Иван Тайн
Ученик бога

Всему своё время.

По возвращению я спросил, сколько времени прошло, на что старик ответил, что мне пора бы уже и самому научиться слышать. И незамедлительно приступил готовить место для учений. Постелив мне и себе лиственные настилы, он сказал сесть и повторить всё, что я делал в прошлый раз, но с одним исключением, не засыпать. А просто следовать каждым указаниям.

– Чтобы прочувствовать, нужно остановиться, и сместить своё внимание на окружающий мир. Забыть все переживания, которые клокочут и бурлят внутри тебя. Телодвижения неспокойного человека, такого как ты, это всего лишь временное высвобождение того бурления и той необузданной энергии, что заправляет, и управляет тобой. Но её можно обуздать.

– Как?

– Услышав природу можно услышать себя. Прислушайся. Что ты слышишь?

– Я слышу шум – боязливо произнёс я.

– Так, попробуй поочерёдно, сфокусироваться на чем то, одном.

– Я слышу шум ветра.

– Попробуй описать его.

– Ну, он такой… шумный…– вновь я затрусил – и ветреный.

– Хорошо, – то и дело, подбадривая, говорил старик, – ещё какой?

– Какой… это… эмм, а, во.... – свистящий.

– А ещё?

– Свежий.

– Отлично, а ещё?

И тут я не выдержал:

– Не знаю я, что заладил, ещё да ещё, ты скажи.

– Ты нахмурился, но ладно скажу он волнообразный.

– Чего? Какой ещё волнообразный? Мы что под водой, по-твоему?

– Ладно, сменим объект внимания.

– Хорошо, я слышу траву, её шелестящий и зелёный звук, – сказал я, уже уверенно, поняв, что можно нести всякую чушь. Но старик всё так же продолжал одобрительно подбадривать. Он как я подумал, не понял, что я над ним уже смеюсь. Потому шутки усилились.

– Она с мокрым и чавкающим звуков, сказал я, но старика и эти слова не возмутили. А даже положительно удивили.

– У тебя отлично, получается, можешь открывать глаза, – сказал он, – на сегодня, пожалуй, закончим.

– Как это получается? Я же ничего не понял, – удивился я, – зачем это смехотворное занятие нужно?

– А, да? Ну, ты так не считаешь, это мерзкая часть твоей душонки так считает.

– Но я же смеялся про себя.

– Это да, но точнее будет сказать: Одна часть тебя смеялась над другой частью. Другая же часть отвечала каждый раз правильно. Видимо они до сих пор борются друг с другом, чувствуешь душевную боль?

– Да вроде нет. С тех пор как поспал, чувствую себя прекрасно.

– Значит, дела идут хорошо, но предстоит ещё многое сделать.

– А как же научится времени?

– Всему своё время.

* * *

– Вот какой круг получился, однако твоё время знать не пришло, – сказал великан, обращаясь ко мне, – Но ты можешь задать три вопроса. И кто знает, может на один из них я дам тебе ответ.

– К этому времени у меня уже куча вопросов. Не часто мне хотелось прерывать твоё повествование вопросами, тем более что оно не завершено. – рассуждал я вслух, – Спешить мне, к сожалению некуда, да и ты, все, в конечном счёте, расскажешь. Поэтому спрошу самое главное:

Первое. Почему мой мир исчез, и я не сгинул вместе с ним?

Второе. Как рассказы, помогут вернуть его?

И третье. Будет ли в рассказе экшн?

– Я уже говорил, что я спас тебя, потому, мне нужен ученик и компания. Но я понял, о чем ты. Ты хочешь знать, почему я выбрал именно тебя. На это я отвечу полу правдой:

Дело в том, что я увидел в тебе себя такой же тянущийся к знаниям и просто не за что любящий жизнь. Какие бы испытания она бы тебе не подкинула ты бы ни за, что не расстался бы с жизнью. Но как оказалось, я ошибался. Я просто не понимаю, почему ты решил идти туда, где явно опасно. Неужели ты знал… Но как это возможно… Ладно, это секрет, который мне ещё предстоит разгадать, и видимо всему своё время.

Так же мы схожи в любви к науке, но в этом и различие. У тебя наука было всю жизнь как развлечение, причём поверхностное, я же использовал науку на практике. В этом я считаю, у тебя, и состоят пробелы в знаниях. Тебе нужны знания системные и эмпирические.

