтому приехать к тебе, сама понимаешь, не смогу…
Губы мои превратились в узкие полосочки, я вжимала их в себя, чтобы они не так сильно дрожали.
– О господи… Отец с сердечным приступом, ты с печёнкой и пальцем, я без памяти… Сочувствую, Ива.
– Спасибо, Фло. Да мне уже скоро на выписку. – Сестра вновь явила мне своё печальное лицо в очках.
– Отличная новость, – невесело усмехнулась я. – Ну так что же дальше?
– Потом я начала разбирать отдельные слова. «Я убила человека, – говорила ты и горько плакала. – Я убила его, убила… Я ударила его топором, и вот он лежит передо мной в гостиной. Мне страшно, Ива! Что мне делать, сестрёнка? Он совсем не дышит, я боюсь, Ивушка…» Ты сильно кашляла, вот как сейчас. Я, конечно, не поверила, подумала, что это дурацкая шутка.
– Ничего себе шутка… И почему же я его… ударила?.. – прошептала я едва слышно.
– Картина, – подсказала Ива. – Ты упомянула о какой-то картине. Вроде бы ещё раньше, дня за три до случившегося, вы договаривались, что он тебе её продаст. Ты звонила ему и назначила встречу. На кой чёрт она сдалась тебе, Фло?
– Что за чушь, Ива… – Я стойко держалась, хотя сомнение всё же запустило в душу корявые щупальца. – Какая картина?! Я ни черта не разбираюсь в живописи! Я не знаю ни о какой картине, впервые слышу об этом художнике и никогда не звонила ему… И зачем мне назначать встречу в Щепнёве? Почему не у себя, не у Алекса?
– Это совсем не чушь, Фло, – покачала головой Ива. – Сейчас обвиняют Яну, но если она невиновна, как ты будешь жить с этим грузом, сестрёнка? Вчера звонил следователь, он намеревается навестить меня. Я, разумеется, не собираюсь сдавать тебя полиции, но это же ужасно, милая Фло… Просто ужасно…
Я сжала зубы. И она туда же. Не верю!
– Всё не так ужасно, Ива. – Я следила за тем, чтобы голос звучал уверенно и не слишком сильно дрожал. – Отец наверняка уже нанял Яне самого лучшего адвоката, и вот увидишь, она вылезет сухой из воды. Да и ей самой не занимать изворотливости. Это она на первый взгляд такая тихоня, а гляди-ка – сумела окольцевать миллионера. Вот ты так сможешь, а?
Ива молча насупилась.
– Вот то-то же… А адвокат докажет, что этот… как его… Лавровский угрожал Яне, а она, защищаясь, огрела его обухом по башке.
Ива, слабачка, хлюпнула носом.
– Отец раздавлен, считает, что она предала его… Путалась с этим художником… Много лет…
– Но, может, так оно и есть! – крикнула я в запальчивости.
Ива вздохнула.
– Не думаю.
Внезапно я заподозрила Иву в сочувствии Яне:
– А почему ты так выгораживаешь эту жа… женщину? Судя по фактам, она действительно с ним путалась!
– Она всё категорически отрицает. И я верю ей, – просто сказала Ива.
– Но я тоже всё категорически отрицаю! А мне ты почему-то не веришь! – распалилась я.
– Тебе в первую очередь, Фло. Но ведь ты ничего не помнишь, а в ту ночь призналась в убийстве. Я слышала всё это собственными ушами. Что прикажешь делать?
Я почувствовала, что близка к обмороку. Комната накренилась, как хлипкая лодка на ветру.
– Прости, Ива, такие потрясения сейчас не для моей психики. Мне нужно принять лекарство и лечь…
– Береги себя, Фло! – напутствовала сестрёнка. – Боюсь, скоро они до тебя доберутся. Они уже вызвали на допрос Ярослава, и если он расскажет о твоём телефоне… А он расскажет. – Она горестно вздохнула. – Поэтому будь начеку и постарайся вспомнить, как всё произошло. Возможно, художник сам напал на тебя.
– Да какого чёрта ему нападать на меня?! – Я уже чуть не плакала от бессилия.
Телефон выпал из руки и шмякнулся о ножку подставки для цветов.
Ива пропала с экрана.
