Изабель Ибаньез
Лунная нить
Глава вторая
Я ВЫПРЫГИВАЮ ИЗ КРОВАТИ, сбрасывая одеяло, будто оно загорелось.
– Сколько их? Они перешли через мост? Неужели магия Аны…
София поднимает руку.
– Лаксанцы не воины. Они просят разрешения перейти мост, потому что пришли с посланием от Атока.
– Разрешения? – переспрашиваю я.
С тех пор как произошел переворот, ни один лаксанец не спрашивал разрешения войти в иллюстрийскую крепость. Они требовали впустить их, либо жрец Атока задействовал кровяную магию, чтобы выпытать дорогу у какого-нибудь наивного иллюстрийца и перебраться через мост.
– Кондеса, как вы планируете действовать? – спрашивает София.
Я открываю рот, чтобы ответить, но тут понимаю: она обращается не ко мне. Взгляд Софии направлен на Каталину.
Сжимаю зубы. Я ничего тут не решаю. Я лишь исполнитель. В голове постоянно звучит голос Каталины; она управляет моими мыслями и иногда даже чувствами. Я прекрасно осознаю свою роль, но от этого не легче. Я тоже хочу быть услышанной. Иногда я испытываю тайное удовлетворение, когда выхожу из себя. В эти редкие минуты проявляется мое истинное «я».
Каталина теребит уголок одеяла.
– Твоя мать еще не вернулась?
– Нет, – мрачно отвечает София.
Хмурюсь. Это плохо. Очень, очень плохо.
– А от Мануэля есть новости? – с надеждой спрашивает Каталина.
– Он не писал уже несколько месяцев, – говорит София, качая головой.
– Что за ерунда. Нужно отправить кого-нибудь за ней. За ними, – вмешиваюсь я. – Сколько человек она взяла с собой?
– Четверых. Я уже отдала приказ направить поисковый отряд. – София приглаживает рукой густые темные волосы – точно таким же жестом, как и ее мать.
– Хорошо.
Каталина делает глубокий вдох, выпускает из рук краешек одеяла и выпрямляется. Твердым, уверенным голосом она произносит:
– Заберите у них оружие. Пропустите их. Снимите повязки с глаз, только когда они перейдут через мост. Мы выслушаем их послание, а когда Ана вернется, решим, как действовать дальше.
– Ты уверена? – спрашиваю я. – Все в любой момент может пойти не по плану. Еще ни один лаксанец не переходил этот мост. А вдруг они что-то задумали?
– Я хочу выслушать их послание. – Каталина напряженно смотрит на Софию. – Лучше знать наверняка, чего хочет Аток, не так ли?
София кивает.
– Нас больше, чем их. Думаю, мама поступила бы так же.
При упоминании Аны Каталина немного расслабляется.
– Тогда займись этим.
София уходит – без лишних слов и не оглянувшись.
От мысли о переговорах с лаксанцами становится дурно. Если бы на их месте были мы, Аток, скорее всего, прогнал бы нас от ворот замка. Или еще хуже. Многие иллюстрийские шпионы сгинули в его подземельях. Умерли от голода, в полном одиночестве и темноте. Каким бы важным ни было их послание, мы не можем пропустить их через мост. Это слишком рискованно.
Но кондеса решила иначе.
– Выбери, что мне надеть, – говорю я. – Только не слишком вычурное, пожалуйста.
– Я бы с удовольствием встретилась с гонцом сама.
С трудом подавляю желание уколоть кондесу заколкой.
– И свести на нет годы тщательного планирования? Я – твое прикрытие.
И тут мне становится не по себе от собственных слов. Это опасно. Причем не только для нее, но и для меня.
Каталина скрещивает руки на груди. Она и сама понимает, что нельзя забывать об осторожности. Когда лаксанцы захватили Ла Сьюдад, узурпатор отдал приказ искать последнюю наследницу иллюстрийской короны по всей Инкасисе. Но к тому времени Ана, командир королевской гвардии, уже успела запереть Каталину в крепости и спрятать от посторонних глаз – и лаксанских, и иллюстрийских. Уже тогда Ана не доверяла никому: слишком уж отчаянным было наше положение.