Помнишь, я говорил, что ты сошёл с ума? Так вот – это правда. И чтобы ты был в уравновешенном состоянии, мне пришлось стереть тебе память. Ты хочешь экшн? Я тебе его дам.

Яйцо.

Его слова оглушили меня и пронзили самое сердце, отчего даже мой нос чувствовал себя необычно. Будто бы погружённый в воду я всё сразу вспомнил, и как же это было страшно, мамочки. После пришествия и не сгорания, я оказался дома и видел то, как мой мир рухнул. Я не мог ничего сделать, чтобы его спасти. Но самое печальное это то, что, я был причиной погибели всего живого. Я убил всех друзей, всех семью, и даже маму.

Перед тем как очнутся с ног до головы покрытым потом от огненного сна, бог мне сказал:

– Сгореть в моем величии было слишком безрассудно.

Это были слова, которые я записал первым делом, и от которых вдальнейшем я оттолкнулся, чтобы вспомнить всё остальное, весь сон, от конца до начала. Это всё его вина, он меня наказал, буквально, ни за что.

Писал я, взявшись за ручку средним и большим пальцем. Указательный же палец после сна я не чувствовал и не мог им управлять. Что сильно меня пугало и заставляло, пуститься в рассуждения. Посетил ли меня бог? Прикоснулся ли я к нему? Или всё же это был обычный сон больного воображения, воспалённого сознания.

Я пережил небывалое и настолько ошеломляющее событие, которое даже будучи сном, пугало и устрашало не меньше, чем, если бы это происходило по-настоящему. Но я ещё не знал, что это были всего лишь цветочки. Я и представить не мог, что этот сон был предзнаменованием грядущей боли и несправедливости. Лучше бы то, что последовало дальше, оказалось сном.

Ну, сон и сон. Немного реалистичный, но в основном, сон. Сон он и в Африке сон, подумал я. И принялся собираться в колледж.

Учиться было не очень интересно. На химическом обещали курс десятого-одиннадцатого класса за один год, а на актёрский без одиннадцатого класса не брали. Вот я и поступил. После нам обещали, вообще три года учёбы вместо четырёх, в то время ещё к нашей группе присоединилась девчонка. И так шаг за шагом я просто вяз всё глубже. Я попался в ловушку, из которой было очень сложно выбраться. Чтобы чувствовать себя лучше я начал оправдывать своё положение «всё не зря», «вон, сколько отучился», «диплом получу, будет не лишним», «химии в школе не было – одни конспекты, останусь». И даже тот факт, что и в колледже ничего кроме конспектов не было, не смогло отпустить меня. Что-то до сих пор меня держало. Я жил по инерции, куда ветер подует, туда и шёл.

Всё бы отдал, чтобы вернуть мир обратно, я бы изменился. Когда произошла та катастрофа я то и дело, что молился, чтобы всё вернулось, чтобы всё было как раньше.

Выйдя из дома, я сел на полупустой автобус, под номером сорок четыре. Полупустым он был всё потому, что я как обычно, проспал (полный автобус только рано утром).

Я сел в левой части автобуса и мои колени неожиданно упёрлись в стоящее передо мной кресло. Я и раньше тесные кресла видел вот и не придал этому явлению особого значения. Но после первого усиленного нажима я заподозрил, что это буйный пассажир никак не усядется. Но я вспомнил, что там никого не было, когда я садился, поэтому, после второго нажима, который только нарастал, я начинал понимать, что происходит. Я неумолимо рос.

В это время кондуктор пересчитывал свои деньги и не спешил считать мои. А та немногочисленная горсть пассажиров, что была, вся была повёрнута от меня спиной. Поэтому мой рост не был никем замечен. Лишь водитель, сквозь зеркало заднего вида, нервно поглядывал на мои метаморфозы не моргающими от шока глазами.

Что было удивительно, так это то, что вместе со мной росла и одежда. Создавалось впечатление, что это не я увеличиваюсь, а всё остальное уменьшается. Если за пассажиров я беспокоился, то за себя я запаниковал. Уткнувшись головой в крышу, автобуса я истошно вскрикнул. «Помогите». На что все пассажиры, включая кондуктора, незамедлительно развернулись. Не веря своим глазам, все закричали водиле со страху, открыть поскорее двери. Этот крик вывел его из оцепенения, в котором он пробуждал и вовлёк во всеобщую панику.