Я подняла телефон и улеглась поперёк кровати. Вспомнила растерянное лицо Алекса. И неожиданно испытала что-то вроде сожаления. Может, зря я так с ним? Он неплохой – добрый, милый…
Но позвонить, чтобы позвать обратно, не поднималась рука. Руки вообще ослабли, будто я перетаскала сорок мешков с углём.
«Не спрашивай любовь, надолго ли она к тебе…»
Тот звонок, семнадцатого… О котором я вспомнила… Я же так и не проверила, кто тогда звонил!
Палец скользнул на входящие.
Вот он. Похоже, тот самый.
Звонок от Алины Батниковой.
Семнадцатого января, в 18.06.
Голос Батниковой смутно возник в памяти, прорываясь сквозь мрак чёрного занавеса. Наверно, Алина звонила из французского бутика, где работает продавцом-консультантом. Чаще всего она звонит именно оттуда в перерыве между покупателями. Алина – моя единственная подруга. Как сказали бы ханжи, она не моего круга, но это никогда не было проблемой ни для одной из нас.
Мне удалось вспомнить только факт звонка, его наличие, но не содержание. Судя по отметке в телефоне, мы разговаривали четыре минуты.
Алина Батникова. 8 910…
Она ответила сразу, будто ждала моего звонка.
– Фло, наконец-то! Как ты себя чувствуешь? Алекс сказал, что ты приболела, и не давал с тобой поговорить. – В голосе подруги слышалась неподдельная тревога.
– Мне немного лучше, – коротко сообщила я. Знает ли она о том, в чём подозревают меня родные? – В последний раз мы с тобой разговаривали семнадцатого… – Надо быть осторожней в словах. – Я запнулась.
– Да! Я и сейчас могу подтвердить, что видела её собственными глазами. Меня, естественно, никуда не вызывали, но если бы Яна вдруг решила призвать меня в свидетели, я сказала бы то же, что и тебе: часов в шесть твоя мачеха… кхм… Ну, Яна… зашла в наш бутик и двинула прямиком к моей витрине. Помада ей, видите ли, понадобилась, из последней коллекции. Я начала предлагать разные нюдовые тона, и где-то на третьем пробнике ей позвонили. Я как раз откручивала крышечку и всё прекрасно слышала! Она сказала, слово в слово: «Филиппа не будет несколько дней, так что могу приехать хоть на всю ночь!» Хех… А потом схватила первую попавшуюся помаду, быстро расплатилась и заковыляла на каблучках к выходу. Я видела, как она уселась в свою тачку, и хвост её модного пуховичка исчез в салоне так быстро, будто его турбиной туда всосало. Я сначала не хотела тебе говорить, но ты же мне родная… А теперь вон как всё обернулось! Кошмар! Я как подумаю, что…
– Да-да… – перебила я медленно.
– Выходит, она не собиралась ночевать дома! Как ты считаешь, стоит пойти в полицию?
– Знаешь, я… плохо помню наш разговор,
[если честно, то вообще его не помню]
я неважно себя чувствовала в тот вечер. Всё как в тумане… – призналась я.
– Это от высокой температуры, – посочувствовала Алина. – А сейчас нет температуры, надеюсь?
– Нет, сейчас всё в порядке. А голос у меня был… нормальный? – уточнила я, стараясь увести внимание собеседницы в сторону.
– Конечно, нормальный, только простуженный, – слегка удивилась Алина. – Ты сильно кашляла.
– Это была я… – пробормотала я еле слышно.
Алина звонко рассмеялась:
– Ну ты даёшь, подруга! Ты, конечно, кто же ещё? Да ты Янку жабкой назвала – так ведь только мы между собой её называем…
Верно. Это наше с Алинкой прозвище, о котором не знает никто из сестёр.
– А что я ещё сказала? – Я цеплялась за Алину, как изнемогающий Тесей за путеводную нить Ариадны. Возможно, она поведает о моих планах на ту ночь?
Может быть, я собиралась в Щепнёво?..
– Ничего. Сказала, что Янка жабка, и всё.
– Ясно.
Я разочарованно нажала на отбой.
Звонок Алины явственно намекал, что Яны не должно было быть той ночью в особняке «Сорока». Она собиралась провести её в другом месте.