По венам медленно растекается жгучий гнев. Аток убил тетю Каталины – иллюстрийскую королеву – и моих родителей, устроив разрушительное землетрясение, которое уничтожило все иллюстрийские районы Ла Сьюдад. При помощи Эстрейи он созвал призраков и выпустил в город. Тысячи беспомощных иллюстрийцев умирали с душераздирающими криками и мольбами о пощаде. Несмотря на прошедшие годы, я до сих пор испытываю ужас, вспоминая об этой страшной бойне.
Я хочу, чтобы кондеса взошла на трон. Я готова на все ради этого – драться, воровать, лгать и убивать. Меня ничего не смущает. Самое главное – обеспечить Каталине надежное будущее. И хотя бы немного приблизиться к той жизни, о которой я всегда мечтала. Не притворяться кондесой и не размахивать мечом во время занятий. Я бы хотела ткать гобелены, научиться готовить и побывать в разных уголках Инкасисы. Но пока жив Аток, все это неосуществимо.
Каталина внимательно смотрит на меня, склонив голову набок.
– Ты выглядишь так, будто собираешься кого-то убить.
– В смысле?
– В тебе есть что-то… дикое. Что-то случилось?
Я качаю головой. Нужно сосредоточиться. Сегодня я защищаю честь нашей будущей королевы.
Переглядываемся. Мы никогда не обсуждали, каково это – поменяться ролями: я не хотела бы озвучивать многие мысли и чувства. Знает ли она, сколько злости накопилось во мне за это время?
– Надень белую юбку и плетеный пояс, – со вздохом говорит она.
– Обещаю, я все тебе подробно расскажу. Каждое слово, каждую мелочь. Но прошу, не вмешивайся сейчас. Просмотри пока свои заметки о звездах. Поупражняйся в мастерстве…
– Есть одна небольшая проблема, – язвительно отвечает Каталина. – Я могу «упражняться в мастерстве» только в ночное время.
Чем бы еще ее отвлечь?
– Ну, тогда подумай, как заманить в крепость Эль Лобо.
В глазах Каталины появляется азартный блеск, и я расплываюсь в улыбке. Даже она не может устоять перед этим хваленым шутом. Если загадочный разбойник в маске – наш союзник, почему он до сих пор ни разу не встретился с нами? Пока он прославился лишь тем, что потешается над королем. А мы планируем настоящую революцию. И я готовилась к ней всю свою жизнь. Каждый день.
Я снимаю штаны и длинную, до колен, тунику и надеваю белые иллюстрийские одежды. Каталина застегивает у меня на шее серебряные бусы. Я оборачиваю и туго завязываю вокруг лодыжек кожаные шнурки своих единственных сандалий.
Кондеса поворачивает меня к высокому зеркалу с оббитыми краями, чтобы я могла увидеть себя в полный рост. Прищурившись, она внимательно рассматривает мое отражение. Уголки ее губ опущены. Что она видит? Непослушные вьющиеся волосы, ничем не украшенное лицо, немного сутулые плечи. Интересно, как бы я выглядела, если бы носила простую одежду вроде той, которую носит Каталина в роли моей помощницы Андреи? Какой я была бы, если бы не подменяла кондесу?
Я на скорую руку собираю волосы в пучок на макушке, щиплю щеки, чтобы придать им румянец, и оборачиваюсь.
– Вот. Я готова.
– И ты даже не расчешешь спутанные пряди? – спрашивает Каталина с таким видом, будто я решила встретить посланника Атока голышом.
– Не-а.
Я беру в руки меч, оставленный у комода. Мне не то чтобы все равно, как я выгляжу, – просто все эти приготовления кажутся мне смешными. Возможно, однажды я смогу надеть юбку, не изображая при этом другого человека. Возможно, когда-нибудь я наконец стану самой собой.
Я подхожу к окну, чтобы проследить за прибытием посланника. Выцветшие занавески колышутся на ветру; моросит дождь. Я выглядываю из окна и ощущаю привычный спазм в желудке: под нами три этажа, и мой страх высоты возрастает с каждым из них. Я прикрываю глаза от дождя.
Посланник едет на серебристой лошади в сопровождении двенадцати стражников. Я крепче сжимаю рукоятку меча и чувствую его приятную тяжесть. Делегация уверенно приближается к нашей цитадели. По одной лишь осанке всадников можно сказать, что они настроены дерзко и высокомерно, словно владеют этой землей и населяющими ее людьми.