Сиденья вокруг меня давно уже были разломаны, в общем-то, они вполне олицетворяли то, что произойдёт через мгновение с автобусом и в итоге со всем миром. Когда автобус остановился, открылись все двери. В эти минуты, я ещё не заполонил собой весь автобус и не закрыл пути отступления, поэтому все без труда могли и покинули его.

Так я думал пока с заднего сиденья, в полной тишине, я не расслышал тихое жужжание музыки. Судя по всему посреди всего этого хауса, кто-то мирно спал, напялив наушники на оба уха и не думая хотя-бы чуть-чуть сбавить громкость. Те, кто вышел же, ничем от него не отличались, так как также были слепы перед не минуемой погибелью. Зарылись лицом в свои телефоны и давай снимать, будто кому то смогут показать, записанное.

– Нужно звонить в скорую, мчс, учёным или хотя бы спасти этого, чёртова засоню, – раздосадовано сказал я, но было уже поздно.

Я уже согнулся в три погибели, потому что моих сил не хватало, что бы разорвать прошивку. Лишь, какая-то невообразимая прочность тела и его расширение, могла спасти меня, но она же и сначала задушила того пассажира… господи я помню в мельчайших подробностях как он извивался пытаясь выбраться… и то как, невыносимо вспоминать, выдавлена как из тюбика пасты, вся плоть и кровь.

В эту самую секунду у меня наверняка была гримаса ужаса от происходящего, я просто не мог поверить и готов был уже отключиться. Но тут же пазик разлетелся на части и высвободил меня. Не желая, чтобы это повторилось, я побежал прочь по дороге, ловко успевая наступать в открывающиеся окна между машин. Из одной полосы я сразу вырос, жаль это была не магистраль, зато до сих пор ни на кого не наступил. Но это не могло, так долго продолжаться. И теперь ноги с трудом вмещались во всю ширину дороги. Рост достиг такого предела, что не было места, куда бы я мог спокойно наступить. Всё было усеяно людьми. И тогда я вспомнил, что за углом буквально, через четырнадцать кварталов есть два удобно стоящие стадионы звезда и его замена на случай не предвиденной ситуации. А на моё усмотрение это был тот самый случай.

Вряд ли я успел бы добежать, никого не задев, и поэтому, я решил прыгать. Так как ноги уже начали заходить на тротуар с одной стороны и на припаркованные машины с другой нужно было срочно действовать, иначе ногами я разрушил бы много домов и тем самым много кого покалечил. Хорошо, что машины уже видели меня издалека и не ехали в мою сторону, а люди разбегались кто куда.

Так или иначе, мой бег мог кого-то убить. Не смотря на то, что дома виделись мне уже игрушечными, высотки до сих пор скрывали собой стадионы, а я боялся прогадать. Но всё же прыгнул. И пролетая над домами, попал, к счастью, прямо в цель. Я понимал, что это временная мера и поэтому выискивал новые пути. Но предстал перед выбором из двух зол. Либо я добираюсь до большого и необитаемого «острова» поля, в котором смогу задержать разрушения на не большое время, но в итоге все равно многих убив. Либо прыгаю по мало, но всё же обитаемым островкам с возможностью выхода из города. Кто я такой, чтобы решать, кто умрет, а кто нет, на мгновение промелькнула мысль. И тут же пришло осознание, что выбора как такого то и нет. В итоге всё равно многие умрут, вряд ли вообще кто-то выживет. Моя задача отсрочить смерть и я решил отсрочить смерть родных и близких.

Нужно было прыгнуть одной ногой в парк с фонтанами перед дворцом культуры, а другой уже допрыгнуть до пустыря. Да это было одиннадцать, но вокруг фонтанов полно лавочек и вполне вероятно, что на них кто-то сидел. Мне не было видно, до прыжка и не было видео после. Но я так понимаю, уже с десяток людей было раздавлено. По моей логике в любом здании людей больше чем вокруг него, поэтому в парк приземлялся не всей ногой. Приземлился таким образом, чтобы не задеть дворец культуры пяткой, то есть на носок.

На пустыре можно было немного передохнуть. Отдыхал до тех пор, пока одна нога, не стала умещаться. Можно было делать шаг, благо, что он был ещё возможен. Я аккуратно ступил, как это не иронично прямо на кладбище, ведь оно была в два раза больше пустыря. Я не знал предел прочности земли, но уверен, что уже тогда прыгать было нельзя.