«В другом месте» – буквально означает «алиби».
То, что у Яны очертились контуры алиби, мне не понравилось.
Но ведь очевидцы (соседка, курьер) утверждают обратное!
Значит, она передумала и всё-таки вернулась домой?..
«Не спрашивай любовь…» – пропел телефон, и я пугливо дёрнулась.
– «Венецианский ужин», доставка, откройте, пожалуйста, калиточку, – произнёс незнакомый мужской голос.
– Оставьте на крыльце, – попросила я, нажав на кнопку домофона.
Весь вечер я ничком лежала на кровати. Я стучалась в свою память, как в глухую чёрную дверь, взмывающую до самого неба. Но она осталась неумолима.
Глава восьмая
Утром, когда я впихивала в себя полезный, но жутко невкусный творог, запивая не менее полезным и отвратительным зелёным чаем, в дверь позвонили.
В глазке отражался молодой мужчина в чёрной спортивной куртке с капюшоном.
– Кто? – подала я голос из-за двери.
– Врач, – громко заявил он.
Я вспомнила, что по утрам у меня капельницы. Так вот кто контролирует моё драгоценное здоровье!
Я распахнула дверь, мужчина шагнул в прихожую, и от него повеяло свежим морозным воздухом. Он был крепким и плечистым, а из-под брендовой трикотажной шапочки выбивались кончики тёмных волос. Врач стянул шапочку, и волосы густой волной рассыпались до плеч.
«Принц», – насмешливо подумала я, провожая его в комнату.
– Слава богу, вы пришли в себя, – радовался красавец, готовя капельницу. – Ваш муж безумно переживал! Но я сразу сказал, что всё обойдётся. Как самочувствие? – Он отработанным жестом встряхнул шприц.
– Есть кашель и небольшая слабость, – сообщила я, разглядывая его точёный профиль. – А так ничего.
– Вот и чудненько… Ложитесь и освободите локоть. Накройтесь простынкой. – Он оторвал взгляд от шприца, приветливо улыбнулся, и его щёки залил лёгкий румянец.
Я послушно улеглась на кровать и спустя мгновение почувствовала, как в вену вошла тонкая игла. Принц наклонился надо мной, и лица коснулось свежее дыхание, смешанное с тонким парфюмом.
Аромат пробудил что-то внутри. Галерея памяти качнулась…
– Я помню вас… – медленно проговорила я, рассматривая его тёмные дугообразные брови и задумчивые серые глаза. – Это вы приходили вечером шестнадцатого. Вы прописали мне таблетки от кашля, антибиотики и этот… как его… альбетокс.
– Желудочное средство обязательно надо принимать. – Врач быстрым движением выбросил упаковку от шприца в пластиковый пакетик и убрал прядь волос с моей щеки.
– Как вас… – Он слегка запнулся. – Фиона?..
– Флора.
– Красивое имя! – Молодчик, как породистый конь, тряхнул блестящей гривкой, и я невольно представила его на рекламном баннере рядом с собой. Яркий летний полдень, мы кружимся на карусели, щуримся от солнца и хохочем. Он в докторском колпаке и халате, а я в игривом топе и юбочке с воланом. Мои шёлковые волосы разлетаются по ветру. А внизу, под этим счастливым фото, крупная подпись: «Поликлиника номер восемь. Мы возвращаем здоровье!»
– А вас как зовут? – поинтересовалась я в свою очередь.
Врач солнечно улыбнулся, точь-в-точь как на придуманном фото:
– Роман Владимирович. Можно просто Роман. – На вид ему было около тридцати двух – тридцати трёх лет. Возраст между Романом и Романом Владимировичем.
Немного помявшись, он негромко заговорил:
– Скажите, Флора… Вы ведь уже взрослая девушка. Ваш отец известный на всю страну профессор. Как вы могли, принимая серьёзные лекарства, употреблять спиртное?! И, судя по всему, не одну и не две рюмки… Хорошо ещё, что Алексей вовремя вызвал скорую! Дело могло кончиться намного хуже!
Постоянные упоминания об Алексе начали меня раздражать. К тому же заботливая речь принца содержала завуалированный намёк на мою глупость.
