Иэясу Левченава
Последний рубеж
© Иэясу Левченава, 2022
ISBN 978-5-0056-4443-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Последний рубеж
Предисловие: история двух сестёр и учителя
В декабре далёкого 2018 года я, можно сказать, предсказал одно событие, случившееся в моей жизни. Тогда я впервые задумал поэму о двух сёстрах: «черновласой беленькой, задумнчивой и нежной и златовласой розовенькой, вечно улыбающейся и пухленькой». Правда, тогда они были не родными, а троюродными сёстрами и, кроме того, были разных национальностей: беленькая – испанка, чёрненькая – француженка. И звали их Хуана и Мишель.
Были они стереотипными дамами из благородного сословия эпохи Возрождения (XV—XVII веков): изнеженными, ничего не умевшими, любящими лишь удовольствия вроде вкусной еды, приятного сна, телячьих нежностей между собой; зависимыми от мужской половины семейства – благородных конкистадоров¹.
Однако я тот человек, который не считает женщин слабыми и изнеженными и который в целом выступает против патриархальных отношений в семье и обществе. Поэтому жизнь изнеженных невинных сестричек была недолгой – о них я вскоре позабыл.
Вместе с тем, я впал в другую крайность: итальянская версия этой парочки (уже родных сестёр, Маргариты и Джульеты), жившей в наше время, была абсолютной противоположностью изначальным образам. Особенно Джульета, младшая, белокурая. Враждебная по отношению не только к сестре, но и ко всей семье, бунтарка тут и там бросала вызов общепринятым правилам, ценностям. И даже смерть сестры по её вине и разрыв отношений с семьёй (тётей, дядей и двоюродными братом и сёстрами) абсолютно не заставили смутьянку задуматься о чём-либо. Она становилась наглее, всё больше противостояла всему и вся, выступая с идеями гедонизма, маккиавелизма и либертинажа (пренебрежением моралью и традиционными общечеловеческими ценностями).
Что поделать? Таков духовный мир подростков пятнадцати – семнадцати лет, не познавших жизнь до конца. Противоречивый. Бунтарский. Агрессивно настроенный против всего и вся.
В десятом классе я познакомился с одним замечательным человеком, обуздавшим мой нрав дурного подростка. Наталья Александровна, наш учитель химии, – человек необычайной скромности, даже застенчивости, дама греческой внешности (тёмные глаза, белое нежное лицо с желтоватыми оттенком, тёмно-коричневые волосы, блестящие, точно от оливкового масла), показала на собственном примеры, как нужно и важно быть скромным человеком и уметь довольствоваться малым (чего я, крайне амбициозный и наглый, абсолютно не умел), ценить, что имеешь. Через полгода тесного общения я осознал: пора завязывать свои амбиции и забывать про наглых героинь романов, думающих лишь о собственных выгодах, ибо не таких на самом деле уважают здравомыслящие люди. А уважаем и всеми любим вот кто. Люди, подобные ангелу, спустившемуся с небес и взявшему имя Наталья.
Возрождение сестёр, любящих и уважающих друг друга, произошло ещё полгода спустя, и на сей раз попали они в XIX век, век чести и благородства. Стоит начать с того, что у нас в одиннадцатом классе сменился учитель биологии. И эта новенькая она, Елена Владимировна, по моим наблюдениям, весьма была похожа на белокурую сестру (испанскую версию): светлые волосы, пухлые личико и тельце, добрая романтичная нежная душа. И с нею-то я сблизился больше всех из моих тогдашних педагогов!
Позже я выяснил, что у нашей благородной Елены есть старшая двоюродная сестра – практически точная копия старшей (черновласой) выдуманной сестры. Так я и понял, что сам предсказал свою судьбу, а именно эту легендарную встречу, что мне не забыть вовек.
Но дело было не только во внешнем сходстве книжных и реальных сестёр. Речь шла о неземной сестринской любви, о чрезвычайной привязанности сестёр друг к другу, о наставничестве старшей и преданности младшей, о богатстве их духовного мира, широте единой души и кругозоров. Каковы реальные сёстры, Елизавета и Елена, – таковы и воображаемые, Мэри и Элен, прошедшие сквозь многие эпохи, сквозь тернистые пути духовной и душевной эволюции.
Автор
________
¹Конкистадоры (от исп. «завоеватели») – воины и авантюристы Испании и Португалии, покорявшие Южную и Северную Америки.
БАЛЛАДА О БЕГЛЯНКЕ
Песнь первая
В заточении
На юге Итальи под солнца жарой
В шальном девятнадцатом веке
В усадьбе, где кушаний всяких горой,
Где чистые-чистые реки
Веками текли, где блистали сады,
Большими плодами сверкая,
Жила баронесса, мадам Натали
Моретти (по мужу такая
Фамилия). Было у женщины всё:
Наряды, меха, бриллианты…
Да только вот это не нужно ей всё.
Девице источник отрады
Был умственный труд, даме химия – страсть:
Она часто ей занималась,
Всё опыты ставя, пометки ведя… —
Ей мужем то не воспрещалось,
Пока не случилось однажды одно,
Что вмиг ей в сей жизни испортило всё.