Каталина стоит рядом, уперев руки в бока.
– Как думаешь, что он скажет?
– Ну, он вряд ли пригласит нас на чай, – сухо отвечаю я.
– По крайней мере, Аток отправил не жреца, – с облегчением в голосе замечает Каталина.
Посланник и его свита въезжают в железные ворота и оказываются во внутреннем дворе крепости. Они спешиваются и с восторженными возгласами приближаются к фонтану, который снабжается водой из нашего сокровенного горного источника благодаря акведуку. После мятежа Ана разрушила часть акведука, ведущую в Ла Сьюдад, и все фонтаны в городе высохли. Нехватка воды в регионе стала еще ощутимее. Ана надеялась таким образом ослабить лаксанцев, а потом нанести удар в самый неподходящий для них момент.
Наши стражники вынимают мечи из ножен и окружают лаксанцев. Посланник, одетый в яркую полосатую рубаху и черные брюки, откидывает голову и присматривается к нашему окну. Я скрываюсь из виду, увлекая кондесу за собой.
– Ну и дикарь, – замечает Каталина.
– Я пойду. Отправлю за тобой, когда все закончится.
Я прохожу мимо Каталины и захлопываю за собой дверь. Ее лицо выражает такое отчаяние и безнадежность, что я больше не могу на это смотреть.
Ноги сами по себе преодолевают два лестничных пролета и несут меня к большому залу. Я легко ступаю по каменному полу, несмотря на боль, которую причиняют кожаные шнурки сандалий, слишком плотно обернутые вокруг лодыжек. Сердце колотится как сумасшедшее. Что может быть нужно Атоку? Он точно не собирается предлагать мир. Я делаю глубокий вдох, чтобы немного успокоиться. Не хочу и не могу проявить слабость в такой момент. Выпрямившись, я открываю настежь тяжелые двойные двери, ведущие во внутренний двор крепости. Моросит мелкий дождь.
Увидев меня, и лаксанцы, и иллюстрийцы затихают. София отходит в сторону, чтобы я могла увидеть королевскую делегацию, но в то же время отдает нашей страже приказ плотно окружить прибывших. Все они одеты в свободные туники и яркие разноцветные жилеты; на ногах – кожаные сандалии. Пики лаксанцев аккуратно сложены перед ними. Они явно не готовились к бою. Внутренний двор полностью изолирован от крепости, чтобы рядовые иллюстрийцы ничего не увидели. Видимо, София постаралась: она не любит отвечать на назойливые вопросы. У бойниц двух белокаменных башен, охраняющих вход в цитадель, на всякий случай стоят стрелки. Я никогда туда не поднималась, но Каталина уверяет, что оттуда можно увидеть вдали Ла Сьюдад.
София подходит ко мне.
– Кондеса, – кивает она, и я отвечаю тем же.
Как хорошо, что она рядом.
Лаксанец, возглавляющий группу, выступает вперед. Посланник Атока.
– Buenos días, senorita[14], – начинает он. – Его Величество король Аток, Повелитель высокой горы и нижних джунглей и всего, что между ними, приветствует вас и направляет послание.
Посланник замолкает и приподнимает брови в ожидании реакции. Он смотрит мимо меня, на ворота, – очевидно, ожидает, что мы пригласим его внутрь. Я презрительно фыркаю. Я скорее умру, чем пущу лаксанца на порог. Открой им ворота – и они попросят показать горный источник.
– Итак, я слушаю, – равнодушно говорю я, с трудом сдерживая волнение.
– Его Королевское Величество, дивный Владыка всех земель и…
– Довольно, – прерываю я. – Переходите к посланию.
Один из лаксанцев неодобрительно фыркает. Остальные время от времени тревожно оглядывают иллюстрийцев, отслеживающих каждое их движение. Некоторые шепчут что-то на своем древнем наречии. Пусть думают что хотят.
Нахмурившись, посланник выдерживает паузу и наконец говорит:
– Вы должны стать его женой.
Я смеюсь в ответ.