– Роман Владимирович… Роман… – Снова всплыла тревога, точно лезвием вспорола хрупкое успокоение. Этот антидепрессант, найденный в моей крови… – Но разве вы выписали серьёзные лекарства? Вполне обычные…
– Флора, не пытайтесь юлить, – терпеливо произнёс врач. – Алексей показал мне заключение эксперта, где указано, что в вашей крови обнаружен тимидолин. О нём я и говорю.
Я пристально посмотрела в глаза врачу:
– Понимаете, доктор, в этом есть что-то… странное. Я никогда не употребляла тимидолин. Не представляю, как он мог оказаться у меня в крови! Алексей иногда принимает его. Весной у него был нервный срыв и…
– Алексей? – насторожился Роман. – То есть вы считаете, что ваш муж пытался вас отравить?
– Да вы что?! – искренне возмутилась я. – Скажете тоже! Я имела в виду, что это лекарство есть у нас в аптечке.
– Кто знает… – неопределённо пожал плечами Роман. – Может быть, вам лучше обратиться в полицию?
«В полицию? – Я усмехнулась про себя. – Да мой Алекс – пугливый мышонок, который боится прищемить свой хвостик. Отравить меня?! Да он пылинки с меня сдувает…»
– Нет-нет… – вновь мотнула я головой на подушке с батистовой наволочкой цвета мокко. – Видимо, я выпила эту таблетку случайно… Перепутала.
Роман неожиданно взорвался.
– Случайно?! Как вы могли случайно перепутать совершенно разные таблетки? Вам же не семьдесят лет! К тому же вы дочка профессора! Не верю, просто не верю! – Он развёл в стороны рельефные, будто выточенные скульптором руки.
Я не стала говорить молодому врачу об атмосфере, царившей в нашей семье.
– Мне уже значительно лучше, – произнесла я сдержанно. – А на будущее я учту ваши замечания.
Принц уловил перемену моего настроения и замолк. Минут десять мы провели в тишине. Наконец я снова её нарушила:
– Лучше расскажите, насколько серьёзным может быть мозговое поражение. Дело в том, что я не могу вспомнить… кое-каких подробностей семнадцатого января. А это очень важно. Какова вероятность, что память восстановится?
– Судя по тому, что вам уже значительно лучше, все показатели должны довольно скоро прийти в норму. Я очень надеюсь, что обойдётся без последствий.
– Без последствий? – Я с сомнением уставилась на Романа.
– Скажем так, без далеко идущих, – слегка поправился он. – Некоторых деталей вы можете и не вспомнить, но в целом вашей памяти ничто не угрожает.
Надо сказать, он не слишком обрадовал меня своим оптимистичным заявлением.
Мы помолчали. Я рассуждала о том, когда могла выпить тимидолин.
– А мне уже можно выходить на улицу?
– Вообще-то нежелательно, – тут же отозвался Роман Владимирович, до этого рассеянно смотрящий в окно. – Гораздо полезней для вас ещё неделю соблюдать постельный режим. Если нужна справка для института, я её выпишу. Наша клиника имеет государственную аккредитацию.
– Так вы не из восьмой поликлиники? – удивилась я.
– Нет, я из платной клиники «Чудесный доктор». Это самая лучшая клиника в городе. – В тоне Романа прозвучала горделивая нотка. – Алексей обратился к нам, и я считаю, что он сделал правильный выбор.
– Безусловно, – скучающе кивнула я.
– Кстати, вот вам визиточка…
Он сунул в мою свободную руку визитку. «Врач-терапевт Татьянин Роман Владимирович». Номер телефона. И фото – Голливуд отдыхает.
Рекламный баннер в моём воображении тут же сменил подпись: «Роман Татьянин. Чудесный доктор творит чудеса! Флора Веденеева. Воскрешение из мёртвых!»
– Ну хорошо, выпишите справку, – разрешила я.
На недоверчивый взгляд Романа Владимировича я поспешно добавила:
– Торжественно обещаю соблюдать постельный режим!
Он кивнул, ловко извлёк из портфеля бланк справки, заполнил его и поставил печать.
Потом вернулся ко мне и аккуратно вынул из вены иглу.
– Выздоравливайте, Флора! – Моё имя в его устах прозвучало чуть нежнее, чем следовало.
Мягкие ресницы дрогнули и на мгновение вызвали горячий отклик в моём холодном сердце.