***
Однажды сидела она у окна
И что-то в сосудах мешала.
От солнца в окошке её голова
Миндальная нежно блистала,
Блистали и личико белое, и —
Глаза – изумруды-сапфиры,
И красное платье, пока Натали
Мешала масла и эфиры
И в книжке потёртой своей записной
Всё формулы быстро строчила.
Внезапно толкнула вдруг колбу рукой,
Та – бах! – взорволась одним мигом!
Услышав то, к даме ворвался супруг,
Кричать стал визгляво и дико:
– От всех твоих опытов, взрывов, наук
Сплошная тут неразбериха!
Устал я терпеть! Дал тебе ведь я всё:
Подвески, кольцо, бриллианты…
А ты мне в ответ, ты ответь-ка мне, что?
Ни ласки, какой-то награды…
Не можешь ответить – пошла, дура, прочь!
К отцу своему и мамаше,
Поганцам! И мне всё равно: сейчас ночь
Иль день – надо мной издеваться
Тебе я не дам за мои все труды,
Что я посвятил тебе, дура.
Не можешь ценить, сволочь? Прочь уходи!
Не видел чтоб я тебя утром… —
С тяжёлой душою в фургон Натали
(В повозку) без сил тихо села.
Скомандовал муж, всё кипящий: «Беги!»
Карета стрелой полетела.
– В домах толерантности место тебе,
Несносная шлюха тупая! —
Кричал нерадивый муж женщине вслед. —
Да как бы скотина такая
Учёным бы стала? Знай: место тебе
В домах толерантности¹, стерва!
И пусть покарает тебя поскорей
Стрелою своею минерва! —
Как долго он так вслед карете орал,
Когда остыл? Кто его знает!
Теперь Натали оставалась одна.
В своих мыслей чёрных тумане,
И гнал экипаж седовласый ямщик,
Гремели посуда, и колбы,
И книги, поехал ведь вялый старик
Холмом скользким грязным неровным,
А тут ещё дождь, как из вёдер из ста,
Лил. А Натали размышляла:
Какая же ждёт с ямщиком их судьба:
Падут под обстрелом нахалов —
Разбойников? В пропасть дождём полетят?
Да только, увы, им пути нет назад…
________
¹Дома толерантности – то же, что и публичные дома, дома, где содержат проституток.
Песнь вторая
Мучительная дорога
От мужа Натали бежала,
От шумных празднетств и балóв,
Походов в гости и дворцов,
Еды, вина, что мало, мало
Всё было итальянцу-гаду —
Пускай вкушает он отраду
Всех этих прелестей мирских
Без Натали – она ведь мужу
Служила для битья лишь грушей —
Ласкал он только баб лихих
На ассамблеях¹ и в борделях.
Жена – рот лишний лишь ему.
Пускай идёт хоть на войну,
Хоть пусть велит своим лакеям
Все сундуки собрать ему
И отправляется в те страны,
О коих так давно мечтал:
Пусть ищет приключенья там,
Опустошает все карманы
На девочек элитных да
Хвотает бойко два ствола
И, будто Байрон на Балканы²,
Идёт на Запад воевать,
Индейцев грозных истреблять…
Да мало ль, что он будет делать…
Тихоня наша Натали
Вскорь треть Италии земли
Проехала, порой несмело
Ночлег просивши у людей,
Их до безумия пугаясь
И от стыда всё зажимаясь.
Порой ночлег давали ей,
Порою в шею прогоняли,
На статус несмотря её.
Вокруг поля, леса блистали
От солнца, реченьки журчали…
И Натали вот это всё
Непроходимыми лесами,
Где волки рыщут за телами,
И чёрной выжженной землёй,
И небом угольным казалось,
Век вечный пышущим грозой,
Лесам дающей вечно бой
И не щадящей их ни малость
Под грохот везувийской³ лавы —
Из жерла вырвется вот-вот.
Сквозь этот ад жары кровавый
Таинственной судьбе вперёд
Гналась в карете, размышляя,
Известно ей одной, о чём,
Почти не засыпая днём
И ночью силы истощая.
Был долог и тяжёл сей путь.
Была надежда небольшая
В сестры поместье отдохнуть.
Да, с детства на неё та злая
Была, как на врага, но что
Же делать Натали? Её
Карета, невесть сколько льё⁴,
Промчавши, встала у калитки,
Потёртой, чёрной и сухой,
А из неё – о бог ты мой! —
Вдруг вышла Джулия в накидке:
Белоголовая мадам
С кудрявыми, как пух, власами
И телом белым, как снега,
Перстами⁵, полными камнями
Колец златых. – Тебе чего? —
Увидевши сестры карету,
Презренно буркнула она.
– Я мужем изгнана была,
А дома здесь ведь больше нету
Мне, как лиль вот… – Чего? Меня,
Как муж скончался, из именья
Прогнал сын⁶, дьявола творенье,
Наследником став. Нынче я
Без дома тоже. А тебя он
Подавно, дура, не возьмёт.
В отца пошёл весь этот дьявол.