Наши стражники даже не пытаются скрыть возмущение. Выкрикивая ругательства, они плотнее обступают лаксанцев. София гневно смотрит на посланника; острие ее меча направлено прямо на его сердце. Одна из стражниц натягивает тетиву лука и прицеливается в самого высокого лаксанца. Я украдкой смотрю через плечо на окно нашей спальни. Надеюсь, Каталина тоже слышала это оскорбительное предложение. Хотя смеяться, наверное, все же не стоило. Она бы не одобрила такое поведение.
– Вы проделали весь этот путь зря, – говорю я. – Я никогда не стану его женой.
– Вы не дослушали послание. Вы должны явиться к замку на закате. Одна. Если откажетесь, иллюстрийцы будут окружены и казнены один за другим. – Посланник наклоняется и непринужденно добавляет: – Если не ошибаюсь, у вас в строю не хватает одной военачальницы и нескольких ее соратников?
Ана. От боли в груди становится трудно дышать.
Ищу глазами Софию. Она прижимает к губам кулак и издает сдавленный стон.
Каков подлец! Я сжимаю кулаки, изо всех сил стараясь сдержать слезы.
– Где они?
– В подземельях замка. Или в тюрьме. Или сосланы в дальние владения короля, – отвечает посланник, пожав плечами. – Если честно, я даже не знаю. В любом случае вам до них не добраться. Но их жизни будут спасены, если вы согласитесь стать женой Его Величества.
С этими словами он разворачивается, чтобы уйти, и жестом указывает своим спутникам на сложенное оружие. Наши стражники расступаются, но тут посланник останавливается и оглядывается на меня с хищной – будто бы кошачьей – ухмылкой.
Это окончательно выводит меня из себя, и слова вырываются сами собой:
– Убить всех!
Стража выполняет приказ еще до того, как лаксанцы успевают среагировать. Я отворачиваюсь и вместе с Софией спешу к двустворчатым воротам. Звенит металл, и я слышу ужасающие предсмертные крики лаксанцев.
Я бы отдала этот приказ дважды, если б могла.
Глава третья
КАТАЛИНА СИДИТ НАПРОТИВ меня за одним из прямоугольных деревянных столов в большом зале. Молчаливая и угрюмая. В зале пусто, мы здесь одни. Я нервно ерзаю на стуле, и он то и дело поскрипывает под моим весом. Каталина теребит рукав хлопковой рубашки и избегает моего взгляда.
– Говори уже, – не выдерживаю я.
Она бросает на меня гневный взгляд.
– Иногда стоит держать себя в руках. Ты приказала их убить?
Кажется, я сейчас задохнусь от нахлынувшей ярости.
– Они похитили Ану и всех остальных. Как бы ты поступила на моем месте? Пригласила бы их на завтрак? Чтобы они сидели с нами за одним столом, ели яичницу и пили кофе – к слову, без сахара, ведь сахара у нас больше нет, – как будто мы все…
– Я не стала бы принимать импульсивных решений, – отвечает Каталина. – Откуда ты знаешь, кем был этот посланник? Какое место он занимал при дворе? Понимаешь, о чем я? Возможно, ты только что убила одного из родственников Атока.
Я собираю волю в кулак и, расправив плечи, медленно, спокойно отвечаю:
– Они – враги.
С того самого дня, как Аток спустился с горы, навлек на нас землетрясения, армию призраков и уничтожил все и всех, кого я любила.
– Не каждую битву можно выиграть кулаками и саблями, – мягко возражает она.
У меня нет времени на все эти рассуждения. Я не хотела показаться слабой, поэтому проявила силу. Я все сделала правильно.
– Возьми с собой Софию, – говорит кондеса. – В качестве телохранительницы. Одной Луне известно, что тебя там ждет, особенно после того, что ты натворила сегодня.
– Это слишком опасно, – бормочу я, предательски краснея.
Возможно, я все же поступила немного необдуманно.
– Ана бы захотела пойти с тобой, – замечает Каталина, нервно теребя прядь волос. – Но решать, конечно, тебе. Не могу поверить, что это все на самом деле. Последствия могут быть совершенно непредсказуемыми. Я ничего не смогу прочитать по звездам.
Я стучу пальцами по столу и продолжаю нервно ерзать. Кажется, будто расстояние между нами увеличивается с каждой секундой.
– Это лучшее, что мы можем сделать сейчас, – наконец говорю я. – По крайней мере я попаду в замок.