– Ещё пара капельниц, и будет достаточно. Не стоит пичкать вас лекарствами… – заботливо подчеркнул он. – Теперь самое главное – покой и витамины.
– Вам виднее.
Врач едва заметно засуетился, собирая медикаменты, захлопнул портфель, прищемив какой-то лист. Потом быстрым шагом прошёл в коридор, снял с вешалки куртку и начал просовывать руки в рукава. В правый попал не сразу.
Я, в маечке и коротких домашних шортиках, вышла вслед за ним в прихожую.
– Спасибо вам большое, – вежливо поблагодарила, открывая входную дверь.
Неужели нет?!
Когда я уже надеялась, что Роман не пойдёт по стопам большинства, он вдруг взял и всё испортил.
– Берегите себя, Флора! Такую красоту нужно беречь как хрупкую хрустальную вазу. – Он слегка коснулся моей руки, и в серых глазах вспыхнул знакомый огонёк вожделения.
В тот же миг всё очарование как рукой сняло – передо мной был уже не принц, а обычный мужской экземпляр из гарцующего табуна поклонников.
– Спасибо за заботу, Роман! – произнесла я, равнодушно отстранившись. Во мне сам собой включился режим ледяной неприступности.
В красивых глазах врача мелькнула тень надежды.
– Скажите, не могли бы мы как-нибудь вместе выпить кофе? Отметить ваше выздоровление?
Я изобразила простушку:
– Вы имеете в виду, вместе со мной и моим мужем?
Мне нравилось наблюдать за тем, как надежду сменяет растерянность.
– Да, конечно, – пробормотал Роман. – Конечно. – Обжигающий взгляд пробежал по моему полуголому телу.
– Мне холодно, – заметила я.
– Ах да… – спохватился врач. – Уже ухожу.
Я одарила его пленительной улыбкой.
– Вы обещали мне постельный режим! – сдержанно напомнил он, натягивая шапочку на атласные волосы и неловко переминаясь с ноги на ногу.
– И ни за что его не нарушу. Всего доброго!
Красавец ещё немного потоптался на пороге, но больше ничего добавить не решился.
– Всего доброго, Флора! – наконец проговорил он.
«Гуляй, Рома, – жёстко подумала я. – Не обломится тебе кусочек Флоры».
Едва за черноволосым врачевателем закрылась дверь, как на столике пронзительно затрещал телефон.
Глава девятая
– Здравствуйте! – бодро застрекотал оттуда звонкий девичий голосок. Могу я поговорить с Флорой Веденеевой?
– Я слушаю.
– Флора? – обрадовалась собеседница. – Вас беспокоит Мария Кострикова из журнала «Дамские штучки». Нам предложило вас агентство «Фредерика», и вы нам подходите.
Надо же, какая честь.
– Нужно сделать фотосессию на тему «Зима». Презентовать новую коллекцию Веры Судоргиной – шапочки, шарфики, курточки.
– Я сейчас немного не в форме, – предупредила я. – Возможно, вам стоит обратиться к кому-нибудь другому.
– Ой… – растерялась Мария. – Но наш менеджер по рекламе видит в качестве модели только вас! – Голос взлетел до детского жалобного крика. – Это займёт у вас не больше часа! Мы пришлём машину… Пожалуйста, Флора! Я договорюсь о двойной оплате, но только чтобы это были вы!
Я взглянула на часы. Одиннадцать.
– М-м…
– Коллекция Веры Судоргиной – яркая, супермодная, с учётом молодёжных трендов сезона… – захныкала Мария.
– Не сомневаюсь, – перебила я её. – Ладно, я приеду.
[только не ной]
– Машина не нужна, я на своей. Называйте время и адрес.
– Площадь Резанова, у памятника, в два пятнадцать…
Мария залопотала что-то благодарственное, но я, не дослушав, нажала на кнопку отключения.
Около двух часов я вышла из коттеджа, замечая, что быстрый шаг даётся с трудом, а яркий солнечный свет непривычно ранит глаза. Пошла медленнее, осторожнее, невольно озираясь вокруг.
«Сдаётся дом с частичными удобствами в деревне Ярцево. 45 кв. м., вода, дровяная печь, туалет на улице…» – попалось на глаза объявление на знакомом столбе у забора.