Поэтому следующим шагом было лишь шагнуть на территорию лыжной базы динамо, перешагнув через частные дома. На лыжной базе я никогда не был из-за того, что ненавижу лыжи, но поэтому я и знаю, что это за место. Благо, что весна и все лыжники ходят без лыж.

Деревья с высоты моего полета стали напоминать мелкие зеленые бутоны брокколи, казалось, что я бегу по обычному ковру экологического происхождения.

Когда я перешагнул р. Каму и на отдых времени больше не было, возможность отсрочить как можно больше смертей, уменьшалось экспоненциально. Малейшее торможение и уже стерто ещё одно поселение, в России их невероятно огромное количество. Они усыпаны буквально повсюду. Я старался бежать на цыпочках как можно быстрее и как можно аккуратнее. Различая места поселений лишь по песочным пятнышкам. Какие были соединены один к другому нитями дорог и паутинками тропинок. Как же они всё-таки похожи на плесень.

Я бы и мог подождать, до тех пор, пока не смогу перешагивать целые города, но для этого понадобилось бы, тогда пожертвовать посёлками. Чего я не мог допустить. Ох, как же мне тогда повезло, что на пути повстречался хребет. Я мог идти по нему, совершенно не волнуясь, что кого-то раздавлю. Какое-то время мой рост синхронизировался вместе с продольным расширением хребта и шёл, будто по дороге. Но затем хребет резко сократился, и я по глупости своей погрузил ногу в воду.

Это было Карское море в нём несколько нефтедобывающих платформ, а на его брегах есть парочка поселений. Всех погубил.

Ну почему я угрожал жизням людей даже в воде, промелькнула мысль. И взобрался уже на настоящий остров.

Желая не рисковать, я встал на заснеженные участки, по краям были каменистые. Там вполне могли выжить от наводнения. А я и без них уже давно был с грузом на душе. Я шёл через уступы скопления островков, будто построенных специально для меня.

Вот, что значило «поменяться ролями», подумал я. И пришёл в последний пункт назначения – Гренландию.

Полёт.

Я очутился на Гренландии, и ощутил себя маленьким принцем, способным в любое время посмотреть на закат. Правда, не из-за того, что мог дойти до заката пешком. А из-за того, что закат уже шёл полным ходом. Закат цивилизаций близился.

А я всё хотел его отсрочить. И без возможности выбора, когда Гренландия начала трескаться под ногами, мне пришлось прыгнуть. На удивление это не вызвало никаких проблем, земля ничуть не дрогнула и не сбилась с пути. А я с тоской на душе устремился в космос, не отрывая от земли взгляда. Лишь иногда замечая на планетные шарики, а то и крупицы. Проносящиеся с небывалой скоростью планеты превратились из пыли в ничто. Было невероятно страшно и по-настоящему одиноко. По-моему я чувствовал именно то, что чувствовал бы Бог, если бы он существовал: Бесконечное одиночество.

– Земля давно исчезла из поля видимости, да и солнечная система вместе с ней, но я всё продолжал смотреть в их сторону, пытаясь разглядеть хотя бы солнце, – сказал я, пытаясь описать, свои переживания, так как если бы говорил с обычным человеком.

Лично я, за всю жизнь бы не смог понять и доли мною сказанных чувств. Но Великан мог. Его наклонённая голова выражала невероятное прискорбие, я точно знал, что и он пережил не мало, а исходя из его слов, даже больше. Но я все равно не мог, не злится на него. Да и как?

Но что могло быть больше? Ведь дальше я вырос до размеров галактики. А пока рос, разрушал целые системы. Спасла меня от дальнейших разрушений лишь чёрная дыра, но и это было ненадолго. Стоя одной ногой на выскальзывающем чёрном теле, я смог дотянутся с начало до одной галактики, а потом и до другой. И каждую из них я сдавливал в своих ладонях желая вскарабкаться по ним подальше от млечного пути. Подвижки были, но малозначительные, каждая галактика, в конце концов, сгорела в руках, оставив за собой пламенные варежки, не боле. Увидев это я, осознал, что мой дом полностью уничтожен, посмотрел вниз, чтобы убедиться. Безнадёга полностью охватила мой разум, и я всё отпустил. Было уже наплевать.

Галактики мирно превращались в стволы деревьев, деревья в ветви, а ветви неумолимо уменьшались до размеров прожилок на листьях этих самых деревьев. Таким образом, передо мной предстала, структура обычной, но в тоже время светящейся губки. Пенная вечеринка чёрт её дери.