– Будешь шпионить – как Ана.
– И?
– Это рискованно. А вдруг тебе все же придется выйти замуж за этого самозванца?
Я пренебрежительно отмахиваюсь.
– Да он тот еще павлин! Приготовления к свадьбе растянутся на многие месяцы. Он захочет помпезную церемонию, недельные празднества и обязательно пригласит почетных гостей из других стран, чтобы показать свои богатства. Нужно будет разослать приглашения, составить меню, подготовить комнаты для всех, кто приедет. Потом еще коронация новой королевы… В общем, у нас будет как минимум полгода. Может, больше. Еще никому из наших не удавалось провести в замке так много времени.
– Полгода – это не так уж и много.
– Это достаточно много. – Я наклоняюсь через стол и пристально смотрю на Каталину. – А пока местонахождение Эстрейи неизвестно…
Каталина накрывает рукой мою ладонь.
– Химена. Я видела это.
– ¿Qué?[15]
Она переходит на шепот.
– Кажется, звезды пытались рассказать мне об Эстрейе. Она по-прежнему в замке, но Аток больше не носит ее. Почему? Возможно, чтобы она хранилась в надежном месте.
Я медленно выдыхаю. Если Эстрейя по-прежнему в замке, но не у Атока, то я смогу разузнать, что с ней произошло, или даже украсть. Тогда армия призраков перейдет в наше распоряжение, и… Во мне начинает разрастаться надежда, но я подавляю эти мысли. Предсказания Каталины уже не раз вызывали горькое разочарование.
– Прости. – Она расстроенно пожимает плечами, отпуская мою руку. – Я хотела рассказать тебе ночью, но усомнилась в том, что увидела. Я до сих пор не уверена. – Зажмурившись, Каталина снова начинает нервно теребить волосы. – Это я должна была пойти.
Я протягиваю руку и поглаживаю ее запястье. Она улыбается, но взгляд выражает сожаление и печаль. И тут я неожиданно понимаю, что она боится за меня. Хочется подбодрить ее и сказать, что со мной все будет хорошо, я вернусь домой целой и невредимой и добуду для нас Эстрейю. Но я молчу. Мы обе знаем, что это было бы неправдой. Но я не имею никакого значения в этой миссии. Все это ради Инкасисы. Ради нашего народа. Ради нее.
– Ты – последняя надежда нашего народа, – говорю я. – И ты это знаешь. Постарайся не показываться на людях, пока мы не расчистим дорогу к трону.
– К трону меня приведет свадьба с самозванцем.
Я раскрываю рот от удивления.
– А что? – говорит Каталина. – Как только я окажусь там, я могу… могу…
– Что? Убить его? – язвительно спрашиваю я.
Да конечно! Это говорит человек, который до сих пор упражняется с деревянным – едва ли не игрушечным – мечом. Благодаря Ане она знает азы владения холодным оружием: держать меч клинком вверх и не направлять лезвие на себя. И всё. Она всегда предпочитала практике стратегию и любила продумывать сценарии мятежа: что запасать в первую очередь? Когда поднимать бунт? Как обойтись малыми жертвами?
Сражаться? Пачкать руки? Нет уж, это она оставляла мне.
– Ладно, – наконец говорит она. – Иди.
Я с трудом сохраняю равнодушное выражение лица. Она не верит в меня? Но ведь именно ради этого я столько лет притворялась другим человеком. Давно перестала откликаться на собственное имя. Часами тренировалась с оружием и добровольно жила в заточении. У нас – нет, у меня – никогда больше не будет такой возможности. Отомстить за родителей, заставить Ану гордиться мной, оказаться по ту сторону баррикад и наконец (наконец!) зажить собственной жизнью.
– Я попробую отправить весточку, когда доберусь, – успокоившись, отвечаю я.
– Ты же можешь ткать, – неожиданно говорит Каталина. – Ты все время вплетаешь тайные послания в свои гобелены.
Не знала, что ее так интересует моя работа.
– Как ты себе это представляешь? Аток ни за что не разрешит мне отправить гобелен в крепость.
Каталина досадливо фыркает.
– Не знаю. Надо что-нибудь придумать.
А что тут придумаешь? Я перебираю в уме разные варианты и наконец зацепляюсь за удачную мысль. Может, оставить гобелен где-нибудь на видном месте, чтобы наши шпионы смогли прочитать послание?