Господи, а ведь существуют люди, которые снимут эту собачью конуру…
Что-то мешало идти по жизни как раньше – смеясь в глаза и никому не открывая своей боли. Что-то мешало быть такой, как раньше. Чувствовать себя независимой и свободной. Болезненная заноза поселилась в сердце, а само сердце словно спряталось глубже под рёбра, ожидая то ли острого лезвия ножа, то ли выстрела…
«Вариантов только два, – размышляла я, пробираясь к «смарту», утопающему в сугробе, – звонила либо я, либо нет. И убила тоже либо я, либо нет… Трудно сказать, что страшнее. Если я способна напиться до чёртиков и в ярости убить незнакомого человека, а потом напрочь забыть об этом, то это тревожно. Мягко сказано.
А если не я…
Значит, одна из сестёр – Ива, Антония или Вероника – подстроила ту ночь.
Ива, Антония или Вероника убила Лавровского, а потом позвонила с моего телефона и от моего имени призналась в убийстве!
Других объяснений странным ночным звонкам не существует».
Тёмная фигура скользнула за угол – плавная, быстрая, бесшумная. Промельк-штрих серебристого пятна. Слишком стремительно для глаз, слишком поверхностно для точного ощущения. Резкий поворот головы – и…
Никого нет. Лишь сонная, стеклянная пустота улицы.
Обжигающим вихрем поднялось волнение. Здесь кто-то был. Стоял, ждал, следил… И исчез за углом, желая остаться незамеченным…
Бродя взглядом между стволами редких деревьев, боясь сама не зная чего, я уселась в «смарт», завела мотор. Вытерла пот со лба и ладоней. Ещё раз выглянула в окно.
И опять никого.
Под правой ногой белело что-то маленькое и прямоугольное. Подняв невесть откуда взявшуюся вещицу с пола, я обнаружила, что это визитка – яркая, какая-то нарядненькая, беленькая с зелёной окаёмкой.
«Ремонт компьютеров и ноутбуков. Мы работаем на Карла Маркса!» Витиеватый шрифт, фото Карла Маркса, поглядывающего строго и по-хозяйски, и адрес – ул. Карла Маркса, 191.
Откуда она здесь? Я никогда не обращалась по поводу ремонта компа или ноута… Может, выпала из кармана Алекса?.. Он ведь иногда брал мой «смарт»… Странно.
В задумчивости изучив визитку, я наконец сунула её в перчаточный ящик.
Аккуратно вырулив на узкую пустынную дорогу, медленно поехала по ней, оглядываясь по сторонам. Тихая улочка, на которой располагался мой двухэтажный коттедж, была абсолютно пуста. Безмолвие и безветрие превратили застывший зимний пейзаж в красивую живую открытку. Серебристая тень бесследно растворилась в морозном воздухе. Или это было видение?.. Тонкая, горячая струйка страха влилась в остывшие вены.
Подъехав к повороту на Переяславское шоссе, я свернула на обочину и погуглила левой рукой «художник Андрей Лавровский, Старицк». Вездесущий интернет мгновенно выдал скупую справку. «Андрей Георгиевич Лавровский, пятьдесят четыре года, член Союза художников России». И фото – добродушное лицо, мягкие, но мужественные черты, густые волосы с лёгкой проседью, тёплые карие глаза. Выражение лица как у всезнающего мудреца. Наверно, он хороший художник… Я редко ошибаюсь в таких вещах. Внезапно что-то знакомое почудилось в его спокойном взгляде. Незнакомый человек… Моя недавняя уверенность поколебалась. Это лицо я определённо уже видела… Но где и когда?..
Проклятая память! Что же за фокусы она устраивает?!
Бросив телефон на соседнее сиденье, я повернула на шоссе. Надо быть осторожнее.
Глаза Лавровского источали мягкий свет и душевную открытость. Хм, не удивлюсь, если Яна и впрямь была в него влюблена. Похоже, он полная противоположность моему отцу – угрюмому, как ноябрьское небо, и тяжёлому, как камень на шее.
…Нет, я никак не могла убить этого художника. Никогда! Даже ради картины как его… Бенедетти. И правда, на кой чёрт она мне сдалась?!