– Тогда садись да мы вперёд —
До Швеции. Как мы приедем,
Займёшься, Джулия, собой.
Ты замок купишь, а я свой
Учёного долг верный буду
Как химик, Джули, исполнять…
– Заморыш, кто же тебя взять
Захочет во учёных? Чудо
Должно произойти. Да нет!
Ты зря надеешься на это:
Изгнанью передай привет
И к смеху над тобой с приветом,
Не постиснявшись приходи.
Считаешь, опыты твои
Тебе учёным стать помогут?
Или чего? Преаодавать?
Ну нет! Как хочешь, но не стать
Тебе, кем хочет. Я дорогу
Тебе одну, мадам скажу:
Сгнить с голоду в сыром гробу.
Давай, показывай дорогу. —
В карету села. Натали
Сказала еле-еле: – Мы,
До Англии давай сначала,
Быть может? – Ты смотри…
К племяшкам грёбаным своим
Вдруг захотела? Или надо
Тебе чего?.. Всё заикалась,
Ей отвечая, Натали.
– Чтоб я с тобой ещё связалась!.. —
Рычала Джулия. Гони
До Англии своей давай!
И по пути не приставай
Ко мне. – И Натали сидела,
Свернувшись тихо в уголке
Душа горела, как в огне,
Дрожало сохнувшее тело —
Тайн страшных миллиона три
Терзали душу Натали.
________
¹Ассамблея – бал, торжественный приём.
²В 1820-х годах бритарский поэт Джордж Гордон Байрон снарядил на личные средства экспедицию на Балканы, чтобы освободить местные народы от турецкого ига (зависимости), где и погиб в 1824 году.
³Везувий – действующий вулкан на юге Италии, примерно в 15 км от Неаполя.
⁴Льё – французская единица длины в 4,5 км.
⁵Перст (устар.) – палец.
⁶Не имевшие права наследования женщины в Европе XIX века могли быть запросто выставлены за дверь сыновьями, мужьями дочерей.
Песнь третья
Сестрички Лавсдотер
Карету гнали через всю
Европу сёстры, не общаясь
И даже не перекликаясь
Между собой, на влажный юг
Английский, на Уайт туманный,
Что отделяет Те-Солент¹
От Англии, что графством Кент
Граничит с островом. Он, данный
Семье Лавсдотеров² поместьем³,
Необычайно процветал,
Ни нужд, ни бед давно не знал.
В то время той усадьбой вместе
Владели две родных сестры,
Две с детства лучшие подруги.
Тихонько жили здесь они,
Души не чаявши друг в друге.
Отец сестёр, швед Эрик Спраген,
Уехал в Англию давно —
Он с детства обожал её.
Здесь он легко, без передряги
Нашёл себе любовь – её
Лавсдотер, Мэри Элен звали
(Шотландия ей милый дом)
Влюбился сразу швед в неё —
И свадьбу пышную сыграли.
Настолько был он англоман⁴,
Что взял фамилию Лавсдотер,
Мол благозвучнее она.
Жену Эрик обвил заботой
И нежностью. Не забывал
Наш беловласый о сестрёнке,
Известной всем нам Натали
Пером отточенным и тонким
Ей письма нежные писал.
Сестрёнка Натали ему
На письма сразу отвечала,
По брату старшему скучала,
Всё детство Эрик ведь сестру,
Боготворил, превознося,
И на руках носил сестрицу —
Вот то-то Джулия всегда
Была зла, словно бы тигрица,
Была капризна и ревнива,
Мол королева не она…
И самой нежной и красивой
Для брата Натали была —
И чище, непорочней нет!
Ведь старше на тринадцать лет
Её он был: братишка взрослый,
Могучий, крепкий, сильный, рослый,
Заботливый, как мать с отцом,
С добрейшим сердцем и умом
Недюжим. Он любил сестрёнку,
Жену не менее любил —
Вот Бог семье и подарил
Дочурок. Что же, понемногу,
Как сёстры жили вместе, я
Поведаю. Чего, тая
Истории, сидеть, молчá —
Её давно начать пора.
***
Уайт. Ещё заря не встала,
А дружная сестриц семья
Давно в кровати не лежала,
Ведь перед трудным днём она
Купалась, волны рассекая,
И, ни на дюйм⁵ не отставая,
Головки параллельно две
Тихонько плыли по воде.
Вот чёрный волос с нежно-белым
И длинноносеньким лицом,
С глазами карими – то Мэри
Была. А младшая её
Сестрёнка Элен, дома – Эли
(Так ласково её звала
Души не чаявшая Мэри) —
Необычайно белый длинный
Имела волос – вся в отца
Девица белизной пошла.
Считала Мэри очень милым,
Что личико сестрички всё,
Как свинка, розовое; щёки —
Мягки, как булочки, пышны.
Глаза лазурные, как море,
Полны добра, любви, покоя.
Всё время вместе сёстры. Им
Так хорошо друг другом рядом,
Плыли, смеялися вдвоём,
Болтали всё о том о сём,
Светились счастием, как надо.
– Ах, Мэри, как же хорошо
С тобой мне… – счастливо вздохнула