– Тебе нужно будет внимательно следить за замком. Отправь шпионов на рынок, к главным воротам, расставь по периметру… Если понадобится, могу выбросить гобелен из окна. По-моему, неплохая мысль.
Взгляд Каталины перемещается на один из моих гобеленов, где изображена падающая звезда, рассекающая густые пушистые облака, – мой любимый сюжет.
– Ты очень преуспела в ткачестве. Луна наделила тебя невероятным талантом.
Кажется, она хотела сделать комплимент, но произнесла это с таким отчаянием, будто моя магия как-то принижает ее достижения. Ерунда. Она умеет читать по звездам, а я – лишь воспроизводить их красоту. Судьба иллюстрийцев – в руках Каталины. А в моих руках – лишь моток шерсти.
Молчание затягивается и становится все более неуютным с каждым вдохом.
– Я просто хочу, чтобы все стало как раньше, – наконец говорит она. – Лаксанцы разрушают все, к чему прикасаются. Они запятнали Ла Сьюдад своим присутствием. Madre di Luna[16], как же я их ненавижу! Как же вернуть все обратно?
– У тебя будет здесь большая поддержка, – говорю я. – И в этот раз мы избавимся от лаксанцев навсегда.
Несколько мгновений Каталина молча смотрит на меня и наконец едва заметно кивает. Расправив плечи, она направляется к двери и берется за ручку.
– Я доверяю тебе. И еще, Химена.
– ¿Qué?[17]
– Возьми мой гребень.
* * *
Я отправляюсь в нашу комнату, чтобы собраться. У меня не так много вещей, и все они помещаются в одну сумку: туники, штаны, несколько поясов из шерсти ламы и поношенная кожаная куртка. Ткацкий станок останется здесь: его никак не упаковать. Но я не переживаю. Если на престоле лаксанец, в его замке точно найдется хотя бы один. Лаксанцы – одни из самых искусных ткачей; их гобелены, изображающие фрагменты из истории Инкасисы, чрезвычайно красивы. Это большая честь – получить в подарок подобный гобелен.
Вместе с юбкой и туникой Каталины я надеваю свои стоптанные кожаные сапоги и прячу в секретные кармашки четыре тонких кинжала. Этот ритуал немного успокаивает. Я сажусь на кровать и размышляю о своей миссии: первым делом нужно узнать, что произошло с Эстрейей, и найти способ поддерживать связь со шпионами. Я молюсь Луне, чтобы смогла сделать и то и другое, не выдав себя.
Дверь распахивается, и София врывается в комнату. Она двигается как бык – тяжелая походка, выпяченная грудь, будто она собирается стрелять из лука. Смерив скептическим взглядом мою маленькую котомку, она спрашивает:
– И это все?
– Все мои пожитки.
София заправляет мне за ухо прядь волос, выбившуюся из пучка.
– Мне кажется, это очень смелый поступок, – говорит она.
Я опускаю голову, с удивлением ощутив жжение в глазах.
– Каталина видела твои волосы? – строго спрашивает София. – Что-то сомневаюсь, что она могла одобрить этот жуткий пучок, уехавший набок.
Я готова выть и смеяться одновременно.
– Давай поправлю.
Она начинает распутывать колтуны. Это довольно больно, поэтому вскоре глаза начинают слезиться. Сколько часов я провела в ее руках! София не только вычесывала мои непослушные волосы: она учила меня драться, сплетничала о мальчиках и предупреждала, от каких молодых стражников стоит держаться подальше. Она старше, быстрее, жестче, но мне всегда это нравилось. Приятно знать, что у тебя есть такая поддержка.
– Каталина хочет, чтобы ты поехала со мной.
София замирает с недоплетенной косой в руке.
– А ты хочешь?
Смешанные чувства. Я испытываю и гнев, и досаду, но постепенно все вытесняет страх. Страх, от которого учащается пульс и становится тяжелее дышать. Страх, от которого хочется спрятаться под кровать. Madre di Luna. Я добровольно отправляюсь навстречу погибели. Хочется быть смелой – как Ана, которая каждый раз рискует жизнью, чтобы раздобыть нам еды. Но даже она берет с собой подмогу, когда совершает вылазки в Ла Сьюдад.