Поищи её у себя… – Воспоминание о надменном взгляде Тони царапнуло по нервам.
Надо и впрямь поискать, а то вместо меня её поищет полиция…
Я прибавила скорости, и вскоре показалась площадь Резанова. Возле памятника Резанову и Кончите, съёжившись от холода, топталась щуплая девушка в зелёном болоньевом пальто. Рядом примостился бородатый мужик с фотокамерой. Похоже, горячий парень – в минус пятнадцать без головного убора, модная фирменная куртка расстёгнута на груди.
Парочка по мою душу.
Я успела не раз пожалеть об этой уступке. На огромной площади Резанова, как в чистом поле, неожиданно подул пронизывающий ветер. Меня всё ещё слегка знобило, а фотограф оказался въедливым и дотошным.
– Встаньте поровнее, Флора. Повернитесь левым профилем. А теперь правым… Пожалуй, лучше левым! Коснитесь ладонью козырька… Чуть выше… Чуть ниже… И застыньте в этой позе, я возьму простор. А теперь мне нужна улыбка! Нет, не такая лёгкая. Чуть шире, пожалуйста! Нет, это уже чересчур! Улыбка должна быть наивной, детской, источать беззаботность и радость!
Скрепя сердце, я наконец источила нужную степень беззаботности, и фотограф, запахнув куртку, удовлетворённо кивнул.
– Отлично! То что надо! Благодарю вас, Флора!
Израсходовав не менее двухсот кадров для получения четырёх конечных фотографий для следующего номера «Дамских штучек», дяденька значительно понизил мою самооценку. Впрочем, результатом он остался доволен, отпустил меня с миром, и я, коченея от холода, прыгнула в «смарт».
И опять мне показалось, что чья-то неслышная серебристо-серая тень мелькнула за памятником графу Резанову и его возлюбленной. Через секунду оттуда выехала тёмно-красная «ауди» и стрелой промчалась мимо. Разглядеть того, кто сидел за рулём, я не успела.
Уже смеркалось, когда я подъехала к своему коттеджу на улице Трёх Деревянных Королей. По краям узкой подъездной дороги зажглись фигурные фонари. Их бледное сияние оттеняло сгущающуюся синеву неба, и голубоватые тени ложились на снег, придавая улочке таинственность и сказочность.
На пороге коттеджа маячила небольшая кругленькая фигурка. Не составляло особого труда опознать в ней младшую сестру. В своём мягком каракулевом полушубке Ника выглядела смешным колобком. В ожидании меня она с озабоченным видом бродила туда-сюда.
– Алекс и сёстры мне кое-что рассказали, – без приветствия крикнула она, завидев меня на тропинке. – Я всё знаю.
– Похоже, все всё знают, кроме меня самой, – сухо произнесла я, подходя к ней. – Добрый вечер, милая.
– Привет, Фло.
Я окинула Нику напряжённым взглядом. Румяные щёчки, покрасневшая от мороза кнопка носика, пухлый бантик губ. И непривычно серьёзные глаза.
– У тебя что-то важное? Может быть, зайдёшь? – не слишком вежливо поинтересовалась я и начала отпирать замок.
Ива, Антония или Вероника.
Ника не двинулась с места.
– Я приехала, потому что хотела сказать тебе это в лицо, а не по телефону. Да и вообще, ты знаешь, как я отношусь к телефону и соцсетям… Всё это дьявольщина!
Да, знаю – звонить Ника терпеть не может, а в единственной соцсети из всех существующих она записана как Королева Бурь. На аватарке высится бушующий фонтан, и отвечает хозяйка этой экзотической страницы только на вопросы желающих узнать свою судьбу – коротко и по делу.
– Что «это»? – Против воли холодок пробежал по моему позвоночнику.
– Ты не могла его убить, Фло!
– Разумеется, не могла! – процедила я, толкая дверь. – Зачем мне убивать его?
В это мгновение лицо Лавровского встало передо мной – мудрое и печальное.
– Я даже не знаю его! – резко взвилась я, отмахиваясь от странной мысли, что это не так.
– Ты не поняла, Фло, – Ника приблизилась ко мне вплотную и проговорила почти шёпотом:
– Ты не ездила в Щепнёво в тот вечер.