Знающий человек сказал бы структура мозга. Но мозг это и есть губка и вне черепа эта структура невероятно нежна и хрупка. Так же было и со вселенной. Отданный воле судьбы я не мог ничего больше поделать кроме, как наблюдать за разрушениями, которые я с каждым разом наносил всё больше и больше. А сон всё продолжался.

Вылупился.

С каждой секундой дальние слои по мере приближения становились всё ярче и ярче. Тем самым осветляя войды передних слоёв. Если во сне пришествия я видел свечку, то наяву я увидел взрыв десяти атомных бомб. Закрыть глаза веками и речи не могло быть, даже ладони просвечивали. От света просто не было спасения.

Моя неразрушимость пошатнулась. А кровь вновь начала вскипать. Похоже, что галактики становились, настолько малы, что проходили сквозь атомы и сквозь слой всё время защищавший меня.

Среди всего этого безумия я вдруг увидел перед собой маленькое пятнышко и впервые за долгое время, что-то не уменьшалось, а увеличивалось. Это что-то двигалось прямо на меня. Через мгновение я увидел, что это был, чей-то силуэт. Может это Бог пришёл спасти?

Я помахал, приветствуя незнакомца, и силуэт полностью отзеркалил моё движение. Но ещё через мгновение увиденное повергло в шок. Это была моя спина, это был я.

То же самое было и в других пяти сторонах и не в одном не было возможно увидеть своё лицо. Слева справа сверху снизу, куда не повернёшь голову, везде увидишь свой затылок. Вот, что произойдёт, если уменьшить бесконечное пространство до размеров коробочки. Стенки которой будут из тебя самого. Как только пространство сжалось вокруг меня, настала истинная тьма. Я стал, зажат между собой и собой. И тогда я понял, что именно это и была та самая, настоящая «стенность», что была в детстве. Перед сном я делал всё возможное, чтобы голова, не соприкасалась со стеной. Я боялся, что голова сольётся со стеной, хуже этого были только сиамские близнецы слепленные головами.

Это был самый животный страх из всех. Это паника. Воспоминание об автобусе и о том пареньке, что был раздавлен мной. Клаустрофобия из прихода ночи Айзека Азимова ни за что не сравниться с тем, что пережил я. А я несколько раз отключался от переизбытка потрясений, и тут же просыпался от всё нарастающей сдавливающей силы. Мой самый главный страх исполнился. И каждый раз мысли о том, что «это всего лишь сон», уничтожали меня изнутри, пока я не стал по настоящему мёртвым. Мой разум в буквально смысле запинали, а душу изнасиловали.

* * *

– Лучше бы ты дал мне умереть вместе с моими родными, чем обрекать меня на такие страдания, – сказал я Богу, и вытер залитые от слёз глаза. Сколько раз я молился думая, что это сотворил со мной бог. Но это сотворил со мной ты.

– Да, но ты жив и можешь всё вернуть, а я могу вновь стереть тебе память.

– Спасибо, но нет, я не хочу проживать это всё в третий раз.

– Я всё же не зря стер, когда ты вылез, ты не был человеком в тот момент. Всего лишь оболочкой, даже сердце твоё не желало биться. Не порядок. Ты сошёл с ума. И к твоему сведенью ещё во время прыжка. Там уже и так куча умерла по твоей вине, так ты ещё создал несколько малых землетрясений и одно огромное. Пару малых цунами и одно огромное. Растопил ледники в Гренландии. И прыжком унёс с собой одну треть воздуха, порвав тем сам.… – И тут он понял, что причиняет мне истинные страдания. – Но теперь ты хотя бы не лежишь мёртвым грузом, как сова клювом в землю уткнувшись. Многовековое затворничество сказалось на моих социальных навыках, извини. Внутри тебя целая вселенная, ты жив, а значит и она тоже.

– Но как? Я же видел, как вселенная в виде бабочки сгинула.

– Это была не твоя вселенная.

– А зачем соврал.

– Ну, а что я должен был сказать? Тебе ведь наплевать на чужие жизни. Как только твоя галактика была растоптана, а родные уничтожены, что ты сделал? Опустил руки! Вот, что такое сумасшествие: всё делать наоборот. Ты всё делал для спасения людей, но затем, что-то в тебе щёлкнуло, и ты переменился. Птицам это не положено, только коты могут ворчать, когда им хорошо и махать хвостом, когда плохо.