Я сглатываю.
– Не уверена, что я готова идти одна.
София доплетает косу.
– Тогда я пойду с тобой и помогу убить мерзавца, который посмел взять в плен мою мать. Сделаем вид, что я твоя горничная. Если дойдет до боя, оставь это дело мне. Пусть думают, что кондеса слаба и умом, и телом.
Я киваю.
– Думаю, они не удивятся, что кондеса возьмет с собой горничную.
– Главное, держи себя в руках, – предостерегает София. – Сколько бы у них ни было пращей…
– Они называются хуараки, – уточняю я и подаю ей заколку, чтобы она могла закрепить косу на макушке.
София оживляется.
– Помнится, ты как-то попробовала такую штуку на одной из тренировок? – Она хлопает в ладоши. – Да! Ты разбила пять окон! И сломала чей-то нос.
– Вообще-то ногу, – бормочу я в ответ.
– Точно! – хохочет София.
Я закрываю лицо руками.
– Забудь об этом.
Но София уже не может остановиться и смеется еще громче.
На самом деле это не смешно. Я убираю руки от лица и сердито смотрю на нее.
– Просто хотела тебя развеселить, – говорит София, обнимая меня. – Или разозлить. Это все же лучше, чем бояться. В какой-то момент мне показалось, что тебя сейчас стошнит от волнения.
– Неправда, – бурчу я, отстраняясь.
– Правда-правда. Еще чуть-чуть – и точно стошнило бы.
– Думаю, тебе все же показалось, – отвечаю я и встаю: не терпится отправиться в путь.
Захватив сумку, я торопливо спускаюсь по лестнице, выхожу из башни в большой зал, а оттуда – во внутренний двор. София следует за мной по пятам. Оказавшись на улице, я замираю от изумления.
Во дворе собрались все – то есть совсем все. Лица напряжены, губы поджаты, глаза опущены. Эти люди растеряны и напуганы. Они думают, что кондеса оставляет их на произвол судьбы, и я боюсь, как бы Каталине не захотелось убедить их в обратном. Белые стены крепости отливают золотом в лучах закатного солнца. В первом ряду стоит Каталина, которая, судя по всему, отчаянно пытается сдержать слезы. Она выходит вперед и крепко обнимает меня. Мы редко проявляем чувства на людях, но я вовсе не возражаю против такого прощания. Кто знает, когда мы увидимся в следующий раз? На самом деле это очень важный момент для нас обеих, поэтому я прекрасно понимаю ее порыв.
– Давай, Химена, – тихонько шепчет она. – Подбодри их. Им важно видеть, что тебе не страшно.
Я киваю. Кровь приливает к лицу.
– Хорошо. Я не боюсь. И не подведу тебя.
– Я знаю, – отвечает Каталина и отступает в тень, пропуская меня вперед.
Я поворачиваюсь к собравшимся. Непривычная тишина. Напряженные плечи и встревоженные взгляды. В воздухе витает страх, окутывающий нас, словно густой туман. Я не знала, что придется произносить речь. Это самое ужасное в роли кондесы. Во рту пересыхает, и я начинаю нервно теребить край туники.
– Спасибо, что пришли проводить, – говорю я сдавленным голосом и закашливаюсь. – Я знаю, многие из вас тревожатся за меня. Не надо. Все… все будет хорошо.
Каталина нетерпеливо цокает языком.
– Я хочу…
Madre di Luna. А чего я хочу? Наверное, чтобы они выжили.
– Я хочу, чтобы вы помнили: в хранилище осталось очень мало еды. Прошу вас, распорядитесь запасами разумно, пока меня не будет.
Каталина выступает вперед и громко откашливается.
– Кондеса хочет, чтобы Инкасиса стала безопасной для всех нас. Оказавшись в замке, она получит уникальный шанс подобраться поближе к нашему врагу и его тайнам. Когда она обнаружит его слабые места, мы сделаем все возможное, чтобы узурпатор заплатил сполна за беды, которые навлек на Инкасису, – говорит она, и ее глаза сверкают решимостью. – За наши разрушенные дома, за наши жизни – и прежде всего за наши погибшие семьи. У кондесы есть план. Надо только продержаться еще немного, и мы поднимем восстание против самозванца!
Раздаются вялые возгласы одобрения. Некоторые аплодируют, но я чувствую, что люди встревожены. Возможно, нам удалось их немного успокоить, но после стольких лет голода и лишений они привыкли относиться к любым изменениям с опаской.
На спине выступает пот. Переминаясь с ноги на ногу, я бросаю взгляд на Софию, и та подмигивает в ответ. Уж она-то знает, что сейчас мне больше всего на свете хотелось бы поскорее уехать.
Я киваю в сторону конюшен. Чтобы добраться до них, мне придется пройти сквозь всю толпу мимо коричных и дынных деревьев[18], которые мы посадили вместе с Аной, когда она привезла меня в крепость. Глубоко вдохнув, я делаю первый шаг, и люди расступаются. Стражники вертикально поднимают мечи и прислоняются лбами к клинкам. Знак глубокого уважения. Но они проявляют уважение не ко мне, а к кондесе, за которую меня принимают.
Мы с Софией проходим мимо свежих могил, где похоронен лаксанский посланник со своей свитой. Все тринадцать человек. Седлаем коней и галопом скачем к сторожевым башням, поднимая за собой облако пыли. И вот наконец мы вступаем на мост. Нас мгновенно окутывает теневая магия Аны – значит, где-то далеко она все еще жива. Луна наделила ее даром скрывать предметы, и Ана заколдовала мост таким образом, чтобы его мерцающие очертания были видны лишь иллюстрийцам. У меня сразу начинает кружиться голова: да, я знаю, что мост здесь, и вижу его контуры, но если посмотреть вниз, прямо подо мной зияет бездонная пропасть.
– Даже лошади уже привыкли к магии! – кричит София, оборачиваясь.
– Cállate[19], – отвечаю я, вцепившись в поводья.
Мы проезжаем через поля, которые когда-то принадлежали иллюстрийцам. На фоне закатного неба выделяются темные телеги, доверху груженные листьями коки. Небольшой кусочек может облегчить симптомы высотной болезни и помочь при расстройстве желудка, но в бóльших количествах кока вызывает галлюцинации. А если принять слишком много, можно вообще не проснуться. Перистые кончики ветвей этого кустарника напоминают хвосты лам. Листья – широкие и плоские, с толстыми черенками.
Я с печалью оглядываю открывшийся перед нами пейзаж. Кусты коки на опустевших полях выглядят словно огромные колючие чудища бораро. Они повсюду, и это жутко.
– Глазам не верится, – говорит София, вырывая меня из размышлений. – Как можно было засеять этим все поля? Людям нечего есть, а он думает лишь о том, чтобы продавать наркотики в другие страны…
Кровь стучит в ушах, и я крепче сжимаю поводья. С большим усилием направляю лошадь в сторону замка, прочь от этих полей. От ярости темнеет в глазах. Меч так и просится в руки. Узурпатор отнял у нас все. Наши семьи. Дома. Королеву. И теперь – наши несчастные земли.
– Ándate a la mierda, Atoc![20] – выкрикивает София.
Я подхватываю, и мы орем во все горло, зная, что в ближайшее время придется держать язык за зубами.
Солнце заходит. Сумерки постепенно сгущаются. Мы переходим на галоп, и вскоре на горизонте появляются очертания города. Всходит Луна, и из-за облаков робко выглядывают звезды. По спине пробегают мурашки. Эта ночь сулит опасность. Луна, дай мне сил.
Мы проезжаем через ореховую рощу, сквозь деревню и мимо внешних стен Ла Сьюдад. Теперь вместо иллюстрийцев город населяют проклятые лаксанцы. Некогда белые стены запятнаны изображениями самозванца со свитой и портретами Атока с его младшей сестрой Тамайей. Как будто ему постоянно нужно напоминать всем, кто победил в войне.
Мы проезжаем мимо городских ворот и замечаем двух лаксанцев, которые жмутся друг к другу, сидя на рваных одеялах. Они вяло поднимают опухшие красные веки и глядят на нас; из ноздрей течет кровь. Несчастные души, запертые в ловушке зависимости. Жертвы смертоносных решений Атока.
Мы молча движемся дальше; городские стены остаются позади. Приближаясь к замку, я крепко сжимаю поводья и стискиваю зубы.